Противоречия богословских партий на Руси в конце 15 - нач.16 вв.

Содержание
Введение
1.Политическая и духовная жизнь Руси в конце ХV – начале ХVI вв
1.1. Завершение консолидации русских земель
1.2 Положение русской православной церкви в концеXV– начале XVI веков
2.Богословские споры концаXV– начала XVI века
2.1 Еретческие движения
.2.2 Богословские споры нестяжателей и иосифлян. Нил Сорский и Иосиф Волоцкий
2.3 Послание старца Филофея о Третьем Риме
Заключение
Библиография

Противоречия богословских партий на Руси в конце 15 - нач.16 вв.

В конфликте между великим князем и митрополитом, развернувшемся в 70—80-х годах XV в., участвовали представители различных группировок церковного и боярско-феодального лагерей. Поводы, последовательно вступавшие в силу, были разнообразные: экономические, политические и культово-догматические. Действительным же содержанием всего конфликта была, как пишет Я. С. Лурье, «последовательно развивающаяся политическая борьба между великим князем и крупными феода­лами, возглавляемыми митрополитом.»[18,97]
2.Богословские споры конца 15-начала 16 века
2.1 Еретические движения
Раздробленность поколебала церковное единство Руси. В разных землях появились свои святые, обнаружились различия в обрядах. Первый московский владыка, поставленный на новгородское архиепископство, не мог управлять новгородскойпаствой и даже повредился в разуме.[29,164] Его приемником стал Геннадий Гонзов, любимец Иван III. При новгородском Софийском доме была изготовлена «Геннадневская библия» — полный свод библейских книг в переводе на славянский язык, включавший в себя не толь­ко давно известные, но и впервые выполненные переводы библейских текстов. В работе над Библией вместе с образованным новгородским книжни­ком Дмитрием Герасимовым трудился Вениамин, католический монах, «родом Словении, а верою латынянин» .[29,165].
Религиозная мысль на Западе и православном Востоке продолжала развиваться, и вместе с тем углублялись расхождения внутри мирового хри­стианства. «На Руси наибольшую восприимчивость к новым идеям прояв­ляли новгородцы. В своих богословских исканиях они шли значительно дальше, чем могли позволить себе московские ортодоксы. На этой почве и возникло одно из интереснейших явлений русской общественной мыс­ли — новгородское «вольнодумство», объявленное ересью.»[29,165] Начало конф­ликту между еретиками и ортодоксами положили не столько богословские споры, сколько практические потребности церкви.
Церковные летописцы и об­личители жидовствующих связывают их появление с при­ездом в Новгород в 1471 г. еврея Схарии, прибывшего в свите литовского князя Михаила Олельковича, каковой князь был приглашен «на кормление» новгородцами. Согласно версии, Схария совратил в свою веру новгород­ских попов Дениса и Алексея, в свою очередь развернув­ших широкую пропаганду, откуда и пошло все движе­ние. В этой версии содержится кое-что неправдоподоб­ное. О Схарии больше не сохранилось никаких достовер­ных известий, и эта фигура выглядит почти мифологиче­ски. «С другой стороны, при анализе источников всплы­вает вполне реальная фигура некоего чернеца Захария, возглавлявшего монастырь в Немчинове. Похоже на то, что подлинное имя основателя движения — Захария поле­мисты-разоблачители превратили в еврейское имя Схарии, чтобы сделать новую ересь наиболее одиозной в глазах православных.»[16,387] К тому же она оказывается не такой уж новой: через Захария протягивается прямая нить к стри­гольничеству. За столетие, прошедшее после казни глава­рей стригольничества, искоренить это движение не уда­лось, оно существовало в подполье и в благоприятный мо­мент появилось вновь. Захарий, противник симонии (так называлась прак­тика продажи церковных должностей), три года открыто обличал архи­епископа Геннадия как еретика за то, что тот купил должность архиепис­копа. Геннадий со своей стороны предъявил обвинение в ереси Захарию и двум другим новгородским священникам.
