Соотношение женских и детских образов в романе "Преступление и наказание"

Содержание
Введение
1. Концепция детства в творчестве Достоевского
2. Система женских образов в романе «Преступление и наказание»
3. Детскость в женских образах романа «Преступление и наказание»
Заключение
Список литературы

Соотношение женских и детских образов в романе "Преступление и наказание"

Хотя мать старалась заботиться о детях, они нередко бывали голодными, так как семье не хватало денег; младшие часто плакали и были забиты и запуганы: «…Ибо Катерина Ивановна такого уж характера, и как расплачутся дети, хоть бы и с голоду, тотчас же их бить начинает».
Образ детей Достоевский использует для иллюстрации очагов человечности и порядочности во взрослых. Так, Мармеладов, причинявший семье столько горя и боли, всё-таки думал о жене и детях, пытаясь какое-то время не пить. Когда его раздавило повозкой, и Мармеладов умер, в кармане у него нашли пряник, который он нёс детям: «…в кармане у него пряничного петушка нашли: мёртво-пьяный идёт, а про детей помнит».
Аналогично, при столкновении с детьми Мармеладовых по-новому проявляет себя Свидригайлов: он совершает благородный поступок и тратит свои деньги на то, чтобы устроить детей Катерины Ивановны в пансион.
Однако, совершенно иначе характеризует Свидригайлова история с глухонемой племянницей мелкой процентщицы, приятельницы Свидригайлова, немки Ресслих. В Петербурге ходил слух, что девочка покончила жизнь самоубийством из-за того, что была жестоко оскорблена Свидригайловым. Хотя он сам всё отрицает, но в ночь перед самоубийством ему снится сон: «…Свидригайлов знал эту девочку; ни образа, ни зажжённых свечей не было у этого гроба и не слышно было молитв. Эта девочка была самоубийца-утопленница. Ей было только четырнадцать лет, но это было уже разбитое сердце, и оно погубило себя, оскорблённое обидой, ужаснувшею и удивившею этот молодое детское, сознание, залившею незаслуженным стыдом её ангельски чистую душу и вырвавшею последний крик отчаяния, не услышанный, а нагло поруганный в тёмную ночь, во мраке, в холоде, в сырую оттепель, когда выл ветер…»
В образе девочки здесь заключен образ всех тех, кто чище, невиннее, светлее всех других в этом мире и потому слабее, и потому над ним издеваются, мучают и губят его все те, кто моральных принципов не имеет вовсе.
Таким образом, дети, изображаемые в романе, являются своебразными душевными камертонами для взрослых героев.
2. Система женских образов в романе «Преступление и наказание»
В романе «Преступление и наказание» представлены достаточно разнообразные типы женщин. Каждой из своих героинь Достоевский дает индивидуальный характер и тип восприятия мира, находя слова и образы для передачи состояния души каждой из своих героинь.
Основной женский образ в романе, соотнесённый с Раскольниковым, - это Софья Семёновна Мармеладова. В системе женских персонажей Достоевского Соня развивает линию Лизы («Записки из подполья»), «смиренной грешницы»: она такая же кроткая, безответная, смирившаяся со своим положением и вместе с тем неравнодушная к чужой беде, наделённая христианской отзывчивостью. В то же время современные исследователи выделяют ряд отличий в её облике. Так, американский учёный Н.Моравцевич отмечает, что в «Преступлении и наказании» Достоевский ещё более идеализирует женщину, «принёсшую себя в жертву улице». Она предстаёт в романе как застенчивая, невинная и доверчивая душа. По его наблюдениям, Достоевский до такой степени идеализировал героиню, что один только намёк на телесную испорченность ещё больше усиливает её нравственную непорочность. В этом преднамеренном контрасте между столь крайними полюсами, как «богохульство тела и безгрешность души» Моравцевич усматривает влияние романтической традиции [1;299-307].
