Внешнеполитическая стратегия США на современном этапе

Введение
Глава 1. Внешняя политика США
1.1 Основные положения внешнеполитической стратегии США
1.2 Концептуальные основы внешней политики США
1.3 Особенности развития конфликтного потенциала мирового сообщества и проблема военной интервенции США
Глава 2. Географические направления внешней политики США
2.1 Роль региона Средней Азии в стратегии внешней политики США
2.2 Внешняя политика США в отношении Китая
Заключение
Список использованных источников и литературы
Приложение

Внешнеполитическая стратегия США на современном этапе

Таким образом, реализм до сих пор свойственен внешней политике Соединенных Штатов. В настоящее время имя Р. Нибура не вспоминается американскими сторонниками политического реализма, однако заслуга этого теоретика очень велика, так как именно он заложил основу идеям сотрудничества и мирного сосуществования. Одной из причин, почему Нибура не очень часто упоминают, является его стремление «развенчать» миф об исключительности Америки, а после событий 11 сентября 2001 года американские политики наоборот очень часто используют этот тезис для развития внешнеполитической стратегии США. Глобальной роли США также посвящены и работы Бжезинского, Хантингтона и др.
1.3 Особенности развития конфликтного потенциала мирового сообщества и проблема военной интервенции США
На протяжении практически всей истории человечества вооруженные конфликты представляли собой центральные звенья, своего рода контрапункты международных отношений. В ходе войн разрешались накопившиеся между государствами противоречия, устанавливалась новая структура международных отношений, соответствующая сложившемуся в тот или иной момент соотношению политических, экономических и военных сил, корректировались коалиции и блоки. Соответственно, военная сила рассматривалась как важнейший компонент и фактор мощи государства и сохранения у власти правящей элиты.
Проблемы гуманитарной интервенции и ее правового регулирования приобретают особую актуальность в современных международных отношениях. Это связано, в первую очередь, с распадом сдерживающей биполярной системы международных отношений в начале 90-х годов ХХ века. В условиях биполярной системы практика применения гуманитарной интервенции сдерживалась страхом эскалации конфликта и фактическим расколом мира на сторонников двух важнейших акторов. С распадом этой системы многие конфликты, сдерживавшиеся на протяжении всей «холодной войны», перешли в открытую фазу. Большое значение имеет также развитие средств массовой информации, делающих информацию о гуманитарных кризисах в удаленных точках мира доступной и актуальной для общественного мнения, что особенно важно в демократических странах.
Сочетание этих факторов привело к повышению спроса на гуманитарную интервенцию. Однако активное применение гуманитарной интервенции в менее стабильной международной обстановке потребовало решения целого рада моральных, политических и правовых вопросов.
Допустимость гуманитарной интервенции стала предметом споров, в которых одним из доводов антиинтервенционалистов является небескорыстность участников интервенции, преследующих собственные национальные интересы. Вступление в конфликт третьей стороны, преследующей собственный национальный интерес, противоречит самому строгому толкованию узаконивающему гуманитарное вмешательство «принципу добрых намерений». Сторонники этой точки зрения говорят о том, что преследование национального интереса третьей стороной с высокой степенью вероятности может привести к дальнейшему усугублению конфликта. Согласно этому толкованию государство может вступить в конфликт, в том числе и с целью интервенции, исключительно в интересах «правого дела». Однако такой подход критикуется за механический перенос в международную сферу морали межчеловеческих отношений без учета ответственности лидеров страны перед ее населением10. Существует более гибкое толкование «принципа добрых намерений», согласно которому гарантировать чистоту мотивов участников невозможно, следовательно «достаточно, чтобы среди множества целей, ради которых принимается решение вести войну, принцип правого дела был определяющим и чтобы при этом отсутствовали дурные намерения или они, по крайней мере, не были определяющими в принятии решений»11. Этот подход близок теории политического реализма.
Сторонники применения гуманитарной интервенции предлагают в качестве компромисса различные системы ограничений для участников интервенции, касающиеся права на инициирование интервенции, состава участников и регламентации их действий.
Относительно права инициирования интервенции можно выделить три позиции ученых:
1. исключительными правами на решение о применении гуманитарной интервенции обладает Совет Безопасности Организации Объединенных Наций;
2. Совет Безопасности ООН обладает преимущественным правом принятия решения, но в определенных ситуациях инициировать гуманитарную интервенцию могут региональные организации, такие как Организация африканских государств и Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе;
3. правом принимать решение о применении гуманитарной интервенции обладает также любое суверенное государство12.
