Коммуникативные стратегии похвалы и порицания в идиостиле Солженицына

Описание каждого события делится на составные элементы. Порицание не является для речи Солженицына однообразным и размеренным. Наоборот, разговорная речь совмещает экспрессивную фразу, обилие эмоционально окрашенных вопросительных и восклицательных фигур, синтаксические повторы. Присутствуют с необычайной выразительностью вводные слова и обороты. У них часто уникальный порядок слов: «Простите, здесь что – Европа, что ли?», «Инженер Прянчиков! Вы все еще вспоминаете Атлантическую хартию? А завещание вы написали? Кому вы отказали ваши ночные тапочки?», «Как говорится – что тебе надо больше всех? Больше всех – это тебе надо?», «Ну, кори, кори…нельзя, Глебка, мужчине знать одну только женщину, это значит – совсем не знать. Это обедняет наш дух».
...

-

В понятие порицания у Солженицына в «Одном дне..» вкладывается смысл осуждения или неодобрения существующей жизни в лагере. Этому способствуют различные языковые средства русского языка.
Среди фонетических средств находим анафору:
«Не подпишешь – бушлат деревянный, подпишешь – хоть поживешь еще малость», «Посылочник – тугой мешок. С посылочника – рви!», эпифору: «Это тебе не то, что шпионить. И дурак может шпионить», «Молдаван проклятый. Конвой проклятый. Жизнь проклятая…». Иногда автор намеренно искажает звуки в речи говорящего: «Хуб хрен, не разбираются, черти!», «Фуимется! – поднимется! Не влияет» для того, чтобы приблизить читателя к речевой разговорной обстановке и к мыслям героя.
В прозаической речи редко встречаются приемы аллитерации и ассонанса, однако, в «Одном дне…» они есть. Повторение согласных «с»: «Сколько ни молись, а сроку не скинут», «Ведь это что за стерва, гад, паскуда, загребанец?», повторение шипящих: «Жила этот латыш – …боится больше положить», «десять еще можно прожить, не околев, - а ну, двадцать пять проживи?!». Все это придает усиление выразительности внутреннего монолога Жухова.
Словообразовательные средства в технике порицания представлены Солженицыным в осуждении того, что заключенные должны работать в воскресенье:
«Так он и ждал, а услышал – повело всю душу, перекривило: воскресеньице-то кровное кому не жалко?» Суффикс «иц» имеет уменьшительно-ласкательную окраску. Далее встречаем такую же окраску у наречия в эпизоде мытья полов: «Ты легонько протри, чтоб только мокровато было, и вали отсюда» - суффикс «к» в слове «легонько», суффикс «оват» в слове «мокровато».

