Кризис Эдипа и механизмы субъективации в современной культуре

Введение
Глава 1. Эдипов комплекс
§ 1.1. Миф об Эдипе
§ 1.2. Эдипов комплекс по Фрейду
§ 1.3. Пересмотр и критика концепта Фрейда в психоанализе
Глава 2. Механизмы субъективации по Фуко и кризис Эдипа в трактовках Лакана, Делеза и Деррида
2.1. Механизмы субъективации по Фуко
§ 2.2. Кризис Эдипа в трактовках Делеза, Лакана, Деррида
Заключение
Библиографический список

Кризис Эдипа и механизмы субъективации в современной культуре

Впервые детальное рассуждение об эдиповом комплексе встречается у Фрейда в фундаментальном труде «Толкование сновидений» (1899)2, но сам термин он вводит более чем через 10 лет, в небольшой работе «Об особом типе выбора объекта у мужчин» (1910). Уже при первом упоминании эдипова комплекса Фрейд обращается к мифу, смысл которого выходит за рамки индивидуального опыта и проясняется только на общекультурном уровне.
Еще на стадии аутоэротизма, т.е. эротического влечения человека к самому себе, Фрейд отмечал у ребенка возникновение влечений, направленных на родителей и, прежде всего, на мать. Пол ребенка некоторое время не влияет на направленность его полового чувства. По Фрейду, гетеро- и гомосексуальность для ребенка вполне естественны. Дети (как мальчики, так и девочки) в раннем возрасте чаще всего нежно привязаны к матери, а не к отцу. Это – доэдипова стадия развития. По достижении 3-5 лет эдипов комплекс дифференцируется по мужскому или женскому типу.
Ребенок мужского пола, испытывая сексуальное влечение к матери, вместе с тем испытывает ревность и враждебность к отцу. Он может воспринимать отца как помеху, капризничать, когда замечает между родителями проявления нежности, радоваться, когда отец отсутствует. Ребенок также может выражать свои чувства вербально, обещая матери жениться на ней. На первый взгляд эти ситуации кажутся забавными, их трудно сравнить с историей, о которой повествует Софокл, но в действительности, по Фрейду, это и есть зародыш возможных в будущем серьезных психо-эротических девиаций. Нередко эдипов комплекс проявляется иначе. Мальчик при других обстоятельствах может проявлять большую нежность к отцу. Подобные амбивалентные эмоциональные установки у ребенка уживаются в течение длительного времени, тогда как у взрослого человека они привели бы к конфликту. Позднее, во взрослом возрасте, они аналогичным образом сосуществуют в бессознательном. Здесь можно возразить, что мотиватором поведения мальчика является эгоизм, а не существование некоего эротического комплекса. На первый взгляд – да, мать удовлетворяет все потребности ребенка и поэтому он заинтересован в том, чтобы она ни о ком другом не заботилась. Однако, по мнению Фрейда, эгоистический интерес здесь представляет собой лишь повод, которым пользуется эротическое влечение. Иногда мальчик может проявлять даже неприкрытое сексуальное любопытство по отношению к матери – требовать, чтобы она брала его спать в свою пастель, просить присутствовать при ее переодевании, иногда даже пытаться соблазнить ее, как это часто может заметить и со смехом рассказать мать. Согласно Фрейду, мальчик старается скрыть свои побуждения от отца, поскольку ожидает наказания от него в форме кастрации. Во всем этом Фрейд в ходе самоанализа обнаруживает эротическую природу привязанности к матери. По его мнению, в результате появления и развития обозначенного страха в психической жизни ребенка формируется особая инстанция – Сверх-Я, под воздействием которой мальчик подавляет в себе влечение к матери. Все это приводит к тому, что ребенок, в конце концов, начинает идентифицировать себя с отцом.
У девочек эдипов комплекс развивается и проявляется несколько иначе. Они аналогичным образом испытывают первое половое влечение к матери, но примерно в 2-3 года, обнаружив у себя отсутствие пениса, появляется так называемая «зависть к пенису», под воздействием которой возникает завистливая привязанность к отцу и обида на мать, в которой представляется соперница, претендующая на любовь отца. В конечном счете, по мнению Фрейда, конфликт разрешается попыткой девочки компенсировать свою неполноценность посредством желания иметь ребенка от отца.
Нередко сами взрослые влияют на пробуждение эдиповой ситуации у ребенка. Это происходит тогда, когда в семьях, где есть разнополые дети, родители следуют половому притяжению – отец явно демонстрирует повышенную нежность к дочери, мать – к сыну. Но и такой момент не может серьезно изменить природу детского эдипова комплекса. Этот феномен, по Фрейду, наблюдается все же независимо от того, какую роль сыграли отец и мать в воспитании ребенка, какие отношения складывались у него с родителями. Эдипов комплекс универсален и не зависит ни от социума, ни от эпохи.
