Концепция Н.А.Бердяева об истоках и смысле русского коммунизма

Содержание


ВВЕДЕНИЕ
ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ
Глава 1. Краткая аннотация книги Н.А.Бердяева
Глава 2.Суть и смысл русского коммунизма.
Глава 3. Коммунизм в своей эволюции
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Концепция Н.А.Бердяева об истоках и смысле русского коммунизма

Глава 2.Суть и смысл русского коммунизма.
Рассматривая коммунистический утопизм не только как культурно-исторический, но и как духовно-религиозный феномен, русские религиозные философы придавали гораздо большее значение разрушительным результатам осуществления идеологии коммунизма в России именно в духовно-религиозной жизни русского народа.
Сделав возможными в России невиданные со времен древнеримской империи гонения на христианскую Церковь коммунистическая революция изначально заявила о себе как о революции прежде всего богоборческой. "Самая страшная и нравственно самая неприемлемая сторона большевистской революции, - подчеркивал Ф.А. Степун, - это гнусный, политический размен религиозной бездны народной души: апокалипсис без Христа, апокалипсис во имя Маркса"7.
При этом успех большевистской революции именно как революции богоборческой оказался бы невозможным если бы основная масса русского народа, веками казавшегося хранителем православной истины, не отозвалась с сочувствием на богоборческий пафос установленного этой революцией коммунистического режима.
"Лучшие русские люди верили, что в скрытой глубине русской народной жизни таятся возможности высших религиозных откровений, - отмечал Н.А. Бердяев. - Но вот грянула революция и привела в бурное движение необъятное море народной жизни. Народ, безмолвствовавший тысячу лет, захотел, наконец, выговориться. И вот, прислушиваясь к многоголосью народному в разбушевавшейся стихии революции, приходится признать, что имени Христова не слышно в этом гуле"8.
Вообще вопрос «доверия» русского народа к большевистской пропаганде требует особого исследования.
Если даже русский народ «обманули», то каким образом? Большевики ничего не обещали, кроме диктатуры пролетариата, всеобщей экспроприации и мировой революции, - в этом смысле они были вполне честны. Если за ними пошли миллионы, то отнюдь не потому, что Ленин и Троцкий сулили им златые горы. Кроме того, не было недостатка в тех, кто эти самые златые горы действительно обещал. В России того времени не ощущалось дефицита демократических и монархических партий, суливших (в случае своего прихода к власти) скорое благоденствие. Большевики никогда не обещали, что все станут богатыми. Они говорили прямо противоположное – что богатых не будет.
Сейчас мало кто обращает внимание на то, насколько диким и нелепым кажутся сами эти слова при внимательном рассмотрении. В конце концов, идея, из которой следует. Что богатых людей не должно быть, противоречит естественному желанию любого человека быть богатым.
Для сравнения представим себе, что некий кандидат в президенты какого-либо государства пообещает избирателям, что после его прихода к власти все они станут нищими. Ем не менее, в 1917 году достаточно большое число людей «проголосовало» именно за такую программу.
Подвигая народные массы на борьбу с миром буржуазным во имя созидания на его руинах мира социалистического, большевики в соответствии с изначальными постулатами марксизма на самом деле стремились, по словам св. Патриарха Тихона, "руками русских рабочих и крестьян" разрушить христианскую цивилизацию как таковую, дабы утвердить в мировой истории дотоле никогда не воплощавшийся в ней с такой глубиной и с таким размахом идеал антихристианской коммунистической утопии.
"Русский народ явил собой небывалое еще в мире распадение на мир "буржуазный" и мир "социалистический". Единство человеческого рода, рода Божьего, имеющего общее происхождение, ныне окончательно в России разрушено, - писал Н.А. Бердяев. -.. Идеологи мира "социалистического", его пророки и апостолы, хотят уверить, что в этом распаде человечества, в этом разрыве всякой преемственности и всякого единства рождается новый человек: Но в старом "буржуазном" мире, мире наших отцов и дедов... была святость и гениальность, явленные в ослепительных образах, в том мире были Пушкин и св. Серафим. В мире "социалистическом" более не будет святых и гениев - они отрицаются всеми основами этого нового мира, они будут насильственно утоплены в серой безличной массе, в бескачественном коллективе, их возненавидят, как всякое возвышенное: Много было хороших добрых предрассудков в старом мире, которые ныне отвергнуты. К таким "буржуазным" предрассудкам принадлежит признание элементарных различий между добром и злом, обязательных для всякого нравственного существа. "Социалистический" мир большевиков стал по ту сторону добра и зла, он впал не в безнравственность, а в нравственный идиотизм. Этот мир стал по ту сторону закона цивилизации, не выше "закона", где уже царство благодати, а ниже его, где царство звериное: Он отверг "предрассудок" о личности, о ее ответственности, о ее достоинстве, о ее первородной свободе. Это был христианский "предрассудок", самим Богом раскрытый нам "предрассудок". "Социалистический" мир отверг старый "предрассудок" о Боге. Вот в чем его тайна"9 .
