Ретроспективизм К. Сомова - поиск идеала

Введение
1. Ретроспективизм
1.1. «Мир искусства»: ретроспективные мечтатели
1.2. Иронические стилизации Сомова
2. Поиск идеала
2.1. Основные черты стиля К. Сомова: техника живописи
2.2. Сомов-портретист: «Дама в голубом»
2.3. Жанр «ню» в творчестве К. Сомова
2.4. Пейзаж в творчестве К. Сомова
3. Новое в ретроспективизме Сомова
Заключение
Список литературы

Ретроспективизм К. Сомова - поиск идеала

Художник переносит Е.М. Мартынову в мир прошлого, облекает ее в старинное платье, помещает на фоне условного декоративного парка. Это - стройный вымышленный мир природы, созданной человеком, мир музыки (музицирующие фигурки на скамье), мир вечернего покоя. Вечернее небо с легкими розовыми облаками, деревья старинного парка, темная гладь водоема - все это изысканно по цвету, но, как истинный «мирискусник», К. Сомов стилизует пейзаж. Например, пожухшая зелень листвы словно взята со старинных гобеленов или с пожелтевших картин старых мастеров.
Созданный К. Сомовым ретроспективный портрет стал новым явлением в русском искусстве. Художник был первым, кто поставил перед собой эту задачу и блестяще решил ее. Интерес к духовному миру человека связывает К. Сомова с традициями русской портретной живописи, и вместе с тем «Дама в голубом» намечает новую тенденцию. Художник отказался от всего случайного, бытового, он поднял созданный им образ над повседневностью, придав ему возвышенное очарование.
Прежде всего, зрителя в портрете Е.М. Мартыновой привлекает необычное сопоставление старинного стилизованного парка, старинного костюма и современной художнику женщины с ее сложным духовным миром. Глядя на эту одинокую, тоскующую женщину, зритель не воспринимает ее как человека из иного мира, прошлого и далекого. Это - женщина конца XIX века. Все в ней характерно: и болезненная хрупкость, и чувство щемящей тоски, печаль в ее больших глазах и плотной линии скорбно сжатых губ. И та естественная бледность, которой в XVIII веке добивались лишь искусственными снадобьями.
На фоне дышащего волнением неба хрупкая фигура Е.М. Мартыновой полна особой грации и женственности, несмотря на тонкую шею, худые покатые плечи, затаенную грусть и боль. А между тем в жизни Е.М. Мартынову все знали как веселую, жизнерадостную молодую женщину. Подруга ее, М. Ямщикова, писала: «Что сделал художник с этим лицом, с этими когда-то сияющими торжеством глазами? Как сумел вытащить на свет глубоко запрятанную боль и печаль, горечь неудовлетворенности? Как сумел передать это нежное и вместе с тем болезненное выражение губ и глаз?»
Действительно, глубина проникновения К. Сомовым в образ просто поразительна. Е.М. Мартынова мечтала о большом будущем, хотела реализовать себя в настоящем искусстве и презирала житейскую суету. А случилось так, что в 30 с небольшим лет она умерла от туберкулеза легких, не успев ничего исполнить из задуманного.
Чтобы ярче передать утонченность образа своей модели, К. Сомов прибегает к лессировкам, добиваясь тончайших красочных нюансов, прозрачных голубых теней в живописи лица и открытых плеч. Замечательны по своей выразительности жесты прекрасно написанных рук. В левой, поднесенной к груди, и в бессильно опущенной правой есть что-то невыразимо беспомощное. Обычно в своих портретах К. Сомов не столь открыто пользовался жестом как средством характеристики, но «Дама в голубом» стала исключением.
Несмотря на парадность портрета, в нем звучит скрытая задушевная нота. И она заставляет зрителя пережить настроение героини, проникнуться к ней тем сочувствием, каким был полон и сам художник. Между этой грустной женщиной и изображенными в глубине лицами нет сюжетной связи, нет взаимодействия.
Мужская фигура, обликом напоминающая самого К. Сомова, а также жанровая сценка еще острее подчеркивают ее одиночество. Темная плотная купа деревьев словно отгораживает это хрупкое создание от окружающего мира. С. Маковский в 1913 году отмечал, что в портретах К. Сомова, в его отношении к жизни как к «маске небытия» таится «скорбное сознание своей одинокости в этом мире, слишком призрачном, чтобы верить ему до конца».
