Карибский кризис 1962г. Классика конфликта в биополярной мировой системе. Итоги Карибского кризиса.

Оглавление
Введение
Глава 1. Предпосылки и причины возникновения Карибского конфликта 1962 г.
1.1. Исторические предпосылки Карибского конфликта
1.2. Причины возникновения Карибского противостояния
Глава 2. Мир на грани ядерной катастрофы
2.1. Период открытой конфронтации: от возникновения до урегулирования кризиса
2.2. Итоги и уроки Карибского кризиса 1962 г.
Заключение
Список литературы

Карибский кризис 1962г. Классика конфликта в биополярной мировой системе. Итоги Карибского кризиса.

ЦРУ: в первый день — заместитель директора Картер; затем, после возвращения в Вашингтон, директор Управления Дж. Маккоун;
другие: Генеральный прокурор (министр юстиции) Р. Кеннеди, министр финансов Д. Диллон, помощники из штата Белого дома М. Банди и Т. Соренсен. Также периодически присутствовали вице-президент Л. Джонсон и К. О'Доннел (сотрудник Белого дома и друг обоих братьев Кеннеди) и иногда Д. Ачесон (госсекретарь при президенте Г. Трумэне), Э. Стивенсон и Р. Ловетт (уважаемый президентом человек, отказавшийся войти в состав администрации). А через шесть дней также Д. Уилсон (заместитель директора Агентства по информации)27.
Первое заседание президент назначил на 11.45 того же утра. Поскольку в кабинете малолетняя дочь президента Каролина вела какой-то разговор с отцом, заседание началось в 11.50. Все участники Экскома отмечали позже, что была создана обстановка полной раскованности: каждый говорил то, что думал, заместители министров спорили со своими на­чальниками. Чтобы еще более облегчить возможность абсолютно свободной дискуссии, Кеннеди иногда выходил из кабинета. А когда он был вынужден вылететь в Чикаго для поддержки кандидатов от своей партии на предстоявших через три недели выборах (чтобы не создать подозрений, что в Белом доме что-то происходит), заседания были перенесены в здание госдепартамента. По возвращении Кеннеди участники ехали из госдепартамента в Белый дом, набившись по восемь человек в машину, - опять же, чтобы дотошные журна­листы не заподозрили неладное, если бы увидели десяток автомашин, направляющихся к «простудившемуся» президенту (простуда стала объяснением отказа от продолжения его поездки по Среднему Западу страны).
В ходе обсуждения участниками были высказаны следующие варианты возможных причин установки ракет:
политика «холодной войны». Хрущев полагает, что, будучи поставленными, перед фактом, США не сможет ничего сделать, кроме как протестовать. В глазах всего мира Штаты будут выглядеть слабыми, союзники перестанут доверять, а некоторые переориентируются на СССР. Если «проба сил» покажет успех Москвы, она попытается предпринять что-то в Берлине или против американских баз в мире.
Отвлекающая ловушка. Если США отреагируют силой, то будут опозорены в «третьем мире», ООН будет в ужасе, союзники разойдутся в оценках, а Хрущев предпримет быстрый бросок на Западный Берлин.
Оборона Кубы. Сателлит в Западном полушарии настолько ценен для Сове­тов, как из соображений экспансии, так и в соревновании с Китаем, что нельзя дать Кубе пасть по внутренним или внешним причинам, последние вероятны, как Хрущева могли убедить братья Кастро, заявления кубинской эмиграции во Флориде и речи в конгрессе, а также опыт высадки на Плайя Хирон.
Выигрыш позиций для торга. Понимая значение Кубы для США, использовать ее для торга по вопросу об урегулировании на выгодных для СССР условиях статуса Берлина или о ликвидации заморских американских военных баз.
Соотношение ракетных сил. Ввиду невозможности и далее блефовать по поводу количества советских ракет, самим фактом наличия ракет среднего и промежуточного радиуса действия на Кубе быстро и дешево увеличить количество ракет, нацеленных на США28.