   Российский литературовед Ф.В.Макаричев, сравнив двух героинь Достоевского, принадлежащих одному типу, выделил два существенных отличия. Во-первых,  образ Сони Мармеладовой прорисован более глубоко и полно, чем образ Лизы: жизнь и судьба Сони представляется ему более сложной, а не такой схематичной, как у героини «Записок из подполья». Во-вторых, идея смирения и христианского самопожертвования у Сони положена в основу сознательно выбранной ею позиции. Христианская же подоплёка образа Лизы лишь угадывается, она не столь очевидна, как у Сони [2]. Девушка из публичного дома, представленная в «Записках из подполья», не несёт ещё той «глубокой философско-эстетической нагрузки», которая заложена в образ дочери Мармеладова.
   В ходе работы над повестью, а затем и над романом «Преступление и наказание» образ Софьи Семеновны Мармеладовой претерпел значительные изменения. Сначала это был характер-схема: «Дочь чиновника мимоходом, чуть-чуть и оригинальнее вывести. Простое и забитое существо. А лучше грязную и пьяную с рыбой. Ноги целует» [VII, 92] [3]. Её жертва вызывает возмущение: «Она пожертвовала себя семье. Господи! Даже и в жертве-то, самой великой – безобразие и пакость. До того унижает судьба униженных, что даже в благороднейшей жертве их – позор и безобразие!» [VII, 91]. Л.М.Розенблюм считает, что эволюция образа Сони, превратившейся в идеальную, смиренную проповедницу христианства из героини, обладающей способностью любить и активно проявлять свою любовь, начинается после появления в черновиках новой записи под названием «Идея романа»: «<…>. Нет счастья в комфорте, покупается счастье страданием» [4;226].  Заметим, что образ смиренной христианки был намечен несколько раньше, в «Подготовительных материалах (ПМ2): «NЗ NЗ . Можно быть великим и в смирении, говорит Соня – доказывает то есть» [VII, 134].  Кроме того, писатель постоянно акцентирует внимание на том, что Соня считает себя «великой грешницей» [VII, 135], «глубокой грешницей, павшей развратницей, которой не замолить спасения» [VII, 152, 188]. А отказ от активной любви автор обозначил только в третьей (окончательной) редакции, в «Подготовительных материалах (ПМ3) под заголовком «Капитальное и главное»: «Никогда ни одного слова не было произнесено о любви между ними…» [VII, 180]. Именно с этого момента   образ Сони разрабатывается Достоевским неразрывно с образом   книги [VII, 180,185, 187] и Евангелия. После этого замечания в подготовительных материалах появляется  упоминание притчи о Лазаре («Лазарь, гряди вон, и вышел умерший (за несколько)»  [VII, 186], «Я сама была Лазарь умерший, и Христос воскресил меня» [VII, 192]), которая впоследствии будет положена в основу кульминационной главы романа. В результате автор приходит к мысли, что «Соня – надежда, самая неосуществимая» [VII, 204]. Несмотря на серьёзные изменения в разработке характера героини одно оставалось незыблемым с самого начала работы над произведением – все варианты финала, краткие и более подробные, связывались с дочерью Мармеладова. И если фамилия героини появляется и закрепляется сразу, то её имя появится только в конспективных заметках в конце первой рабочей тетради: «Соня, дочь чиновника» [VII, 86]
Соня начинает играть активную роль в момент раскаяния Раскольникова, видя и переживая чужие страдания. Она незаметно возникает в романе из арабесок петербургского уличного фона, сначала как мысль, как рассказ Мармеладова в трактире о семье, о дочери с «желтым билетом», потом косвенно - как фигура мимолетного видения Раскольникова из «их мира» на улице: какая-то девочка, белокуренькая, пьяная, кем-то только что обиженная, потом мелькнула подоспевшая к шарманщику девушка в кринолине, в соломенной шляпке с огненного цвета пером. Так по крупицам собирается внешний образ Сони, в котором она появится, прямо с улицы, у постели умирающего отца. Только все внутреннее в ней будет опровержением крикливо-нищенского наряда. В скромном платье она придет к Раскольникову звать его на поминки, и в присутствии его матери и сестры робко сядет рядом. Это символично: отныне им идти одной дорогой и до конца.
У Сони нет никаких теорий, кроме веры в Бога, но это именно вера, а не идеология. Вера, как и любовь, относится к сфере иррационального, непостижимого, это нельзя объяснить логически. Путь Сонечки - объективный урок для Раскольникова. Соня страдает молча, без жалоб. Невозможно для нее и самоубийство. Но ее доброта, кротость, душевная чистота поражают воображение. Сонечка - воплощение авторского идеала христианской любви, жертвенного страдания и смирения.
