Взгляд Фонвизина на Западную Европу.

Оглавление


Введение
Глава I. Источники и историография
§1. Письма Д. И. Фонвизина как исторический источник
§2. Обзор литературы по данной теме
Глава II. Фонвизин и его взгляд на Западную Европу
§1. Формирования мировоззрения Фонвизина
§2. Путешествие Фонвизина по Европе и его впечатления
2.1. Положительные оценки Фонвизина в отношении Европы
2.2. Отрицательные оценки Фонвизина событий в Европе
2.3. Взгляд Фонвизина на просвещенный Запад
2.4. Последние годы деятельности литератора
Заключение
Список использованной литературы

Взгляд Фонвизина на Западную Европу.

«Мнения» Цицерона он переводил великолепно, читал хорошие переводы нравоучительных книг.Еще в гимназии Д. Фонвизин перевел с немецкого 183 басни знаменитого в свое время датского писателя Л. Гольберга, к которым затем добавил еще 42. Много переводил он и позже – переводы составляют большую часть всех его сочинений.М. Херасков напечатал в ноябрьском номере «Полезного увеселения» 1761 г. фонвизинский перевод рассказа «Правосудный Юпитер». Кроме того, Фонвизин переводил статьи об употреблении зеркал в древности, о способах обучения рисованию, аллегорическую сказку «Торг семи муз», повествующую о страсти людей к золоту и пустым титулам, теоретическую статью французского критика «Рассуждение о действии и сущности стихотворства».В 1762 году Фонвизин поступил в Московский университет, но вскореоставил его, переехал в Петербург и поступил на службу. Примерно в то же время по рукам стали ходить его сатирические стихотворения. Из них позднее были напечатаны и дошли до нас два: басня «Лисица-Кознодей» (проповедник). В 1762 году Фонвизин начал работу над переводом трагедии великого французского писателя, философа-просветителя Вольтера «Альзира» и издал перевод первой книги романа французского писателя Террасона «Геройская добродетель, или жизнь Сифа, царя египетского».Переехав в Петербург, Фонвизин начал сочинять комедии – жанр, в котором он больше всего прославился. В 1764 году он написал стихотворную комедию «Корион», переделанную из сентиментальной драмы французского писателя Л. Грессе «Сидней». Примерно тогда же написана ранняя редакция «Недоросля», оставшаяся необнародованной. В конце 60-х годов была создана и имела огромный успех комедия «Бригадир», сыгравшая важную роль в судьбе самого Фонвизина.Услышав «Бригадира» в авторском исполнении (Фонвизин был замечательным чтецом), писателя заметил граф Никита Иванович Панин. Он в то время был воспитателем наследника престола Павла и старшим членом Коллегии (фактически министром) иностранных дел.«Несомненный интерес представляет статья «Сокращение о вольности французского дворянства и о пользе третьего чина». Существуют разные суждения об этой статье, но независимо от того, перевел Фонвизин сочинение какого-то иностранца, написанные для России или изложил содержание разных работ, завершив собственной концовкой, в «Сокращении» высказаны важные положения. Оно начинается с рассуждения, что говорить о вольности дворянства бессмысленно, так как понятия «неволя» и «дворянство» так же исключают друг друга, как жизнь и смерть. Во второй части речь идет о значении «третьего чина» (то есть третьего сословия, который признается «душой общества». К нему относятся промышленники, купцы, горожане, вышедшие из народной среды чиновники, поэты, ученые, врачи. «Словом, в России надлежит быть: 1) дворянству, совсем вольному; 2) третьему чину (крестьянству) совершенно освобожденному и 3) народу, упражняющемуся в земледельстве, хотя не совсем свободному, но по крайней мере имеющему надежду быть вольным»».Как воспитатель Панин разрабатывал для своего подопечного целую политическую программу – по существу, проект российской конституции. Фонвизин стал личным секретарем Панина. Они подружились настолько, насколько это было возможно между знатным вельможей и его подчиненным.Молодой писатель попал в центр придворных интриг и вместе с тем самой серьезной политики. Он принимал непосредственное участие в конституционных замыслах графа. Вместе они создали своеобразное «политическое завещание» Панина – написанное незадолго до его кончины «Рассуждение о непременных государственных законах» (1782 г.).Скорее всего Панину принадлежат основные мысли этого сочинения, а Фонвизину – их оформление. В «Рассуждении», исполненном замечательных по остроумию формулировок, доказывается прежде всего, что государь не имеет права управлять по своему произволу.Без прочных законов, полагает Фонвизин, «головы занимаются одним промышлением средств к обогащению; кто может – грабит, кто не может – крадет».