Российский уголовный закон: история становления.

Обращаясь к вопросам историко-правового анализа процессов становления и развития мер уголовно-правового характера в российском праве, важно отметить, что к сегодняшнему дню они не получили всестороннего и целостного освещения на страницах юридической печати. Наука традиционно уделяет повышенное внимание проблемам генезиса уголовного наказания, в рамках соответствующих разработок обращается к изучению истории мер воспитательного и медицинского характера, конфискации имущества, условного осуждения и т.д., однако работ, представляющих собой исследование всего комплекса мер уголовно-правового характера, пока нет. Между тем необходимость его очевидна: она определяется потребностью в получении новых знаний, позволяющих оценить современное состояние и перспективы развития мер уголовно-правового х ...

ВВЕДЕНИЕ 3
1. История развития уголовного законодательства 5
1.1 Развитие российского уголовного законодательства в XVII-XVIII вв. 5
1.2 Развитие уголовного законодательства в XIX веке 12
1.3 Развитие уголовного законодательства в первой половине XXв. 19
2. Особенности Уголовного кодекса Российской Федерации 26
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 37
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ 41

Актуальность. История уголовного права была и остается важнейшим разделом уголовно-правовой науки. Она всегда актуальна, поскольку, выявляя корни и пути трансформации уголовно-правовых предписаний, позволяет лучше понять их современное состояние и возможные перспективы дальнейшего развития. Л.В. Черепнин пишет: «Каким бы отдаленным отрезком времени не занималась история, через него она видит путь к сегодняшнему дню, а через сегодняшний день – в будущее».
Интерес к истории особенно возрастает в кризисные периоды развития уголовного права, когда содержание его нормативных конструкций уже не отвечает общественным потребностям, когда требуется поиск новых, адекватных криминальным угрозам средств и методов уголовно-правового воздействия на преступность. Именно в такое время история уголовного п рава способна продемонстрировать практически весь спектр многообразных уголовно-политических и уголовно-правовых решений, их правовые результаты, социальные и криминологические последствия. Историческое знание выступает при этом своего рода эмпирическим материалом, предоставляя столь необходимые современной социально-управленческой практике социальные модели и опытные образцы, которые могут служить и вполне надежной страховкой от необоснованных решений, и залогом успеха в непростом деле социального и уголовноправового реформирования.
Сегодня российское уголовное право переживает как раз такой период своего развития. Мнение норвежского профессора Матиссона о кризисе уголовного наказания, высказанное в 1974 г., не просто получило широкое распространение в рамках в общественно-политической дискуссии в России на рубеже XX–XXI вв., но и было экстраполировано на оценку практически всех направлений уголовно-правового регулирования: криминализацию деяний, установление пределов уголовного права, параметры санкций, реформирование закона и т.д. Это позволило значительной части российских исследователей сформулировать в целом согласованную, единую позицию по признанию наличия глубочайшего системного кризиса уголовной политики и уголовного права, обоснованию необходимости решительных, кардинальных действий в целях обновления основ уголовно-правового регулирования.
Теоретической основой исследования стали основные труды ученых-процессуалистов в данной области: Андреев Б.В., Атаманов Р.С., Батурин Ю.М., Вехов В.Б., Волженкин Б.В., Воробьев В.В., Головин А.Ю., Голубев В.А., Дворецкий М.Ю., Маляров А.И., Номоконов В.А. Селиванов Н. А. Федоров В. Черкасов В. Н. Данными авторами было подробно изучены особенности истории развития уголовного закона в Российской Федерации.
Объектом исследования выступают общественные отношения, возникающие в области истории развития уголовного закона.
Предметом исследования выступают нормы уголовного права, уголовно-процессуального, иных нормативно-правовых актов, регламентирующих указанные правоотношения, статистические данные, а также научная, в том числе монографическая литература, научно-практические и теоретические разработки, связанные с историей развития уголовного закона.
Цель настоящего исследования заключается в теоретическом и практическом изучении особенностей развития уголовного закона.
Для ее достижения были поставлены следующие задачи:
1. Проанализировать историю развития уголовного законодательства.
2. Проанализировать особенности Уголовного кодекса Российской Федерации.
Методологической основой исследования является диалектический метод научного познания. В процессе исследования также применялись частно-научные методы: сравнительно-правовой, системно-структурный, логический, конкретно-социологический, исторический, статистические методы с приемами анализа и синтеза, описания и так далее.