Среди версий о причине произошедшего была выдвинута и такая, что установка ракет на Кубе должна склеить трещину, образовавшуюся в китайско-советских отношениях, сняв обвинения Мао Цзэдуна по поводу советско-американского «сговора». Или для того, чтобы убедить Китай не создавать своего ядерного оружия, показать, как легко может Москва защитить ядер­ным оружием своих союзников.
Президент Кеннеди, признавая за 3-м и 5-м вариантами некоторые основания, счел их все же недостаточно убедительными и склонился к варианту №1. При этом в первый день обсуждения он несколько раз повторил, что для него остается тайной, почему в Москве было принято столь рискованное решение.
Кеннеди был возмущен обманом со стороны Москвы. Кроме того, ракеты находились так близко, на Кубе, что он даже сказал: «Это все равно, что мы бы неожиданно установили большое количество ракет среднего радиуса действия в Турции... Это было бы чертовски опасно». На что Банди напомнил ему: «Но мы это сделали, г-н президент»29. Установка ракет «Юпитер» в Турции досталась Кеннеди в наследство от прежней админи­страции. Эйзенхауэр решил таким образом ответить на первый советский «спутник», запу­щенный в октябре 1957 года. Кеннеди совершенно забыл о них. А когда вспомнил, то заявил, что требование Хрущева вполне разумно и спра­ведливо. Банди пытался внушить ему, что НАТО будет недовольна. Кеннеди думал иначе: никто в НАТО, кроме разве что самих турок, не оправдает несговорчивость США в такой опасный момент и в таком вопросе, где Советский Союз выставляет естественное и нор­мальное требование, к тому же в отношении ракет, не представляющих для Запада никакой ценности. Он понимал, что требование Кремля справедливое. Остальные участники, кроме Р. Кеннеди, продолжали упрямо стоять на позиции «двойного стандарта», согласно которому советские ракеты на Кубе недопустимы, а аме­риканские в Турции - вполне.
В течение трех дней, до начала пятидневной поездки президента по стране, в Экскоме в ходе обсуждения, было выдвинуто пять возможных вариантов ответных действий.
Основываясь на том, что чисто технически установка ракет мало изменила соотношение советских и американских боеголовок, министр обороны Р. Макнамара предложил не предпринимать никаких ответных действий. Эта точка зрения была чисто технической, потому скоро была снята самим министром. Более того, республиканцы постоянно обвиняли Кеннеди, за спиной которого был провал операции по высадке на Плайя Хирон в 1961 году, в молодости и нерешительности. Но если молодость, как известно, относится к недостаткам быстро проходящим, то накануне выборов в конгресс США бездеятельность в вопросе о советских ракетах, обманным путем появившихся на Кубе, могла сыграть роковую роль для демократов.
Два бывших посла в Москве, Л. Томпсон и Ч. Болен, предлагали направить Хрущеву секретный ультиматум с требованием вывезти ракеты, предупредив его, что иначе он столкнется с угрозой военного решения вопроса. Стивенсон предложил более мягкую форму дипломатического решения: обращение от имени ООН или Организации американских государств (ОАГ) об инспекции территории Кубы и решение вопроса на международной конференции с взаимными уступками - в обмен на вывод ракет США могли бы отказаться от своей военной базы в Гуантанамо (на южном берегу острова Куба) и убрать ракеты «Юпитер» из Турции30.
Однако с точки зрения Кеннеди, в столь острый момент путь подобной дипломатии поставил бы Вашингтон в положение защищающейся страны. Дей­ствительно, такая политика была бы на руку Москве, давала возможность затронуть много других вопросов о базах вокруг Советского Союза и по мере возможности расширять торг, чтобы получить больше уступок за отказ от своей авантюрной акции.
Госсекретарь Д. Раск предлагал направить Фиделю Кастро секретное обращение. Он полагал, что есть один шанс из ста, что Кастро предпочтет разрыв с Советами под угрозой насильственного свержения его режима. За раз­рыв ему было бы обещано ненападение. Это предложение свидетельствовало о полном не­понимании характера Кастро и всего кубинского руководства. Без союза с СССР страна была бы сдана на милость американцев. Кастро пришлось бы отказаться от многолетней борьбы в подполье, в горах Сьерра-Маэстры, потерять лицо и внутри страны, и во всем внешнем мире, то есть пойти на полную капитуляцию.