Первый вариант представляется более легитимным, так как подразумевает коллективное принятие решение, однако наиболее оперативное реагирование обеспечивается в третьем варианте. Майкл Уолцер считает вмешательство отдельного государства наиболее предпочтительным, так как в критической ситуации, например в случае этнических чисток, необходимо как можно быстрее воспрепятствовать дальнейшим человеческим жертвам. Он формулирует принцип «Кто может, тот должен» (“Who can, should”)13.
Кроме того, инициирование гуманитарной интервенции в рамках ООН не исключает влияния национального интереса стран-участников организации. ООН критикуется за то, что применяет интервенцию только против малых и слабых государств, и сам механизм принятия решений в Совете Безопасности исключает проведение интервенции в отношении одного из постоянных членов и делает маловероятным проведение интервенции в отношении союзников одного из них14.
Вопрос о допустимости преследования национальных интересов проводящей интервенцию страны также особенно важен в свете доминирования США в современной международной системе. Являясь фактическим гегемоном, США могут проводить интервенцию, практически не учитывая мнение международного сообщества. То есть в значительном числе случаев преследуется не просто национальный интерес отдельной страны, а национальный интерес гегемона. Вмешательство государства-гегемона в локальный конфликт придает ему дополнительную значимость и привлекает к этому конфликту международные силы, которые в случае вмешательства любой другой страны с большой вероятностью могли воздержаться от участия. Значительный вес и активное участие США в международных операциях также усугубляет дискуссии вокруг допустимости гуманитарной интервенции: поддержка идеи гуманитарной интервенции силами США взятой страны и по их решению означает поддержку внешнеполитической доктрины США, а противостояние США означает отказ от идеи гуманитарной интервенции или ее серьезное ограничение. Так, к идее гуманитарной интервенции негативно относятся представители китайской политической науки. Интересы защиты прав человека в таком случае воспринимаются как прикрытие для вмешательства в дела развивающихся стран и нарушение их суверенитета для реализации собственных стратегических интересов15. Дискуссия о допустимости гуманитарной интервенции, в таком случае, перемещается из моральной и юридической сферы в геополитическую.
Преследование национального интереса участников интервенции также усугубляет проблему избирательности в выборе объекта интервенции: гуманитарная интервенция применяется не в каждом случае, в котором должна применяться, а только в том случае, который отвечает интересам производящих интервенцию стран. С одной стороны, национальный интерес может иметь позитивное значение, так как зачастую именно он заставляет третью сторону обратить внимание на ситуацию, требующую вмешательство16. Соблюдение национального интереса важно для демократических правительств, находящихся в зависимости от общественного мнения. С другой стороны, критерии применения гуманитарной интервенции искажаются, если в значительном числе случаев определяются одним или несколькими участниками международных отношений. Интервенция становится инструментом внешней политики этого актора или акторов и опять же негативно воспринимается их противниками. Кроме того, если основные права человека, такие как право на жизнь, разделяются подавляющим числом международных акторов, то индивидуальные критерии, такие как демократия и рыночная экономика, признаются не всеми.
Одним из примеров таких индивидуальных критериев является американская доктрина распространения демократии, которая вызывает активное противостояние в недемократических государствах. Майкл Уолцер призывает воздерживаться от гуманитарной интервенции для борьбы с авторитарными режимами исключительно в целях установления предпочтительного политического режима. Он настаивает на том, что с умеренными злоупотреблениями авторитарного режима, следует бороться изнутри, даже этот режим ущемляет некоторые права человека. Он подчеркивает, что медлительность этого процесса не может считаться достаточным основанием для вмешательства. «Иностранные политики и солдаты с большой вероятностью могут неправильно оценить ситуацию, недооценить требуемые для ее изменения силы или стимулировать «патриотическую» реакцию в защиту жесткой политики или деспотическую практику»17. Таким образом, должен быть регламентирован не только круг участников интервенции, но и круг задач.
Таким образом, национальный интерес в ходе гуманитарной интервенции может иметь положительное значение, так как обеспечивает оперативное реагирование третьей стороны на кризисную ситуацию. Однако, как в случае односторонней интервенции, так и в случае коллективной, национальный интерес создает дополнительные трудности морального и правового характера. Чтобы избежать злоупотреблений в ходе интервенции и искажения ее целей необходима разработка международно-правовых норм, регламентирующих принятие решения о применении интервенции, состава ее участников и ходе ее проведения. В современных условиях сочетание нестабильности международных отношений и трудностей, связанных с применением норм международного публичного права, делает такое регулирование невозможным.
