Отечественная информационная пресса в начале 20 века на примере газеты "Новое время"

ВВЕДЕНИЕ
1. Особенности газетного рынка России на рубеже 19-20 веков
2. Процесс становления отечественой нформационной газеты
3. «Новое время» как первая отечественная информационная газета
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

Отечественная информационная пресса в начале 20 века на примере газеты "Новое время"

а лицо-символ, лицо-миф, показательно и полномочно представляющее цивилизацию в той сфере жизни, где он работал, - журналистике и издательском деле. В своей области он то же, что Достоевский и Толстой в литературе, Мусоргский и Рахманинов в музыке, Александр Иванов и Суриков в живописи, Ломоносов и Менделеев в науке… Значение суворинской деятельности с замечательной точностью определил сподвижник хозяина «Нового времени» В.В. Розанов, называя Алексея Сергеевича «Ломоносовым русской ежедневной прессы»1.
«Новое время» быстро набирало обороты, как из-за своей мобильности, умело подхватывая звучащее у всех на устах, так и из-за хлестких фельетонов и передовиц, и, в конце концов, стало одним из наиболее распространенных периодических изданий в империи.
3. «Новое время» как первая отечественная информационная газета
Первой информационной газетой в России стало «НОВОЕ ВРЕМЯ» под руководством А.С. Суворина. На протяжении 36 лет это была самая влиятельная русская газета, с мнением которой считались правительственные чиновники, министры, его должны были учитывать даже оппозиционно настроенные круги русского общества. Исследование деятельности газеты – дело очень трудное, потому что «Новое время» дружно ругали современники, в последующие десятилетия, в советское время, негативное отношение к газете и ее издателю резко усилилось.
«Новое время» являлось самой влиятельной русской газетой. Люди нуждались в информации, публикуемой на ее страницах, чтобы знать, на каком свете они живут, что происходит вокруг. К.К. Арсеньев – обозреватель, а впоследствии редактор «Вестника Европы», человек, которого называли совестью русской журналистики, сообщал о “Новом времени”: «все читали бойкую, живую, интересную и полную газету, так что в 6 часов вечера на Невском ни у одного газетчика нельзя было найти сегодняшнего номера, хотя газета печаталась одновременно в двух больших типографиях в небывалом для русской печати количестве экземпляров»1.
Действительно, типографии Суворина были огромными по размерам, и одни из первых были оборудованы машинами Деррье с применением стереотипа. Если типографщику старого времени приходилось поневоле быть и наборщиком, и печатником, словолитчиком и механиком, то после усовершенствования типографского дела рабочие могли выполнять совершенно обособленные функции. Суворин завел фотоцинкографию – в «Новом времени» увидели свет иллюстрации. На страницах газеты были помещены планы местности и карта Балканского полуострова.
Суворин отмечал, что «только политические события увеличивают тираж газеты да еще хорошая летняя погода»2. Издатель еще в самом начале своей деятельности четко осознал, что та газета, которая «заводит себе корреспондентов в Париже, Вене, Лондоне вместо того, чтобы завести их в Киеве, Воронеже, Саратове и проч.» наверняка прогорит, так как «в настоящее время особенно дороги провинциальные корреспонденты»3. «Новое время» насыщалось информацией: из этой газеты можно было узнать все обо всем и, особенно, о том, что делается в собственном твоем городе, районе.
Делалось «Новое время», как тогда говорили, на европейский лад, что сказывалось как на манере верстки, так и на характере подачи материала. Внешнеполитические события освещались оперативно и квалифицированно. «Новое время», как никакая другая русская газета, была хорошо информирована о международных делах благодаря созданной Сувориным службе собственных корреспондентов в ряде стран Европы. Неслучайно, «Новое время» называли русским «Таймс».
Суворин с самого начала своей журналистской и редакторской деятельности делал ставку именно на информационную насыщенность газеты, что принесло в конечном итоге успех "Новому времени". «Новое время» превратилось во влиятельный орган периодики. В.В. Розанов, работавший в газете в течение 30 лет, сообщал: в другой газете «вы написали фельетон, два, три, – вы подняли целую “кампанию”... Ничего. В “Новом времени” если появится заметка в 5–6–10 строк: отовсюду начинается движение, шлют деньги, вещи, спрашивают, пишут письма»1.