В формулировании своего постулата Фрейд опирается на идеи, высказанные мыслителями до него. Однако, в отличие от своих предшественников, использовавших эдипову ситуацию в качестве картины, отражающей всю неоднозначность, сложность и загадочность человеческих поступков, Фрейд вывел мифологическую, образную ситуацию на уровень психоаналитического концепта. С его помощью ученый пытался найти объяснение не только поведению индивида, но и рассматривать такие феномены культуры, как религия, нравственность, искусство, социальные институты и т.д., т.е. всего того, что называл иллюзиями.
В поиске взаимосвязей между человеком и происхождением перечисленных культурных феноменов Фрейд уделяет значительное внимание явлениям страха и вины, которые представляют собой почву для появления неврозов. По его мнению, существует два источника чувства вины, связанные со страхом перед внешним авторитетом и перед внутриличностным Сверх-Я. Если внешний авторитет вынуждает отказываться от удовлетворения природных влечений, то Сверх-Я еще и наказывает за возникающие побуждения. Первоначальный отказ от влечений является следствием страха перед внешним авторитетом. В результате подобного отказа у человека не остается чувства вины, оно уходит вместе с ответственностью, которая перекладывается на внешний объект. Что касается страха перед Сверх-Я, то здесь чувство вины появляется, несмотря на отказ человека от влечений. Получается, что человек меняет угрозу внешнего несчастья, связанную с невозможностью удовлетворения влечения и наказанием со стороны внешнего авторитета, на длительное внутреннее несчастье, причиной которого является осознание чувство вины.
По Фрейду, мотивированный внешним авторитетом отказ от влечений способствует порождению совести. Инстанция Сверх-Я здесь и есть совесть, эта сторона личности становится нетерпимой к любым слабостям человека, отсюда возникает страх совести, при этом плохой поступок и злой умысел приравниваются друг к другу. В результате происходит осознание вины и человек испытывает потребность в наказании. Поскольку от Сверх-Я невозможно утаить ни поступки, ни помыслы, у добродетельного человека совесть более сурова и даже агрессивна по сравнению с злоумышленником.
Эдипов комплекс при таком понимании взаимосвязей между внешним авторитетом, страхом, агрессией и чувством вины на самом деле представляется символом раздвоенности человека, который находится под влиянием природных влечений и, вместе с тем, ограничен установками общества и культуры. С возрастом эти установки становятся собственными внутренними установками человека, в силу чего усиливается внутриличностная борьба между стремлением к удовольствию и боязнью наказания, совестью и чувством вины, подлинной любовью и агрессией. Именно по этому, полагает Фрейд, неважно, было ли совершено отцеубийство в реальной жизни или в сновидениях, фантазиях, воображении, имели ли место инцестуальные отношения в том или ином – реальном или виртуальном пространстве. И в том, и в другом случае в качестве выражения внутриличностного противоречия и конфликта неизбежно появляется чувство вины. В результате своих размышлений Фрейд приходит к тому, что развитие индивида и цивилизации в целом протекает в постоянной борьбе между эротическим влечением и агрессией, созиданием и разрушением, «инстинктом жизни» и «инстинктом смерти».
§ 1.3. Пересмотр и критика концепта Фрейда в психоанализе
После Фрейда в психоаналитической традиции эдипов комплекс рассматривался многими учеными и большинство из них в той или иной мере критиковали не только установку как один из образующих элементов системы, но и проводили ревизию самого концепта в разных его аспектах. Так, швейцарский психиатр и ученик Фрейда Карл Густав Юнг считал, что в отношении лиц женского пола применять модель Фрейда нельзя. Для описания раннего полового развития девочек он ввел термин «комплекс Электры», согласно которому девочка, подобно Электре (дочери Агамемнона, микенского царя из «Илиады» Гомера), испытывает сексуальное влечение к своему отцу и враждебные побуждения по отношению к матери. Кроме того, критикуя в целом все учение Фрейда за его пансексуализм, Юнг считал сексуальный аспект эдипова комплекса лишь производной от символического стремления вернуться к источнику жизни. Австрийский психолог, психиатр и мыслитель Альфред Адлер интерпретировал эдипов комплекс как следствие избалованности ребенка. Признавая во фрейдовской установке сексуальный аспект, Адлер объясняет его тем, что привыкший к удовлетворению всех своих желаний избалованный ребенок быстро созревает в сексуальном отношении, поэтому забота и нежность матери лишь провоцирует проявление инцестуозного сексуального влечения.
