Русско-английские отношения после Крымской войны и до образования Антанты.

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ
1. ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЕ ЗАДАЧИ РОССИИ ПОСЛЕ КРЫМСКОЙ ВОЙНЫ И ПОИСКИ СРЕДСТВ ИХ ДОСТИЖЕНИЯ
2. ПРОТИВОСТОЯНИЕ ВЕЛИКОБРИТАНИИ И РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА
2.1. Англо-русские отношения в Центральной Азии: утверждение позиций
2.2. Завоевание Средней Азии Россией
2.3. Разграничения сфер влияния России и Великобритании в Центральной Азии
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Русско-английские отношения после Крымской войны и до образования Антанты.

Обсуждение записок и предложений Бларамберга и Барятинского лишний раз убеждало петербургский кабинет и российское купечество в слабом знании внутреннего положения среднеазиатских государств и приграничных с ними стран. Поэтому правительство направило в 1858 году три миссии: научную экспедицию под руководством Н.В.Ханыкова в восточный Иран (Хорасан) и Герат, дипломатическое посольство Н.П.Игнатьева в Хиву и Бухару, миссию Ч.Ч.Валиханова в Восточный Туркестан (Кашгар). Руководил и направлял эти экспедиции Азиатский департамент МИД, в ведении которого находились дела по Ближнему, Среднему, Дальнему Востоку и Средней Азии, С 1856 по 1861 год департаментом руководил Е.П.Ковалевский, высокообразованный и дальновидный политик М.И. Венкжов, ученый и публицист, много занимавшийся делами Востока, писал о нем: «Лучшего направителЯ азиатской политики России, как Егор Ковалевский, не было во все время существования Министерства иностранных дел20.
В подготовке миссий участвовали Военное министерство, Русское географическое общество, предприниматели. Правительство тщательно продумало время и маршрут экспедиций. Они были организованы вскоре после окончания англо-иранской войны 1856– 1857 годов, укрепившей позиции Великобритании на Среднем Востоке, и во время восстания против англичан в Индии. Это свидетельствовало прежде всего о политических задачах миссий. Экспедиции должны были помочь Петербургу выработать «меры дальнейшего противоборства влиянию Англии... в регионе». Таким образом политический характер миссий несомненен, о нем писали и зарубежные историки. Кроме того, миссии имели и торгово-экономическое значение. Так, Н.В. Ханыков пытался освоить торговый путь в Среднюю Азию через Каспийское море, создать союз ханств, «чтобы поставить оплот завоевательным стремлениям Англии». Иными словами, царское правительство в конце 50-х годов не исключало возможности использовать среднеазиатские государства в качестве союзников на случай столкновения с Великобританией.
Особое значение в утверждении русского влияния на Среднем Востоке отводилось Афганистану, находившемуся под сильным воздействием Англии. Ханыкову предписывалось посетить Кабул и убедить афганского эмира Дост-Мохаммед-хана в целесообразности сотрудничества с Россией. Другой целью экспедиции было знакомство с политикой и внутренним положением Ирана, правительство которого после поражения в англо-иранской войне было заинтересовано в сближении с Россией.
В начале 1858 года экспедиция из Баку направилась в Астрабад, затем по приглашению иранского шаха в Тегеран, где Ханыков вел переговоры о возможности расширения русско-иранской торговли и политических контактов двух стран. Шах высказал предложение заключить русско-иранский союз, направленный против Англии и Афганистана. Но Ханыков не поддержал это предложение: подписание договора могло бы вовлечь Россию в войну на Среднем Востоке, что противоречило планам Петербурга. А.М. Горчаков через российского посланника в Тегеране Н.А.Аничкова просил Ханыкова придерживаться осторожной тактики, способной разрядить обстановку на Среднем Востоке и в Средней Азии, Представляется справедливым утверждение американского историка Рибера, заметившего, что главной задачей России в конце 50-х – начале 60-х годов прошлого столетия было не ослабление, а укрепление среднеазиатских ханств путем создания тесного союза между ними, призванного противостоять Англии21.
Благожелательный прием встретила экспедиция и в Герате: Ханыков был принят султаном княжества, получил возможность осмотреть крепость, познакомиться с жизнью населения.
Неудача поджидала дипломата при выполнении предписаний Петербурга в отношении Афганистана. Афганский змир отказался принять членов экспедиции, ссылаясь на возможную негативную реакцию Англии Давая Петербургу разъяснения, Ханыков писал: «Владетель Афганистана, храбрый и предприимчивый Дост-Мохам-мед-хан, издавна пользуется покровительством англичан... Английское правительство в усилении могущества и власти афганского эмира видит надежнейшее средство к обеспечению северной границы индийских владений от внешних нападений, поэтому старается по возможности содействовать ему»22.
