Аналоговый перевод и область его применения

Содержание

Введение
Глава 1. Проблематика переводимости в современной теории перевода
1.1. К вопросу об адекватности и эквивалентности перевода
1.2. Переводимость: лингвистические аспекты.
Глава 2. Прием поиска функционального аналога в практике переводоведения.
2.1. Реалии в контексте переводоведения
2.2. Особенности использования аналогового перевода при передаче содержания реалий
2.3. Особенности использования приема аналогового перевода при передаче содержания фразеологизмов
Заключение
Библиография

Аналоговый перевод и область его применения

Так, традиция двуязычной лексикографии предлагать в виде эквивалентов только словарные соответствия, принадлежащие к той же части речи, что и лексемы исходного языка, для реального перевода является скорее помехой, чем поддержкой. Если следовать этому узко понимаемому принципу лексической эквивалентности, перевод текста не осуществить – он не будет не только адекватным, но даже грамотным.
Выразительный пример неадекватного перевода приводит Е.В.Бердникова в своей диссертации. В переводе романа «Три товарища» Ремарка на вопрос Интересно, как бы ты выглядел в цилиндре? Следует ответ: Как трубочист. Немецкое существительное Schornsteinfeger ‘трубочист’ ассоциируется для немцев с человеком в высоком цилиндре; встретить на улице трубочиста – добрая примета. В русском трубочист ассоциируется ссажей, грязью. Поэтому перевод диалога можно рассматривать как формально эквивалентный, но функционально неадекватный замыслу автора [Бердникова, 2006. С. 17-18] – несмотря на то, что на чисто лексемном уровне слово Schornsteinfeger имеет точный однословный эквивалент. В этой ситуации для перевода определяющую роль играют культурные стереотипы. Правильным вариантом перевода на русский был бы: Интересно, как бы ты выглядел в цилиндре? – Как английский лорд.
Другой пример – «из жизни». Правление фирмы SAP (Германия) приняло решение, что все сотрудники должны ходить внутри зданий фирмы с пристегнутыми к ремням или воротникам пропусками, причем таким образом, чтобы видна была фотография. На рекламных плакатах, которые развесили по всему зданию в ознаменование вступления этого решения в силу, разместили две надписи, на английском и на немецком языках (фирма интернациональная, многие сотрудники общаются друг с другом поанглийски). Английская надпись гласит: I am proud to wear SAP! («Я горжусь тем, что ношу фирменный знак SAP»), а немецкий перевод такой: Ich trage SAP gern! («Я с удовольствием ношу фирменный знак SAP»). Для немецких сотрудников формулировка «я горд, я горжусь» в данном контексте неприемлема; это связано с культурными стереотипами. Переводчик это обстоятельство учел. В итоге перевод оказался формально неэквивалентным, но прагматически адекватным.
Для характеристики качества переводного текста иногда используется термин «частичная эквивалентность». Это довольно широко трактуемое понятие позволяет разрешить некоторые конфликты, возникающие при оценке эквивалентности перевода. Например, частичная эквивалентность может характеризовать отношение между видом и подвидом объекта (нога –leg/ foot), перевод идиомы неидиоматическим словосочетанием, стилистические расхождения, несовпадения по объему ассоциативных полей. Частичная эквивалентность в переводе не только допустима, но и неизбежна.
Таким образом, теория перевода, рассматривая дилемму переводимость/ непереводимость в ее соотношении с эквивалентностью и адекватностью, решает ее в пользу переводимости, но с оговорками и комментариями, касающимися трудностей перевода и допущения частичной эквивалентности, а также описывает набор приемов по достижению эквивалентности.
1.2. Переводимость: лингвистические аспекты.
Решение вопроса о переводимости и трудностях перевода в психолингвистическом плане связано с вопросом о взаимоотношении между языком, мышлением и ориентацией переводчика. Если исследователь перевода считает, что мышление у всех людей имеет универсальный, общечеловеческий характер, то он будет понимать проблемы перевода и переводческие трудности в одном плане. Если же он считает, что в мышлении людей, пользующихся разными языками, имеются существенные различия, то в работе такого исследователя проблемы переводимости и перевода будут освещаться по-иному. Суть вопроса упирается в решение проблемы познания мира, связанной с различным мировоззрением.
Как это не парадоксально, несмотря на то, что в реальном существовании переводов нельзя усомниться, в истории переводоведческих учений значительное место занимает спор о том, возможен ли вообще перевод, а в области теоретической мысли этот спор развился в две теории - теорию, согласно которой полноценный перевод вообще невозможен, с одной стороны, и теорию универсальной переводимости, с другой.
