"Робинзон Крузо" и становление жанра приключенческого романа

Введение
Глава 1. Роман Д. Дефо «Робинзон Крузо» в свете исторических и культурных событий Нового времени
1.1 Влияние исторических событий эпохи Просвещения на развитие литературы
1.2 Роман Дефо как произведение просветительского реализма
Выводы по Главе 1
Глава 2. Художественное своеобразие романа Д. Дефо «Робинзон Крузо»
2.1 История создания романа
2.2 Особенности композиции романа
2.3 Особенности стиля романа
2.3.1 Приемы верификации
2.3.2 Простота изложения
2.3.3 Драматизм и диалогичность
2.3.4 Эмоциональность и психологизм
Выводы по Главе 2
Заключение
Библиографический список

"Робинзон Крузо" и становление жанра приключенческого романа

5. Материалом для написания «Робинзона Крузо» послужил реальный случай из жизни матроса Александра Селькирка, прожившего в одиночестве на острове четыре года и четыре месяца.
6. Сюжет романа «Робинзон Крузо» можно разделить на две части: события, связанные пребыванием героя на родине, и отшельническая жизнь на острове. Повествование ведется от первого лица, усиливая эффект правдоподобия, автор из текста полностью изъят.
7. Существует множество точек зрения относительно жанровой принадлежности романа «Робинзон Крузо» (приключенческий просветительский роман, авантюрный роман, роман воспитания, духовная автобиография, островная утопия, аллегорическая притча).
8. Исследователи творчества Дефо недостаточно внимания уделяли как собственно художественному методу и стилю Дефо, так и спецификеего повествовательной структуры в различных аспектах.
Глава 2. Художественное своеобразие романа Д. Дефо «Робинзон Крузо»
2.1 История создания романа
Хотя эпоха освоения мира, морских путешествий, исследования неведомых земель и таинственных островов давно ушла в прошлое, интерес к герою Дефо не ослабевает. Можно без преувеличения сказать, что Робинзон Крузо стал одним из вечных персонажей мировой литературы.
Не всем известно, что Крузо является героем не одного романа, а целой литературной серии. Успех первой книги подтолкнул Дефо к мысли о создании ее продолжения. Вскоре вышла вторая часть романа - «Дальнейшие приключения Робинзона Крузо», воспринятая, однако, без особого восторга. Робинзон снова отправляется странствовать: посещает свой любимый остров, совершает кругосветное путешествие, в конце которого оказывается в России. При этом нигде надолго не задерживается и ничего особенного не совершает.
Третья часть эпопеи, носящая название «Серьёзные размышления в течение жизни и удивительные приключения Робинзона Крузо, включающие его видения ангельского мира» (1720) – является не художественным произведением, а скорее эссе на социально-философские и религиозные темы.
Дефо либо не осознавал, чего ждала от него публика, либо не испытывал желания удовлетворить ее ожидания, и создал продолжение романа, тогда как читатели жаждали повторения.
Дело его продолжили другие литераторы, не столь одаренные, но более практичные. На читателя обрушился поток подражаний оригинальной «Робинзонаде», начавшийся сразу же после появления «Крузо» и не прекращающийся до наших дней.
В чем состоит секрет успеха книги Дефо, и каковы качественные отличия этого романа от других литературных произведений того времени? Литературовед Д. Урнов поясняет: «для читателей «Робинзон» в первую очередь был приключенческой книгой, однако задумывался автором как историко-политический роман» (12: 35). Эта простая формулировка скрывает за собой глубокий анализ особенностей романа, составивших его художественное своеобразие. Попробуем обратиться к этим особенностям; в первую очередь – к истории возникновения романа.
Принято считать, что прототипом фигуры Робинзона Крузо послужила фигура шотландского моряка Александра Селькирка. В предисловии к первому изданию Дефо писал: «Еще до сих пор среди нас есть человек, жизнь которого послужила основой для этой книги», - как считают историки, явно имея в виду Селькирка.
Вспомним историю, произошедшую с этим шотландским моряком.