Борьба с ересью развернулась на фоне ожидания близкого, неотврати­мого конца света. Логика борьбы новгородских правящих кругов против притязаний московского великого князя привела их к вы­воду о том, что оный князь есть не кто иной, как анти­христ, а его существование и деятельность свидетельст­вуют о приближении последних времен. Приняв византий­ское летосчисление и 5508 год до рождества Христова за дату сотворения мира и считая, что вообще этому миру следует существовать 7000 лет (неделя — «тысяча лет, как день единый»), можно было принять, что конец света должен наступить в 1492 г. Такой расчет подтверждался и тем, что пасхалии, разработанные византийской церковью, кончались именно этим годом: после конца света пасха, по-видимому, праздноваться не будет.
Если данная обличителями характеристика взглядов жидовствующих соответствует исторической действитель­ности, то «эти взгляды были реформационными в более радикальном плане, чем вероучение почти современных им протестантских систем Запада, и приближаются к учениям плебейской ереси Томаса Мюнцера и других идеологов крайне левой Реформации. Социальная основа движения жидовствующих соответствует этой характеристике.» [16,388]
Состав его участников был весьма пестрым. Для Нов­города он в одном отношении определяется довольно од­нозначно: ересь объединяла противников лагеря новго­родских феодалов, группировавшихся вокруг архиепи­скопской кафедры. У Иосифа перечисляются, со слов Ген­надия, 23 имени главных еретиков с указанием рода их занятий: 15 оказываются либо попами, либо вообще име­ющими какое-либо отношение к духовному званию осталь­ные же относятся к «черным людям», к низам городского общества. «Преобладание клириков здесь, вероятно, не от­ражает картины общего состава еретиков, надо полагать, что этим преобладанием характеризуется лишь состав руководящей головки движения и его проповедников, больше известных противнику, чем рядовая масса.»[16,389].
Несколько лет Геннадий вел спор с Алексеем и другими новгородскими вольнодумцами по поводу надвигающегося Страшного суда. Отстаивая свою точку зрения, Алексей ссылался на расчеты еврейского астролога Эммануила бар Якова. Архиепископу пришлось самому обра­титься к сочинению бар Якова, и он немедленно обнаружил там иудейскую ересь. Геннадий обвинил всех вольнодумцев без разбора в «жидовстве» —и потребовал для них смертной казни. «То обстоятельство, что новгород­ский архиепископ Геннадий не мог собственными силами справиться с Захарием и вынужден был просить митропо­лита управы на него, свидетельствует о силе, которою об­ладало движение в Новгороде того времени.»[4,38].
Когда в 1480 г. Иван III посетил Новгород, он на­шел там общий язык с попами-еретиками Денисом и Алексеем и тут же взял их с собой в Москву, дав им высокие церковные назначения. Вскоре в Москве ока­зался и Захарий.
Дело было в следующем. В присоединенном Новгороде Иван III секуляризиро­вал львиную долю монастырских и церковных земель и прочих имуществ. Московские митрополиты имели осно­вания опасаться того, что такую же акцию он совершит в дальнейшем и в отношении всей русской церкви. Вели­кий князь держал при себе идеологов ереси, имея в виду их возможное использование в борьбе против официаль­ной церкви. Если Захар называл новгородских церковни­ков еретиками, то в случае надобности можно было дать возможность его московским единомышленникам обли­чать в том же и митрополита со всем его окружением и с подчиненными ему игуменами богатых монастырей. А это в значительной мере парализовало бы их способ­ность апеллировать к народным массам. «Во всяком слу­чае открывалась возможность так запутать в сознании верующих вопрос о том, кого следует считать еретиками, а кого — православными, чтобы митрополичья партия не представляла большой опасности для великого князя.»[4,41]