Немецкий философ, социолог и психоаналитик Эрих Фромм, соглашаясь с общим положением Фрейда о проявлениях эдиповой установки, предлагал вывести рассмотрение и понимание концепта на более широкий круг проблем. По мнению Фромма, проявление инцестуозных тенденций в эдиповом комплексе заключается в том, что человек стремится остаться ребенком и хочет остаться под охраной взрослых вообще, а не только матери или обоих родителей. Эта привязанность, как считал мыслитель, по своей природе не сексуальна. Что касается конфликтного аспекта комплекса, то в его основе лежит авторитарный характер патриархального общества, где которого сын представляется собственностью отца. Фромм настаивает на том, что этот конфликт также практически не имеет отношения к сексуальной сфере, а есть стремление человека защищать свою свободу и независимость. Американский психолог Карен Хорни считала, что эдипов комплекс является следствием невроза, а не его причиной. По ее мнению, он возникает как реакция ребенка на определенные процессы в семье. Кроме того, Хорни категорически не была согласна с Фрейдом в его понимании эдипова комплекса у девочек.
В современном психоанализе признается важная роль эдипова комплекса в ходе психосексуального развития индивида. Однако некоторые моменты этого концепта оспаривались и были существенно пересмотрены. Так, например, не принимается фрейдовский тезис об универсальности и биологической обусловленности эдипова комплекса. Кроме того, не нашло поддержки утверждение Фрейда о том, что эдипова установка имеет место у женщин. Можно сказать, что современные психоаналитики понимают концепцию Фрейда шире и более свободно, чем она представлена автором. В частности, понятие эдипова комплекса используется в контексте исследования отношений ребенка с родителями в целом. Также нужно отметить, что в отличие от классического психоанализа, ракурс рассмотрения эдипова комплекса переместился с биологического на социологический, что для нашей работы особенно важно, поскольку нас, как будет показано в ходе исследования положений М. Фуко, Ж. Лакана, Ж. Деррида и Ж. Делеза во второй и третьей главах работы, интересует как раз переход от индивидуальных особенностей и процессов, протекающих в психике человека, к социальным и, главное, общекультурным. Это значительно расширяет возможности применения модели Фрейда в качестве универсальной для понимания процессов культуры, постановки и решения актуальных проблем, связанных с развитием человечества в целом.
Глава 2. Механизмы субъективации по Фуко и кризис Эдипа в трактовках Лакана, Делеза и Деррида
2.1. Механизмы субъективации по Фуко
Понятие субъективации является центральным в философии французского мыслителя Мишеля Фуко (1926-1984). В его определении субъективация есть «процесс, посредством которого мы получаем складывание субъекта, точнее говоря – субъективности, каковая, очевидно, служит лишь одной из заданных возможностей организации некоего самосознания»1. Таким образом, субъективация – это некое складывание субъективности, субъекта, его становление. При этом Фуко больше волнует не то, в каких условиях происходит становление субъекта как такового, а то, при каких условиях возникает определенная разновидность субъекта – субъект безумный, желающий, производящий, субъект сексуальности и т.д. По мнению Фуко, субъективность не является универсальной характеристикой человеческого существования. Она есть только одна из возможных форм организации самосознания. При этом в ситуации постмодерна, в которой констатирована смерть субъекта, он пребывает в кризисе как исторически определенный опыт новоевропейской субъективности.
Становление субъективности не является одномерным процессом. В одной из работ Фуко писал: «Я пытался написать историю различных режимов субъективации человека в нашей культуре; с этих позиций я проанализировал три режима объективации, которые преобразуют людей в субъекты»2. Первый режим, о котором говорит Фуко, это режим объективации человека в субъекта, свойственный самым различным способам исследования, стремящимся к статусу науки. Это режим превращения человека в объект научного знания. Речь идет о таких далеких друг от друга областях, как, например, биология, экономика, универсальная грамматика и т.д. Второй режим Фуко назвал «разделяющие практики», имея в виду, что субъект здесь разделен внутри себя или разделен другими. Процесс разделения, собственно, и превращает его в объект. Соответствующую тенденцию показывает деление человека, например, на больного и здорового, на преступника и добропорядочного. Третий режим объективации, согласно представлениям Фуко, выявляется в ходе становления субъекта сексуальности: это «способ, каким человек научился распознавать себя в качестве субъекта некой “сексуальности”»1.
Таким образом, субъективацию или складывание субъекта Фуко рассматривает как трансформацию человека в объект. Этот процесс можно также назвать и объективацией, протекающей как бы в двух руслах – внешнем и внутреннем. Внешнюю сторону субъективации составляют первые два режима, т.е. социальные механизмы, которые каким-либо образом влияют на человека. Внутренняя сторона субъективации включает интеллектуальные, волевые, моральные, физические усилия самого индивида, позволяющие ему привести в соответствие свои внутренние интересы с той социально-исторической и экзистенциальной ситуацией, в которой он пребывает.