В ходе гуманитарной интервенции создается опасная ситуация ущемления национального суверенитета одного государства другими, преследующими собственный национальный интерес.
Для Соединенных Штатов гуманитарные интервенции стали одним из важных инструментов для достижения своих внешнеполитических целей. Впервые они были опробованы в Косово в 1999 году согласно идее тогдашнего госсекретаря М. Олбрайт. В дальнейшем были применены в Афганистане в 2001 году, а Ираке в 2003 году.
Подводя общий итог, можно отметить, что во внешнеполитической стратегии США на первое место выходит обоснование превосходства США в мире, уделение основополагающего внимания международной безопасности под предводительством США. Именно исходя из этих положений американское руководство считает приемлемым использовать гуманитарные интервенции в качестве инструмента своей внешней политики. Постулаты лидирующей роли США в мире были сформулированы еще теоретиками американской внешней политики – Нибуром, Бжезинским, Хантингтоном и др.

Глава 2. Географические направления внешней политики США
2.1 Роль региона Средней Азии в стратегии внешней политики США
Интерес США в регионе Средней Азии определяется несколькими причинами. Во-первых, это стратегический потенциал региона с точки зрения природных ресурсов. В частности, до сих пор идут переговоры относительно раздела Каспийского моря, в котором сосредоточены очень крупные месторождения нефти и природного газа. Именно поэтому США не могли не сформировать свою стратегию.
Во-вторых, США заинтересованы в регионе Средней Азии с геополитической точки зрения, так как контроль над стратегически важным для международных отношений еще больше укрепит их статус крупнейшей мировой державы.
В-третьих, интерес США в регионе Средней Азии связан с необходимостью реализации внешнеполитической цели по распространению своего влияния на восток от старой зоны ответственности НАТО. В качестве инструмента для своего «пришествия» американцы используют формирование благожелательного отношения местных правительств. Начало этой политики американцы начали с государств пространства СНГ (Грузии и Украины), которым пообещали принять их в члены Организации североатлантического договора.
Сегодня интерес США к рассматриваемому региону продолжает крепнуть. Однако такой ситуация была не всегда. Изначально в Вашингтоне не придали важности этому региону «из-за его географической изолированности, удаленности от США и отсутствия выхода к открытому морю»18. Но администрация Соединенных Штатов обратила свое внимание на регион Средней Азии только после террористических актов, которые имели место 11 сентября 2001 года, а также после решения проводить антитеррористическую операцию против афганской государства. После этого стал формироваться военно-стратегический плацдарм на территории государств региона Средней Азии. Не все действия США нашли понимание в самих государствах региона, в первую очередь американцы ошиблись с форсированием процессов демократизации в среднеазиатских странах, а именно созданием условий для цветных революций с целью изменения политических систем по западному образцу. Совершенно очевидно (на примере событий в Киргизии в 2005 и 2010 годах), что модель западной демократии для данного региона не подходит. «Одну коррумпированную клановую власть в Киргизии сменял еще более коррумпированный режим другого клана»19.
В 2006 году США опубликовали Доклад о национальной безопасности, в котором Средняя Азия была обозначена как регион «по-прежнему остающийся приоритетным для внешней политики»20 США. Здесь же подчеркивалось, что «в данном регионе в целом пересекаются различные компоненты нашей более широкой стратегии и нам необходимо проводить в жизнь одновременно все эти компоненты: поощрять формирование подлинной демократии; стремиться к расширению реформ, направленных на развитие свободного рынка; добиваться диверсификации источников энергетических ресурсов и путей их транспортировки; укреплять безопасность и добиваться победы в войне против террора»21.
Если попытаться сформулировать кратко основные цели США в Средней Азии, то их можно выразить тремя терминами - безопасность, энергетические ресурсы и демократия.
Американские эксперты осознавали, что достижение всех трех указанных целей являлось невозможным и по большому счету не настолько необходимым. Поэтому «встал вопрос о приоритетности целей и решаемых задач, обсуждение которых обозначило несколько подходов к решению проблемы формирования Центрально-Азиатской политики Вашингтона:
сбалансированное укрепление позиций;
приоритет продвижения демократии;
приоритет обеспечения безопасности»22.