Приверженцами ереси вскоре оказались не только бег­лецы из Новгорода и Пскова, но и прозелиты-москвичи. Мо­сковское крыло движения оказалось по составу более многообразным, а по интересам — противоречивым. Здесь оно «помимо всех элементов, оппозиционных в отношении к существующему строю и его церкви, завоевало старое боярство, стремившееся к ограждению своих феодальных вольностей от централизаторской политики великого князя.»[16,388] Среди московских вольнодумцев были и такие знатные люди, как думный дьяк Федор Курицын, бояре Василий Иванович Патрикеев и Семен Ряполовский; в сильном подозрении на этот счет находились у московских церковников даже сноха Ивана III Елена Волошанка и архимандрит Симоновского монастыря Зосима, ставший впоследствии митрополитом. Не преследуя их, Иван III не решал в то же время во­проса о том, какому из направлений отдать первенство. Это было делом политического расчета,
Союз Ивана III с наиболее консервативным крылом церковников вел к необходимости разрыва с еретиками и началу их массовых преследований. Вопрос о борьбе с ересью жидовствующих в общецерковном мас­штабе стоял на соборе 1490 г. Ересь была осуждена собором, но в той части его решения, которая касалась конкретных наказаний для ее носителей, все выглядело необычайно мягко для тех времен. Все кары обрушились на новгородцев. У «еретиков» были разные взгляды. Одни резко отзывались о церковных непорядках и симонии, дру­гие пытались истолковать догмат Троицы, выражая сомнение в Божествен­ной природе Христа и пр. Главной фигурой на суде был Захарий. Как бы то ни было, на соборе 1490 г. подсудимых осудили всех разом за иудаизм. Хотя Геннадий, ссы­лаясь на политику католической инквизиции, требовал беспощадных казней всех еретиков, было принято лишь общее проклятие в отношении ереси в целом, а отдель­ные ее носители были приговорены лишь к заточению, епитимьям, ссылке. «Еретиков» отправили в Новгород. «По приказу владыки палачи сожгли на голове осужденных шутовские колпаки из бересты.»[29,165] Такой мягкостью жидовстпующие были обязаны нестяжателям, которые, осуждая ересь в це­лом, все же видели в еретиках своих союзников в борьбе против церковного стяжания.
Иван III спас Федора Курицына и других московских еретиков не потому, что разделял его взгляды. Суд над московскими еретиками грозил скомпрометировать двор наслед­ника престола Дмитрия-внука, мать которого Елена Волошанка прослыла еретичкой. Позже, приняв решение о передаче трона Василию, Иван III обвинил свою сноху Елену в ереси. Сын еретички Дмитрий не мог занять православ­ный трон.
В 1504 г. в Москве был созван священный собор, осудивший вольно­думцев на смерть. В Москве запылали костры. Казни подверглись брат Фе­дора Курицына дьяк Иван Волк Курицын и несколько других лиц. В Новгороде были ссажены архимандрит Юрьева монастыря Касьян с братом, помещик Рукавов, последнему в подлинно инквизи­ционном стиле перед сожжением вырвали язык. Пронесшиеся по стране казни, анафемы и угрозы побудили многих приверженцев ереси покончить самоубийством. На время, как показали дальнейшие события, антицерковное движение было уничтожено.
.2.2 Богословские споры нестяжателей и иосифлян. Нил Сорский и Иосиф Волоцкий
В 1499 г. Иван III отстранил от власти главных руководителей Боярской думы и передал Новгород в удел своему сыну Василию. Сразу вслед за тем в Новгороде была проведена конфискация церковных земель. Земли были переданы в поместье служилым людям.
В 1503 г. Иван III попытался распространить новгородский опыт в «московские земли». Он созвал собор и объявил о том, что богатые монастыре должны отдать вотчины в казну. Высшее духовенство защищало церков­ное землевладение с помощью ссылок на византийские законы и на московскую старину.
К моменту открытия собора в Москву прибыл старец Нил Сорский, против­ник монастырских стяжаний (монастырского землевладения). Он заявил на собо­ре: «Не достоит (недостойно) чернецем (монахам) сел (вотчин) имети.»[16,166]
Иван III не решился пустить в ход меры принуждения. Убедить духовенство в необходимости отказа от земельной собственности он не смог и потерпел полную неудачу. Архиепископ Геннадий, возмущенный конфискациями церковных зе­мель в Новгороде, столь резко возражал государю, что тот прервал его грубой бранью. Вскоре после собора монарх велел арестовать Геннадия и под предлогом его мздоимства лишил сана. Болезнь Ивана III помешала ему вернуться к проек­там секуляризации. Сопротивление церкви предотвратило новое грандиозное рас­ширение государственной собственности.