Русско-японскую войну Суворин считал «страшно» важной для России, поскольку ее цели поставлены самой историей. «Порт-Артур - это конечная точка наших завоеваний, - писал Суворин. - Великий океан с теплым морем, это конечная и прочная граница нашей державы… победить Японию мы должны во что бы то ни стало и чтобы нам это не стоило. Это сознание должно вдохновлять всех»2. С «ура-патриотических» позиций освещался «Новым временем» весь ход русско-японской войны, призывая к более активным военным действиям.
На страницах «Нового времени» также можно было встретить разгоревшиеся скандалы, пряности всякого рода, беседы об общественных и политических вопросах, анекдоты, фельетоны, рассказы, художественные произведения. Газета Суворина была предназначена для самой широкой аудитории - всей России, а для этой аудитории важно, чтобы периодическое издание было общераспространенным, первым по величине, живости и подписке. По мнению Розанова, именно эти качества «Нового времени» способствовали тому, что Суворин добился такого внимания публики, «какого он никогда не мог бы получить, говоря со страниц малообразованной газеты или заслуженного академического органа печати»3.
Алексей Сергеевич был убежден, что служит человеку, которого он познал, поняв, что тому надо. Он всегда видел его перед собой - отдельного, теплого, семейного, смертного, пугающегося и полного надежд. Алексею Сергеевичу удалось переориентироваться на новую читательскую аудиторию. «Если бы, выражаясь языком сегодняшней социологии, Суворину сказали, что он хлопочет о создании «среднего класса», опоры капитализма, вероятно, он бы согласно кивнул: ну да, если хотите, что-то в этом роде»1.
В письме А.С. Суворина В.В. Розанову мы читаем: «Надо больше давать свободы личному мнению и не навязывать своего взгляда. Это большой недостаток в газетном деле. Газета не есть собрание истин, а собрание мнений… будучи человеком, не получившим серьезного и солидного образования, вынужденный постоянно учиться, постоянно читать и на лету схватывать знания, я давал свободу мнениям и заботился главным образом о литературной форме. В этом отношении я много работал над чужими статьями. Я любил говорить с сотрудниками по целым часам и не только об их статьях, сколько по поводу их. Часто мнения, которым я давал место, мне совсем не правились, но мне нравилась форма, остроумная, живая струя»2.
Благодаря этой нетрадиционной позиции Суворина редакционный состав «Нового времени» содержал огромное количество талантливых деятелей слова. М.А. Загуляев отвечал за отдел внешней политики,
В.С. Лялин вел хронику столичной жизни, русский эмигрант И.П. Яковлев поставлял корреспонденции из Парижа. С.Н. Терпигорев и А.А. Дьяков вели воскресный фельетон, Ф.И. Булгаков много лет обозревал иностранные новости науки и искусства, ведущим критиком был В.П. Буренин. Отделом внутренней корреспонденции заведовал Е.Л. Кочетов. А. Молчанов сообщал известия из Константинополя, Софии, Белграда, Берлина, Парижа, Лондона. Репортерами были В.А. Прокофьев и А.П. Чехов. Фельетоны писали В.П. Буренин, А.С. Суворин и М.И. Пыляев. Кроме того, в газете работали профессор С.В. Ковалевская, писательница С.И. Сазонова-Смирнова, публицистка Н.А. Лухманова, поэтесса и переводчица О.Н. Чюмина.
Суворин обладал редким даром — умением «делать» истинных журналистов, воспитывать из подчиненных высочайших профессионалов. Он обладал невиданным чутьем на газетного человека. Один из его сотрудников в начале века писал, что главным талантом его была «особенная способность или искусство делать журналистов. Именно делать, а не только отыскивать». И далее продолжал: «Теперь каждый гимназист 4-го класса искренне уверен, что он может писать что угодно и о чем угодно. Теперь каждый помощник провизора, или биржевой заяц, или товарищ Иван из рабочей среды, или выгнанный статист, или сиделец из казенной винной лавки, или вообще кто угодно — глубоко и вполне чистосердечно убеждены, что они могут не только писать статьи, но и редактировать газету»1.