«Дама в голубом» трагически одухотворена, устала, надломлена. Взгляд ее воспален, губы запеклись, на щеках горит лихорадочный румянец. Она больна, и художник поэтизирует ее болезнь и одиночество. Искусство рубежа веков, по выражению Т. Манна, видит в болезни «небуржуазную форму здоровья». Современный человек с его тоской и неудовлетворенностью противопоставлен на картине К. Сомова гармоничному миру прошлого - миру XVIII века, но это опять же не ощутимо реальный мир, а идеальный. Мир, который воспринимался К. Сомовым через искусство рококо и музыку, недаром он изобразил сценку с музицирующими, которая напоминает «галантные празднества». Эта ретроспективная стилизация пронизывает весь портрет, ощущается она и в самом изображении образа Е.М. Мартыновой: в характере тонкого, мечтательного, слегка наклоненного лица; в холодных, прозрачных тенях на шее и груди; в фасоне старинного платья и в том, как написан блестящий, ниспадающий тяжелыми складками синий муар и тонкие ажурные кружева.
2.3. Жанр «ню» в творчестве К. Сомова
Сомов открыл, почти запретный ранее для русского изобразительного искусства жанр «ню». Но эротика подавалась им в ироничной, свойственной всем мирискусникам, форме. Эротика Сомова это «наигранная усталая порочность не всерьез». Его лукавые, умудренные в любовных приключениях дамы века Людовика XIV или Людовика XV не то с усмешкой, не то с гримасой на напомаженных губах, припудренные, бледные как смерть, с неизменной «мушкой» на щеке не прельщают, а скорее настораживают. Их маски, жутковатые ужимки, неестественные изломы тел - только тени, инсценировка. Это куклы, марионетки, отсюда впечатление немоты, остановки времени, застывшей театральной постановки. Но не исчезающее при этом ощущение игры, шутки чудесным образом снимает и излишний трагизм и спасает искусство Сомова от пошлости, порнографии. Такова эротическая «Книга маркизы», опубликованная в 1907 и 1908 гг. с иллюстрациями художника в Париже. Но иногда Сомов - холоден, отстранен, даже жесток. Он вдруг перестает быть шутником и становится жутко от его холодной проницательности. Сомов открыто издевался над «маской невинности», «любовью украдкой», «эротикой втихомолку» и прочими изобретениями века Рококо и сентиментализма.
Эротика Сомова - это эротика бывшей жизни, воспринятая холодно интеллектуально глубоко современным художником и претворенная им в чувственность неожиданно-наивных и тем более искушающих намеков. Эту мысль подтверждает ряд произведений художника, например «Влюбленные. Вечер», а также отдельные иллюстрации в «Книге маркизы».
Злая ирония сближала Сомова с едкими умами французского Просвещения - Вольтером, Дидро. Но изысканность стиля все же оставалась слишком литературной, декларированной. Сомовские стилизации в своей формальной основе - академичны, в них сильна русская академическая школа и отсутствует та хрупкость, непосредственность живого чувства и пластическая тонкость, которая характеризует подлинное французское Рококо. В соединении с сомовской «злостью» это и порождало, вероятно, аскетизм, иногда даже грубость цвета, жесткость линий, «мертвенность» образов. Вот почему Сомов - стилизатор. Примечательно, что Сомов это хорошо понимал. Он осознавал недосягаемость «старых мастеров» и то, что сам находился в плену вторичности, «художественного эрзаца книжной иллюстрации», он говорил: «Я ведь не умею рисовать; книжная иллюстрация меня испортила7».
2.4. Пейзаж в творчестве К. Сомова
Сомов - один из интереснейших пейзажистов конца XIX - начала XX веков. Идиллически-ясная красота многих его пейзажей заставляет вспомнить простодушную поэзию работ Венецианова и его учеников. К числу таких произведений относится и «Пашня», написанная летом 1900 года в Силламягах близ Нарвы, на берегу Финского залива.