В Экскоме отвергли данный вариант, ссылаясь на затяжку дела дипломатическими переговорами, причем не с владельцем самих ракет. И все же 25 - 26 октября, в критические и томительные дни ожидания реакции Москвы на блокаду и разные сигналы, письмо на имя Кастро было написано и даже передано бразильскому послу для передачи кубинцам. Однако после обращения Хрущева по радио оно было отозвано.
Военные настаивали на вторжении, предложив два возможных варианта: внезапный удар без предупреждения или объявление блокад, а потом удар. Генерал М. Тэйлор доложил, что военные планы вторжения давно гото­вы и даже репетировались. В отличие от апреля 1961 года, когда на свержение Кастро были отправлены 1400 кубинских иммигрантов, теперь предстояло задействовать четверть миллиона солдат, морской пехоты и летчиков.
Почти все члены Экскома сошлись на том, что это крайняя мера. Учитывалось, что предстояло сражаться непосредственно с советскими войсками, число которых, правда, сильно недооце­нивалось: предполагалось, что их в четыре раза меньше, чем было на самом деле. В действительности, ядерной войны в СССР не желал никто, но ответить ударом на удар обычными вооружениями представлялось вполне возможным. Более того, при данном варианте ответных действий под угрозу попадали европейские союзники США, а также Западный Берлин.
Министр финансов Д. Диллон, сенатор Рассел, генералы М. Тэйлор, К Лимэй, А. Лемнитцер и другие ратовали за воздушный удар. Но, по существу, все они понимали, что после завершения пятидневной бомбардировки логика войны приведет их к вторжению.
Президент Джон Кеннеди делал все возможное, чтобы избежать вторжения, хотя и имел в виду, что обстановка может вынудить его отдать такой приказ. И Джон, и Роберт Кеннеди видели в мощном, внезапном ударе с воздуха, который требо­вался для вторжения, «Перл-Харбор наоборот», да еще нападение на маленькую страну, что им казалось аморальным актом, который «история не поймет и не оправдает»31.
Кеннеди мучительно искал путь мирного решения. Он напоминал близкому окружению о сравнительно недавних уроках истории. Год спу­стя, в речи по случаю подписания договора о запрещении испытания ядерного оружия в трех средах, он повторил то, что было сказано им в дни Карибского кризиса: «Историки сообщают, что в 1914 году, когда большая часть мира уже была вовлечена в войну, князь Бюлов, бывший канцлер Германии, спросил тогдашнего канцлера Бетман-Гольвега: «Как это все случилось?» И Бетман-Гольвег ответил: «Ах, если бы только кто-нибудь знал». Мои собратья американцы, если эта планета когда-нибудь будет разнесена ядерной войной, если 300 миллионов американцев, русских и европейцев будут сметены шестидесятиминутным ядерным обменом ударов, если жалкие выжившие после этого уничтожения смогут затем пережить начавшийся огонь, заражение, хаос и катастрофу, я не хочу, чтобы кто-нибудь из этих выживших спросил другого: «Как это случилось?» и получил бы ответ: «Ах, если бы кто-нибудь знал»32.
Обсуждался также вариант блокады, который давал Москве время одуматься и таил меньше шансов на ускоренное сползание к Третьей мировой войне. Эту идею первым высказал Макнамара в первый же день обсуждений, через два дня идею поддержали посол Томпсон, Р. Кеннеди, Соренсен, Раск.
Само слово «блокада» означало, согласно международному праву, акт войны. Объявлять же войну Кубе считалось не лучшим шагом. Поэтому остановились на слове «карантин» - хотя бы потому, как сказал Раск, что никто не знал, что это означает согласно международному праву.
Пентагон был против блокады, если она не сопровождалась военно-воздушным ударом, а затем вторжением. Однако в глазах тех, кто высказывался за блокаду, она должна была как раз избавить администрацию от принятия решения о военных действиях.
