Бородинское сражение глазами иностранцев.

Оглавление
Введение
Первое отражение итогов Бородинского сражения солдатами и офицерами Французской армии.
Пересмотр отношения к Бородинскому сражению после русской кампании
Воспоминания участников войны
Первые попытки создания во Франции официальных изданий о русской кампании.
Труды о наполеоновских воинах во время Второй империи
Восприятие войны 1812г. в конце XIX в
Отношение французских историографов к русской кампании в период Первой мировой войны
Историки о Бородинском сражении в 20 веке
Заключение
Литература

Бородинское сражение глазами иностранцев.

"Годом позже низложенный Наполеон описывал картины Бородинской битвы, уже не отягощая фактами поток своей буйной фантазии: "...Я атаковал с 80-ю тысячами русскую армию, которая была в 250 тысяч и вооруженной до зубов, и полностью разгромил ее. Семьдесят тысяч русских остались на поле боя. Они (русские) имели неосторожность сказать всем, что выиграли баталию, в то время как я маршировал на Москву".Наполеон многократно возвращался к пропаганде соей идеи о Бородинском сражении как о своем триумфе. Только однажды у него проскользнула фраза, выдававшая подлинную оценку Бородинской битвы. Битва "при Москве-реке, - заявил он, - была битвой, где проявлено наиболее доблести и достигнуты наименьшие результаты". Хотя некоторые историки, особенно русские, впоследствии заострили внимание на этой мысли,для французских читателей "Мемориала" и подобных им мифосозидающих опусов, связанных с местом первого заточения Наполеона, это не являлось руководством к размышлению, так как не вписывалось в стройную картину выстроенной ранее мистификации. Бородино волшебным образом превратилось в триумфальную победу Франции, «доказавшей», что французов смогло победить только варварство русских, спаливших свою столицу, и природные стихии Севера, против которых даже гений Наполеона оказался бессилен. В то самое время, когда началась публикаций "устных воспоминаний" Наполеона, в 1824 г. вышел труд графа Ф.-П. де Сегюра "История Наполеона и Великой армии в 1812 г." в двух томах . Племянник бывшего посла Франции в России, Сегюр обладал неплохим даром писателя. Вдобавок к этому он был в непосредственной близости к Наполеону в 1812 г. (в чине бригадного генерала он стал славным квартирьером Главной квартиры императора), а также с учетом вынужденного ухода со службы после второй реставрации и неудовлетворенное честолюбие, то становится ясно, что подвигло Сегюра к написанию знаменитого труда. Он одним из первых авторов, учитывающих и психологическую составляющую темы "Наполеон и Бородино". Сегюр предпринял попытку отразить, хотя и не всегда убедительно, как тяжело принимал Наполеон решение о марше на Москву преследуя русские войска и как быстрота этого движения изнуряла войска и приводила к личным эмоциональным конфликтам среди французского генералитета, например, между маршалами Л.-Н. Даву и Мюратом. Численность войск под Бородино Сегюр рассчитал примерно равной, она составляла 120 тыс. человек с каждой стороны. Особое внимание автор уделил состоянию здоровья императора накануне и в день битвы. Из-за простуды и обострения мужской болезни Наполеон проявил 7 сентября "ленивую мягкость, лишенную всякой энергии... Все окружающие с изумлением смотрели на него". Вслед за Шамбрэ, Сегюр обратился и к теме отказа Наполеона гвардию в атаку с целью поставить точку в сражении. Этот вопрос поднимался на протяжении всей посвященной Бородину части книги. Он заострил внимание на сильной усталости французских войск к вечеру 7 сентября. На следующий день "до полудня армия оставалась в бездействии, или вернее можно было подумать, что армии больше не было, и оставался один авангард..." Русских пленных, по мнению Сегюра, было менее 800 человек. Не поднимая вопрос о потерях со стороны русской армии, потери французов он озвучил в районе 40 тысяч человек. В целом автор предпринял попытку в той или иной мере последовательно реконструировать этапы эпического сражения, заостряя, однако, основное внимание на наиболее красочных событиях и допуская явные перекосы в повествовании в сторону излишней драматичности происходящего. Бесспорно, труд Сегюра получил мало одобрительных отзывов у французов тех лет. Большинство тех, кто остался верен идеям почившего Наполеона расценили ее как предательство. Но наиболее яростно выступал против Сегюра Гурго. Сразу после выхода книги он начал готовить опровержение идей высказанных Сегюром, и год спустя оформил их в виде книги "Наполеон и Великая армия в России, или критический разбор работы г-на графа Ф. де Сегюра". По мнению Гурго, Сегюр написал только эффектную мелодраму. Поэтому сам он стремился, во что бы то ни стало опротестовать все умозаключения Сегюра