Уже период первоначального становления коммунистического режима в России выразительно продемонстрировал всему миру лукаво закамуфлированное наукообразно-рационалистической формой лжерелигиозное содержание марксистского утопизма, которое и позволило коммунизму именно в России получить наиболее значительное число приверженцев подчас из самых различных социальных слоев населения.
Серьезные размышления над духовно-религиозными причинами установления в России коммунистического режима ведущих представителей русской религиозно-философской мысли, многие из которых в различные периоды своего творчества отдавали дань либо славянофильскому, либо революционному народопоклонничеству, побудили их сделать мучительный для себя, но неизбежный вывод о глубокой расцерковленности значительных слоев русского народа. Именно эта веками прикрывавшаяся внешними атрибутами бытового благочестия расцерковленность при неутоленной жажде обретения религиозно безусловной истины, способной помочь прежде всего разрешению утилитарных нужд повседневной жизни, оказалась у русского народа поразительно созвучной с лжерелигиозно-утилитарным содержанием коммунистического утопизма.
"Русская революция обнаружила ту старую истину, которая для многих была недостаточно ясна, - церкви изменила и от нее отошла не только русская интеллигенция, как принято было думать и говорить, но и русский народ изменил церкви и отпал от нее, - писал Н.А. Бердяев. - И это ослабление религиозной энергии русского народа произошло уже давно. Отсюда слабость и немощь видимой русской церкви, которая так смущала и мучила лучших, наиболее религиозных русских людей. Отсюда и возможность страшных слов о параличе русской церкви. Необходимо задуматься над странным русским противоречием: русский народ объявили самым религиозным, единственным религиозным народом в мире, а церковь русская была в унижении, в немощи, в параличе... это означает не немощь той церкви {221} Христовой, которой не одолеют и врата адовы, а немощь церковного народа, духовное падение народа, слабость веры, утерю религиозной верности. Церковный народ, церковное человечество составляет неотъемлемую часть исторической жизни церкви на земле. И невозможно могущественное проявление и процветание церкви в жизни исторической, когда народ в значительной своей части изменил вере и отпал от церкви"10
Ставшее великим духовно-религиозным обольщением русского народа установление коммунистического режима явилось подтверждением самых пессимистичных предчувствий апокалипсически чутких русских религиозных мыслителей ХIХ века и одновременно развенчанием иллюзорности многих их же оптимистичных представлений о грядущих судьбах России.
"Из русских мыслителей наиболее прав был Чаадаев, - подчеркивал Н.А. Бердяев. - Во многом прав был и Вл. Соловьев, он был свободен от народнических иллюзий. Гоголь видел в России звериные морды и потом каялся в этом. Ныне гоголевские морды торжествуют. Славянофильство же убито во всех своих видах и формах. Вера в "святую Русь" ныне звучит нестерпимой фальшью и ложью. :Многие идеи великих русских писателей потерпели страшное крушение. Достоевский пророчески предвидел бесовство русской революции в "Бесах", приоткрыл демоническую метафизику революции в "Братьях Карамазовых" ...Но все положительные идеи Достоевского о русском народе оказались иллюзией, ныне они звучат ложью... Наступил конец всем основным линиям интеллигентской мысли и настроенности, как линии, идущей от Киреевского, так и линии, идущей от Герцена. Славянофильство, народничество, толстовство, русское религиозное самомнение и русское революционное самомнение - кончены, трагически изжиты. Дальше нет движения на этих путях, дальше разверзается бездна небытия"11 .
"Современный большевизм отличается от сходных явлений истории тем, что он вырастает из сознательного воинствующего материализма, - писал И.А. Ильин. - Это не просто состояние души, не просто политический строй. Это прежде всего доктрина, теория, учение и соответствующая этой теории фанатичная одержимость, начинающая с наглости и безудержности и кончающая коммунистическим рабством. Доктрина эта состоит в принципиальном отрицании всего, что не материально и телесно: человеческой души с ее свободой и бессмертием; человеческой духовности и вырастающей из нее внутренней и внешней культуры; высших целей, присущих человеку, высшего смысла, присущего миру; и особенно - в отрицании Бога, веры в него, религии и церкви. Кроме материи, тела и телесных потребностей для нее якобы ничего нет. Человек есть высшее животное, которое произошло от человекообразной обезьяны и отличается от нее разве что употреблением орудий труда и ведением хозяйства"12 .
