Феномен цвета в произведениях Ф.М.Достоевского"(произведение по выбору, выбрала "Преступление и наказание")

Оглавление
Введение
Глава 1. Обзор исследований, посвященных творчеству Достоевского
1.1. Достоевский: человек и писатель
1.2.Достоевский в литературе
Глава 2. Изучение цветовой палитры в "Преступлении и наказании"
2.1. История создания романа "Преступление и наказание"
2.2.Анализ цветовой палитры романа
2.2.1. Петербург в цветовой гамме в романе
Заключение
Список литературы

Феномен цвета в произведениях Ф.М.Достоевского"(произведение по выбору, выбрала "Преступление и наказание")

Этика онтологизируется, онтология становится философией поступка, теория познания обращается в антропологию. [10,74]Карамазовскую «Легенду» прочли как проблемную энциклопедию актуального христианства, причем самые кардинальные темы (свобода воли, смысл истории, любовь и вера), поданные в тексте в векторе отрицания (нет свободы поступания, нет Божьего промысла, вера и любовь — самообман), приходилось защищать, исходя из контекста, в котором предполагалась утверждающая эти ценности альтернатива.Люди-маски Достоевского — наследники и инициаторы ложной действительности, построенной в умах носителей ложной идеологии и вынесенной в реальное бытовое обстояние, в историю. Античеловеческая идея (например, «убийство по совести») способно управлять ее автором, — и тогда герой превращается в марионетку жизненного театра идеологического абсурда. Идея, распрямляясь, как пружина, в телесном «каркасе» куклы-Раскольникова, руководит его руками и ногами, так что в момент убийства старухи движения его уже не контролируются сознанием, их совершает механизм по заданной ему «программе»: «Он вынул топор совсем, взмахнул его обеими руками, едва себя чувствуя, и почти без усилия, почти машинально опустил его на голову старухи. Силы его тут как бы не было». [9,46] К внутреннему самоубийству личного в человеке двигаются и герои «Бесов». Здесь создана сложная поэтика идеологической физиогномики, средствами которой показано, как маска прирастает к лицу, вытесняя и заменяя его неорганической личиной анти-человека; под ней агонизирует человеческое. Достоевский — отец антропологии и антропософии XX в. В его учении о человеке не только преднайдена разорванная душа свидетеля великих потрясений новой эпохи, но, надо сказать прямо, его же мыслью некоторым образом навеяны последующим поколениям читателей основные конфликтные узлы мировоззренческих драм его героев, трагические картины мира, к преодолению которого призвано писателем человечество. Мысль Достоевского о кукольном фарсе, который устраивают себе люди в рамках реального быта, идет глубже чисто «психологических» наблюдений. По Достоевскому, антропогенез не завершен: люди — всего только «куколки», как и устроенные по человеческому разумению государства — «все эмбрионы». Маска — порождение головного прожектерства, отталкивающего живую жизнь. Человек, «заболевший» сознанием, перестает доверять непосредственной интуиции жизни: это болезнь человека переходного типа, еще не свободного от разрушительно-биологической стихийности, но и не преображенного еще почвенной софийностью. Достоевскому важно было отстоять унаследованную от славянофилов (к ним пришедшую от немецкой метафизики) идею приоритета «непосредственного познания» (внелогического усмотрения истины): это был аргумент в борьбе с безответственным идеологическим конструированием псевдожизненных реальностей. Наука в гордыне позитивистского всезнайства деформирует лики бытия, закрывая их масками — образами потребной истины. В высоком холоде абстракций человек отчужден от всякого другого и от чревного родства с бытием. Удел теоретического человека, по Достоевскому, — осознать тщету хитроумного разума и исконную иронию мира, одетого в маску, интерпретированного модной теорией, уложенного в проекцию успокоительной телеологии. Как бы в усиление тютчевской интонации («Не издеваются ль над нами?») в «Исповеди» Ипполита («Идиот») сказано о «насмешке природы» над человеком.