Ханыков, хотя и не настаивал на военных захватах в Средней Азии (как это делал Н.П.Игнатьев), считал, однако, что российское Министерство иностранных дел ведет себя здесь излишне пассивно. Он предлагал правительству установить контакты с армянами, живущими в Иране. Но Ханыкову не удалось полностью выполнить поручения Петербурга, однако предложенные им конкретные меры способствовали более широкому знакомству России с народами Среднего Востока и не только намечали пути развития торгово-политических связей, но и ставили просветительские задачи, которые, к сожалению, не были учтены правительством.
Одновременно с миссией Н.В.Ханыкова в 1858 году из Оренбурга в Хиву и Бухару отправилась экспедиция, возглавляемая флигель-адъютантом Н.П.Игнатьевым, служившим ранее военным представителем в Лондоне и внимательно следившим за деятельностью английских агентов в Азии. Позднее, в 1861 году, он сменил на посту директора Азиатского департамента МИД Е.П.Ковалевского, а с 1864 по 1877 год был послом в Константинополе23.
Цель экспедиции Игнатьева сводилась к знакомству с внутренней обстановкой в Средней Азии, а также к «укреплению торгового и политического влияния России в ханствах; уничтожению вредного вмешательства англичан, которые стараются проникнуть в соседние нам ханства и привлечь их на свою сторону. Экономические задачи миссии состояли в получении согласия ханов на присутствие в Хиве и Бухаре постоянных торговых агентов от России, отмене двойных пошлин на товары с купцов-христиан; установлении единого пошлинного сбора (5% от цены товара). Однако решение торгово-экономических вопросов подчинялось политико-стратегическим целям.
Положение в Средней Азии к моменту прибытия Игнатьева в Хиву не располагало к мирным переговорам. Голод и эпидемии ослабили ханство. Но бедствия страны не привели к отказу хана от войн с туркменскими племенами. Бухарский эмир воевал с Кокандом и Афганистаном. Зная о междоусобных распрях в Средней Азии, русское правительство предписывало Игнатьеву не вмешиваться в эти конфликты. Такая позиция Петербурга не совпадала с мнением оренбургского генерал-губернатора А.А. Катенина и самого Н.П.Игнатьева, настроенных воинственно24.
Хивинский хан с недоверием отнесся к русской миссии. Членов экспедиции, прибывших в Хиву, не ждал дружелюбный прием. Под угрозой смертной казни жителям города было запрещено разговаривать с русскими. Игнатьев в течение десяти дней добивался встречи с ханом. Переговоры были тяжелыми и безрезультатными. Не дав Игнатьеву прощальной аудиенции, хан уехал в загородный дворец, Посольство покинуло Хиву и направилось в Бухару, где встретило доброжелательный прием. Эмира Насруллы в столице не было (он воевал с Кокандом), однако его наместник предложил Игнатьеву начать переговоры о торговле и судоходстве по Амударье. Эмир поддержал предложение Игнатьева о разрешении плавания русских судов по Амударье, а в случае противодействия хивинцев (река протекала по обоим ханствам) эмир соглашался действовать вместе с русскими. Несмотря на внешнюю лояльность эмира по отношению к России, от Игнатьева не ускользнули подтверждения прочности торгово-политических позиций Англии в эмирате. Поэтому в беседе с правительственными чиновниками Бухары он пытался раскрыть суть политики Англии, напомнив о ее последствиях для индийцев, о поставках англо-индийскими властями оружия Коканду, о кокандо-хивинском сближении, противостоящем Бухаре, о войнах Англии с Китаем и Ираном. Все эти факты, заключал Игнатьев, противоречат словесным заявлениям Лондона о его миролюбивой и оборонительной политике в Азии. Особую тревогу у эмира вызвало сообщение Игнатьева о кокандо-хивинском сближении, представлявшем непосредственную угрозу для Бухары. Не удивительно, что он принял все предложения русского посла, рассчитывая с помощью России противостоять своим противникам. Переговоры завершились согласием эмира направить в Петербург с ответным визитом бухарского посла, который выразил желание возвратиться в эмират через Аральское море и Амударью на русском пароходе, еще раз засвидетельствовав прочность русско-бухарских отношений.
