Военные интервенции США и их влияние на современные международные отношения (на примере военных интервенций 1990-х или 2000-х гг.)

Оглавление

Введение
Глава 1. Внешняя политика США
1.1 Концептуальные основы внешней политики США
1.2 Место военных интервенций во внешней политике США
Глава 2. Особенности развития конфликтного потенциала мирового сообщества и проблема военной интервенции США
2.1 Современный конфликтный потенциал мирового сообщества
2.2 Проблема гуманитарной интервенции
2.3 Перспективы деятельности ООН в области мирного урегулирования и военные интервенции США
Заключение
Список использованных источников и литературы

Военные интервенции США и их влияние на современные международные отношения (на примере военных интервенций 1990-х или 2000-х гг.)

2.1 Современный конфликтный потенциал мирового сообщества
На протяжении практически всей истории человечества вооруженные конфликты представляли собой центральные звенья, своего рода контрапункты международных отношений. В ходе войн разрешались накопившиеся между государствами противоречия, устанавливалась новая структура международных отношений, соответствующая сложившемуся в тот или иной момент соотношению политических, экономических и военных сил, корректировались коалиции и блоки. Соответственно, военная сила рассматривалась как важнейший компонент и фактор мощи государства и сохранения у власти правящей элиты.
Ключевая роль вооруженных столкновений и, соответственно, военной силы в мировой политике объяснялась во многом тем, что, как писал выдающийся военный теоретик Карл фон Клаузевиц, война являлась продолжением политики насильственными средствами.
Исследования войн также как и теории конфликтов имеют давнюю традицию в политической мысли. Их анализ восходит еще к таким древнегреческим историкам как Фукидид, сочинения Цезаря «О галльской войне» и др. Вокруг теорий шли интенсивные теологические и политические дебаты в средние века, и они представляют собой часть Просвещения, о чем свидетельствует работа Канта «О вечном мире».
К 30-м годам ХХ века с появление политологии как науки возникают эмпирические исследования о войнах, многочисленные историко-политические анализы причин обеих мировых войн.
В 1960-е годы появляются самостоятельные субдисциплины, такие, как изучение конфликтов и исследования путей достижения мира, со своими журналами, институтами, научными организациями и специфическими задачами9.
Известный философ и публицист Реймон Арон в своем монументальном труде «Мир и война между нациями» цитирует известное изречение Геродота: «Ни один человек не лишен разума до такой степени, чтобы предпочесть миру войну»10. Однако во все времена люди считали войну вполне нормальной функцией общества, а впоследствии неотъемлемой от назначения человека или от сущности политики. Цитата Геродота должна трактоваться следующим образом: «война никогда не несет в себе собственного оправдания, ее можно вести только во имя достижения или восстановления мира»11.
Аристотель считал, что войне следует быть средством, имеющим целью мир, как труд имеет целью досуг, а действие – мысль12.
Американский политолог определил три пути, в которых кроется «тайна» войны: 1. поведение людей; 2. внутреннее устройство государства; 3. анархия в международных отношениях.
Первый путь говорит о том, что войны обязаны своим происхождением человеческой природе, инстинктам, страстям или предрассудкам. «Излечить» от этого человека могут религия и образование, по мнению Уолтса. Второй путь подразумевает, что источник войн лежит в природе государств, наций и отдельных обществ. Третьему пути американский политолог отводит центральное место: возможность войны как таковой обеспечивается наличием международной анархии и тем, что каждое государство оставляет за собой право прибегнуть к насилию13.
Война не может рассматриваться в отрыве от социально-политического конфликта. В литературе по конфликтологии войны входят в классификации политических конфликтов14. Так, на различных уровнях социальной организации можно отметить следующие крупные явления:
мировые войны, включающие в себя огромные материальные и людские ресурсы в глобальном масштабе;
холодную войну, представляющую собой противостояние двух мировых систем в экономической, военно-политической, идеологической и иных областях;
межгосударственные конфликты, которые могут быть как вооруженными, так и невооруженными. Вооруженные конфликты проявляются в локальных войнах. Среди примеров локальных войн можно привести – арабо-израильский конфликт, ирано-иракскую войну, агрессию Ирана против Кувейта, вооруженный конфликт между Великобританией и Аргентиной за Фолклендские острова, высадка американских войск в Гренаде, военные действия последних лет на Ближнем Востоке. Опасность локальных войн заключается в том, что они могут перерасти в крупномасштабные столкновения.
внутригосударственные конфликты.