[9,112]Русский опыт философской рецепции Достоевского огромен по объему, универсален по содержанию. Один перечень философско-религиозной продукции, связанной с именем писателя, составил бы приличный том. Нам не приходится даже мечтать об охвате этого опыта в пределах статьи. Всем нам еще долго читать и перелистывать это великое множество критической прозы, выстрадавшей «своего Достоевского».Глава 2. Изучение цветовой палитры в "Преступлении и наказании" 2.1. История создания романа "Преступление и наказание" "Преступление и Наказание" — первый в ряду великих романов Достоевского. Его создание стало открытием нового жанра мировой литературы. Вначале ничто не предвещало его появления: Достоевский работал над повестью "Пьяненькие", затем над другой повестью — "психологическим отчетом одного преступления". Синтез двух творческих замыслов привел к роману, работа над романом — к художественному открытию нового жанра, которое произошло почти одновременно с созданием "Войны и Мира" Л. Толстого, причем оба романа публиковались на страницах одного журнала "Русский Вестник": "Преступление и Наказание" — в течение 1866 года, "Война и Мир" — с 1865 по 1869 год.Достоевский был подготовлен к этому открытию, создав особый жанр "Записок из Мертвого Дома", введя композиционный параллелизм нескольких сюжетных линий в романе "Униженные и Оскорбленные", создав Лицо подпольного парадоксалиста в "Записках из подполья".Открытие нового романа произошло, когда все сошлось вместе: и выбор темы, и выбор героя, и формы повествования; благодаря совмещению в композиции сюжетных линий разных замыслов, возник эффект события героев в проживании ими философской темы романа.Уже в первых литературных опытах Достоевский овладел искусством создавать незаурядные характеры, в которых ярко проступает личность героев. В поздних романах характеры обрели Лицо.Чтобы возникло Лицо, герою нужна идея. Ею могли быть идеи времени, как у героев Тургенева или Чернышевского, но у героев Достоевского был иной масштаб личности: их идеи претендуют на то, чтобы быть новым словом в жизни людей.Начиная с "Преступления и Наказания" романы Достоевского — романы идей, романы об идеях и героях–идеологах.Идея в изображении Достоевского — скорее чувство, чем мысль, точнее, "идея–чувство". Слова героя о своей идее могли быть любыми — они меняются в зависимости от обстоятельств, от собеседника, от настроения. Очень точно сказал об этом М. М. Бахтин: "Идея — это живое событие, разыгрывающееся в точке диалогической встречи двух или нескольких сознаний".[2,16] Идеи Достоевского диалогичны. Им не страшны ни противоречия, ни алогизмы. Изреченная мысль героя нередко обретает форму парадокса. То, что о своей идее говорит герой, часто сбивает с толку неподготовленных читателей. Впрочем, не только читателей, но и критиков: в их трактовках идей Раскольникова, Аркадия Долгорукого, Ивана Карамазова нередко опускается то, что противоречит логике слов.И в самом деле середина XIX столетия почти во всех странах континентальной Европы — время рождения своего рода «политического атеизма». Именно в эту эпоху социализм, появившийся в 1830-х годах в лоне христианского — католического либо квакерского — либерализма, два десятилетия спустя усилиями вначале Прудона и Бакунина, затем — Маркса, быстро обретает откровенно атеистический, антихристианский оттенок. Речь вовсе не идет об антиклерикальных настроениях, издревле существовавших внутри западного общества, речь — именно об атеизме как политической программе. Достоевский чутко уловит этот неожиданный и вовсе не случайный перелом: один из его героев так и скажет: нужно вначале уничтожить идею Бога и только затем окажется возможен социальный переворот. [15,701]Политический атеизм возникает неизбежно именно по причине того, что рынок, который в традиционном обществе играет сравнительно небольшую, маргинальную роль, вдруг начинает определять собой всю человеческую жизнь. Человек оказывается игрушкой в руках безличных социальных сил и у него не оказывается иной возможности восстать против своего незавидного положения в обществе, и вместе с тем остаться в обществе, не уйти из него, как противопоставить этому обществу свой частный, групповой, наконец, классовый