"Русский большевизм - явление религиозного порядка, в нем действуют некие последние религиозные энергии, если под религиозной энергией понимается не только то, что обращено к Богу, - подчеркивал Н.А. Бердяев. - Религиозная подмена, обратная религия, лжерелигия - тоже ведь явление религиозного порядка, в этом есть своя абсолютность, своя конечность, своя всецелость, своя ложная, призрачная полнота. Большевизм не есть политика, не есть просто социальная борьба, не есть частная, дифференцированная сфера человеческой деятельности. Большевизм есть состояние духа и явление духа, цельное мироощущение и миросозерцание. Большевизм претендует захватить всего человека, все его силы, он хочет ответить на все тягостные запросы человека, на все муки человеческие"13
Небезосновательно связывая многие характерные черты идеологии большевизма с особенностями духовного облика Ленина, Н.А. Бердяев обнаруживал в личности создателя этой идеологии образ адепта утилитарно-революционной религии.
"Ленин был страстным и убежденным атеистом и ненавистником религии, - писал Н.А. Бердяев. - Говорю "атеистом", хотя и не верю в существование чистых "атеистов". Человек есть религиозное животное, и когда он отрицает истинного, единого Бога, он создает себе ложных богов, идолов и кумиров и поклоняется им. Ленин очень огрубил идею Маркса о религии, как ленинцы огрубили идеи самого Ленина. Ленин был почти гением грубости - таков его стиль. Для Маркса проблема религии была прежде всего проблемой изменения сознания, связанного, конечно, с социальной борьбой. Для Ленина проблема религии есть почти исключительно проблема революционной борьбы, и ее постановка приспособлена для нужд этой борьбы. Ленин призывал к "штурму неба". Но в богоборчестве Ленина нет глубины, нет глубинных мотивов Фейербаха, или Ницше, нет того, что раскрывалось у Достоевского, нет внутренней драмы. Мысли Ленина о религии, разбросанные в разных его сочинениях, были собраны и изданы отдельно. Встречаются, напр., такие фразы: "Всякий боженька есть труположство". Ленин дает свое определение религии, скорее демагогическое, чем научное: "Религия есть один из видов духовного гнета, лежащего везде и повсюду на народных массах, задавленных вечной работой на других, нуждою и одиночеством". И еще определение: "Религия - род духовной сивухи, в которой рабы капитала топят свой человеческий образ, свои требования на сколько-нибудь достойную человеческую жизнь". Это определение дано было еще в 1905 г."14 .
Столь выразительно проявившийся уже в личности основателя большевизма характер коммунистической идеологии, сочетавшей просвещенчески примитивный взгляд на подлинную прежде всего христианскую религию с религиозно-изуверской нетерпимостью ко всякой подлинной и прежде всего христианской религиозности, должен был обусловить непримиримый конфликт коммунистического режима с традиционной для России религиозной жизнью прежде всего той части ее народа, которая продолжала сохранять верность Православной Церкви. Подобный конфликт в силу поистине вселенских, не смотря на их духовный примитивизм, идеологических претензий коммунистического тоталитаризма должен был принять подлинно тотальный характер, исключавший уже в ближайшей исторической перспективе сосуществование в России коммунистического режима и православной церковной жизни.
В своих работах Бердяев стремился конкретизировать эту мысль о коммунистическом режиме как о лжерелигиозной идеократии,в контексте ретроспективы исторического развития идеократии и показать как тоталитарно-религиозный характер мировоззренческих претензий коммунизма побуждал большевиков воспринимать всех своих возможных оппонентов в качестве еретиков, не имевших права на социально-политическое, а значит и физическое существование.