о Наполеоне и о Бородинской битве. Опровергая Сегюра, Гурго стремился не пропустить ни одного момента книги, которые, по его мнению, «искажала истину». В сражении у Бородина, как он утверждал, Наполеоном была не просто одержана победа, она была одержана талантливо и безоговорочно. Итогом сражения стало занятие французской армией Москвы. Что же относительно запрета императора направить в бой Молодую гвардию, то, по мнению Гурко, во-первых, гвардия была использована для удержания поля битвы, а во-вторых, штурм гвардии мог и не принести решающего вклада, и принес бы лишь потери в рядах армейского резерва. Гурго даже не допускал и тени сомнения в том, что не было никакого другого, более разумного способа действий при Бородино, чем действовал император.Сегюр расценил, что труд Гурго оскорбляет его достоинство. Переписка между ними, в конце концов, привела их к дуэли, завершившейся ранением Сегюра. Этот первый «диспут» о Бородинской битве, в котором оппоненты действовали столь "ненаучно", обозначил основные спорные моменты "бородинской темы": итоги битвы: уровень и характер влияния императора как командующего на развитие сражения; причины и следствия решения об отказе отдать гвардии приказ атаковать на результаты сражения и др. Вдобавок как Сегюр, так и Гурго, обратили внимание историков на некоторые существенные моменты Бородинской битвы. В 1827 г. выпустил в свет свою книгу еще один участник русской компании барон А. Фэн (1778-1837). В 1812 г. он исполнял обязанности секретаря императора, вследствие чего мог откинуть полог тайны со многих, ранее не известных деталей битвы. Его труд, озаглавленный "Рукопись 1812 г."  фактически являлась исследованием, основанным на личных впечатлениях и имеющихся документах, но главным образом на основе опубликованных к тому времени материалов. Однозначно, Фэн был первым во Франции, кто использовал "Военную историю кампании в России" русского полковника Д.П. Бутурлина, опубликованную на французском языке в 1824 г. Количество противоборствующих армий сторон Фэн признавал как равные (120-130 тысяч человек). Кроме того русская армия могла, писал он, распоряжаться всеми природными преимуществами поля боя. Тактическую схему атаки император разработал с учетом возможного отхода русских войск, в случае попытки флангового обхода. Сам Наполеон был бодр и предприимчив как накануне, так и во время битвы: он "видел все, и заботился обо всем". Однако ряд трагических для французов событий в самом начале битвы (к примеру, ранение и гибель многих командиров в частях маршала Даву, ранение Десе, Кампана и самого Даву при второй атаке на багратионовы флеши) в сочетании со стойкими действиями русских оказали на французов серьезное влияние. Героическими усилиями они были преодолены, и битва выиграна, однако с крупными потерями (двадцать две тысячи солдат и офицеров ранеными и погибшими). В то же время, что и Фэн, знаменитый А.-А. Жомини выпустил свою книгу в 4-х томах. Являясь в 1812 г. начальником исторической секции в штабе армии Наполеона, он был назначен губернатором Вильно (ныне Вильнюс), а затем Смоленска вследствие чего не принимал участия в битве при Бородине. Однако, имея в своем распоряжении материалы, в том числе и труды других авторов, Жомини предпринял попытку охарактеризовать важность Бородина в стратегии императора. Начиная вторжение в Россию, как писал Жомини, Наполеон не имел четкого плана компании. После неудачных попыток дать генеральное сражение у Витебска и Смоленска, император, основываясь на политических предпосылках, уже не имел возможности выйти из войны, не потеряв лицо, не принудив русских к миру. "Моральный дух ее (французской армии) и самый состав из двадцати разноплеменных народов, требовали, чтобы я поддерживал ее деятельность наступлением...", - так озвучил Жомини слова императора. Численность противоборствующих сторон была одинаковой - от 125 до 130 тысяч человек, но у французов около 15 тысяч ветеранов, а у русских было примерно такое же число казаков и ополченцев.С самого начала битвы, считал Жомини, произошел ряд сбоев в выполнении плана (от запоздания подразделений Даву и Нея с захватом "флешами" и задержки с маневрированием корпуса Жюно между частями Даву и Понятовского до нескоординированности выдвижения дивизии Морана на "большой редут" с событиями на южном фланге). Свой вклад в разрушение намеченного плана внесла и внезапная атака русской кавалерией северного фланга французов. Атака гвардии, писал Жомини от имени императора, могла "быть очень выгодной, но отказ мой нельзя считать ошибкою. Неприятель показал еще довольно твердости". Заострив внимание на состоянии здоровья наполеона в день битвы, автор опроверг тезис о серьезном ее влиянии на результаты сражения. Основания осторожного поведения императора крылась в другом: "Победа, как бы она ни была несовершенна, - писал автор словами императора, - должна была отворить мне врата Москвы. Как только мы овладели позициею левого фланга, я был уже уверен, что неприятель оставит поле сражения в продолжение ночи. Для чего же было добровольно подвергаться опасным последствиям новой Полтавы?" Суммарные потери обеих сторон Жомини расценил в восемьдесят тысяч человек. Если оценивать труд Жомини, в общем, то использовав некоторые русские источники, которые в той или иной мере повлияли на его труд. Жомини лишь укрепил позиции "жесткого реализма", главенствующие в исторической парадигмы во Франции со времен Шамбрэ.