В 1703 году 27-летний Александр Селькирк состоял в должности квартирмейстера на парусно-гребной галере «Синк Портс», входящей в состав эскадры знаменитого корсара того времени Уильяма Дампьера. В октябре 1704 года во время стоянки у острова Мас-а-Тьерра в архипелаге Хуан-Фернандес между Стрейдингом и Селкирком, имевшим независимый и вспыльчивый характер, произошло шумное объяснение. Ссора была настолько серьезной, что капитан злобно прокричал Селькирку: «Нам двоим на одном судне не ужиться!». И когда судно вышло в море, шотландец был высажен; ему дали ружье, топор и подзорную трубу. Так начиналась эпопея, которая легла в основу романа Дефо.
Прототип Робинзона провел на Мас-а-Тьерра четыре года и четыре месяца. Первый год он сильно страдал, но постепенно привык к жизни на острове. У него было два жилья: хижина, сооруженная из веток, и естественная пещера на склоне холма. Он ловил рыбу, черепах и коз, собирал фрукты, пил воду из ручья. В случае необходимости мог и разжигать огонь. Когда одежда моряка полностью износилась, он облачился в козьи шкуры. Свой досуг островитянин заполнял молитвой и чтением Библии, которая в те времена была в сундуке каждого английского моряка. За время своего пребывания на острове Селькирк выучил эту священную книгу практически наизусть.
В феврале 1709 года неподалеку от острова снова появился флот Дампьера. С удивлением англичане увидели поднимающийся из-за деревьев столб дыма. Полагая, что на остров высадились испанцы, несколько вооруженных матросов сели в шлюпку и отправились на разведку. Вскоре они привели странного человека, одетого в звериные шкуры, в котором Дампьер с трудом узнал Селькирка.
Первое время отвыкший от людей островитянин практически не мог общаться с соотечественниками; постепенно к нему стало возвращаться душевное равновесие, и он рассказал о своей жизни на острове капитану Роджерсу.
Роджерс не мог даже предположить, чтобы за четыре года ни один корабль не прошел у берегов острова. И с удивлением узнал, что корабли проплывали мимо острова неоднократно, но Селькирк избегал встреч с людьми.
Возможно, несколько прояснить такое поведение могли бы строки из «Робинзона Крузо»: «Какое игралище судьбы человеческая жизнь! ... Я - человек, единственным несчастьем которого было то, что он изгнан из общества людей, что он один среди безбрежного океана, обреченный на вечное безмолвие, отрезанный от мира, как преступник, признанный небом незаслуживающим общения с себе подобными, недостойным числиться среди живых, - я, которому увидеть лицо человеческое казалось, после спасения души, величайшим счастьем, какое только могло быть ниспослано ему провидением, воскресением из мертвых, - я дрожал от страха при одной мысля о том, что могу столкнуться с людьми, готов был лишиться чувств от одной только тени, от одного только следа человека, ступившего на мой остров!» (31)
Впрочем, фобия Селькирка вполне объяснима и без обращения к глубинам человеческой психологии. Однажды на остров высадились испанцы; увидев одетого в шкуры Селькирка, они приняли его за дикого зверя и начали палить по нему из ружей. Островитянину едва удалось спастись от них.
В октябре 1711 года эскадра вернулась в Англию и встала на якорь в Бристольском порту. Селькирк получил свою долю добычи и уехал в родной городок Ларго, где поселился у родственников. Радость от возвращения домой скоро прошла. Он стал все чаще и чаще мысленно переноситься на свой, как он говорил, «райский остров». И даже построил на прибрежном холме хижину - близкую копию своего жилища на Мас-а-Тьерра. Подолгу сидел возле нее и, покуривая трубку, грустно вглядывался в морские дали.
Как писал журналист Р. Стиль, «он часто оплакивал свое возвращение в свет, который, как говорил он, со всеми наслаждениями не заменит ему утраченного спокойствия его уединения».
Однако на суше отставной моряк прожил недолго. Нанявшись квартирмейстером на военный фрегат, он снова отправился в длительный рейс, из которого уже не вернулся.