интерес. «Свету белому провалиться или мне чаю не пить?» — спрашивает подпольный человек. Тут вот вся загвоздка в том, что человеческое достоинство не позволяет руководствоваться интересами всего общества, ибо эти абстрактные интересы в тот момент, когда обществом начинает управлять рынок, требуют от человека, чтобы он смирился со своей нищетой и не мешал «честным предпринимателям» получать свою прибыль. Но, с другой то стороны, если человек решится бунтовать, то мысль о чем-то кроме хлеба насущного, воспоминание о том, что «не хлебом единым жив человек» и пр. в этот момент покажется ему предательской. [1,94]Переход российского общества во второй половине XIX века к капиталистической форме хозяйствования неизбежно повлек за собой разорение деревень, обнищания народа, обострение социальных противоречий и, как следствие, - рост преступности. Поэтому не случайно широкое распространение в литературе этого периода получила тема преступления, раскрытая в романах, повестях, рассказах и драматических произведениях русских писателей. Критерием поступков литературных героев становились христианские заповеди “не убий”, “не укради”, “не прелюбодействуй”, нарушая которые герои совершали преступления и неизбежно вступали в конфликт с обществом: Родион Раскольников (“Преступление и наказание” Ф.М.Достоевского), Позднышев, Никита (“Крейцерова соната” и “Власть тьмы” Л.Н.Толстого), Катерина Измайлова (“Леди Макбет Мценского уезда” Н.С.Лескова) и многие другие. Одним из первых к проблеме преступления и наказания обратился Достоевский в очерке “Записки из Мёртвого дома” (1862г.). Однако сама природа очерка не позволила писателю глубоко исследовать проблему преступления и наказания, создать развёрнутые психологические типы. Накопившийся очерковый материал требовал своего воплощения в более ёмкой художественной форме. Характерно, что Достоевский был первым, кто обратился к решению такой важной и актуальной проблемы в жанре романа. [15, 709]Впечатления, вынесенные Достоевским из Омской уголовной тюрьмы, были настолько сильными, что тема преступления и наказания впоследствии получила художественное воплощение почти во всех произведениях писателя.Знаменательно, что его первый философский и нравственно-психологический роман, созданный на криминальной основе, получает название “Преступление и наказание”. Роман этот был задуман автором ещё на каторге, о чем свидетельствует его письмо брату Михаилу (9 октября 1859 г.): “В декабре я начну роман… Не помнишь ли, я тебе говорил, про одну исповедь-роман, который я хотел писать после всех, говоря, что ещё самому надо пережить… Всё сердце моё с кровью положится в этот роман. Я задумал его на каторге, лежа на нарах, в тяжёлую минуту грусти и саморазложения…” [2,17]Ежедневное общение с обитателями Омской уголовной тюрьмы, знакомство с историями их преступлений, наблюдения над поступками и характерами – всё это, бесспорно, послужило толчком к возникновению замысла романа. Именно здесь, в остроге, впервые оказавшись лицом к лицу с простыми русскими людьми, вернее, с самыми “худшими” из них, Достоевский познает душу народа и радуется, когда ему удается в этом разряде людей обнаружить “под грубой корой золото”. В начале лета 1865 г. Достоевский срочно уезжает за границу. Дела его ужасны: в ушедшем году умерли один за другим брат М.М. Достоевский и жена М.Д. Достоевская, только что окончательный крах потерпел и журнал «Эпоха», случился-произошел окончательный разрыв с А.П. Сусловой, многочисленные кредиторы грозят долговой тюрьмой, семейство Михаила Михайловича, пасынок П.А. Исаев, больной младший брат Н.М. Достоевский и другие бедные родственники не просто ждут, а требуют от него помощи, бесконечные изнуряющие припадки падучей замучили окончательно... За границей он намеревался хотя бы на время скрыться от кредиторов (да и родственников) и найти выход из очередного жизненного тупика. Надежды на очередной Рулетенбург и на этот раз не оправдались: выиграть разом и большую сумму не удалось, больше того, — проиграл последние гроши. Оставалась, как всегда, последняя надежда — на литературу, на свой талант. Еще перед отъездом-бегством из Петербурга он предложил свою будущую повесть под названием «Пьяненькие» издателям «Санкт-Петербургских ведомостей» В.