Применительно к функции точного определения санкции нормы имеют место как правила, определяющие размеры наказания или наличие наказаний, если они не предусмотрены в статье Особенной части уголовного закона (ст. 50, 69, 76, 77 и др.), так и правила, исключающие виды наказаний, если они предусмотрены в ней (ст. 42, 47, 64, 65 и др.).Правила, конкретизирующие и детализирующие критерий назначения наказания («меру вины»), регламентировали непосредственно оцениваемые судом обстоятельства — «количество и важность причиненного вреда» (ст. 131), «свойство умысла» (ст. 132), «чин и состояние преступника» (ст. 133) и т.д., направления их оценки — «более вина», «увеличивает вину», «умножает вину» (ст. 131–135), «облегчает меру наказания», «вина уменьшается», «приемлются судом во уважение» (ст. 140–141, 143) и т.п., модусы оценки — «чем более чин и важнее состояние преступника» (ст. 133) и т.п., силу действия и границы оценки — «наказание, хотя и не изменяется в его роде, но по усмотрению суда смягчается в виде его и степени» (ст. 141), согласование оценки обстоятельств — «когда покушение на преступление само по себе составляет особое преступление… тогда оно подлежит наказанию, за то особое преступление определенному» (ст. 127).Вместе с тем сложившаяся система не была еще достаточно совершенной.Во-первых, сами правила иногда были неопределенными в содержании, отсылали к более общим положениям, создавая тем самым логически замкнутый круг. Так, согласно ст. 120–121, предписывалось избирать наказание по мере вины, определяемой в том числе по мере умышленности или неумышленности преступления, а, согласно ст. 125, при отсутствии точно установленного в санкции наказания за неосторожное преступление суд должен был осуществлять пенализацию по своему усмотрению «сообразно обстоятельствам дела, состоянию виновного и мере его вины».Во-вторых, в зачаточном состоянии находилась существенная для системы группа специальных правил — правила о совокупном наказании за совершение нескольких преступлений. Ст. 134, давая дефиницию стечению (совокупности) преступлений, указывала лишь на необходимость ужесточения наказания безотносительно к параметрам такового. Аналогичное правило содержалось в ст. 135 о повторении преступлений, которое при современной интерпретации соответствовало случаям рецидива преступлений и совокупности приговоров. Зависимость окончательного наказания от наказаний за конкретные преступления не прослеживалась.Во многом, как следствие этому, отсутствовали положения об определении и исчислении сроков наказания (подсистема технических (оформительских) специальных правил) и не реализовывалась функция его арифметики.В-третьих, регламентация специальных правил имела ряд недостатков, обусловленных низкой юридической техникой. При универсальности части норм многие другие специальные правила, как и прежде, закреплялись казуистичным образом.Например, в ст. 79 гл. 3 «Об изъятиях от телесного наказания по состоянию подсудимого» закреплялось общее правило об освобождении от телесных наказаний дворян, духовенства, почетных граждан, купцов 1 и 2 гильдий, а также в установленных законом случаях иных лиц. Последующие почти сорок статей главы подробно детализировали данные положения, в чем, с точки зрения законодательной техники, по большей части необходимости не было.Как отмечается в специальной литературе: «Свод законов содержал значительно более четкие формулировки, более точные определения по сравнению с ранее действовавшими законами, но преодолеть архаизм прежнего законодательства составители не смогли...».В-четвертых, присутствовала определенная несогласованность общей системы пенализации.Применительно к неопределенным санкциям («наказать яко преступника указов», «наказать по всей строгости законов») закон предписывал суду избирать наказание, представляемое на утверждение вышестоящей инстанции, без конкретизации критериев, обстоятельств, особенностей и т.п. его назначения (ст. 119), т.е. без отсылки к специальным правилам. Связь с ними можно только предположить и только на основании логического и системного толкования узаконений: нормы главы «О мере наказания по мере вины» должны соответствовать ее наименованию, и мера вины закреплена как критерий наказания применительно к другим видам санкций (ст. 120–121).Перечисленные недостатки объективны. Свод законов Российской империи систематизировал накопленный уголовно-правовой материал, не вводя новых норм, т.е. в форме консолидации законодательства. Вместе с тем получили нормативное закрепление основные элементы системы, четко прослеживаются их внутренние взаимосвязи, что означает существование достаточной основы для дальнейшего развития и совершенствования специальных правил назначения наказания.1.3 Развитие уголовного законодательства в первой половине XXв.