Именно такую картину видел Фонвизин в России. Но не лучше оказалась и Франция, где писатель путешествовал в 1777 – 1778 гг. (отчасти для лечения, отчасти с какими-то поручениями по дипломатической части).Свои безрадостные впечатления Фонвизин излагал в письмах к сестре и к фельдмаршалу Петру Панину, брату Никиты Ивановича.Вот некоторые выдержки из этих писем, которые Фонвизин собирался даже опубликовать: «Деньги суть первое божество сей земли. Развращение нравов дошло до такой степени, что подлый поступок не наказывается уже и презрением…», «Редкого я встречаю, в ком бы неприметна была которая-нибудь из двух крайностей: или рабство, или наглость разума».Многое в письмах Фонвизина кажется просто домыслами избалованного барина. Но в общем нарисованная им картина страшна именно потому, что верна.Фонвизин увидел состояние общества, которое через двенадцать лет разрешилось революцией.§2. Путешествие Фонвизина по Европе и его впечатленияВ годы службы у Панина у Фонвизина почти не оставалось времени заниматься литературой. Оно появилось в конце 1770-х гг., когда Панин уже болел и находился в необъявленной опале.В 1777 – 1778 гг. Фонвизин путешествовал по Европе и довольно долго пробыл во Франции. Там же назревал революционный взрыв. Буржуазия шла на штурм власти. Феодализм разваливался на глазах. И вот, Франция произвела на Фонвизина тягостное впечатление. Он видел явственное приближение крушения старого режима, он видел торжество Вольтера – грандиозную демонстрацию, устроенную великому врагу деспотизма и фанатизма французским народом; но он не был охвачен пафосом грядущих побед буржуазии, он брюзжал, его раздражало то, что было в стране началом обновления, тем более, что он не мог горевать и о прошлом; во Франции он увидел остатки той же тирании, которую он ненавидел в России. И рабство феодальной Франции прошлого, и капитализация «свободной» Франции будущего вызывают его негодование.Фонвизин высмеивает аппарат высасывания из страны налогов, произвол, неправосудие, разврат власти и «высшего общества» старого порядка. Но с удивительной зоркостью видит он и ложь буржуазных свобод при сохранении власти денег.«Фонвизина интересует Франция не только и не столько сама по себе, сколько потому, что он надеется, изучив ее, лучше понять пути России. Во имя своей Родины он мыслит и творит.«Горячая любовь к ней заставляет его искать лекарств от язв, разъедающих ее. И вот он убедился в том, что путь Франции не дает счастья народу, здоровья государству. Для России он хочет большего, чем развитие капитализма; чего именно он хочет – он и сам ясно не представляет себе. Но он знает, что в России плохо, и знает, что именно в России, прежде всего, плохо: рабство и самодержавно-чиновничья деспотия. Пока и то и другое существует, он задыхается на родине и мечется в поисках освобождения».Фонвизин не был чужд мнений мыслителей Франции. В основе его концепции идеального государства лежит учение Монтескье. Но только, если сам Монтескье, рисуя различные типы государственного устройства, готов предпочесть буржуазную демократию с движущим принципом ее, «добродетелью», Фонвизин избирает другой идеал – аристократическую ограниченную монархию, движущая пружина которой – честь.«Революционно-демократическое политическое мировоззрение Руссо или Мабли ему чуждо. Но всеми силами своей души он ненавидел деспотию, неограниченное «беззаконное» самодержавие, ненавидел вместе с Монтескье и с его гораздо более радикальными учениками. Деспотия – это правительство Екатерины II, правительство Потемкина. «Царь, коего самовластие ничем не ограничено» – первый враг Фонвизина. «Фундаментальные законы» (по Монтескье), конституция – первое его требование. В одном из его переводов читаем: «Человек рожден свободным, никогда не покорялся прихотям государским» («Похвальное слово Марку Аврелию» Тома)».Видное место среди книг, изданных в царствование Екатерины II, занимают также театральные пьесы, комедии и драмы, оригинальные и переводные, печатавшиеся преимущественно в Петербурге.Отдельными книгами вышли драматические «Сочинения и переводы» Владимира Лукина, пьесы Сумарокова, Княжнина, Николаева, Фонвизина, Хераскова, Майкова, самой императрицы Екатерины II, Крылова, Ключарева, Плавильщикова, а затем переводы из Шекспира. Однако незаслуженно забыт Фонвизин как переводчик и автор известных пьес.Фонвизин уже в 1781 году окончил лучшее свое произведение – комедию «Недоросль». Неудовольствие каких-то высоких властей на несколько месяцев затянуло ее постановку.В мае 1782 года (после смерти Панина) Фонвизину пришлось уйти в отставку. В октябре того же года наконец состоялась премьера «Недоросля» – самый большой успех в жизни автора.Некоторые восхищенные зрители кидали на сцену полные кошельки – в те времена знак высшего одобрения.