Все эти разновидности конфликтов несут в себе социальную катастрофу, а именно представляют собой такую ситуацию, когда важнейшие экономические и политические системы и институты перестают функционировать, население оказывается беззащитным перед указанными явлениями.
Применение вооруженной силы можно подразделить на три типа: 1. международная война; 2. военная операция; 3. гражданская война.
Рассмотрим международную войну. Обратимся к статистике международных войн, предварительно определив данный феномен как продолжительные военные действия между по меньшей мере одним признанным суверенным государством и другим государственным образованием или иностранными вооруженными силами при количестве жертв среди военных не менее 1000 человек. Опираясь на это определение, мы обнаружим, что в период между 1816 и 1980 гг. велось приблизительно 118 международных войн. Количество войн в течение этого периода сокращается, но очень медленно. Однако, если судить по количеству жертв, войны становятся все более жестокими благодаря введению качественно более разрушительных видов вооружений, начиная с рубежа XIX-XX вв. по настоящее время. По приблизительным подсчетам, в международных войнах ХХ в. погибло в два раза больше военнослужащих (около 22 миллионов), чем во всех войнах с 1500 по 1899 гг. (по имеющимся оценкам 11,2 млн.)15.
Если принять во внимание, что численность государств как потенциальных участников международных войн увеличилась после Второй мировой войны более, чем в три раза, можно сделать еще один важный вывод: период после Второй мировой войны является относительно мирным по сравнению с предыдущими периодами мировой политики. По относительно грубым подсчетам, только 10% суверенных государств были вовлечены в международную войну после 1965 г.16 При этом данные государства не относятся к числу великих держав, хотя часто пользовались военной и иной поддержкой последних.
Другая заметная долговременная тенденция в международных войнах заключается в том, что сокращается число войн с участием великих держав и между самими великими державами (если не считать корейскую войну 1950-1953 гг., в которой США и КНР воевали друг против друга). Хотя в отношениях между США и СССР в период холодной войны было немало кризисных ситуаций, они никогда не воевали друг против друга непосредственно.
Второй вид применения военной силы - военная операция. Хотя частота международных войн со временем снижается, особенно между великими державами, различие между войной и миром стало расплывчатым в связи с большим количеством случаев применения военной силы без войны после Второй мировой войны. Огромное количество таких инцидентов может быть обнаружено в современном мире (после окончания холодной войны). Примером можно привести пограничный конфликт между Перу и Эквадором в 1995 г.; периодические обмены военными ударами между Индией и Пакистаном из-за штата Джаму и Кашмир; военные стычки на Ближнем Востоке (в частности, между Израилем и соседним Ливаном); турецкие рейды против иракского Курдистана и др.
Во многих случаях сила используется скорее как политический, а не просто военный инструмент. Когда сила применяется, чтобы убедить противника прекратить какие-то нежелательные действия или воздержаться от таковых, это в определенном смысле есть дипломатия, хотя и «дипломатия насилия» или «принудительная дипломатия». Например, израильская стратегия применения военных ударов по территориям арабских государств, дающим прибежище экстремистским мусульманским группировкам, которые убивают израильтян, имеет целью не столько причинение физического ущерба этим странам или разрушение их военного потенциала, сколько психологическое убеждение их лидеров в том, что дальнейшее укрывательство боевиков обойдется им слишком дорого. Впрочем, часто случается, что причиненная боль в ответ вызывает желание отомстить, демонстрацией чего служат ответные действия боевиков против Израиля.
Сегодня военные стратеги говорят о «контролируемом» использовании военной силы в конфликтах «низкой интенсивности» или ограниченных войнах. Однако остается вопрос, могут ли такие конфликты во всех случаях оставаться под контролем и удерживаться от перерастания в большую международную войну. Это особенно актуально в отношении конфликтов с участием великих держав и стран, обладающих оружием массового поражения (например, Индии и Пакистана).
Третий вид военной силы - гражданская война. Гражданская (внутренняя) война – не новый феномен в мировой политике. Сколько существуют национальные государства, столько имеют место вооруженные конфликты внутреннего характера.
Хотя гражданские войны не новый феномен, они превратились в особо зримую черту мировой политики после 1945 г., а после окончания холодной войны, когда их число стало возрастать, стали одной из серьезных угроз международной стабильности. Процесс деколонизации в 1960-1970-е гг. привел к появлению большого количества новых независимых государств с очень нестабильными политическими режимами. Гражданские войны велись и в давно сложившихся государствах, например, в Латинской Америке. По имеющимся оценкам, в 1970-е гг. в мире имели место шесть гражданских конфликтов; в 1980-е гг. их насчитывается уже двадцать восемь. В конце 1980-х и в 1990-е гг. некоторые внутренние конфликты были урегулированы (Никарагуа, Мозамбик), однако вспыхивают новые (бывшая Югославия, некоторые бывшие советские республики). Почти все из приблизительно сорока государств, имевших дело в 1990-е гг. с крупными военными конфликтами (с количеством жертв не менее 1000 человек), пострадали именно от гражданских войн17. В настоящее время наиболее типичным проявлением военного насилия в мировой политике является именно гражданская война, в ходе которой внутренние вооруженные сила ведут борьбу за изменение конституции страны, изменение баланса между этническими группами, отделение и образование собственного независимого государства.