Теория принципиальной непереводимости Сепира-Уорфа
Предложенная Сепиром и Уорфом концепция, которую часто называют гипотезой лингвистической относительности, исходит из предположения, что структура языка определяет структуру мышления и способ понания внешнего мира. Характер познания действительности зависит от языка, на котором мыслит познающий субъект. Люди членят мир, организуют его в понятия и распределяют значения так, как это навязывается им языком.
Исходя из этой концепции, познание не имеет объективного, общечеловеческого характера: сходные явления складываются в разные картины из-за различий в мышлении, навязываемых различиями языков.
Из гипотезы Сепира-Уорфа следует, что различие языков предполагает и различие логических категорий и характера мышления у людей, говорящих на разных языках. Утверждается, например, что Аристотелева логика отражает особенности греческого языка, и что если бы Аристотель был индейцем племени Дакота, то его логика была бы совсем иной. А поскольку картины мира, создаваемые разными языками, несводимы друг к другу, то содержание текста оригинала не может совпадать с содержанием текста перевода и вся процедура перевода оказывается фикцией.
Если говорить коротко, то, согласно гипотезе особенности каждого языка влияют на особенности мышления людей, пользующихся данным языком, а в результате этого содержание мысли, выраженной на одном языке, в принципе не может найти соответствие в другом, если они различны.
В современной теории перевода теория непереводимости не принимается в «чистом» виде, так как в этом случае пришлось бы признать невозможность эффективной коммуникации между членами различных языковых групп. Но «умеренная» версия, согласно которой создаваемые языком «картины мира» образуют «несоответствия» между языками, что существенно затрудняет процесс перевода, но не отвергает его возможность, поддерживается многими учёными.
Теория универсальной переводимости
Противоположный взгляд на проблему переводимости сформировался на основе теоретического тезиса Генеративной Трансформационной Грамматики Наума Хомского, в соответствии с которым переводимость объясняется существованием лингвистических универсалий. Однако надо заметить, что сам Хомский был против того, чтобы его грамматика применялась в теории перевода. Он писал:
«Существование скрытых формальных универсалий подразумевает, что все языки сделаны по одной модели, но отнюдь не значит, что между определёнными языками существуют конкретные/пошаговые соответствия. Это не значит, что существует некая конкретная процедура для перевода между языками».
Но это замечание Хомского было проигнорировано многими выдающимися лингвистами 20-ого века; такими как Р.Якобсон, С.Бауш, Дж. Хьюдж, Ю.-А.Найда и Т.Ивир, которые разрабатывали концепцию универсальной переводимости. Взяв за основу предложенную Хомским концепцию о существовании «универсальных структур языка», они поддерживали идею о том, что «Всё, что может быть сказано на одном языке, может быть сказано и на любом другом языке» (Ю.-А.Найда Ч.Табер), тем самым опровергая лингвистическую непереводимость, а такое важное замечание как «…по крайней мере, суть сообщения» ставило под вопрос существование культурной непереводимости.
Однако, как и концепция принципиальной непереводимости представленная гипотезой Сепира-Уорфа, универсальная переводимость не принимается учёными в «чистом виде», так как ставится под сомнение существование в языке предложенных Хомским «глубинных структур» (которые, по его мнению, и являются универсальными для всех языков).
Наиболее серьёзные возражения против воззрений Хомского на лингвистическую структуру вызваны положением, согласно которому он рассматривает язык как «вполне определённую, закрытую, жесткую и статичную систему». Подобная модель языка игнорирует открытость лингвистических структур, не учитывает того, что эти структуры никоим образом не являются во всех отношениях чёткими, логическими, последовательными системами, так как язык – это динамическая система. С одной стороны, в центре любой языковой системы действительно имеется ядро относительно устойчивых моделей построения, но даже эти модели подвержены определённым ограничениям; на периферии же языковой системы всегда обнаруживаются «переходные явления», присущие всем уровням языка.
Деконструктивистские концепции переводимости
Некоторые теоретики перевода колебались между двумя крайностями, представленными гипотезой Сепира-Уорфа с одной стороны и идеями универсальной переводимости с другой. Так в конце 60-х годов во
Франции появилось новое течение под названием Деконструктивизм. Это был революционный прорыв в теории перевода. Наиболее яркими приверженцами нового подхода к переводу были Э.Бенжамин, М.Фуко, П.де Ман и Ж.Деррида. Деконструктивисты рассматривают перевод как процесс непрерывной модификации языка текста оригинала, и, следовательно, перевод представляет собой «переписывание» оригинала. Они отклоняют существование ядерных структур или глубинных структур, если следовать терминологии Хомского, которые лежат в основе языка. Таким образом, язык сам по себе приобретает собственную новую тождественность, а не просто репрезентирует значение.