Ф. Коршу и «Отечественных записок» А.. А. Краевскому. Получил отказ. Тогда, от безвыходности положения, писатель, уже из-за границы, решился обратиться с предложением к Каткову. Надо помнить, что совсем незадолго до того Достоевский на страницах своих журналов «Время» и «Эпоха» вел ожесточенную полемику с «Русским вестником», «Московскими ведомостями» и персонально с их издателем — нелицеприятных слов с обеих сторон было высказано немало. Несмотря на это, Катков предложение принял, просимый автором аванс в триста рублей выслал. И получил произведение, которое произвело потрясение в читающей публике и увеличило тираж журнала на несколько сот экземпляров. Но, самое главное, первый роман из «великого пятикнижия» Достоевского окончательно утвердил его реноме глубочайшего писателя-психолога, поднял его авторитет в мыслящей России (а позже и за рубежом) на должную высоту. Повесть, предложенную Каткову, Достоевский решил писать, как и «Записки из подполья», от лица самого героя. Главную работу оставлял, конечно. [12, 18]До возвращения в Россию, пока же делал в основном наброски, записывал отдельные черты характера героя, повороты сюжета, искал детали. Общая схема замысла понемногу обогащалась живыми сценами и диалогами. Работал даже на корабле по пути в Копенгаген. Он должен был знать о своем городе все, знать и видеть то, что знал и видел его герой. Что ж, жить он мог бы, пожалуй, где-то рядом, даже и в одном с Достоевским доме,— так же спускался по этим старым лестницам, бродил одиноко по Сенной площади, вынашивая свой план ограбления, и в те же трактиры и распивочные наверняка заглядывал, встречал тех же, что и Достоевский людей… Так появляется и реализуется наяву «Петербург Достоевского». Теперь Раскольников был для Достоевского как бы живым, реальным человеком, за которым писатель наблюдал,— как он выходит из дому, как идет к старухе, вон в тот дом, а не какой другой… [2,18]Знал уже даже, сколько ступеней на лестнице от каморки его героя до выхода и сколько шагов — наверняка ведь отмерял, и не раз, выхаживая свои замыслы,— поднимался и к «старухе», видел его глазами дом и лестничные пролеты, и даже дверь, за которой все и произошло… Появление «Преступления и наказания» было подготовлено всем предыдущим творчеством Достоевского. Тема Петербурга («Слабое сердце»), тема подполья («Записки из подполья»), тема мечтательства («Белые ночи»), тема преступления и наказания («Записки из Мертвого дома») — эти и многие другие темы переплавились-слились в новом романе, приобрели углубленный философский смысл. [2,17] Но одна тема, только лишь мимоходом затронутая-упомянутая прежде в «Господине Прохарчине», через 20 лет, именно, в «Преступлении и наказании» заняла главенствующее место, была исследована-показана автором во всей ее сложности и глубине. В раннем рассказе один из героев, «дрожа от досады и бешенства», кричит Прохарчину: «Что вы, один, что ли, на свете? для вас свет, что ли, сделан? Наполеон вы, что ли, какой? что вы? кто вы? Наполеон вы, а? Наполеон или нет?! Говорите же, сударь, Наполеон или нет?..» Господин Прохарчин на вопрос этот иступленный не ответил, да и вопрос был риторическим. А вот для Раскольникова это как раз вопрос отнюдь не риторический, от него зависит не только вся его будущность, но и просто-напросто — жизнь. Вопрос о наполеонизме в «Преступлении и наказании» сформулирован главным героем так: «Тварь ли я дрожащая или право имею?..» «Преступление и наказание», по сути — криминальный роман. Тема преступления, которую писателю-петрашевцу довелось непосредственно изучать четыре года на нарах Омского острога, также именно в этом произведении впервые у Достоевского (как впоследствии в «Бесах» и «Братьях Карамазовых») была положена в сердцевину сюжета, стала предметом психологического исследования. В результате этого исследования темы наполеонизма, переплетенной с темой преступления, Достоевским была обоснована главная философско-этическая идея романа — невозможность для человека основать свое личное счастье на несчастье других людей. А следователь Порфирий Петрович: где бы сейчас найти таких оперов?