Итак, днем 20 октября в Белом доме в очередной раз было созвано заседание Экскома, на котором предполагалось вынести окончательное решение по кубинской проблеме. После двухчасового обсуждения Кеннеди предложил членам комитета провести голосование. При поддержке Раска, Макнамары, Стивенсона, который специально прибыл из Нью-Йорка на заседание Экскома, и Роберта Кеннеди победили сторонники блокады. В понедельник или вторник Джон Кеннеди собирался выступить с телевизионным обращением к народу.
Таким образом, после пятидневной дискуссии решение было принято. Кеннеди собирался, проинформировав американскую общественность о размещении ракет на Кубе, просить поддержки решения о блокаде острова как средства против доставки на Кубу новой партии наступательного вооружения. Как и ожидали, военные были недовольны решением. Начальник штаба армии, разочарованный решением Кеннеди, обратился к начальникам штабов других родов войск: «Никогда не думал, что доживу до того времени, когда захочу воевать»33.
В Москве, тем временем, даже не подозревали о надвигающем­ся кризисе. Некоторые тревожные сигналы доходили до советской разведки, но эти свидетельства весьма расходились с оптимистическим сообщением Громыко, посетившего США для участия в сессии ООН и имевшего личную встречу с президентом Кеннеди. В докладе Громыко, полученном в Кремле в воскресенье 20 октября, возможность военной операции США против Кубы категорически опровергалась.
Лишь за несколько часов до обращения американского президента к народу, Н.С. Хрущева уведомили о том, что Джон Ф. Кеннеди собирается сделать важное заяв­ление, касающееся советской угрозы. Источники не были осведомлены о содержании обращения, но советский ли­дер опасался худшего. Хрущев немедленно собрал членов Президиума для обсуждения вероятности войны. Единственный пункт повестки дня заседания гласил: «Об определении позиции по дальнейшим шагам в отношении Кубы и Берлина».
Малиновский хотел убедить присутствующих, что основания для паники нет и, что у СССР есть время для подготовки ответных мер. Однако обстановка на заседании была крайне напряженной. В Кремле царило тревожное настроение. И хотя Хрущев принял оценку Малиновским сложившейся ситуации, он, тем не менее, был не совсем убежден в ее правильности. Хрущев признал, что сделаны ошибки. Он выделил две проблемы. «Мы не развернули все ракеты, не сосредоточили все, что хотели, и не обнародовали договор». Советский лидер полагал, что было бы иначе, если бы он согласился с мнением Кастро, предлагавшим опубликовать в конце августа советско-кубинский обо­ронный договор.
Основываясь на большей вероятности вторжения, чем блокады, Прези­диум разработал ряд инструкций для командующего советскими войсками на Кубе. Генералу Плиеву предписывалось в случае высадки американцев использовать тактическое ядерное оружие, но без указаний Москвы не применять ракеты Р-12 дальностью 2000 км. Принятие каких-либо других мер ставилось в зависимость от содержания выступления Кеннеди.
Окончательный вариант своей речи американский президент подготовил к 7 часам вечера. До этого письмо многократно правилось при участии Соренсена и Р. Кеннеди. Каждое слово, даже оттенок синонима какого-либо термина тщательно проверялся. Президент США начал зачитывать свое сообщение, когда последние странички еще печатались. Согласно сценарию президент протягивал Москве оливковую ветвь в форме приглашения на саммит лидеров двух сверхдержав и обещания убрать МБР США из Турции и Италии.
Американцам сообщили, что ожидается обращение президента по внешнеполитической проблеме, однако слова и тон президента свидетельствовали о более глубоком кризисе, чем предполагали слушатели.
В 19 ч. вечера 22 октября президент США Д. Кеннеди выступил по радио и телевидению с обращением к нации и всему миру. В начале выступления он изложил факты, которыми располагали США об обстановке на Кубе и в Карибском бассейне. Затем президент сказал, что советские ракеты представляют для Америки серьезную опасность… «Такое поспешное преобразование Кубы в важнейшую стратегическую базу, - сказал он, - с введением на остров наступательного оружия массового поражения, обладающего большой мощностью и дальностью действия, представляет определенную угрозу миру и безопасности всех американцев»34.