В отставке Фонвизин целиком посвятил себя словесности. Он был членом Российской Академии, которая должна была объединить лучших русских писателей.Академия работала над созданием словаря русского языка, Фонвизин взял на себя составление словаря синонимов, которые он, буквально переводя слово «синоним» с греческого, называл «сословами».«Опыт российского сословника» Фонвизина для своего времени был очень серьезным лингвистическим трудом, а не просто ширмой для сатиры на екатерининский двор и способы управления императрицы государством (так это сочинение нередко толкуют).Правда, примеры на свои «сословы» Фонвизин старался придумать поострее:«Проманивать (обещать и не делать) есть больших бояр искусство», «Сумасброд весьма опасен, когда в силе».Самым ярким сатирическим произведением, напечатанным в «Пустомеле» Новикова, является «Послание к слугам моим Шумилову, Ваньке и Петрушке», принадлежащее перу Дениса Ивановича Фонвизина – впоследствии знаменитого автора «Недоросля»:Попы стараются обманывать народ,Слуги дворецкого, дворецкие господ,Друг друга господа, а знатные бояря…Нередко обмануть хотят и государя…Что дурен здешний свет, то всякий понимает,А для чего он есть, того никто не знает.Басня Фонвизина – злая сатира на придворных льстецов. «Послание» – замечательное, довольно необычное для своего времени произведение.Фонвизин адресует самый главный философский вопрос «На что сей создан свет?» малограмотным слугам. По представлениям того времени, сразу ясно, что они на него ответить не могут. Так и происходит. Честный дядька Шумилов признается, что не готов судить о столь сложных вещах:Я знаю то, что нам быть должновек слугамиИ век работать нам руками и ногами.Кучер Ванька обличает всеобщий обман и в заключение говорит:Что дурен здешний свет, то всякийпонимает,Да для чего он есть, того никтоне знает.Лакей Петрушка откровенен в желании жить в свое удовольствие:Весь свет, мне кажется, ребятскаяигрушка,Лишь только надобно потвержето узнать,Как лучше, живучи, игрушкойтой играть.Слуги, а сними и читатель ждут разумного ответа от образованного автора. Но он говорит только:А вы внемлите мой, друзья мои, ответ:«И сам не знаю я, на что сейСоздан свет!».Это значит, что автору нечего противопоставить мнению слуг, хотя сам он и не разделяет его. Просвещенный дворянин о смысле жизни знает не больше лакея.«Послание к слугам» резко вырывается за рамки поэтики классицизма, согласно которой требовалось, чтобы в произведении ясно доказывалась какая-то вполне определенная мысль. Смысл же фонвизинского сочинения открыт для разных толкований.На страницах журнала острая сатира сменилась умеренной критикой, однако это не спасло положение, и «Пустомелю» постигла та же печальная участь – он был закрыт.Творческий рост русских писателей был немыслим без литературной критики.Уже в первой книжке «Собеседника» издатель помещает заметку с просьбой присылать в журнал критические статьи на публикуемые произведения.Во втором и последующих номерах журнала стала появляться критика не только литературных произведений, помещенных в журнале, но и нравов, бытующих в русском обществе конца XVIII столетия.Наибольший интерес в связи с этим представляют «Вопросы» Д. И. Фонвизина. Посылая их в «Собеседник любителей российского слова», он писал:«Издатели оного не боятся отверзать двери истине, почему и беру вольность представлять им для напечатания несколько вопросов, могущих возбудить в умных честных людях особливое внимание».«Вопросы» характеризуют Фонвизина как человека смелого. Императрица сама ответила на «Вопросы», но ответы были поверхностны и свидетельствовали о ее нежелании прислушиваться к общественному мнению и в данном случае к мнению одного из образованнейших людей конца XVIII века.Составляя «Пантеон иностранной словесности», Карамзин поставил перед собой трудную задачу – познакомить русского читателя со всем богатством иностранных литератур – от античности до современности. Переводчиком некоторых из них был Фонвизин.«Пантеон» выходил в 1798 году в Москве. Всего было издано три книжки.В издании не было четкой структуры. Иногда рядом с трактатами философов появлялись отрывки из повестей и анекдоты.Приступив к новому изданию, Карамзин планирует будущую работу: «Выдав книжки три “Пантеона” (для подспорья кошельку своему), верно, что-нибудь начну или начатое кончу», – отвечает он на вопрос И. И. Дмитриева, почему не издает «ничего собственного».В предисловии к «Пантеону иностранной словесности» Карамзин писал:«В древности назывались пантеонами храмы, посвященные всем богам, в наше время называются Пантеонами места, посвященные разным удовольствиям; а я под именем Пантеона иностранной словесности, издаю и буду издавать собрание переводов всякого рода, для тех, которые не читают иностранных книг, но имеют вкус и любят чтение».