В романном Пятикнижии Достоевского образ Сони Мармеладовой  открывает плеяду смиренных Софий, героинь из народа, которые являются носительницами идеи альтруизма и действенной любви. Таковы в дальнейшем и Софья Матвеевна Улитина («Бесы»), и Софья Андреевна Долгорукая («Подросток»), и Софья  Ивановна Карамазова («Братья Карамазовы»). Все названные героини носят одно и то же собственное имя – Софья, им присущи одни и те же общие черты характера: безответность, приниженность, беззащитность.
   Современное литературоведение в восприятие образа Сони Мармеладовой внесло новые акценты, значительно расширяющие наши представления об этой героине. Рассмотрим наиболее репрезентативные тенденции в изучении образа Сони.
   Систематический анализ имени Софья в  творчестве Достоевского был проведён М.С.Альтманом. По его мнению, мудрость Софий у писателя означает  «смиренномудрие» [5;176]. Героини, носящие это имя, являются в творчестве писателя воплощением типа женщины-святой. Не о них ли писал О.Э.Мандельштам: «Есть женщины, сырой земле родные. И каждый шаг их – гулкое рыданье, Сопровождать воскресших и впервые приветствовать умерших – их призванье» [6;258]? Являясь носительницами моральной чистоты и благородства, объектом  поклонения, в основе которого лежит культ Богородицы, эти героини нередко оказываются «книжными», а их образы вступают в конфликт с требованиями художественности. Объяснение этому факту состоит в том, что изображение женских характеров тяготеет к схематичности, связанной с традициями житийной литературы.  При их создании Достоевский пользовался одними и теми же приемами: описанием внешности с использованием христианской символики, показом поступков, авторскими характеристиками, высказываниями героинь, наконец, психологическим анализом. Все это приводит к той удивительной гармонии, результатом которой становится «спокойно-ровный» по эмоциональному тону и «светлый» по цветовой гамме образ героини, благодатью Божией просвещенной. В.В. Ерофеев по этому поводу писал, что героиня имеет «куда больше черт ангела-спасителя, нежели невольной петербургской проститутки… Соня младенчески чиста и ангельски бесплотна; во всяком случае, мы не ощущаем её плоти, как ощущаем плоть и жгучую женственность Грушеньки и Настасьи Филипповны» [7;122]. На подобную ограниченность образа Сони Мармеладовой  указывают и англоязычные исследователи. Американский компаративист Д.Фангер назвал её наименее реалистичным персонажем в творчестве Достоевского: «…её с трудом можно назвать существом из плоти и крови» [8]. Л.Брегер в книге «Достоевский. Автор как психоаналитик» также отмечает, что «Соня настолько святая, насколько односторонняя», потому что именно в такой женщине нуждается Раскольников. Она для него - идеальный врач. Он видит в ней обиженного ребенка, себя [9]. Похожая мысль встречается у американской исследовательницы Г.Мурав:  писатель отводит Соне статическую роль, потому что она - выражение страдания, которое  помогает продвигать Раскольникова к признанию [10]. А.В.Попова иначе объясняет отмеченную «односторонность»: идеализация героини обусловлена, во-первых, принципиальным соображением Достоевского о том, что идеалом красоты человеческой является русский народ; во-вторых, образ героини вынесен на острие идейного конфликта (противостояния православного и индивидуалистического мировоззрения) и демонстрирует свою «реальность» и право на существование [11;210].
Катерина Ивановна Мармеладова
Катерина Ивановна Мармеладова – женщина, практически одна растившая детей, занималась домом и всячески старалась создать в своей семье обстановку мира и чистоты, хотя бы внешней.
Несмотря на то, что Соня – падчерица – содержала семью, зарабатывая ценой собственной чести и жизни, Катерина Ивановна несла тяжкий груз житейских – как бытовых, так и духовных – забот. Сохранение семьи, духовной и телесной гигиены, изнурительный физический труд, беспросветность и чувство вины – все это тяжким бременем лежит на душе Катерины Ивановны.