"Русские коммунисты представляют сейчас власть, в их руках находится государство, - писал Н.А. Бердяев. - И это государство эпохи диктатуры, эта диктатура есть диктатура миросозерцания, диктатура не только политическая и экономическая, но и интеллектуальная диктатура, диктатура над духом, над совестью, над мыслью. Диктатура эта не стесняется в средствах и пользуется всеми средствами. Это - идеократия, псевдоморфоза теократии, одна из трансформаций платоновской утопии. Этим уже определяется неизбежность отрицания свободы совести и мысли, неизбежность религиозных гонений. Все теоретические, идейные, философские споры и все практические, политические , экономические споры в советской России стоят под знаком ортодоксии и ереси. Все "правые" или "левые" уклоны в философии или политике рассматриваются как уклоны еретические. …Когда политика поставлена под знак ортодоксии, то государство рассматривается как церковь и неизбежно преследование за верования и мнения. … Функции церкви переходят и на государство. Коммунистическая власть тоже заботиться о спасении душ своих подданных, она хочет воспитать их в единоспасающей истине, она знает истину, истину диалектического материализма. Коммунистическая власть, ничем не ограниченная, движется ненавистью к христианству, в котором видит источник рабства, эксплуатации, тьмы. Коммунисты чрезвычайно невежественны и непросвещенны в вопросах религиозных, но определяются они идейными мотивами, движутся своей собственной религиозной верой"15
Отмечавшиеся выше, присутствовавшие в коммунистическом утопизме рудиментарно-религиозные начала, сближавшие его духовную направленность с направленностью архаичных мифологем религиозных традиций гностическо-манихейского толка, во многом проявляли себя и в формировании того социально-психологического типа коммуниста, который сложился уже на рубеже 1920-30-х годов. Именно этот социально-психологический тип личности, который распространился в среде наполнивших партию в это время и, конечно же, ничего не знавших о гностицизме и манихействе рабоче-крестьянских выдвиженцев, предопределил популярность политики перманентных репрессий, составившую сущность коммунистического тоталитаризма.
"Психический тип коммуниста определяется прежде всего тем, что для него мир резко разделяется на два противоположных лагеря - Ормузда и Аримана, царство света и царство тьмы без всяких оттенков, - подчеркивал Н.А. Бердяев. - Это почти манихейский дуализм, который при этом обыкновенно пользуется монистической доктриной. Царство пролетариата есть светлое царство Ормузда, царство же буржуазии - темное царство Аримана. Представителям светлого царства все дозволено для истребления темного царства. Фанатизм, нетерпимость, жестокость и насильничество коммуниста ярко выраженного типа определяется тем, что он чувствует себя поставленным перед царством сатаны и не может переносить этого царства. Но при этом он находится в отрицательной зависимости от царства сатаны, от зла, от капитализма и буржуазии. Он не может жить без врага, без отрицательных чувств к этому врагу, он теряет пафос, когда врага нет. И если врага нет, то врага нужно выдумать. Процессы "вредителей" связаны с этой потребностью создать классового врага. Если бы классовый враг исчез окончательно и коммунизм легко было бы осуществить, то коммунистический пафос тоже исчез бы"16.
Разрушив уже в первые десятилетия своего существования основополагающие начала социально-хозяйственной и государственно-политической жизни России и ликвидировав веками складывавшуюся культурно-историческую элиту страны, коммунистический режим утвердил в России невиданный ранее в ее истории тоталитарно-антихристианский тип цивилизации, который должна была стать одним из величайших духовно-религиозных соблазнов для русского народа. Духовно распознать, а тем более религиозно преодолеть этот, апеллировавший к глубинным и подчас не только к низменным чаяниям народной души соблазн можно было лишь сохранив столь часто недостававшую русскому народу духовно-историческую трезвость.
В чем же мог заключаться притягательный для народной души соблазн коммунистического тоталитаризма, который казалось бы изначально продемонстрировал присущую ему сатанинскую природу своей политикой, столь разрушительной для России и столь человеконенавистнической по отношению к ее народу? Почему размышляя еще накануне революции о наиболее искусительных для русского народа духовно-исторических соблазнах, представители русской религиозно-философской мысли нередко отмечали, что самым опасным из этих соблазнов для русского народа в отличие от народов европейских может стать не соблазн открыто восхваляющей общественное неравенство дьявольско-фаустовской цивилизации, а соблазн лукаво обещающей всечеловеческое равенство антихристово-соборной общинности?
"Социальная корысть есть грех человеческий, - подчеркивал Н.А. Бердяев, - но социальная корысть, возведенная в высшую святыню, есть уже дух антихристов"17.
Действительно, полагавший в основу своей часто прагматичной деятельности и в основу своей преимущественно утопической идеологии такой практически действенный стимул как социальная корысть, коммунизм стремился использовать для обольщения народных масс не только одну из самых распространенных низменных страстей человеческой души, но и постоянно попираемые в отпадшем от Бога мире чувства социальной справедливости и братской любви. Однако именно в смешении, а в конечном итоге и в подмене самых возвышенных чувств самой низменной страстью заключался рационально почти неуловимый антихристов "фокус", подчас привлекавший к коммунистическому утопизму самых бескорыстных и самоотверженных людей, чаявших обрести уже в этом мире абсолютные истину, добро и справедливость.
Обольщенный антихристовой химерой социальной справедливости как панацеи от всех бед, сопровождающих отпадшее от Бога человечество на стезях его земного пути, русский народ допустил практически полное разрушение Православной Церкви как именно того исторического института, который веками поддерживал в душе этого народа столь часто оставлявшее его чувство духовно-исторической трезвости.