Особое значение для мировой политики имеет усиливающаяся тенденция интернационализации гражданских войн, т.е. вовлечение во внутренний конфликт иностранных военных сил. Во время холодной войны интернационализация была связана с блоковым противостоянием Запада и Востока. Капиталистический и социалистический блоки поддерживали своих сателлитов в гражданских конфликтах. Это имело место, например, в гражданских войнах во Вьетнаме, Эфиопии, Сальвадоре, Афганистане, Йемене и др. Советский Союз часто поддерживал «войну за национальную независимость», ведомую революционными группами против колониальных властей и поддерживавших их внешних сил (Ангола, Мозамбик).
В последнее время большой размах приобрели столкновения между этническими, культурными, религиозными группами, часто объединяемые под одним названием этнополитических конфликтов. Примерами являются гражданские войны и острые противоречия на территории бывшей Югославии между православным и мусульманским населением, конфликт между племенами тутси и хуту в Руанде, война между абхазами и грузинами на территории бывшего СССР и др. Многие из этнополитических конфликтов приобретают интернациональный характер по мере того, как беженцы, спасаясь от насилия, укрываются в соседних странах, зарубежные государства вмешиваются в конфликт.
2.2 Проблема гуманитарной интервенции
Проблемы гуманитарной интервенции и ее правового регулирования приобретают особую актуальность в современных международных отношениях. Это связано, в первую очередь, с распадом сдерживающей биполярной системы международных отношений в начале 90-х годов ХХ века. В условиях биполярной системы практика применения гуманитарной интервенции сдерживалась страхом эскалации конфликта и фактическим расколом мира на сторонников двух важнейших акторов. С распадом этой системы многие конфликты, сдерживавшиеся на протяжении всей «холодной войны», перешли в открытую фазу. Большое значение имеет также развитие средств массовой информации, делающих информацию о гуманитарных кризисах в удаленных точках мира доступной и актуальной для общественного мнения, что особенно важно в демократических странах.
Сочетание этих факторов привело к повышению спроса на гуманитарную интервенцию. Однако активное применение гуманитарной интервенции в менее стабильной международной обстановке потребовало решения целого рада моральных, политических и правовых вопросов.
Допустимость гуманитарной интервенции стала предметом споров, в которых одним из доводов антиинтервенционалистов является небескорыстность участников интервенции, преследующих собственные национальные интересы. Вступление в конфликт третьей стороны, преследующей собственный национальный интерес, противоречит самому строгому толкованию узаконивающему гуманитарное вмешательство «принципу добрых намерений». Сторонники этой точки зрения говорят о том, что преследование национального интереса третьей стороной с высокой степенью вероятности может привести к дальнейшему усугублению конфликта. Согласно этому толкованию государство может вступить в конфликт, в том числе и с целью интервенции, исключительно в интересах «правого дела». Однако такой подход критикуется за механический перенос в международную сферу морали межчеловеческих отношений без учета ответственности лидеров страны перед ее населением18. Существует более гибкое толкование «принципа добрых намерений», согласно которому гарантировать чистоту мотивов участников невозможно, следовательно «достаточно, чтобы среди множества целей, ради которых принимается решение вести войну, принцип правого дела был определяющим и чтобы при этом отсутствовали дурные намерения или они, по крайней мере, не были определяющими в принятии решений»19. Этот подход близок теории политического реализма.
Сторонники применения гуманитарной интервенции предлагают в качестве компромисса различные системы ограничений для участников интервенции, касающиеся права на инициирование интервенции, состава участников и регламентации их действий.
Относительно права инициирования интервенции можно выделить три позиции ученых:
1. исключительными правами на решение о применении гуманитарной интервенции обладает Совет Безопасности Организации Объединенных Наций;
2. Совет Безопасности ООН обладает преимущественным правом принятия решения, но в определенных ситуациях инициировать гуманитарную интервенцию могут региональные организации, такие как Организация африканских государств и Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе;
3. правом принимать решение о применении гуманитарной интервенции обладает также любое суверенное государство20.