Войска и авиация стягивались в районы, максимально приближенные к Кубе. Признавалось, что такая атака почти наверняка потребует последующего наземного вторжения, в результате которого потери США составят порядка 25 тыс. человек плюс, соответствующее число убитых и раненых кубинцев. Далее предполагалось, что в то время как американское военное преимущество в Западном полушарии обеспечит успех воздушных налетов и наземного вторжения, Советский Союз, скорее всего, ответит военными действиями против флангов или даже Центральной зоны НАТО.
Те, кто выступал против воздушного нападения, рекомендовали ввести карантин, предназначенный для предотвращения советских поставок Кубе до тех пор, пока ракеты не будут убраны.
В Карибском регионе развернулась армада из 180 военных кораблей. Американские войска во всем мире приводились в состояние повышенной готовности. Атомные подводные лодки с ракетами «Поларис» изменили свои курсы в соответствии с полученными секретными приказами. Бомбардировщики стратегической авиации на всех базах получили приказ подняться в воздух с полной ядерной нагрузкой, и как только один из них приземлялся для заправки и отдыха, другой поднимался в воздух. Во Флориде были развернуты шесть дивизий, дополнительные войска перебрасывались на военную базу в Гуантанамо. Военное министерство США готовило бомбардировку и оккупацию Кубы, что требовало, по их подсчетам, 250 тысяч солдат, 90 тысяч бойцов морской пехоты и более ста десантных судов. Кеннеди получил сообщение о появлении в Карибском море советских подводных лодок, что являлось серьезной угрозой для американских авианосцев.
Глава 2. Мир на грани ядерной катастрофы
2.1. Период открытой конфронтации: от возникновения до урегулирования кризиса
День 22 октября 1962 г. вошел в историографию Карибского кризиса, как начало открытой фазы военно-политического конфликта противоборствующих сторон.
В 19 ч. этого дня президент США Д. Кеннеди выступил по радио и телевидению с обращением к нации и всему миру. В начале выступления он изложил факты, которыми располагали США об обстановке на Кубе и в Карибском бассейне. Затем президент сказал, что советские ракеты представляют для Америки серьезную опасность… «Такое поспешное преобразование Кубы в важнейшую стратегическую базу, - сказал он, - с введением на остров наступательного оружия массового поражения, обладающего большой мощностью и дальностью действия, представляет определенную угрозу миру и безопасности всех американцев»35.
Также президент объявил о блокаде Кубы и некоторых других принятых мерах, о причинах, которыми были вызваны действия США. «Это лишь первый шаг, - сказал он, - Пентагон получил приказ к проведению дальнейших военных мер». Это лишь некоторые фрагменты выступления Дж. Кеннеди 22 октября, но и они дают достаточное представление о том, что тон речи президента был резким, преследующий цель создать у американцев и мировой общественности впечатление, что советские ракеты на Кубе представляют собой смертельную угрозу для США и других государств Латинской Америки. Обострение обстановки в районе Карибского моря вызывало новую волну нервозности в американском обществе.
Все это не могло не наложить отпечатка на характер ответа президенту со стороны СССР,- остро реагировать на претензии США руководить миром, угрожать Кубе и Советскому Союзу.
Вместе с обращением к нации и всему миру Дж. Кеннеди 22 октября отправил через особый канал связи личное письмо Н.С. Хрущеву, которое положило начало их секретной переписке в течение всего периода Карибского кризиса. Содержание первого письма было жестким и бескомпромиссным. «Виду серьезности событий,- писал президент США,- я хочу, чтобы позиция моего правительства в этом вопросе стала известна Вам незамедлительно и точно»36. В заключение Дж. Кеннеди высказал надежду, что правительство Советского Союза воздержится от действий, которые бы усложнили этот кризис, и встало на путь мирных переговоров. Ответ Н.С. Хрущева последовал незамедлительно (23 октября) и носил не менее жесткий и решительный характер.
В нем, меры, предпринятые США, классифицировались как серьезная угроза миру и безопасности, а само заявление оценивалось как неприкрытое вмешательство во внутренние дела Кубинской Республики, Советскому Союзу и другим государствам. Между США и СССР, Дж. Кеннеди и Н.С. Хрущевым начался период жесткой принудительной дипломатии, подкрепляемый наращиванием военных приготовлений.