Под лозунгом «социалистической законности» в конце 1930-х гг. наблюдается восстановление в уголовном праве идей и институтов, отвергнутых на прежнем этапе его развития. Вместе с тем здесь необходимы две оговорки.В 1930–50-е гг. и в меньшей степени в последующие десятилетия в СССР существовало, если можно так выразиться, «два уголовных права»: общеуголовное и политическое. Мы исследуем преимущественно первое, поскольку второе – самостоятельный, не правовой, а скорее политический, с элементами права феномен.Политическая репрессия никогда не знала правовых границ (или понимала их весьма своеобразно), поэтому говорить о каких-то концептуальных правовых началах применительно к ней бессмысленно; может быть, допустимо говорить о концептуальных внеправовых (политических) началах, которые, однако, требуют отдельного исследования.Второй момент связан отчасти со сказанным. На протяжении всей своей истории советское уголовное право носило отпечаток господствующего в стране социально-политического строя. На первых порах (до 1950-х гг.) оно объявлялось орудием борьбы с классовыми врагами; позднее оно стало общенародным и противопоставлялось лишь «буржуазному» законодательству: «В период построения социализма в нашей стране уголовная политика отражала состояние классовой борьбы внутри страны, защищала классовые интересы пролетариата и его союзника – крестьянства и своим острием была направлена против свергнутых эксплуататорских классов. С построением социализма, а тем более с созданием развитого социалистического общества классовый характер советской уголовной политики существенно изменился. Она выражает волю и защищает интересы рабочих, крестьян и интеллигенции, направлена своим острием против подрывной деятельности империалистического лагеря и преступных проявлений буржуазной психологии и морали, активно способствует построению бесклассового общества». Эти идеологические установки не являлись только видимостью; в ряде случаев они проникали в содержание позитивного уголовного права, почему мы и называем этот период социалистическо-классическим.Его первыми внешними признаками стало возвращение в уголовное законодательство ранее отвергнутых терминов. Постановление ЦИК СССР от 8 июня 1934 г. «О дополнении Положения о преступлениях государственных (контрреволюционных и особо опасных для Союза ССР преступлениях против порядка управления) статьями об измене Родине» ввело в терминологический оборот «высшую меру уголовного наказания» (т. е. расстрел), которая раньше именовалась «высшей мерой социальной защиты» (прим. 2 к ст. 10 Основных начал уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1924 г.).Этот же термин был впервые использован в республиканском уголовном законодательстве с принятием на основе союзного акта уже упоминавшегося постановления ВЦИК и СНК РСФСР от 20 июля 1934 г. «О дополнении Уголовного кодекса РСФСР статьями 58-1а, 58-1б, 58-1в, 58-1г».Начинается период дуализма в терминологии: «старые» статьи УК РСФСР 1926 г. говорят о мерах социальной защиты, «новые» – о наказании. Так, например, ст. 12 УК РСФСР в печально известной редакции постановления ВЦИК и СНК РСФСР от 25 ноября 1935 г. «Об изменении действующего законодательства РСФСР о мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних, с детской беспризорностью и безнадзорностью» позволяла применять смертную казнь к подросткам, достигшим 12 лет: «Несовершеннолетние, достигшие двенадцатилетнего возраста, уличенные в совершении краж, в причинении насилия, телесных повреждений, увечий, в убийстве или попытке к убийству, привлекаются к уголовному суду с применением всех мер наказания». (Хотя УК РСФСР непосредственно не предусматривал смертную казнь за эти деяния, её применение допускалось особыми нормативными правовыми актами, например, постановлением ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г. «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности»).Закон СССР от 16 августа 1938 г. «О судоустройстве СССР, союзных и автономных республик» сконструировал формулу наказания, которая на протяжении последующих десятилетий станет предметом дискуссии в науке уголовного права о содержании, сущности и целях наказания. В соответствии со ст. 3 закона «советский суд, применяя меры уголовного наказания, не только карает преступников, но также имеет своей целью исправление и перевоспитание преступников». Именно включение слова «кара» является очевидным следом классической школы уголовного права.Статья 4 этого же закона в неявной форме закрепила принцип nullum poena sine lege: «Указанные в ст. 2 настоящего Закона задачи суды в СССР осуществляют путем: а) разбирательства в судебных заседаниях уголовных дел и применения установленных законом мер наказания к изменникам Родины, вредителям, расхитителям социалистической собственности и другим врагам народа, а также к грабителям, ворам, хулиганам и иным преступникам…».