В отечественном переводоведении деконструктивистские взгляды также получили широкую поддержку в трудах таких учёных, как С.Влахов, С.Флорин, В.Н.Комиссаров, А.В.Федоров и др. Так, например, отвергая идею непереводимости, авторы монографии «Непереводимое в переводе» Влахов и Флорин пишут: «Теорию непереводимости отвергла живая переводческая практика, превосходные переводы плеяды талантливых переводчиков, и доказывать её несостоятельность значило бы ломиться в открытую дверь».
На современном этапе развития теоретические и практические исследования показывают, что непереводимых произведений нет, что «каждый высокоразвитый язык является средством достаточно могущественным для того, чтобы передать содержание, выраженное на другом языке в его единстве с формой». Однако, наряду с утверждением тезиса «нет ничего непереводимого», признаётся тот факт, что в переводоведении есть ещё вопросы, которые, с точки зрения переводимости, представляют определённые трудности для перевода, но не предполагают его невозможность; так как «…непереводимое вчера переводимо уже теперь…». А, следовательно, решение вопросов непереводимости – вопрос времени [Гак, 2003. С 66-68].
Исследования в области перевода и конкретно теория переводимости – непереводимости в 20 веке утратили свою значимость, так как всевозможные стратегии, которые использует переводчик, когда сталкивается с расхождениями между двумя языками или культурами признаются в качестве достаточных переводческих механизмов. В тоже время учёные признают, что совершенный перевод (то есть такой перевод, который исключает какие-либо расхождения с оригиналом) невозможен, особенно если речь идёт о литературном переводе, но при этом допускается частичный перевод.
Частичная переводимость объясняется сторонниками умеренной (нестрогой) версии ГЛО несовпадением в менталитетах народов – носителей языков, различиями в их языковых картинах мира и в их культурном опыте. В большинстве работ этого направления декларация, что в языках есть универсальное и идиоэтническое, дальнейшей разработки не получает, так что остается неясно, какие именно элементы языка следует отнести к универсальным, а какие – к идиоэтническим. Исследования этносемантики и этнограмматики сосредоточены вокруг небольшого набора конкретных примеров, так что целостной картины соотношения общего и специфического не возникает. Лишь изредка встречаются попытки отделить универсальное от лингвоспецифического, но и они предпринимаются на единичных примерах: «Лингвокультурная доминанта дом – родина – чужбина присутствует в любой этнической культуре и является универсальной» (впрочем, в тексте нет доказательств ни универсальности, ни доминантности этой триады) [Свицова, 2005, С. 5]. Здесь же указывается, что концепт родина в сознании носителей английского и русского языка культурно-специфичен. В качестве подтверждения рассматривается корпус русских и английских пословиц. В них автор отыскивает признаки русской – особо эмоциональной в сравнении с английской – привязанности к родине [Свицова, 2005, С. 17-19].
Рассмотрение языков как лишь частично переводимых сущностей –это позиция сторонников умеренной версии ГЛО. Она в общих чертах формулируется следующим образом: картины мира, рисуемые разными языками, в чем-то схожи, а в чем-то различны. Различия между языковыми картинами обнаруживают себя в лингвоспецифичных лексемах, заключающих в себе уникальные концепты. Исследование лингвоспецифичных лексем позволяет смоделировать по крайней мере существенные фрагменты языковых картин мира и конституирующих их концептов. На этой позиции стоят лингвисты Московской семантической школы, разделяющей идеи А.Вежбицкой (Ю.Д.Апресян, А.Д.Шмелев, Е.В.Урысон и др.), а также их последователи в других городах России. Именно эта точка зрения отражена в уже цитированной выше книге «Языковая картина мира и системная лексикография».
Глава 2. Прием поиска функционального аналога в практике переводоведения.
Художественный перевод как в лингвистическом, так и в литературоведческом аспекте всегда привлекал и продолжает привлекать внимание исследователей в силу многих трудных теоретических проблем, которые проявляются в практическом плане при передаче литературного художественного текста с одного языка на другой.
Художественный текст является важным инструментом в процессе межкультурного общения. При этом он оказывается элементом, принадлежащим одновременно двум культурам — культуре оригинала текста и культуре реципиента.
Учёт фоновых знаний адресата считался одним из непременных условий переводче­ской компетенции, поскольку фоновые зна­ния представляют собой «…реальные сведения о действительности той страны и того народа, о которых идет речь в переводе». В более узком понимании фоновые знания сво­дились к знанию «реалий» – «слов, обознача­ющих предметы и явления действительности одной культуры, не имеющие соответствий либо обозначений в другой культуре». Более широкая трактовка предполагала знание исторического и социального контекста и усвоение «реалий-сведений», то есть «фактов смыслового уровня сознания», «обобщенных образов», регулирующих вербальное и не­вербальное поведение участников общения. С этого времени в теории перевода всё чаще предлагалось рассматривать художественный текст как часть культуры иностранного языка, то есть с учётом его социокультурного фона.