«Новое время» стало для Суворина «парламентом мнений». Это раздражало многих деятелей русской прессы, привыкших, что газета или журнал являлись проповедниками одного мнения, одной системы идей и гордившихся этим. Таким образом, редактор-издатель «Нового времени» нарушил традиционную идеологическую целостность периодического издания.
А.С. Суворин одним из первых понял, что газета формирует не только общественное сознание, но и общественное мнение. Он четко выстроил концепцию «Нового времени»: "Мы с направлением откровенным… в отличие от радикального, либерального и консервативного"2. Вся система обращений газеты - система обращений вполне персональных, никаких ораторских «ты», всегда спокойное и общепринятое «вы». Никто в суворинской газете не писал: «Встань, русский человек!» - тон был другой: «Рассудите сами, Николай Иванович»1. Критерий отбора материала – не идеологическое и стилевое единство всех публикаций, а живая, остроумная форма.
«Новое время» первая информационная газета начала ХХ века, нашедшая свою читательскую аудиторию - целую Россию, которая читала интересную, остроумную, живую и бойкую газету.
Взаимоотношение газеты «Новое время» и власти
В ХХ веке именно на страницах периодических изданий в наиболее ярком и отчетливом виде запечатлевались основные перипетии взаимоотношений властных сфер и общественности.
Одной из первых задач государственных деятелей была необходимость заручиться поддержкой со стороны самой влиятельной петербургской газеты - «Новое время». Ее владелец Суворин был в то время самой влиятельной фигурой в среде журналистики. «Новое время» читала вся верхушка петербургского общества, не исключая министров и членов царской семьи. Николаю II давали целиком «Санкт-Петербургские ведомости» и «Новое время», из остальных газет делались вырезки.
Газета «Новое время» стала «наследницей» «Московских ведомостей» Михаила Каткова. «Новое время» выделялось тем, что не следовало идеологическим и мировоззренческим шаблонам, а пыталось выступить с позицией государственной, не партийной логики. Министр финансов
В.Н. Коковцов писал в 1907 г., что «из всех влиятельных русских органов печати «Новое время», хотя и представляющее собою совершенное частное издание, обыкновенно довольно точно отражает взгляды правительственных сфер»2. Однако отличие от подавляющих числа газет, слепо следующих правительственной политики, «Новое время ориентировалось на те круги, мнение которых поддерживало и разделяло.
Пущенная в оборот М.Е. Салтыковым-Щедриным в начале 80-х годов XIX в. язвительная кличка «Чего изволите?» намертво прикрепилась к газете. Самого Суворина сатирик называл «флюгером», ему в вину ставилось «искательство» перед сильными мира сего, поддержка самодержавия, охранительство.
Существует некий феномен и издателя, и его газеты. О нем писал
К.К. Арсеньев: «…все ругали, но все читали, и не только читали, но пытались подражать суворинскому изданию или создавали новые газеты в противовес «Новому времени»1.
О Суворине писали: «В одном человеке совместилось, казалось бы, несовместимое. Умный, одаренный, эрудированный критик, публицист, стремящийся к независимости, духовной свободе, – и приспосабливающийся к изменчивой атмосфере времени, угодничающий перед властями издатель “Нового времени”. Знаток литературы... и коммерсант, наживающий капитал на … газете. Противник “шатких” убеждений и “гибкий” политик, человек, наедине с собой и в частных беседах критикующий основы, – и публичный их охранитель»2.
Не партийность важна для Суворина, а благо Отечества. Национальная идея «Нового времени» никогда не подвергалась сомнению. «Я более всего боюсь распадения России, принижения русской народности…»3 - вот что для него было первостепенно, все же остальное - более или менее относительно. На страницах газеты все было обобщенно - что требуется народу и государству, требуется русской истории - вот лозунг и молчаливо принятый всеми сотрудниками маршрут «Нового времени».