Приключения Селькирка описал капитан Роджерс в своей книге «Путешествия вокруг света от 1708 до 1711 г. капитана Вудса Роджерса». Позже эту историю изложил другой капитан - Кук, и, спустя некоторое время, - журналист Ричард Стиль.
Селькирк был обычным человеком, попавшим в необычные обстоятельства. «Моряк как моряк, прилагал все усилия, чтобы остаться в живых», - сказал о нем капитан Кук (не сам знаменитый мореплаватель, а его однофамилец).
Однако долгие морские путешествия и одиночество на острове сильно повлияли на его характер, судя по всему и до этого не слишком мирный и покладистый.
Популярность, которую приобрела личность Селькирка, ставшего «героем дня» тогдашнего английского общества, была вызвана скорее удачным стечением обстоятельств. Его эпопея не была чем-то необыкновенным в ту богатую на приключения эпоху. Литературно-историческим событием ее сделал не кто иной, как мистер Даниэль Дефо.
Повторение одних и тех же сюжетов – характерная черта не только ведущего литературного направления современности – постмодернизма, но и самой жизни. История Селькирка повторялась на Мас-а-Тьерра несколько раз, приниая различные формы.
Первым из европейских обитателей острова был мореплаватель Хуан Фернандес, чьим именем и назван архипелаг; в начале XVII века на острове очутились голландские моряки, вслед за ними в течение трёх лет на Мас-а-Тьерра обитал чернокожий моряк с затонувшего торгового судна; следующим стал индеец, высаженный с корабля на остров английскими пиратами, а в 1687г. наступила очередь «коллективной робинзонады» девяти матросов, брошенных здесь капитаном за чрезмерное пристрастие к игре в кости.
Через четырнадцать лет на Мас-а-Тьерра появился его самый знаменитый обитатель - Александр Селькирк. Но и на этом летопись робинзонад острова не закончилась.
2.2 Особенности композиции романа
Композиция романа Дефо «Робинзон Крузо» по концепции В. Шкловского совмещает в себе композицию прямого времени и принцип естественности. Линейность повествования не несет строгой заданности развития действия, свойственной классицистической литературе, а подчинена субъективному восприятию времени героем. Описывая подробно некоторые дни и даже часы своего пребывания на острове, в иных местах он запросто перескакивает через несколько лет, упоминая о них в двух строчках: «Через два года перед моим жилищем была уже молодая рощица» (31); «Наступил двадцать седьмой год моего пленения» (31); «ужас и отвращение, внушенные мне этими дикими извергами, повергли меня в мрачное настроение, и около двух лет я просидел в той части острова, где были расположены мои земли...» (31).
Принцип естественности позволяет герою часто возвращаться к уже сказанному или же забегать намного вперед, внося в текст многочисленные повторы и опережения, которыми Дефо как бы подтверждает подлинность воспоминаний героя, как и всякие воспоминания склонных к перескокам, возвратам, повторам и самим нарушением последовательности рассказа, допущенными в текст неточностями, ошибками и алогизмами создающих естественное и предельно достоверное повествование.
В доостровной части повествования присутствуют черты композиции обратного времени, ретроспекции, повествования с конца.
В своем романе Дефо совместил два приема повествования, свойственных литературе путешествий, путевых записок и отчетов, то есть литературе факта взамен литературы вымысла: это дневник и мемуары. В дневнике Робинзон перечисляет факты, а в мемуарах - оценивает.
Сама мемуарная форма является неоднородной. В начальной части романа структура повествования выдержана в манере, свойственной жанру жизнеописания, с точным указанием года, места рождения героя, его имени, семьи, образования. Мы полностью знакомимся с биографией героя, ничем не отличающейся от других.
Отец прочил сына в юристы, но Робинзон увлекся морем вопреки мольбам матери и друзей. Как он признается, «было что-то роковое в этом природном влечении, толкавшем меня к злоключениям, которые выпали мне на долю» (31). С этого момента в силу вступают авантюрные законы формирования повествовательной структуры, в основу авантюры изначально положена любовь к морю, которая и дает толчок событиям.