Заметки Жухова можно превратить в пословицы: «Сколько не молись, а сроку не скинут», «Потому, Алешка, что молитвы те, как заявления, или не доходят, или «в жалобе отказать», «Иные так разумеют: посылочник – тугой мешок, с посылочника – рви!», «Старший барака – вот еще сволочь страшная», «Доктора эти в бушлат деревянный залечат». В последнем примере встречаем метафору «деревянный бушлат». У Солженицына много таких примеров троп, связанных с тюремной тематикой: «– Да ты что?! – Дэр кричит, слюной брызгает. – Это не карцером пахнет! Это уголовное дело. Тюрин! Третий срок получишь!» (метонимия), «Первый раз глянешь – прямо страшно» (метафора), «Так нет бы беспокоиться раньше. Что ж ты – под самый развод? На!», «Обманули меня не круто? Может в моей граммы почти все?» (фразеологическое сращение), «Десять суток строгого!» (фразеологическое сращение), «Стой! – шумит вахтер. – как баранов стадо. Разберись по пять» (сравнение), «Нет, вкалывай, падло!» (метафора), «Ах, вот как! Ну, уже достаточно, чтобы вмазать вам двадцать пять» (метафора).Разговорная речь в творчестве Солженицына – это отдельная тема. При ее изучении рассматривается каждый из диалогов, монологов.Для синтаксиса порицаний характерны «рубленые» предложения с вопросом и восклицанием. Рассмотрим роман Солженицына «В круге первом» с точки зрения порицания в тексте. Действие разворачивается на Марфинской «шарашке». Это спецтюрьма. Своеобразный научно-исследовательский институт, но действие иногда переносится в кабинет министра МГБ Абакумова, московскую квартиру прокурора Макарыгина на Калужской заставе, комнату Сталина. Частная жизнь людей, которые лишены этой своей жизни в ее естественных проявлениях, содержит много оттенков порицания. Они встречаются почти на каждой странице. «А чего лишили нас, скажи? - говорит в разговоре с Нержиным Ростислав Доронин. - Права ходить на собрания? На политучебу? Подписываться на заем? Единственное, в чем Пахан мог нам навредить - это лишить нас женщин! И он это сделал». Фонетические особенности находим уже в самом начале романа. «Как? Какой авеню? – удивился атташе и задумался. – А откуда я знаю, что ви говорить правду?» - данный пример иллюстрирует искажение звуков иностранцем. Автор намеренно пишет мужской род в «какой авеню?» и неверно мягкое «ви». «Ви» используется в освоении русской речи иностранцами на письме уже давно. Это делается для отражения того, что это говорит американец. Далее: «- Херц, херц! Ноль целых, херц десятых – вот это у вас только и получается! На хрена мне твои ноль целых? Ты мне аппарата дай – два! Целых! Когда? А?» Искаженное повторение слова «херц» используется с заменой звука «г», возможно фрикативное «г». Это также пример анафоры. «Что за черт? Почему в комнате темно? Почему так рано гасят белый свет?» - анафора. Солженицын в примере «Ты мимо чьего кабинета топаешь, хам?? Как твое фамилие?» вместо правильного употребления звуков употребляет неверные. Это делается, на наш взгляд, для иронии в характеристике образа кричащего Мамурина.Особенное словообразование в тексте порицания встречается в диалогах романа. «Нет в войне на хренышка хорошего!» - суффикс «ышк» уменьшительно-ласкательный. Также употребляется с целью иронии. Большая доля в порицании - это соединение двух основ слов: «Это как – спецтему?», «Меня нет в профсоюзе!». Чаще всего слова из трудовой терминологии и жаргона. Автор использует для отражения разговорной просторечной речи. «Да у него опять сдвиг фаз» - вместо «сдвиг по фазе». Намеренная ошибка для усиления выразительности речи героя. В суффиксах имен прилагательных часто встречаем «ск», выражающие принадлежность к месту или положению: «ленинградский», «исторический», «сибирский», «технический».В языке порицания «В круге первом» представлены аффиксальные словообразовательные морфемы. К их числу относятся: «гео-, электро-, гидро-, радио-, -метр, -граф». Также среди актуальных аффиксальных морфем выделяются: «ди(з)-, диа-, изо-, анти-, -ци-я, -изм, -ат, -оид, -ом-а». Потому что герой работает в «шарашке» изобретателей. Эти морфемы характерны для речи физиков, радиотехников, ученых. Для художественного текста порицания «В круге первом» характерно широкое употребление наречий и прилагательных. Например: «Ничего не стоит. Кто ж нынче ест селедку мезенского засола и пшенную кашу! Пошло». «Жалкая личность! Это- из лучших книг двадцатого века», «Ужасно было записывать его лекции! Стенографистки приходили в отчаяние!» Это придает каждому предложению порицания яркую художественную окраску. Среди морфологических особенностей выделим частотность употребления именительного падежа имен существительных: «Мерзавец. Но если хочешь, в этом есть таки рациональное зерно…», «Тупица! Боров тупой!», «Математика! – и артикуляция… Вы променяли пищу богов на чечевичную похлебку. Идите», «Лаврентий! Какой дурак у тебя начальником связи? Убери». Это делается для уточнения имени того, к кому обращаются. Также часто это обращения в предложении.Часто в морфологических особенностях встречаем удвоение слов: «Ну, кори, кори…нельзя , Глебка, мужчине знать одну только женщину, это значит – совсем не знать. Это обедняет наш дух», «То есть как это – спать? Все люди работают, а вы – спать?», «- Херц, херц! Ноль целых, херц десятых – вот это у вас только и получается! На хрена мне твои ноль целых? Ты мне аппарата дай – два! Целых! Когда? А?», «Глупости! Лапоть вправо, лапоть влево. Не наугад щупать надо, а метод искать». Это характерно для разговорного стиля речи.Формы глаголов настоящего времени придают актуальность прошедшим событиям: «Глупости! Лапоть вправо, лапоть влево. Не наугад щупать надо, а метод искать», «Ну, кори, кори…нельзя, Глебка, мужчине знать одну только женщину, это значит – совсем не знать. Это обедняет наш дух», «Ничего не стоит. Кто ж нынче ест селедку мезенского засола и пшенную кашу!», «Лаврентий! Какой дурак у тебя начальником связи? Убери». Динамика в «разговоре» с читателем достигается глаголами оценочной окраски на «-ать»: «У тебя нет совести. Сколько ты под эту марку перебрал литературы из Ленинки?», «Да пошел ты вон! Это Пахану так выгодно рассуждать! На этих «двух мирах» он под себя всех и подмял», «То есть как это – спать? Все люди работают, а вы – спать?». Глаголы стоят в разной форме лица и числа в следующих предложениях: «Да вы и в Европе не были. Откуда же вам научиться жить?», «Все-таки ты – умственно убог. Это меня беспокоит», «Потому что у тебя ума не хватало, дура!», «Нет, у тебя таки совсем вывернуты мозги, - отчаялся Рубин. – Ну, определи лучше». Здесь это уместно, так как в экспрессивной речи это допускается. Много глаголов – инфинитивов с оценочной и восклицательной окраской: «Мне не на что больше жить! Меня никуда не примут! Я не могу!», «Мне лучше умереть!», «Я перестала ходить к сестрам!», «Ларик, родной мой, ну сделай как-нибудь, чтоб освободиться раньше!».