Рассматривая отношения Суворина и министра финансов С.Ю. Витте, на первый взгляд, можно и согласиться с упреком в беспринципности, сделанным Салтыковым-Щедриным в адрес газеты. Обоим высокопоставленным лицам была важна, прежде всего, коммерческая выгода. Именно благодаря Витте издательство Суворина в свое время стало монополистом по продажам на станциях Варшавской железной дороги. Материалы же о первых годах министерства С.Ю. Витте в целом были благожелательны по отношению к министру финансов. «С.Ю. Витте весь предался развитию промышленности… Фабриканты и заводчики, торговцы и предприниматели не только привлекались министром финансов к совещаниям об их нуждах, но и находили в нем заботливого ходатая» 1, - утверждалось в «Новом времени».
Однако, несмотря на выгодные отношения, газета «Новое время» не скрывала своего мнения к проводимой политике С.Ю. Витте. На страницах периодического издания бурно обсуждался амбициозный проект министра финансов - реформа денежного обращения и введение золотой валюты. Вот как изложил Суворин свою точку зрения в «Маленьком письме»: «Девальвация - превращение рубля в копейку». Скороспелые конверсии и девальвации, по мысли издателя, подготовлены «финансовыми Овидиями», находящихся в зависимости от «людей денежных, поросших насквозь еврейскими традициями»2.
К началу ХХ века лейтмотивом статей «Нового времени» стало неприятие политики активного привлечения иностранных капиталов и указание на бедственное состояние земледелия. «Если бы те сто, а то и двести миллионов, которые нам приходится платить иностранным капиталистам, оставались у нас дома, мы бы на них могли учредить всякие школы, университеты, политехникумы… Моя мечта - сто миллионов на народное образование давно бы осуществилась»3, - писал Суворин. К тому времени Витте не рассматривал «Новое время», как периодическое издание, со страниц которых его политические действия освещались в ярких, светлых красках. Он считал, что "газета "Новое время" - подлейшая, что ее влияние тлетворно и что проводимая ею политика зловреднейшая для России..."1
Суворина продолжали уличать в своекорыстности. Особые интересы преследовало «Новое время», поддерживая проект строительства железной дороги, возникший в связи с решением правительства сделать Севастополь военным портом. Речь шла о том, чтобы перевести торговый порт
в Стрелецкую бухту или в г. Феодосию. «Новое время» поддерживало Министерство путей сообщения, считая целесообразным перевести порт в Феодосию и соединить его с Центральной Россией железной дорогой. Феодосия была особо любезна Суворину и потому, что именно там находилась его летняя дача. «Да, в самом деле, дача там и транспортный вопрос хочу решить удобно для себя»2. Понять, что тут стыдного, Суворин не мог. Алексей Сергеевич был своекорыстен с той же откровенностью, с какой был жизнелюбив. Известен случай, когда его однажды вызвал на дуэль Дубасов, командир крейсера, считавший себя оскорбленным газетой. Суворин выйти к барьеру отказался и публично мотивировал свое нежелание: «Сколько лет вы учились стрельбе и вообще военному искусству, которое дает вам огромное преимущество передо мной на поединке?»3
Да, Суворин выстраивал отношения с высшими органами власти. Редактор делал это с целью расширения влияния «Нового времени». Но, он никогда не скрывал на страницах газеты истинную политику государства. Суворин в первую очередь стремился, чтобы «Новое время» служило «лакмусовой бумажкой» для определения господствующего мнения публики.
Ведущие публицисты газеты «Новое время»
«Новое время» представляло собой яростную полемику между ее основными авторами, где на одной и той же полосе соседствовали самые разные, порой противоположные друг другу утверждения. «Часто мнения, которым я давал место, мне совсем не нравились, но мне нравилась форма, остроумие, живая струя. Ручей - не волга, речка - не океан, но в ручье и в речке есть поэзия, есть правда природы. Так и в человеческой душе. Лишь бы она была искренняя»1, - говорил Суворин.