На этом небольшом полотне глазам зрителя открывается привольный простор равнины - уходящая вдаль полоса вспаханной земли в обрамлении перелесков, зелень лужаек и гладь реки, ясное небо с концентрически бегущими облаками, которые подчеркивают круглящуюся линию горизонта. Настроение пейзажа удивительно радостное, а колорит, при всей скромности, декоративен и богат.
Интерес к пейзажу, будь то портрет, жанровая сцена или интерьер с видом из окна, пронизывает все творчество Сомова. Его ранние работы – «Сумерки в старом парке», «Конфиденции» (1897), «Поэты» (1898), «Купальщицы» (1899) и др. - отмечены гармонией цвета и игрой фактуры, передающими идиллически-задумчивый, одухотворенный образ природы.
Этюд «Парк» кисти К.А. Сомова исполнен с каким-то особенным благородным артистизмом. В том, как ложатся на холст крупные мазки, нет коровинской непосредственности. Живые впечатления художника пропущены сквозь призму тонкого вкуса, многочисленные отношения зеленого сведены в красивую гармонию, передающую уют и прохладу старого заброшенного парка, его красоту. В этом этюде нет «этюдности», нет подчинения видимому, следования натуре. Сомов творит свой мир, только отталкиваясь от живых впечатлений.
Стилизованные пейзажные мотивы с ретроспективным оттенком XVIII в. прослеживаются в таких картинах, как «Вечер» (1902), где ритм повторяющихся аркад и боскетов гармонично сочетается с плавными движениями дам в причудливых туалетах. Чарующий неподвижный пейзаж, плоскостный и декоративный, характерен и для картины «Волшебство» (1920) с ее томной и жеманной героиней. Любование и гротеск сопровождают настроение многих ретроспекций Сомова. Таковы картины «Эхо прошедшего времени» (1903), «Арлекин и смерть» (1907), «Осмеянный поцелуй» (1908), «Зима. Каток» (1915).
После 1905 года Сомов редко пишет чистые пейзажи, в которых он непосредственно общался с природой, чутко прислушиваясь к ее живому дыханию. В его картинах все острее проявляется театрализация, условность, его увлекает мир арлекинады. Многие писавшие о Сомове подчеркивали его «духовную надломленность», в его курьезах видели «трагическое». В его шалостях, в его остроумном лукавстве всегда таится скорбное сознание своей одинокости в этом мире, слишком призрачном для того, чтобы верить ему до конца.
В отзывах современных Сомову критиков, разделявших скептический взгляд на мир, есть большая доля модной тогда фразеологии, желания полюбоваться своей надломленностью, болезненной утонченностью и скепсисом. С. К. Маковский, например, откровенно заявлял, что «сомовская гримаса» над жизнью «кажется бесстыдством людям не тонким8». Но есть здесь и большая доля правды. Свойственные Сомову скепсис, ирония и автоирония отнюдь не были позой, а действительно отражали дух скептицизма, присущий многим людям той эпохи. Ретроспективизм Сомова только подчеркивает повторяемость чувств и событий, словно бесцельную игру истории.
3. Новое в ретроспективизме Сомова
После 1905 года в ретроспективизме Сомова появились новые черты. Теперь в ретроспекциях Сомова отсутствуют романтическая мечта о невозвратном прошлом, которая была свойственна его ранним произведениям, и идеализация эпохи «фижм и пудры». На смену им пришел едкий, разрушительный анализ XVIII века. При всем любовании прошлым, сомовские ретроспекции глубоко современны по духу. Современники узнавали себя в них. Им были близки и понятны его «герои».
Ретроспективность Сомова - это не только исторические иллюстрации любимой эпохи, а необходимый метафизический элемент его творчества, улыбающаяся скука вечного повторения. Беспокойство, ирония, кукольная театральность мира, комедия эротизма, пестрота маскарадных уродцев, неверный свет свечей, фейерверков и радуг и - вдруг мрачные провалы в смерть, колдовство - череп, скрытый под тряпками и цветами, автоматичность любовных поз, мертвенность и жуткость любезных улыбок - вот пафос целого ряда произведений Сомова.