… Несомненна связь «Преступления и наказания» и образа его главного героя с русской и мировой литературой. Прежде всего это — А.С. Пушкин (поединок Германа с богатой старухой-графиней в «Пиковой даме», «бунт» Евгения в «Медном всаднике», Борис Годунов, страдающий под гнетом своего преступления, ода «Наполеон», известные строки в «Евгении Онегине» о том, что-де «Мы все глядим в Наполеоны...» и т. д.); это и М.Ю. Лермонтов («Герой нашего времени», «Маскарад»), и Н. В. Гоголь («Портрет»). Из западных авторов в этом плане прежде всего стоит упомянуть французов Ш. Нодье и его роман «Жан Сбогар» (1818), с заглавным героем которого сам Достоевский сопоставлял Раскольникова в черновых материалах, а также Оноре де Бальзака — его Растиньяка из романа «Отец Горио» (1835).Однако, можно сказать, что период создания «Преступления и наказания» — был самым лучшим, переломным и основополагающим периодом в личной и творческой судьбе Достоевского.2.2.Анализ цветовой палитры романа Желтый цвет в романе присутствует почти во всех помещениях и создает атмосферу нездоровья, расстройства, надрыва, болезненности, печали. Грязно-желтый, уныло желтый, болезненно желтый цвет вызывает чувства внутреннего угнетения, психической неустойчивости, общей подавленности. Эту мысль подтверждают и слова Люшера: «Желтый как цвет разрядки, освобождающей от раздражающего напряжения, выражает только нервное и психическое состояние».По мнению психолога М. Люшера, желтый цвет – цвет солнца, тепла и радости: «Желтый цвет воспринимается нами как солнце, светлым и сверкающим ». Мы встречаемся с противоречием понятия радостного желтого цвета и желтого цвета Достоевского.Комната с отставшими от стен обоями - вид удручающий. Это не только рушение дома, но и рушение человеческой жизни. Достоевский сравнивает жалкое жилье главного героя с желтым шкафом, который давит на него своей теснотой, темнотой, рождая желание вырваться из него, а вырваться некуда: там, на улицах Петербурга, та же атмосфера безысходности. Угнетающая обстановка жилища, города толкает Раскольникова на преступление.Эту мысль подтверждают и слова психолога М. Люшера: «Желтый - это основной цвет. Он выражает основную психическую потребность - раскрыться Желтому цвету оказывают предпочтение люди, которые надеются на разрядку с помощью освобождения от нагрузки или от связи, которая угнетает их как зависимость». На фоне болезненно желтого цвета дважды в романе встречается этот цвет как чистый, в спокойных тонах. Это говорит о том, видимо, что не все так уж и безнадежно в жизни Родиона Раскольникова, что есть надежда на праведную жизнь.Красный цвет в романе характеризует опасность, которая грозит героям, например в описании Мармеладова: «красноватые глазки» говорят не только о его нравственном падении, но и о болезненной опасности, которая может привести к смерти. Такая же опасность грозит жизни его супруги Катерины Ивановны, которая «в эту зиму простудилась и кашлять пошла уже кровью», а красные пятна на её щеках говорят о нездоровье. Уже не в своем уме, больная Катерина Ивановна вывела своих детей на улицы города, заставляя их петь, плясать, нарядив их как уличных певцов и певиц: На мальчике была надета из чего-то красного с белым чалма, чтобы он изображал собою турку. На Леню костюмов недостало; была только надета на голову красная вязанная из гаруса шапочка ». Использование красных цветов при описании детей показывает, насколько опасно жить им в больном обществе. А яркое, красное солнце, которое видит Раскольников, гуляя по городу перед убийством, или маленькое золотое колечко с тремя красными камешками, которое он оставляет под заклад, становятся предзнаменованием опасности не только для жизни Алены Ивановны, но и для него.В романе появляется церковь с зеленым куполом, куда не раз ходил Раскольников и любил её и старинные в ней образа. Она как символ пути очищения человека от греха. Зеленый - цвет возрождения, цвет, дающий надежду на преображение.