Внутренняя сила, присущая любой женщине, не позволяет Катерине Ивановне опуститься, стать склочной и обозленной на жизнь бедную и тревожную, не дает забыть о своем главном и, пожалуй, единственном, грехе – принуждении Сонечки зарабатывать проституцией.
«От природы была она характера смешливого, веселого и миролюбивого, но от беспрерывных несчастий и неудач она до того яростно стала желать и требовать, чтобы все жили в мире и радости и не смели жить иначе, что самый легкий диссонанс в жизни, самая малейшая неудача стали приводить ее тотчас же чуть не в исступление, и она в один миг, после самых ярких надежд и фантазий, начинала клясть судьбу, рвать и метать все, что ни попадало под руку, и колотиться головой об стену…».
За всю свою жизнь она, наверное, ни разу не могла с уверенностью сказать, что сделала все, что могла, чтобы окружающие ее люди были счастливы – то, к чему Катерина Ивановна стремилась, что собирала, созидала по крупицам, ежедневно мучаясь и терпя. Несмотря на все трудности и странности характера, эта женщина не из тех, что падают в обмороки: Катерина Ивановна способна пережить и выдержать многое. Тем не менее, запас душевной прочности Катерины Ивановны не вечен – беспросветность и безнадежность бытия, бесполезность ее единственного греха приводят к тому, что женщина сходит с ума.
В отчаянии, не выдержав потери мужа, Катерина Ивановна осуждает мир и людей, допустивших, чтобы она, ее дети, ее муж жили в настолько бедной и удручающей обстановке. Она винит всех, кроме Сонечки, в том, что не увидели ее дети красивой, беззаботной и чистой жизни, в том, что вынуждены после смерти отца, и не отца даже, а отчима, ходить с матерью по улицам, прося милостыню. В том, что плачут и мучаются ее дети от такого непонятного им действия, что напуганы они теперь ее состоянием и вообще – нельзя так, люди, нельзя!.. И грех ее смывается слезами ее и детей, слезами от сознания их настоящей нищеты и грязи, которая заполняет души, заставляя забыть Бога и нравственность.
В смерти Катерины Ивановны никто не виновен – просто напуганные дети побежали прочь от матери, а она, больная чахоткой, бросилась вслед, пытаясь остановить их, на бегу упала всего лишь… и, умирая, не просит исповедать ее – знает, что все грехи свои она стократ искупила страданиями и терпением.
Ещё один важный женский персонаж романа – сестра Раскольникова, Авдотья Романовна. Авдотья Романовна сильно привязана к своему брату, Родиону Раскольникову. Пребывая в достаточно бедственном финансовом положении, мать и сестра, тем не менее, стараются всеми возможными способами помочь сыну и брату, бедному студенту. Дуня – девушка привлекательная, милая, умная и воспитанная. Дуня, как и Соня, верует (молится перед тем, как решиться на замужество). Она способна на жертвенность (само замужество – жертва во имя брата), не принимает рассуждений Раскольникова, признающегося в убийстве, но не считающего себя виновным. По словам Свидригайлова, она могла бы быть среди первых мучеников за веру, живи она в первые века христианства. Она гуманна (пытается спасти Свидригайлова, в деревне ведёт с ним душеспасительные разговоры, «пропаганду»). Однако, нужно обратить внимание на её надменность, гордость.
Дуня смотрит откровенно пристально на Соню, пришедшую позвать Раскольникова на поминки, затем подчёркнуто вежливо и внимательно себя с ней ведёт. У Дуни только один предмет гордости — её чистота, нравственность, целомудрие («Авдотья Романовна целомудренна ужасно, неслыханно и невиданно”, по словам Свидригайлова). Она готова жертвовать собой ради брата (на него она смотрит с мучением, подобно Соне, когда он пытается ей говорить о своей «невиновности»), но не ради Свидригайлова. Ради последнего она готова на «нравоучения, поучения, упрашивания, умаливания, даже слёзы». Но всё это, по слову Свидригайлова, лишь «страсть к пропаганде», то есть стремление другому передать своё желание нравственной жизни. Оно вполне искренне и глубоко, даже сильно, но по отношению к другому оно проходит по касательной. В то время как глубокое потрясение и порыв Сони после признания Раскольникова в убийстве приводит к тому, что «давно уже незнакомое чувство волной хлынуло в его душу и разом размягчило её». Дуня чиста в глазах людей и полностью оправдана после истории с клеветой, да и перед Богом она вряд ли чувствует себя «страшной грешницей», иначе ей бы не была свойственна её самоуверенная манера держаться, гордость во взгляде. Это делает её внутренне отрешённой от людей грешных, порочных. Она не в силах побороть чувства непосредственного отвращения к Свидригайлову, а значит, будучи неспособной полностью принять его (таким, какой он есть), она не может и полюбить его. Спасти же, по убеждению Достоевского, может только любовь.