Иронию Блок назвал «болезнью личности, болезнью «индивидуализма». «Наследственная болезнь праздной иронии» (Блок А.) получила широкое распространение в начале XX века. Ирония Сомова и присущий ему скепсис неразрывно связаны друг с другом. В ранних ретроспективных жанрах ирония вполне безобидна. Сомов, по существу, любуется манерностью и вычурностью кавалеров и дам и посмеивается благодушно над их курьезами. Теперь другое. Иронией он как бы прикрывает горечь скептического отношения к жизни, горечь, которую испытывали многие люди его поколения.
Теперь Сомова притягивают не курьезы старого быта, а «причудливости и уродства нашей души», и прежде всего эротика. В иллюстрированной им «Книге маркизы» подбор литературных произведений и авторов во многом тенденциозен - Вольтер, Парни, Казакова, Шодерло де Лакло. В литературе XVIII века Сомова привлекала эротика, в которой он видел специфику поэзии и прозы «галантного века». Но эротика теперь не только в иллюстрациях к «Книге маркизы», где она оправдывалась литературными сюжетами, она появилась и в станковых произведениях Сомова.
Изменилась сама тематика. В его ранних «прогулках» большая роль отведена пейзажу, проникнутому лиризмом. Теперь пейзажные фоны его ретроспективных жанров - это умело построенные мизансцены, где действуют актеры-марионетки с их заученноповторяющимися позами и жестами. «Лирическая тематика» русской живописи в творчестве Сомова, писал композитор Б.В. Асафьев, «лукаво» изменяется в «манерность»: томность, жеманство, изощренность поз, чувственная натянутость улыбок, застенчивость и прятание взглядов, выразительная направленность рук, словно не знающих, куда себя деть, — все это впервые возникает в русской живописи».
Если «Спящая женщина в синем платье» наивно-забавна, то теперь в цикле «Спящая молодая женщина» открыто зазвучала чувственная нота.
К числу лучших работ этого времени относятся «Спящая молодая женщина», «Осмеянный поцелуй», «Арлекин и дама», «Зима. Каток» и др.
«Спящая молодая женщина» (1909) написана гуашью и акварелью, которыми Сомов владел в совершенстве. И если тема «Спящая» приобрела теперь чувственный акцент, о чем говорит лицо молодой женщины, выражение полуприкрытых глаз, блуждающая томная улыбка, то чувственное, как и тонкая ирония, снимается прелестью женственности, красотой живописи, чистотой самого искусства. Художник не только иронизирует над спящей, видящей «грешные сны», но и искренне любуется ею и всем, что ее окружает. Любуется молодостью, стройностью фигуры, эффектной массой дымчато-черного раскинувшегося на диване старинного платья с белыми рюшами.
Каждая деталь, каждая мелочь красива и изысканна - белая прозрачная ткань, прикрывающая грудь, и черная нитка на нежной шее, перстни на тонких пальцах, браслет на запястье, украшенный крупным камнем. Полосатый диван стиля рококо своей причудливой формой гармонирует с очертанием гибкой фигуры спящей. «Драгоценный материал» - вот любимые слова Сомова. Каждый сантиметр превращается в его руках в драгоценный кусок живописи и рисунка. В этом Сомов - наследник традиций старых мастеров и Федотова, так же как и в том, какая роль отведена им предметному миру в его картине. В «Спящей молодой женщине» предметный мир так же изыскан, как и сама героиня. По-своему он усиливает разлитую в картине атмосферу чувственной неги. Сомов прекрасно умеет показать прелесть вещей, этих «суетных реликвий», ввести в «заколдованное королевство неодушевленностей».
Расшитая стилизованными букетами ширма удачно сопоставлена с букетом свежей благоухающей сиреяи, Чтобы еще более дать почувствовать ее свежесть, Сомов пишет сирень легко, свободно, применяя размывку, создавая этим впечатление воздушности. Букет свежей сирени своей естественностью оттеняет изысканную сделанность интерьера, в который «вписывается», как дорогая безделушка, женская фигура. Вся сцена разыграна в очень ограниченном тесном пространстве. Фигура спящей расположена у самого переднего края листа, параллельно его плоскости. Композиция замкнута в глубине ширмой. Подобный прием усиливает декоративный характер произведения.