Говоря о перспективах внешней политики США в Средней Азии, следует отметить, что американцы делают большую ставку на военно-политические методы достижения своих внешнеполитических целей.
Оценивая соотношение мнений сторонников той или иной концепции в американском экспертном сообществе, следует отметить, что в настоящее время перевес находится на стороне приверженцев принципа безопасности. Они признают «значение демократических реформ для обеспечения стабильности среднеазиатского региона для реализации американских интересов, но не считают, что США должны сосредотачивать основные усилия и ресурсы на этом направлении»23. Напротив, они «призывают американской руководство умерить риторику о демократии, постараться понять ситуацию в странах региона и начать сотрудничать с ними в борьбе против терроризма»24. При этом Соединенные Штаты должны учитывать множество объективных ограничений. В их число входит резкое неприятие крупными игроками на среднеазиатской арене усиления Вашингтона, а также специфика местных условий, выражающаяся в клановом построении общества, государственных институтов и бизнеса, а также коррупции, пронизывающей всю общественную структуру этих стран.
«Сторонники принципа безопасности полагают, что настойчивые усилия США по продвижению западных либеральных ценностей в регионе вызывают у лидеров государств решимость удерживать всеми доступными способами свои позиции и развивать сотрудничество с Россией и Китаем в противовес росту американского влияния»25. А это неизбежно ведет к ослаблению влияния в странах Средней Азии политических партий и неправительственных организаций, придерживающихся западной ориентации и финансируемых Западом. В целом географическая удаленность США серьезно мешает Вашингтону контролировать политическую ситуацию в странах Средней Азии, как это делают граничащие с ними Россия и Китай, использующие мощные рычаги политического, экономического и военно-технического сотрудничества.
Вышеперечисленные факторы сделали политику американского руководства в Средней Азии прагматичной. Был сделан акцент на военно-политические методы решения задач, которые включают следующие три базовых компонента:
1. Формирование и поддержание в оперативной готовности всей инфраструктуры военных баз на Ближнем и Среднем Востоке для быстрого наращивания военного присутствия в Средней Азии.
2. Разработка форм и методов оперативного взаимодействия между военным командованием США и армиями стран-партнеров в условиях возможного осложнения военно-политической обстановки в какой-либо стране региона.
3. Формирование партнерских отношений и военно-технического сотрудничества между военными ведомствами США и государств Средней Азии.
Практическим шагом в этом направлении является намерение Пентагона разместить в государствах Средней Азии подразделения войск специального назначения под предлогом борьбы с терроризмом. Об этом стало известно осенью 2009 года из сообщения офицера по связям с общественностью Куэблера. Среди стран, в которых планируется размещение американских войск, фигурируют пять государств: Казахстан, Киргизия, Таджикистан, Узбекистан и Туркмения.
Еще одним шагом в направлении расширения американского военного присутствия в Средней Азии является план осуществления полетов военной авиации в Афганистан из США через Северный полюс и территорию Казахстана. При этом речь идет о предоставлении аэропорта Алма-Аты в качестве запасной площадки для экстренного приземления самолетов.
Таким образом, подводя итог, можно заметить, что США после распада Советского Союза сделали ставку на использование также потенциала НАТО для достижения своих внешнеполитических целей. В ключевых документах данной организации говорится в важности усиления американских позиций в Средней Азии (речь идет о Стратегической концепции НАТО). В перспективе роль Североатлантического альянса будет укрепляться в реализации задач политики США в сфере вопросов безопасности.
Американская политика ставит для себя также задачи по укреплению благожелательного отношения по отношению к США со стороны средне-азиатских республик. В перспективе данное направление будет активно развиваться. В частности, американцы постоянно ведут работу по развитию новых проектов, в качестве примера модно назвать проект «Большой Центральной Азии».
США поставили для себя цель усилить военно-политическую составляющую взаимодействия с государствами Средней Азии. В дальнейшем американцы планируют усиливать свое военное присутствие в Казахстане, Киргизии, Таджикистане, Узбекистане и Туркмении.
2.2 Внешняя политика США в отношении Китая
Регион Восточной Азии на современном этапе привлекает все больше внимания у Соединенных Штатов, особенно это касается военно-политической сферы. Однако важно отметить, что нынешняя ситуация является еще более сложной, чем это было в период холодной войны. Как пишут Э.М. Войтенко и Я.В. Лексютина, «выросли авторитет и влияние Китая, более активную политику проводит и Россия. В целом обострилось соперничество с Соединенными Штатами за позиции в регионе»26.