Внешняя субъективация производится практиками, которые имеют место и в теоретическом знании. Поскольку эти практики различны, то в результате их применения складываются разные субъекты, а сам формирующийся субъект представляет собой сложное, неоднородное образование. Описывая роль физического тела в субъективации преступника, Фуко пишет: «…Тело образует элемент, который благодаря целой игре ритуалов и испытаний свидетельствует о том, что преступление имело место, что оно само и совершило это преступление, показывает, что преступление запечатлено в нем и на нем, подвергается операции наказания и чрезвычайно наглядно является его результатом»2. Надо отметить, что тело вообще есть объект многих разделяющих практик, в результате которых оно как бы представляет разных субъектов. Тело человека как свидетельство нарушения формирует субъекта преступления. В качестве феномена нарушения оно определяет индивида как субъектов вины и осуждения. В виде наказуемого оно делает его субъектом наказания, а демонстрируя последствия преступления, формирует из индивида субъект пытки и казни. Таким образом, субъект-преступник представляет собой некую множественность процессов субъективации. Здесь возникает два вопроса: какова цель этих практики разделения? и с помощью какого механизма объективации индивид формируется как субъект?
Цель практик разделения заключается в определении человека как преступника, сумасшедшего, больного. Другими словами, эти практики делают человека понятным. Происходит это посредством индивидуализации человека, т.е. наделения его некоторыми отличительными чертами. Таким образом, практики разделения как механизмы субъективации и есть практики индивидуализирующие или идентифицирующие индивидуализации1. Становление техник индивидуализации приводит к формированию таких социальных институтов, как больница, тюрьма, школа и т.д. В их основе лежит общий принцип разделения – паноптикум. Паноптизм, согласно Фуко, есть «абстрактная формула… технологии производства индивидов»2. Принцип паноптического устройства организует пространственные единицы в качестве хорошо видимых, немедленно идентифицируемых, т.е. понимаемых. В этих учреждениях ничего не спрятано, все освещено порядком, дисциплиной, разумностью. Таким образом, субъективация через воздействие на индивида извне представляет собой весьма сложный процесс.
Одновременно с внешними факторами, существуют и внутренние, которые позволяют индивиду определиться по отношению к внешнему миру, стать субъектом своих собственных действий, желаний, целей. В процессах внутренней субъективации человек активен, субъект становится через некие «практики самости» или «техники себя», которые Фуко исследует в программной работе «История сексуальности» на примере складывания морального субъекта.
Моральный субъект рождается в результате внутренней субъективации через различные «техники жизни», под которыми Фуко понимает «практики рефлексивные и произвольные, с помощью которых люди не только устанавливают себе правила поведения, но стремятся также преобразовывать самих себя, изменять себя в своем особом бытии и делать из своей жизни произведение, которое несло бы некие эстетические ценности и отвечало бы некоторым критериям стиля»1.
Способы становления субъекта в античной моральной установке Фуко раскрывает через понятие «использование удовольствий», которое терминирует определенный опыт «наслаждения собой». Последний, в свою очередь, складывается благодаря практике себя. В этой практике, равно и личностной и социальной, отмечает Фуко, важное место занимает познание себя. Он рассматривает три практики самопознания, благодаря которым индивид осознает себя в качестве морального субъекта.
«Процедуры испытания» есть содержание одной из таких практик. Целью самих процедур является не столько помогать совершенствоваться в добродетели и позволять оценить достигнутый уровень владения собой. Эти испытания дают возможность исследовать меру своей независимости от того, что не представляется необходимым. Помимо испытательных практик Фуко описывает практики самоанализа, которые имели место в античной культуре и представляли собой утренние «рассуждения», позволявшие подготовиться грядущему дню, и вечерний анализ событий завершившегося дня. Целью всего этого являлось упорядочивание жизни, предупреждение пустой траты времени и сил, и, что особенно важно – рассмотрение ошибок.
К практикам самоанализа Фуко относит также анализ сновидений, опыт которого, по его мнению является одним из наиболее эффективных инструментов самопознания. Толкование снов в античности было необходимым для обустройства повседневной жизни, поскольку подготавливало индивида к будущему. «Толкование снов… был труд, необходимый для обустройства своего существования и подготовки к грядущим событиям. Поскольку ночи пророчат о том, что приносят дни, то для того чтобы должным образом организовать свое существование в качестве мужчины, хозяина дома и главы семейства, следует уметь расшифровывать приснившиеся сны»1. В образах сна сновидец сам или с помощью толкователя пытается отыскать будущий ход своей семейной, экономической и социальной жизни.