В конце 1820 - начале 1830-х гг. стали уходить из жизни многие ветераны наполеоновских войн, свидетели и участники кампании 1812 г. Через 11 лет после смерти А.-О.-Л. де Коленкура, герцога Биченцкого, вышли его воспоминания. Они сделали известными многие нюансы Бородинского сражения, но были намного шире по масштабу, чем обычные мемуары. Приблизившись по форме скорее к научному труду о 1812 г. Как писал Коленкур, Наполеон, испытывая тревогу по поводу возможной смены позиции русской армии, отдал приказ атаковать позиции русских «в лоб», и это предопределило итоги битвы. "Эти успехи без пленных, без трофеев, - писал он об императоре, - не удовлетворяли его". Упоминая о трагическом состоянии наполеоновских войск по окончанию битвы, автор ясно дает понять, что император не выполнил поставленных задач, и вступление Москвы без победы над противником потеряло всякий смысл.В 1842 г. увидели свет и воспоминания бывшего инспектора смотров в кабинете начальника штаба Великой армии барона П.-П. Денье. Его свидетельства и размышления о Бородинской битве и особенно цифры потерь, которые он приводил, сыграли заметную роль в зарубежной историографии сражения. Не претендуя на глубокий анализ его хода, Денье остановился на поведении Наполеона в те дни, отметив его кипучую деятельность 5 и 6 сентября: "Он видел все, он предвидел все, он был всюду как в самые прекрасные дни своей славы". Однако 7 сентября Наполеон с раннего утра страдал от сильной головной боли, и его влияние на ход битвы оказалось более скромным, чем можно было ожидать ранее. Численность русских войск Денье оценивал в 162 тыс. человек. а французских - не более чем в 140 тыс. Денье первым во французской историографии попытался оценить потери французской армии на основе документальных материалов. Он привел цифры из рапорта, представленного им на основе данных начальников корпусных штабов маршалу Бертье (вероятно, 21 сентября): 49 выбывших из строя генералов (из них 10 убитыми), 37 полковников (10 убитыми), 6547 офицеров, унтер-офицеров и солдат убитыми и 21453 ранеными. Бертье, получив эти сведения, приказал Денье держать их в секрете. Одновременно Денье представил Бертье список убитых и раненых 5 и 7 сентября 1812 г. генералов и полковников, который был недостаточно точным. Так, значившийся в нем бригадный генерал П. -Ж. Грасьен был ранен не под Москвой, а под Смоленском, полковник Тулуз был смертельно ранен еще под Валутиной горой и т.д. Это заставляет признать данные Денье все же недостаточно точными и нуждающимися в дальнейшей проверке. На фоне литературы о Наполеоне, выходившей во Франции в 1840-е гг., книга Денье выглядела явным исключением из правил. Еще с конца 1830-х гг. июльская монархия, готовясь к переносу праха Наполеона во Францию и после этого, стала активно пропагандировать культ покойного императора. Труды о наполеоновских воинах во время Второй империиВо времена правления Второй империи внимание общественности к войнам Наполеона и " кампании в России" резко вырос. В 1855 г. опубликован труд генерала П. Бертезена, по существу, фактически являвшийся историческим исследованием Взяв за основу труды публиковавшиеся ранее, а также базируясь на документах и картах военного депо и личные воспоминания, Бертезен (который, впрочем, в 1812 г. был бригадным генералом в дивизии Молодой гвардии А.-Ф. Делаборда и не был участником Бородинской битвы) предпринял попытку рассмотреть битву комплексно. Более всего привлекают внимание его суждения о французских потерях. Он утверждал, что потери были примерно равны 22600 человек, и обосновывал это тем, что начальники подразделений и частей, не имея никакого желания сообщать о тех солдатах, которые по тем или иным причинам не находятся в расположении, зачастую подделывали количество потерь, увеличивая их. Бертезен утверждал, что в Москве армию нагнало около четырех-пяти тысяч солдат, ранее упомянутых в списках потерь.