Текст-оригинал является для реципиента фрагментом чужой лингвокультурной общности, которую он воспринимает с помощью текстовереводов. Текст оригинала не только воздействует на реципиента, но и сам подвергается воздействию иной культуры. Следовательно, переводимый текст должен быть транспортирован в культуру получателя, но одновременно сохранить в своем переводном варианте свои стилистические особенности, свой инокультурный колорит. В связи с этим остро стоит проблема выбора адекватеного приема перевода, к числу которых относится прием функциональной аналоговой замены.
2.1. Реалии в контексте переводоведения
Прежде всего уточним тот факт, что прием поиска функционального аналога преимущественно используется в отношении слов – реалий, которые, как правило, составляют пласт безэквивалентной лексики в языке и требуют особого внимания со стороны переводчика.
В этой связи опишем основные характеристик слов-реалий и наметим проблемы ,возникающие с данным классом слов в контексте теории перевода.
В настоящее время существуют различные подходы, с позиций которых можно рассматривать реалии. Они являются актуальным объектом исследования целого ряда лингвистических дисциплин: переводоведения, сопоставительной лингвистики, лингвострановедения, лингвокультурологии, эт­нопсихолингвистики, теории межкультурной коммуникации. Такое многоаспектное изуче­ние может привести к весьма интересным результатам. Однако различное понимание данного языкового и культурного феномена в смежных дисциплинах, а также неодинаковая трактовка объема понятия реалия вызывают необходимость уточнить как сам термин, так и объем понятия.
Термин «реалия» появился в российском переводоведении в 40-х годах ХХ века для обозначения уникального национально-специфичного объекта или явления, а для на­звания соответствующего объекта использо­вался термин «реалия-слово» [Пшеницын, 2000, С. 82.]. Во второй половине ХХ века в работах по теории и практике перевода термином «реалия» на­зывали и сам денотат, и слово, его обозначаю­щее. Отметим, что вплоть до начала ХХI века производились многочисленные попытки подобрать наиболее точный термин для лексических единиц, называющих уникальные национально-специфичные объекты: «экзотизмы» или «экзотическая лексика», «локализмы», «этнографизмы», «варваризмы», «бытовые слова», «культуремы», «культуронимы», «ксенизмы», «лакуны».
Начало ХХI века характеризуется повышенным интересом к проблемам языка и культуры, что приводит к появлению боль­шого количества теоретических и практических разработок, диссертаций, посвященных данной тематике, а также лингвострановедче­ских и лингвокультурологических словарей. В рамках Воронежской школы перевода скла­дывается развернутая теория реалии. В связи с терминологической неоднозначно­стью термина «реалия», обозначающего и яв­ление внеязыковой действительности (предмет), и его культурный эквивалент (концепт), и средство номинации этого концепта в языке (лексема), отечественные ученые предлагают ввести новые термины: R-реалии от фр. rйalitй, С-реалии от фр. culturel и L-реалии от фр. lexиme [21. C. 4]. Таким образом, в со­временном переводоведении данный термин сохраняется и используется в качестве родо­вого. Хотя теория реалии проделала долгий путь в своем становлении, до сих пор некото­рые вопросы остаются дискуссионными.
В частности, исследователи до сих пор не пришли к единому мнению о том, что составляет объем понятия реалии.
Перевод реалий — часть большой и важной проблемы передачи национального и исторического своеобразия, которая восходит, вероятно, к самому зарождению теории перевода как самостоятельной дисциплины. О реалиях, как о показателях колорита, заговорили лишь в начале 50-х годов. Л.Н. Соболев в 1952-м году употребляет термин «реалия» в современном его понимании и даже дает ему достаточно выдержанную дефиницию [Соболев, 1955, С. 290]. О реалиях также пишет Г.В. Чернов, который, однако, преимущественно пользуется названием «безэквивалентная лексика» [Чернов, 1958 223]. А.Е. Супрун рассматривает реалии как «экзотическую» лексику [Супрун, 1958, С. 231], а Вл. Россельс намечает некоторые из основных черт реалий как переводческой категории. Таким образом, можно с уверенностью заявить, что данную проблему в той или иной степени рассматривали все теоретики перевода.
Несомненным является тот факт, что в состав реалий входят слова, называющие специфические явления природы, эндемики, блюда, напитки, одеж­ду, обувь, жилище и его части, транспортные средства, меры, денежные единицы, учрежде­ния, органы власти, государственные и общественные организации одного народа. Можно отметить такие характеризующие признаки реалий:
а) национально-культурная маркированность;
б) уникальность, специфичность для одной страны, ее культуры;
в) принадлежность к апеллятивной лексике, к нарицательным существительным.