Начиная с высадки на остров, повествовательная структура вновь меняется от авантюрно-приключенческой манеры к мемуарно-дневниковой. Меняется и стиль повествования, переходя от быстрого, сжатого сообщения, к подробному, описательному плану. Само авантюрное начало во второй части романа иного рода. Если в первой части авантюрой двигал сам герой, признаваясь, что ему «суждено было самому быть виновником всех несчастий» (31), то во второй части романа он становится уже не виновником авантюры, а объектом их действия. Активная же авантюра самого Робинзона сводится в основном к восстановлению утраченного им мира.
Меняется и направленность повествования. Если в доостровной части повествование разворачивается линейно, то в островной части его линейность нарушается вставками дневника; рассуждениями и воспоминаниями Робинзона; его обращениями к Богу; повторением и многократным сопереживанием по поводу случившихся событий (например, по поводу увиденного отпечатка следа; испытываемого героем чувство страха по поводу дикарей; возврата мыслей к способам спасения, к совершенным им действиям и постройкам и т.д.).
Сама повествовательная структура по своей открытой, разорванной форме, в отличие от замкнутой в строгие рамки правил и сюжетных линий структуры классицизма, стоит ближе к структуре сентиментального романа и романа романтизма с его вниманием к исключительным обстоятельствам. Роман в определенном смысле представляет синтез различных повествовательных структур и художественных приемов: романа приключений, сентиментального романа, романа-утопии, романа-жизнеописания, романа-хроники, мемуаров, притчи, философского романа и т.д.
Говоря о соотношении мемуарной и дневниковой частей романа, зададимся вопросом: только лишь для усиления иллюзии достоверности понадобилось Дефо вводить дневник или последний играл и какую-то иную функцию?
М.Соколянский пишет: «Вопрос о роли дневникового и мемуарного начала в художественной системе романа «Робинзон Крузо» представляет немалый интерес. Сравнительно небольшая вступительная часть романа написана в виде мемуаров. «Я родился в 1632 г. в г. Йорке, в хорошей семье...», - в типично мемуарной форме начинается рассказ Робинзона Крузо, и эта форма доминирует на протяжении примерно пятой части книги, вплоть до того момента, когда герой, пережив кораблекрушение, просыпается однажды утром на необитаемом острове. С этого момента начинается большая часть романа, имеющая промежуточный заголовок – «Дневник». Обращение героя Дефо к ведению дневника в столь необычных для него и даже трагических обстоятельствах может показаться неподготовленному читателю явлением совершенно неестественным. Между тем обращение к такой форме повествования в книге Дефо было исторически оправдано. В 17 веке в пуританской семье, в которой сложилась личность героя, была очень распространенной тенденция писать своего рода духовные автобиографии и дневники. Вопрос о генетической связи между романом Дефо и «духовной автобиографией» освещен в книге Дж. Старра (21). В первые дни пребывания на острове, не имея достаточного равновесия духовных сил и стабильности душевного состояния, герой-повествователь отдает предпочтение дневнику (как исповедальной форме) перед «духовной автобиографией» (10: 36).
«Дневник», - как пишет о романе «Робинзон Крузо» современный исследователь Э. Циммерман, - начинается вполне обычно как перечень случившегося день за днем, но вскоре Крузо начинает интерпретировать события с более поздней точки зрения. Отход от дневниковой формы часто остается незамеченным: однако, когда это становится очевидным, вариации формулы: «но возвращусь к своему дневнику» - используются для того, чтобы вернуть повествование обратно, к его прежней структуре» (22: 40).
Следует отметить, что такое перетекание одной формы в другую и наоборот приводит к ряду погрешностей, когда в дневниковой форме появляются намеки на последующие события или даже упоминание о них, что свойственно мемуарному жанру, а не дневниковому, в котором время написания и время описываемого совпадают. На различные виды возникающих в этом жанровом переплетении погрешностей указывает и М.Соколянский: «Хотя слово «Дневник» и выделено как промежуточный заголовок, - отмечает он, - дни недели и числа (формальный признак дневника) указаны лишь на нескольких страницах. Отдельные признаки дневниковой манеры повествования проявляются в различных эпизодах вплоть до рассказа об отбытии Робинзона с острова. В целом же для романа характерны не только сосуществование, но и интеграция дневниковой и мемуарной формы» (10: 37).