Первый вариант представляется более легитимным, так как подразумевает коллективное принятие решение, однако наиболее оперативное реагирование обеспечивается в третьем варианте. Майкл Уолцер считает вмешательство отдельного государства наиболее предпочтительным, так как в критической ситуации, например в случае этнических чисток, необходимо как можно быстрее воспрепятствовать дальнейшим человеческим жертвам. Он формулирует принцип «Кто может, тот должен» (“Who can, should”)21.
Кроме того, инициирование гуманитарной интервенции в рамках ООН не исключает влияния национального интереса стран-участников организации. ООН критикуется за то, что применяет интервенцию только против малых и слабых государств, и сам механизм принятия решений в Совете Безопасности исключает проведение интервенции в отношении одного из постоянных членов и делает маловероятным проведение интервенции в отношении союзников одного из них22.
Вопрос о допустимости преследования национальных интересов проводящей интервенцию страны также особенно важен в свете доминирования США в современной международной системе. Являясь фактическим гегемоном, США могут проводить интервенцию, практически не учитывая мнение международного сообщества. То есть в значительном числе случаев преследуется не просто национальный интерес отдельной страны, а национальный интерес гегемона. Вмешательство государства-гегемона в локальный конфликт придает ему дополнительную значимость и привлекает к этому конфликту международные силы, которые в случае вмешательства любой другой страны с большой вероятностью могли воздержаться от участия. Значительный вес и активное участие США в международных операциях также усугубляет дискуссии вокруг допустимости гуманитарной интервенции: поддержка идеи гуманитарной интервенции силами США взятой страны и по их решению означает поддержку внешнеполитической доктрины США, а противостояние США означает отказ от идеи гуманитарной интервенции или ее серьезное ограничение. Так, к идее гуманитарной интервенции негативно относятся представители китайской политической науки. Интересы защиты прав человека в таком случае воспринимаются как прикрытие для вмешательства в дела развивающихся стран и нарушение их суверенитета для реализации собственных стратегических интересов23. Дискуссия о допустимости гуманитарной интервенции, в таком случае, перемещается из моральной и юридической сферы в геополитическую.
Преследование национального интереса участников интервенции также усугубляет проблему избирательности в выборе объекта интервенции: гуманитарная интервенция применяется не в каждом случае, в котором должна применяться, а только в том случае, который отвечает интересам производящих интервенцию стран. С одной стороны, национальный интерес может иметь позитивное значение, так как зачастую именно он заставляет третью сторону обратить внимание на ситуацию, требующую вмешательство24. Соблюдение национального интереса важно для демократических правительств, находящихся в зависимости от общественного мнения. С другой стороны, критерии применения гуманитарной интервенции искажаются, если в значительном числе случаев определяются одним или несколькими участниками международных отношений. Интервенция становится инструментом внешней политики этого актора или акторов и опять же негативно воспринимается их противниками. Кроме того, если основные права человека, такие как право на жизнь, разделяются подавляющим числом международных акторов, то индивидуальные критерии, такие как демократия и рыночная экономика, признаются не всеми.
Одним из примеров таких индивидуальных критериев является американская доктрина распространения демократии, которая вызывает активное противостояние в недемократических государствах. Майкл Уолцер призывает воздерживаться от гуманитарной интервенции для борьбы с авторитарными режимами исключительно в целях установления предпочтительного политического режима. Он настаивает на том, что с умеренными злоупотреблениями авторитарного режима, следует бороться изнутри, даже этот режим ущемляет некоторые права человека. Он подчеркивает, что медлительность этого процесса не может считаться достаточным основанием для вмешательства. «Иностранные политики и солдаты с большой вероятностью могут неправильно оценить ситуацию, недооценить требуемые для ее изменения силы или стимулировать «патриотическую» реакцию в защиту жесткой политики или деспотическую практику»25. Таким образом, должен быть регламентирован не только круг участников интервенции, но и круг задач.
Таким образом, национальный интерес в ходе гуманитарной интервенции может иметь положительное значение, так как обеспечивает оперативное реагирование третьей стороны на кризисную ситуацию. Однако, как в случае односторонней интервенции, так и в случае коллективной, национальный интерес создает дополнительные трудности морального и правового характера. Чтобы избежать злоупотреблений в ходе интервенции и искажения ее целей необходима разработка международно-правовых норм, регламентирующих принятие решения о применении интервенции, состава ее участников и ходе ее проведения. В современных условиях сочетание нестабильности международных отношений и трудностей, связанных с применением норм международного публичного права, делает такое регулирование невозможным.