На соборе столкнулись два течения религиозной мысли — «нестяжатели» и «иосифляне». Первое течение возглавлял Нил Сорский, второе —Иосиф Волоцкий, игумен Иосифо-Волоколамского монастыря. «Иосифлянами» стали называть сторонников Иосифа Волоцкого. После разгрома ереси жидовствующих внутрицерковная борьба между иосифлянами и нестяжателями возобно­вилась с новой силой. Занявший престол после смерти Ивана III в 1505 г. Василий III оказался перед теми же проблемами, что и его отец: «нестяжатели сулили ему мо­настырские земли, а господствовавшая в церкви группи­ровка иосифлян могла оказать неоценимую поддержку в политическом возвышении, в закреплении за великим князем статуса и титула царя (Василий III уже неодно­кратно пользовался этим титулом во внешнеполитических сношениях).»[18,389] До начала 30-х годов Василий III продол­жал маневрировать между церковными группировками, опираясь то на ту, то на другую. Вскоре развернулась литературная полемика между этими партиями , длившаяся более двух десятилетий.
С одной сторо­ны, выступали глава направления Иосиф Волоцкий, мит­рополит Симон, его преемник митрополит Даниил, с дру­гой— Нил Сорский, Вассиан Патрикеев, а также богослов и публицист Максим Грек. Одна сторона на­стаивала на том, что церковные земли и имущества при­надлежат богу и что всякий, покушающийся на них, на­несет обиду не кому иному, как ему самому; делались также ссылки на то, что и византийская церковь владела недвижимым имуществом и что даже нечестивые татары не посягали на земли церквей и монастырей, указывался Константинов дар, по которому католическая церковь тоже владеет немалым достоянием. Другая сторона взы­вала к нормам монашеского аскетизма, требовала питания монашествующих плодами их собственного труда, апел­лировала к евангельским идеалам бедности.
На всем движении нестяжательства ярко запечатлелась личность «великого старца» Нила Сорского (1433—1508), чей образ позднее всегда вдохновлял всех русских мистиков — о Паисия Величковского до В.С.Соловьева и Н.А.Бердяева. Он происходил из боярского рода Майковых, который в XIX в выдвинул еще двух видных литераторов — поэта Аполлона и критика Валериана Майковых. Приняв постриг в Кирилло - Белозерском монастыре, Нил совершил паломничество на Афон где провел «время немало». Там он глубоко освоил сочинения восточнохристианских мистиков — Исаака Сирина, Симеона Нового Богослова, Григория Синаита. Не внешняя мудрость, учили исихасты, а внут­реннее самоуглубление открывает путь к истине. Погружение в себя дает состоя­ние покоя (исихия), «Фаворского света», т. е. общения с Богом. По возвращении на Русь Нил основал собственный монастырь на реке Соре, неподалеку от своей прежней обители. Отсюда исихазм распространяется по всему Заволжью и Северу. После Нила осталось «Предание ученикам» — трактат, посвященный вопросам монашеского самосовершенствования, и несколько посланий разным лицам.
Два пункта учения Нила Сорского вызывали особенное недо­вольство иосифлян. Во-первых, это запрет монастырской соб­ственности. На церковном соборе 1503 г. старец открыто про­возгласил, «чтобы у монастырей сел не было, а жили бы черньци по пустыням, а кормили бы ся рукоделием».[8,28], физически трудом. Во-вторых, он призывал отказаться от украшения храмов: «яко не лепо чюдитися делом человеческых рук и о красоте здании своих величатися».[8,28] Это было очень похоже на то чего добивались и еретики-«жидовствующие», хотя, разумеется , направленность воззрений древнерусского подвижника не имела ничего общего с идеями новгородско-московских реформаторов. Как и все исихасты, Нил прежде всего рассуждал об «умном делании», познание божественного. Богоугодна только та мысль, которая может быть направлена в русло благих деяний. Всякое дело необходимо начинать с «мудровования», рассуждения, что бы душа не поработилась ощущениями, а ум был очищен от «лукавых помыслов». Без мудрования губительно даже чтение церковных книг.