Не будь именно такой идейной широты Суворина, вряд ли мы восхищались бы сегодня живым, никем не повторимым и ранее не слышимым языком Розанова. Василию Васильевичу разрешалось писать почти все, что тот пожелает. Суворин научил его излагать свои мысли не в длинных и многословных трактатах, как Розанов делал ранее, а в ярких и живых миниатюрах.
«Настоящие», розановские темы философии, увидевшие свет на страницах «Нового времени» и посвященные проблемам пола, семьи, брака, религии, культуры, христианства, иудаизма, язычества возникли не из теоретических умозрений, не из литературы, но из собственной судьбы, из своего жизненного положения. Позже Розанов признавался: «В 1895 году я определенно помню, что у меня не было тем. Музыка (в душе) есть, а пищи на зубы не было. Печь пламенеет, но ничего в ней не варится. Тут моя семейная история и вообще все отношение к «другу» и сыграло роль. Пробуждение внимания к юдаизму, интерес к язычеству, критика христианства — все выросло из одной боли, все выросло из одной точки. Литературное и личное до такой степени слилось, что для меня не было «литературы», а было «мое дело», и даже литература вовсе исчезла вне «отношения к моему делу». Личное перелилось в универсальное»2
Под «семейной историей» и отношением к «другу» (жене— Варваре Дмитриевне) Розанов имеет в виду ту неразрешимую двусмысленность их положения, с которым они столкнулись. Тайное венчание не давало ни им, ни впоследствии их пятерым детям никаких прав: по существовавшим в ту пору церковно-государственным законам дети Розанова считались «незаконнорожденными» и даже не имели права носить ни фамилию, ни отчество отца. С точки зрения закона, их отец был всего лишь «блудник», сожительствующий с «блудницей».
Здесь-то и начинается жизненный, философский и литературный подвиг Розанова. Борьба за семью с неизбежностью привела его к поиску безусловного или, как он выражался, «религиозного», «священного» обоснования семьи.
Розанов нашел святость и неколебимость семьи в Ветхом Завете и иудаизме; отсюда же — благословение жизни и любви в язычестве, примирившем человека со всем миром. Христианство, по Розанову, разрушило сущностную связь человека с Богом, поставив на место жизни — смерть, на место семьи — исполнение трудных обетов, порой включающих в себя самоистязание, на место религии — каноническое право, на место реальности — слова. Василий Васильевич полагал, что «культ Слова породил бесконечные слова, рынок слов, газетные потоки слов, в которых, как во времена великого оледенения, обречена погибнуть вся европейская цивилизация. Номинализм христианства построил цивилизацию номинализма, в которой праздные, мертвые слова, бесплодные теории и догматические споры подменили бытие»1. «Сущность церкви и даже христианства определилась как поклонение смерти, как трепет и ужас, а вместе и тайное влечение к Смерти-Богу»2.
Однако цивилизации христианского номинализма Розанов противопоставил не молчание, но слово, — всегда личное, всегда свое, крепко укорененное в «святынях жизни»: в реальности домашнего быта, конкретной судьбы, в мистике пола, в мифах седой древности. Верность этому слову в ситуации, где на карту поставлена судьба собственной семьи, «друга», детей, и открыла Розанову то особое мифологическое пространство, в котором набирало силу его движение в защиту грубо нарушенных святынь.
Это движение, явившееся отражением литературного и жизненного дела Розанова, было ориентировано наперекор фундаментальным тенденциям европейской культуры. Не только идеологически, но и биографически, литературно Розанов шел не от «мифа к Логосу», но напротив — от Логоса к мифу: от философского трактата «О понимании» к газетной публицистике, от логики христианского богословия — к мифам Древнего Египта и Вавилона, к Исиде и Осирису, наконец, к гимнам Солнцу и великой богине-Матери. И как он шел от христианства к язычеству, так же шел он от идеологий и доктрин — к семье и быту, нумизматике и калькам с древнеегипетских изображений. И это его движение и есть содержание разно выраженных смыслов розановской философии.