В 1946 г. эта норма закона позволила Верховному Суду СССР признать «отпавшей» ст. 22 Основных начал уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1924 г., допускавшей применение мер социальной защиты независимо от привлечения к уголовной ответственности. В постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 12 июля 1946 г. было указано: «По общему смыслу советского уголовного законодательства наказание может быть назначено судом лишь в случае признания подсудимого виновным в совершении определённого преступления. …Исключается возможность применения судом наказания к лицам, не признанным виновными в совершении того или иного определённого преступления. …Наказание может быть применено судом лишь к лицам, совершившим определённые преступления, примерный, но не исчерпывающий перечень которых приведён в самом законе».Из закона, таким образом, постепенно устранялись крайние взгляды социологической школы уголовного права.В уголовном праве «восстанавливаются» и другие понятия и институты, отвергавшиеся на предыдущем этапе его развития. Так, в уже упоминавшемся постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 12 июля 1946 г. используется понятие вины («наказание может быть применено судом при наличии вины умышленной или неосторожной лишь к лицу, совершившему определённое общественно-опасное действие или бездействие»), а в комментарии на это дело М. М. Исаев и А. А. Пионтковский употребляют термин «состав преступления».В постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 10 января 1947 г. состав преступления воссоздаётся с помощью его элементов: «Для правильной квалификации… деяния необходимо проанализировать его объективную и субъективную стороны».«Невнимание к субъективной стороне состава преступления, – пишут в этой связи М. М. Исаев и А. А. Пионтковский, – означает сползание на позиции объективного вменения, чуждые нашему социалистическому уголовному праву».Дальнейшее развитие уголовного законодательства показывает возвращение идей классиков в уголовный кодекс.В 1958 г. были приняты новые Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик. Бесспорным шагом вперёд в них стал отказ от аналогии уголовного закона. В соответствии с ч. 2 ст. 3 Основ «никто не может быть признан виновным в совершении преступления, а также подвергнут уголовному наказанию иначе, как по приговору суда и в соответствии с законом».Как следствие, в определении преступления (ч. 1 ст. 7) наряду с материальным признаком появился и формальный – указание на предусмотренность деяния уголовным законом.В литературе отказ от аналогии уголовного закона приветствовался: «…с одной стороны, те объективные условия, которые вызывали необходимость в наказуемости общественно опасных деяний по аналогии в первый период существования Советского государства, отпали; с другой – укрепление социалистической законности и развитие социалистической демократии представляет объективную необходимость в период построения современного общества».Статья 6 Основ закрепляла общие правила действия уголовного закона во времени, отказавшись от обратной силы более строгого закона и допустив таковую в отношении менее строгого.Не используя термин «состав преступления», Основы фактически использовали конструкцию состава преступления как единственного основания уголовной ответственности («уголовной ответственности и наказанию подлежит только лицо, виновное в совершении преступления, то есть умышленно или по неосторожности совершившее предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние» (ч. 1 ст. 3)), и это впоследствии, как будет показано далее, стало господствующим мнением в литературе. В Основах определялись формы вины (ст. 8–9), условия уголовной ответственности несовершеннолетних (ст. 10), понятие невменяемости (ст. 11), обстоятельства, исключающие преступность деяния (ст. 13–14), регламентировались институты неоконченного преступления (ст. 15–16) и соучастия (ст. 17).В понимании наказания Основы сохранили неоднозначную формулировку закона 1938 г.: «Наказание не только является карой за совершенное преступление, но и имеет целью исправление и перевоспитание осужденных в духе честного отношения к труду, точного исполнения законов, уважения к правилам социалистического общежития, а также предупреждение совершения новых преступлений, как осужденными, так и иными лицами. Наказание не имеет целью причинение физических страданий или унижение человеческого достоинства» (ст. 20).Пожалуй, именно в институте наказания и его назначения наиболее широко сохранились следы социологической школы уголовного права. В частности, общие начала назначения наказания требовали от суда, руководствуясь социалистическим правосознанием, учесть не только характер и степень общественной опасности совершенного преступления, но также личность виновного и обстоятельства дела, смягчающие и отягчающие ответственность (ст. 32). Основы допускали условное осуждение (ст. 38), условно-досрочное освобождение от наказания и замену наказания более мягким (ст. 44).