«Мудрование – это своеобразная гигиена ума, духовная профилактика, позволяющая освободить ум от ощущений, оградить его от мирского, тварного.»[8,29]. Его зримым выражением является плач, «слезное ви­дение мира» (М. М. Бахтин), предрасполагающее к предрасполагающее к приятию святости. Как через мудрование приходит разумение, так через плач утверждается благоразумие. Разумение есть раскрытие богооткровенной тайны, благоразумие — умолчание о ней признание ее непостижимости. Благоразумие уравновешивает ум, освобождая его от словесных форм. Оттого оно равнозначно молчальничеству, исихии. «Таким образом, мистика Нила Сорского получает своего рода логическое обоснование превращается в аргументированный постулат веры.»[8,29].
Со смертью Нила Сорского нестяжательство утратил свой отшельническо-созерцательный характер и, подобно византийскому исихазму, подверглось резкой политизации. Необходимость борьбы с иосифлянством вынуждала последователей «великого старца» все более входить в круг житейских мирских интересов, проникаться политико-правовым, идеологическим сознанием.
Особенно прославился на этом поприще Вассиан Патрикеев (в миру князь Василий Иванович Патрикеев, ок. 1470-после 1531). Троюродный брат Василия III, он за участие в династической борьбе был насильно пострижен в монахи и сослан в Кирилло-Белозерский монастырь. Знакомство с Нилом Сорским определило направленность его мировоззрения, и он стал одним из наиболее ревностных приверженцев нестяжательства.
Через суды и заточения прошел и другой идеолог нестяжательства Артемий Троицкий (даты жизни неизвестны). Он был игуменом Троице-Сергиева монастыря и играл видную роль в церковно-политической жизни XVI в.
Непосредственно к нестяжателям примыкал знаменитый Максим Грек (Михаил Триволис, 1470-1556), воспитавший не одно поколение восточнославянских книжников XVI- XVI веков.
Другим подвижником русской церкви был Иосиф Волоцкий (в миру Иван Санин, 1439-1515). Подобно Нилу, он отвергал стяжательство как средство личного обогаще­ния. Но Волоцкий решительно отстаивал богатства монастырской общины, видя в этих богатствах средство милосердия и благотворительности. Иосиф был игуменом монастыря, находившегося в уделе великого князя Федора Борисовича. Жадный, скупой, жестокий, князь Федор чинил инокам «много разорения», грабил и притеснял обитель. Тогда Иосиф, пользуясь феодальным правом закладничества, в феврале 1507 послал грамоты Василию III и митрополиту Симону с просьбой избавить его братию от «удельного насильства» и принять в свое «великое государьство». Акция имела успех. Волоцкий монастырь перешел под юрисдикцию Московского князя. «Благодаря этому прецеденту было начато ускоренное сближение светской и церковной власти, сыгравшее первостепенную роль в политической централизации Русского государства.»[16,389]. В Волоколамском монастыре с наибольшей полнотой были осуществлены принципы общинножительства иноков (принцип коммуны). Иосифляне направляли силы на поддержание внешнего благочестия и безусловного послушания. Частые неурожаи вызывали го­лод. Волоцкий раздавал хлеб тысячам обедневших крестьян и нищих, спасая их от голодной смерти.
Иосиф Волоцкий представлял линию аллегорического рационализма, выразившуюся в учениях Илариона и Климе Смолятича. Его методом также было «духовное смотрение» разумное толкование Священного писания. Подобно древнекиевским предшественникам, он «отличался наклонностью к политическому прагматизму и даже утилитаризму. Иосиф на все смотрел с точки зрения запросов современности, умел придать общий характер любой своей литературной борьбе с инакомыслящими. С ним считались и не могли не считаться как друзья, так и враги.»[10,89]
Наследие Иосифа обширно, оно включает множество посланий и богословских сочинений. Основной труд Иосифа— «Просветитель, или Обличение ереси жидовствующих». Он работал над ним более десяти лет. Эта книга не только составила целую эпоху в развитии политического сознания Московской Руси, но и стала своеобразной идеологической прелюдией к позднейшим петровским преобразованиям.