   Лизавета Ивановна – сводная сестра известной в Петербурге процентщицы, «бывшая в полном рабстве» у неё, «трепетавшая перед ней  и терпевшая от неё даже побои». Большинство исследователей относят Лизавету к типу «женщины-юродивой» [28]. Последнее определение требует уточнения. В современном достоевсковедении используется два понятия: «юродство» и «юродствующее сознание». На наш взгляд, образы женщин-юродивых Достоевского во многом впитали в себя весь смысловой комплекс юродства, одной из составляющих которого является «безумие» или «неразумность». А те женские персонажи, которые по тем или иным причинам реализуют лишь его часть, обладают «юродствующим сознанием». Именно в этом контексте можно говорить о «юродстве» Сони Мармеладовой и других «здравомыслящих» женских персонажей.
Изображение «женщин-юродивых» в романах Ф.М.Достоевского восходит к стилю, характерному для житий о блаженных и юродивых: неуклюжие, нескладные, они вызывают у окружающих умиление и благоговение. Если женщины-святые в своем развитии тяготеют к образу Богородицы (внешность, почитание Библии, Евангелия и иконы Девы Марии), то женщины-юродивые обнаруживают близость к  дохристианскому образу Матери-Сырой Земли. Богородица и Мать-Сыра Земля являются выражением женского начала, но с разных точек зрения: христианства и русских народных верований. Поэтому не случайно в сюжете романа «Преступление и наказание» Соня Мармеладова и Лизавета являются «крестными сестрами».
Большинство «женщин-юродивых» у писателя имеет имя Лиза. В переводе с греческого оно означает «почитающая Бога». Возможно, что на семантику этого имени повлиял корень -лиз- от греческого lysis – «разложение, растворение, распад». А М.С.Альтман пишет о том, что «литературная генеалогия некоторых «Лиз» у Достоевского <…> восходит к Лизавете Ивановне из «Пиковой дамы» Пушкина» [5;182]. Допустимое, как мы полагаем, переплетение семантики имени с  литературной традицией образует вариативность образа в Пятикнижии Достоевского: от полуюродивой Лизаветы Ивановны до совершенно юродивой Елизаветы Смердяковой.
   В отличие от образа Сони Мармеладовой, претерпевший значительные изменения в ходе работы над романом «Преступление и наказание», образ Лизаветы изначально был задуман как символ невинной жертвы, оказавшейся на момент убийства беременной.  

3. Детскость в женских образах романа «Преступление и наказание»
«Это было худенькое, совсем худенькое и бледное личико, довольно неправильное, какое-то востренькое, с востреньким, маленьким носом и подбородком. Ее даже нельзя было назвать и хорошенькой, но зато голубые глаза ее были такие ясные, и когда они оживлялись, то выражение лица ее становилось такое доброе и простодушное, что невольно привлекало к ней» 3.
Достоевский противопоставляет внешний образ Сони и ее душу, ее внутреннюю красоту. Неважно, что неправильны черты лица - зато глаза излучают тепло души. А может быть, не случайно глаза именно голубые. Если воспользоваться формулой «глаза - зеркало души», если прибавить еще и глубокую религиозность, то неудивительно такое чудодейственное влияние Сонечки на Раскольникова. И опять-таки не зря Достоевский подчеркивает не раз, что, «несмотря на свои 18 лет, она казалась почти еще девочкой, гораздо моложе своих лет», «почти ребенком» и выражение лица у нее «простодушное».