В 1856 г. Тьер выпустил четырнадцатый том "История Консульства и Империи", в котором повествовалось о кампании в России. Несмотря на тот факт, что это работа и представляла собой образец "официальной" истории, она имела и ряд критических моментов. Многие официальные лица и авторы исторических трудов времен Второй империи, "не смея нападать на третьего Наполеона, старались дискредитировать первого". Тьер же, опровергал такой подход, но и не мог не рассматривать тезисы подобных дискредитаторов. На границах посвященных подготовке императора к решающей битве, Тьер полностью базировался на выводах более ранних авторов (Шамбрэ и его современники), поддерживая их точку зрения о плане Наполеона как о безукоризненном тактическом решении. Количество войск автор приводил в сто двадцать семь тысяч у французов, "одушевленных верой и необыкновенным жаром", и в сто сорок тысяч у русских, включая двадцать тысяч иррегулярных войск. Бородинскую битву Тьер постарался расписать довольно детально, однако, не предпринимая попыток, анализировать его. Автор пошел тропой проторенной более ранними авторами. Он упоминает о низкой активности императора во время битвы по причине простуды и о решении не применять гвардейские части. Вместе с тем, это решение Наполеона, пожелавшего любой ценой предотвратить потерю войск последней линии на расстоянии более полутора тысяч километров от границ Франции, автор оценивает как доказательство бесперспективности самой русской компании. Итоги сражения Тьер оценивает как победу, но "не абсолютно полную", а убыль войск - в двадцать – двадцать одну тысячу у французов (из них девять-десять тысяч невосполнимых потерь) и шестьдесят тысяч - у русских. Мощным ударом по критикующим русскую компанию императора явилась, опубликованная в те годы, переписка Наполеона, 23-й и 24-й тома которой, посвященные походу 1812 г. были выпущены в 1868 г. Редакторам этой переписки, проделавшими свой труд по указанию Наполеона III, удалось выпустить в свет документы, раскрывающие место решающей битвы в генеральном стратегическом плане Наполеона и показавшие кипучую и разностороннюю подготовку к сражению. Материалы в целом подтверждали высказанную ранее идею о цели императора разгромить русскую армию в одном сражении. В итоге, настигнув русских только под Бородином, император, все же, не исключал возможности проиграть эту битву. Возможно это предположение и повлияло на решение не применять гвардию под Бородином.Во всем количестве литературы, опубликованной во Второй империи и посвященную русскому походу в 1812 г., наибольший интерес вызывают мемуары полковника П. Пельпора, командира 18-го линейного полка 3-го корпуса Нея. Следуя уже сложившейся традиции, Пельпор провел историческое исследование войны 1812 г., основываясь на опубликованных ранее трудах (Шамбрэ, Фэна, Сегюра и др.). Пельпор даже не скрывал крайнего и безосновательного презрения к "темным и суеверным московитам" чем заранее вызывает огромное сомнение в научности его труда, он, однако, отдает должное их стойкости. Особо Пельпор заострил внимание на решении не использовать гвардейские части, целиком и полностью поддерживая этот приказ императора и отмечая, что даже Сегюр и Гурго разделяли мысль об опасности для французов потерять последний резерв. Достаточно было и того, писал автор, что Молодая гвардия удерживала захваченную территорию, а гвардейская артиллерия вела артобстрел. В общем, победа, "столь дорого купленная, была нерешительной; она нас огорчила!" - горевал Пельпор. Количество погибших и раненных французов он привел на основании Денье (примерно двадцать восемь тысяч), русские оценивал в пятьдесят тысяч.В плане потерь (и тоже явно по Денье) его поддерживал и Р-Э.-Ф.-Ж. де Монтескье, герцог Фезензак, командовавший эскадроном у Бертье, а по окончанию Бородинской битвы получивший под свое командование полк третьего корпуса Нея. В 1863 г. Де Монтескье опубликовал окончательную редакцию своих мемуаров. Бородинская битва описывалось Фезензаком на базе ранее выпущенных трудов, и, естественно, повторила принятые во французской среде того времени заблуждения. Однако новаторской была оценка им состояния французской армии после боя. Получив под свое начало 12 сентября 4-й линейный полк, Фезенсак, до того времени бывший лишь штабным офицером, обнаружил истинное состояние дел в войсках. "С первого дня я был поражен вымотанностью войск и их малой численностью. В штабах ценили только результаты, не думая, чего они стоили, и они (штабные) реально не знали состояния армии: но приняв командование полком, я... узнал истинную степень несчастья... Никогда еще мы не несли столь тяжкие потери; никогда еще моральное состояние армии не было столь поколеблено". Войска походили на армию, "потерпевшую поражение, это было тем более странно после решительного боя, победа в котором открыла для нас ворота Москвы"Восприятие войны 1812г.