Однако творческие планы писателя постоянно наталкиваются на запреты цензуры: «Цензура, как черный медведь, стоит на дороге к самым безделицам придирается.Я, кажется, и сам могу знать, что позволено и чего не должно позволять; досадно, когда в безгрешном находят грешное».В первой книжке «Пантеона» были напечатаны: следующие статьи и материалы:«Цицерон о Боге» (перевод Д. И. Фонвизина),«Восторг Лас-Казаса»,«Последние слова Козрожа Парвиса»,«Мысли об уединении»,«Бюффон перед концом жизни»,«Дервиш в глубокомыслии»,«Просвещение»,«Ленвилль и Фанни»,«О заблуждении»,«Армидин сад»,«Мысли и анекдоты».Цензура не хотела пропускать мысли Цицерона о Боге. Карамзин по этому поводу писал Дмитриеву 27 июля 1798 года:«Весело быть первым, а мне и последним мешает быть цензура. Я перевел несколько речей из Демосфена, которые могли бы украсить Пантеон; но цензоры говорят, что Демосфен был республиканец и что таких авторов переводить не должно и Цицерона также, и, Саллюстия также… grand Dieu! <Великий боже!>Что же выйдет из моего Пантеона?План издателя разрушился. Я хотел для образца перевести что-нибудь из каждого древнего автора.Если бы экономические обстоятельства не заставили меня иметь дело с типографиею, то я, положив руку на алтарь Муз и, заплакав горько, поклялся бы не служить им более ни сочинениями, ни переводами. Странное дело! У нас есть Академия, Университет, а литература под лавкою!»Первая книжка «Пантеона иностранной словесности» открывалась большой статьей «Цицерон о Боге», которую перевел Д. И. Фонвизин. Карамзин считал, что никто из древних так хорошо, так красноречиво и так убедительно не доказывает бытия творческого, как Цицерон.Николай Михайлович как редактор журнала хорошо знал, что статья должна быть не громоздкой, а легкой для прочтения и понимания. Поэтому он выбирал только самые основные мысли и умело излагал их в журнале.Статья начиналась риторическим вопросом: «Можно ли взирать на небо и землю, можно ли видеть все сущее, все проходящее в мире, и не верить, что есть вышний Правитель, есть Божественный разум?».Далее Карамзин приводит размышления о вере:«Человек, который в том сомневается, может усомниться и в сиянии солнца: одно очевиднее ли другого?Сия вера, без сердечного убеждения, не была бы столь тверда и неизменна; не укрепилась бы новыми силами от своей древности; не могла бы противиться быстрому течению лет и дойти до нас в целости чрез всю необозримость веков».Но Николаю Михайловичу мало просто слов Цицерона и он в статье приводит высказывание древнего философа Аристотеля о Боге:«Аристотель говорит:“Вообразим людей, которые жили всегда под землею, в великолепных домах, украшенных статуями и картинами, в изображении всего нужного и приятного для жизни, вообразим, что они никогда не выходили из своей темницы, но слышали, что боги существуют, вообразим, что земля вдруг разверзается, и что сии люди выходят на свете: что бы они подумали, видя землю, моря, волнуемые бурными ветрами, – величественное небо, быстрые облака, лучезарное солнце?Что бы они сказали во время ночи, видя бесчисленные звезды на небесном своде и чудесные изменения луны, восход и захождение сих светил, всегдашнюю стройность их движений? Могли ли они сомневаться в бытии богов и не воскликнуть: се их творение?”».В следующих отрывках Карамзин приводит мысли Цицерона о том, что все деяния людей Бог видит и чтобы люди не делали, они должны придерживаться своей веры.«Боги требуют поклонения святого, невинного, чистосердечного…Люди, живущие в обществе, должны верить сердечно, что есть Бог, Господь и владыка всего, который управляет случаями и всегда благотворит человеческому роду, читает в сердцах людей, видит тайные мысли и дела, любит благодетельного и не любит порока».В конце статьи Николай Михайлович подводит читателя к тому, что все люди должны жить в гражданском обществе:«Без внутреннего сердечного благочестия нет ни святости, ни Религии; а где истребится истинная религия, там истребится и честность, и гражданское общество, и первая из всех добродетелей: справедливость».После выпуска первой книжки «Пантеона иностранной словесности» издатель почувствовал сильное давление цензуры.Карамзин решился на цитатное построение материала, что облегчало возможные цензурные трудности и было исключительно ловким тактическим ходом, обнаруживавшем в философе и мечтателе литератора с практическим чутьем.Известны его тексты, которые отечественные литературоведы еще до конца не изучили. Речь идет о жанре «путешествия», с которого начал свою творческую деятельность Н. М. Карамзин.