В «Спящей» больше локальной определенности цвета, чем в ранних гуашах художника, что особенно чувствуется при сравнении этго произведения с «Дамой в розовом», где колорит построен на тончайших нюансах.
Создавая несколько вариантов «Спящей» (например, «Спящая молодая женщина в профиль»), Сомов акцентирует в них неприкрытую чувственность, усиливает иронию и гротеск в трактовке женских образов. В произведениях подобного рода сказывается «любование салонной эротикой, сознательная издевка над своими собственными «героями».
Элементы чувственности и иронии присущи и одной из лучших картин художника этого периода - «Осмеянный поцелуй» (1908). Сомов снимает покров светскости со своих «героев», показывает истинную природу людей, охваченных любовным порывом. Молодой человек откровенно грубоват в проявлении своих чувств. Спрятавшись от глаз посторонних за боскетом, молодые люди уединились, сидя на скамейке, но какое отличие от иллюстрации в «Книге маркизы», где целующиеся словно навечно застыли в своих жеманных позах. В «Осмеянном поцелуе» действуют отнюдь не марионетки - для этого они слишком темпераментны и полны жизни.
Однако они не остались незамеченными. Их поцелуй осмеян двумя выглядывающими из-за кустов забавными человечками, и не только ими, но и художником. Само название картины включает определенную иронию. Сомов иронизирует, но вместе с тем любуется комизмом ситуации и больше всего живой непосредственностью проявления отнюдь не лирических эмоций. Картина далека от «Поцелуя украдкой» Фрагонара, где нет иронии, как нет и откровенной чувственности. Такая пара, которую изобразил Сомов, была бы немыслима в лирическом пейзаже. В «Осмеянном поцелуе» ему не хотелось раскрывать душу, это противоречило бы избранной теме. Не лирики добивался он, а праздничного, эффектного блеска, и надо сказать, что такого великолепия зелени Сомову не всегда удавалось достичь. В работе над картиной им был использован превосходный этюд «Боскет» (1901), написанный маслом с натуры, удивительно сочный и свежий, а также очень красивая акварель «Радуга» (1908). По сравнению с этюдами картина стала более декоративной, зелень - более яркой, реальной и одновременно фантастичной.
В это по-сомовски сложное царство зелени дерзко врываются красные, геометрически правильные гравиевые дорожки. И как почти всегда — яркая полоса радуги над омытой дождем наивно-зеленой полянкой, на которой — женщина с мячом и ракеткой в руках и в изумлении уставившийся на радугу мужчина. Вся эта сцена видна в прорыве между боскетами. Подобный прорыв пространства в глубину и введение второстепенных дополнительных персонажей, непосредственно не связанных с главными героями картины, характерны вообще для ретроспективных жанров Сомова.
Сомов всегда был мастером логично построенной композиции, хорошим режиссером, умеющим отвести каждому из персонажей единственно принадлежащее ему место. В «Осмеянном поцелуе» эти качества таланта художника налицо. Если вспомнить его ранние произведения, в особенности его «Вечер» (1902), то картина «Осмеянный поцелуй» покажется рядом с ними более реалистичной, свободной от откровенной стилизации. Бенуа назвал «Осмеянный поцелуй» «драгоценнейшей жемчужиной», «целым заколдованным миром».
Вслед за циклом «Спящая» и «Поцелуй» Сомов создал цикл акварелей-гуашей на тему «Арлекинада» («Фейерверки»). Увлечение арлекинадой было типичным в те годы явлением не только в живописи, но и в литературе и в театре.
В 1906 году Блок создал свой «Балаганчик», который был поставлен в том же году Мейерхольдом в драматическом театре В. Ф. Комиссаржевской. Сомов сделал виньетку для театральной афиши. Атмосфера повышенного интереса к арлекинаде не могла не влиять на Сомова, внутренне готового уйти в этот призрачный театральный мир. В его творчестве итальянская комедия заняла свое место. Если уже в более ранних ретроспективных жанрах Сомова чувствовались условность, сочиненность сюжета и всей сцены, то теперь театральная условность стала довлеющей. В картинах Сомова все театрально: и сама природа, откровенно напоминащая театральную декорацию с фейерверками и яркими цветными фонариками («Язычок Коломбины», 1915), и костюмы, и весь композиционный строй произведений.