«Форма мемуарного и дневникового повествования, - подытоживает М. Соколянский, - придала этому роману определенное своеобразие, сосредоточив внимание читателя не на окружении героя - у Робинзона в значительной части романа человеческое окружение просто отсутствует – а на его поступках и размышлениях в их взаимосвязи. Такая видимая монологичность подчас недооценивалась не только читателями, но и литераторами...» (10: 39).
2.3 Особенности стиля романа
2.3.1 Приемы верификации
Главной целью автора ставилась наиболее удачная верификация, то есть придание своим произведениям максимальной достоверности. Поэтому еще в самом «предисловии редактора» Дефо утверждал, что «это повествование – лишь строгое изложение фактов, в нем нет ни тени вымысла».
Как пишут М. и Д.Урновы, «Дефо находился в той стране и в то время и перед той аудиторией, где вымысла не признавали в принципе» (11: 11).
Одну из главных черт повествовательной манеры Дефо как раз и составляет достоверность, правдоподобие. В этом он был не оригинален. В интересе к факту, а не к вымыслу проявлялась характерная тенденция эпохи, в которую жил Дефо. Замыкание в рамках достоверного являлось определяющей характеристикой авантюрного и психологического романов.
«Даже в «Робинзоне Крузо», - как подчеркивал М.Соколянский, где роль гиперболизации весьма велика, все необычайное облачено в одежды достоверности и возможности» (10: 92). В нем нет ничего сверхъестественного. Сама фантастика «загримирована под реальность, а невероятное изображено с реалистической достоверностью» (10: 98).
«Автор «Робинзона Крузо», - отмечают М. и Д.Урновы, - был мастером правдоподобной выдумки. Он умел соблюдать то, что уже в позднейшие времена стали называть «логикой действия», - убедительность поведения героев в обстоятельствах вымышленных или предполагаемых» (11: 9).
Мнения исследователей по поводу способов достижения неотразимой иллюзии правдоподобия в романе Дефо сильно расходятся. К данным способам ими относились:
обращение к мемуарной и дневниковой форме;
прием самоустранения автора;
введение «документальных» подтверждений рассказа – описей, реестров и пр.;
подробнейшая детализация;
полное отсутствие литературности (простота);
преднамеренное внесение в повествование неточностей и несоответствий (даже самый лучший рассказчик ошибается);
умение схватить внешний облик предмета целиком и передать его в немногих словах.
Все повествование в романе «Робинзон Крузо» ведется от первого лица, глазами самого героя, через его внутренний мир. Автор из романа полностью изъят. Данный прием не только увеличивает иллюзию правдоподобия, придавая роману видимость сходства с документом очевидца, но и служит чисто психологическим средством самораскрытия персонажа.
Именно подобный вид повествования разрешает и оправдывает появление в тексте множество описок и погрешностей. Очевидец не в силах удержать все в памяти и соблюсти во всем логику следования. Неотшлифованность сюжета в данном случае служит лишним доказательством истинности описываемого.
«Сама монотонность и деловитость этих перечислений, - пишет К. Атарова, - создает иллюзию достоверности - вроде бы, зачем так скучно выдумывать? Однако в детальности сухих и скупых описаний есть свое обаяние, своя поэтичность и своя художественная новизна» (2: 20).
Как пишут М. и Д. Урновы: «Подлинность, творчески созданная, оказывается несокрушима. Даже ошибки в морском деле и географии, даже несогласованность в повествовании Дефо скорее всего допускал сознательно, ради все того же правдоподобия, ибо самый правдивый рассказчик в чем-нибудь да ошибается» (11: 11).

2.3.2 Простота изложения
Художественным средством достижения достоверности являлась простота. По мнению К. Атаровой, «Кристально ясная, понятная, казалось бы, любому ребенку книга упорно сопротивляется аналитическому разъятию, не открывая секрета своего неувядаемого обаяния. Феномен простоты гораздо труднее поддается критическому осмыслению, чем усложненность, зашифрованность, герметизм» (2: 5).