Таким образом, рассматриваемый период характеризуется постепенным восстановлением сложившихся в дооктябрьском уголовном праве концептуальных начал последнего. Вместе с тем это восстановление, во-первых, было ограничено уголовно-политическими соображениями, которым подчинялся уголовный закон, а через него и закреплённые в нём концептуальные начала. Вовторых, сравнительно «лёгкое» восстановление концептуальных начал применительно к уголовному закону и преступлению не было таковым соотносительно с наказанием: на уровне теории уголовного права шла оживлённая дискуссия, отражавшая, по сути, борьбу между социологическими и классическими направлениями.2. Особенности Уголовного кодекса Российской ФедерацииПопытаемся определить основные направления, которых придерживается ныне законодатель при изменении уголовного закона. Они должны быть предопределены, прежде всего, принципами уголовного права заложенными в ст. 3–7 УК РФ: законность, равенство, вина, справедливость, гуманизм, а также идеи дифференциации и индивидуализации ответственности, экономии мер уголовной репрессии, целевого устремления последней, а в определенной мере – неотвратимостью ответственности. Законодатель обязан был бы выстраивать генеральную линию уголовной политики, руководствуясь стремлением быть в этом вопросе во всем последовательным и логичным.Ничего подобного не наблюдается: судя по уже осуществленным изменениям и дополнениям УК РФ, в нормотворчестве преобладают конъюнктурные, сиюминутные, ситуационные соображения,характерны непоследовательность, противоречивость решений, что не может не сказываться на авторитете уголовного закона. Проиллюстрируем сказанное на некоторых примерах: во-первых, из принципа законности (ст. 3 УК РФ) следует необходимость обеспечения стабильности уголовного закона. Общая часть в этом отношении выглядит так: при 104 статьях в первоначальной редакции без изменений и дополнений остается лишь 40 % их, утратили силу три нормы (о неоднократности, конфискации и освобождении от уголовной ответственности вследствие изменения обстановки – ст. 16, 52 и 77), появилось восемь новых статей. Основная же доля изменений и дополнений пришлась на Особенную часть УК: из 256 статей (в первоначальной редакции) на сегодня не подверглись корректировке только 10 (4 %). Девять статей утратили силу, а появилось новых 79 статей (более 30 %). Изменена 3 и более раза треть статей.Такой экзекуции, пожалуй, не подвергался ни один уголовный закон в истории всего отечественного уголовного права. Все это дает многим юристам и официальным властям основание ставить вопрос о необходимости разработки нового Уголовного кодекса РФ. Но есть опасение, и небезосновательное, что в условиях крайней нестабильности общественных отношений это вряд ли что-то изменит по существу, ибо тут же, вскоре, с удвоенной энергией возобновятся законодательные работы по усовершенствованию УК РФ.Во-вторых, набирают обороты в Кодексе два противоположной направленности явления: закручивание гаек – либерализация уголовного законодательства. Первое из них выражается в курсе на ужесточение ответственности и наказания за отдельные категории посягательств, как то: половые преступления, наркопреступность, терроризм, экстремизм, рейдерство и т. д.Следует отметить, что законодатель испытывал затруднения относительно того, надо ли в отдельных статьях о половых преступлениях сохранять указание на заведомость применительно к возрастному порогу потерпевшего, что проявилось во включении требования заведомости в одни составы половых преступлений и, напротив,исключении ее из других составов. Пришлось законодателю пересматривать свою позицию и касательно соотношения понятий «беспомощное состояние» и недостижение потерпевшим 12-летнего возраста (см. примечание к ст. 131 УК). Добавим, что остался нерешенным вопрос о квалификации развратных действий без применения насилия, но с применением угрозы насилием или с использованием беспомощного состояния несовершеннолетнего потерпевшего; думается, неопределенность возникла из-за несоблюдения правил конструирования состава, ведь в ч. 1 ст. 135 УК РФ конструктивным негативным признаком развратных действий законодатель назвал только совершение их «без применения насилия», хотя не только насилие сопровождает насильственные действия сексуального характера и служит разграничительным признаком наказуемых по ст. 135 развратных действий с преступлениями, квалифицируемыми по ст. 131 и 132 УК РФ.В-третьих, тенденцией, противоположной рассмотренной, является стремление законодателя смягчить уголовную ответственность лиц, совершающих экономические преступления (гл. 22 УК РФ).