В декабре 1858 года посольство Игнатьева возвратилось в Оренбург. Цель миссии была достигнута: «Сведения, добытые нашей экспедицией, – писал Игнатьев, – ...способствовали установлению более правильного взгляда на значение и основу власти... и в особенности на то положение, которое мы должны и можем занимать в Средней Азии». Но он не верил в прочность подписанного русско-бухарского соглашения. Нестабильность обстановки в Средней Азии убеждала Игнатьева в необходимости перехода здесь от дипломатических методов к военным. Он считал, что экспедиции в Среднюю Азию – «напрасная трата денег, которые могут быть употреблены для достижения той же цели, но иным образом»25.
Однако в конце 50-х годов российское правительство не поддерживало тактику Игнатьева. Оно продолжало поиски путей политико-экономического проникновения в Среднюю Азию.
Третья миссия под руководством поручика русской службы, казаха по национальности Ч.Ч.Валиханова была направлена в 1858 году в Кашгар (Западный Китай или Восточный Туркестан). Валиханов, выходец из ханского рода Аблая окончил омский кадетский корпус и служил в западносибирском генерал-губернаторстве, бывал в экспедициях в Джунгарии и в районе озера Иссык-куль. Он хорошо знал историю, географию, обычаи Западного Китая, владел восточными языками. Дельные предложения Валиханова в ходе предыдущих экспедиций привлекли к нему внимание известного ученого и путешественника П.П.Семенова, который рекомендовал его на должность руководителя делегации в Кашгар. Ч.Валиханов должен был выяснить обстановку в регионе, пути и средства восстановления торговых и политических связей России с этой китайской провинцией, прерванных междоусобными войнами в Кашгаре. За полгода пребывания в Кашгаре Валиханову удалось ознакомиться с краем, выяснить позиции, занимаемые там Кокандом и Англией, состояние его армии. Валиханов убедился в возможности восстановления непосредственных торговых связей России с Западным Китаем, выгодных обеим сторонам. Контакты, установленные членами миссии с учеными, позволили приобрести уникальные рукописи, коллекции горных пород и денежных знаков26.
Материалы экспедиции и личные наблюдения Валиханова имели важное значение для политики и науки. Его отчет, озаглавленный «О состоянии Алтышара или шести восточных городов китайской провинции Нанлу (Малой Бухары)», был первым российским научным сочинением, посвященным истории, географии и социальному строю Западного Китая.
Экспедиции 1858–1859 годов помогли российскому правительству более детально познакомиться с обстановкой в Средней Азии и пограничных с нею государствах, подтвердили сильное влияние Англии на правителей этих стран. Однако тактика Петербурга в отношении среднеазиатского региона не изменилась.
В начале 60-х годов российское правительство продолжало попытки проникновения в Среднюю Азию дипломатическими путями. Экспедиции Игнатьева в Хиву и Бухару способствовали временному оживлению русско-бухарской торговли. В свою очередь, бухарские купцы приезжали с товарами на нижегородскую ярмарку и в другие города России27.
Иначе складывались отношения с Кокандским ханством, с территории которого усилились набеги на пограничные земли России, нападения на русские караваны, шедшие в Среднюю Азию. Оренбургский генерал-губернатор А.А. Катенин в своих донесениях в Петербург порицал пассивность царского правительства. Он предлагал перейти к военному наступлению в Средней Азии. Его поддерживали Н.П.Игнатьев и генерал-губернатор Западной Сибири Г.Х. Гасфорд. В 1859–1861 годах в Петербурге состоялось несколько межведомственных совещаний по среднеазиатской политике, Наиболее аргументировано в пользу решительных действий в Средней Азии высказывался директор Азиатского департамента МИД Н.П.Игнатьев, авторитет которого в правительственных кругах после успешной миссии в Китай и подписания русско-китайского договора 1860 года необычайно возрос. Игнатьев мотивировал необходимость наступательной политики в Средней Азии неизбежностью борьбы с Англией. «Для сохранения хороших отношений с Англией, – замечал Игнатьев, – нужно ей доказать, хотя бы однажды, что мы можем выйти из пассивного положения и причинить ей, в случае разрыва, чувствительный ущерб». При этом он считал, что Россия может угрожать сухопутным владениям Англии только в Средней Азии, а нанести удар ее морской торговле – в Приморском крае и на берегах Тихого океана28.
Для выполнения своей программы Игнатьев в записке Горчакову предлагал действовать одновременно со стороны Кавказа, Оренбурга, Западной Сибири, используя в качестве союзников Иран и Турцию. Он замечал, что, хотя у России нет притязаний на Индию, в Англии надо поддерживать страх за судьбу этой колонии. Ибо страх заставит ее пойти на материальные траты, в то время как Россия «не издерживает ни одной копейки на военные приготовления, не пускает ни одного русского солдата в дело». Эти соображения Игнатьева, переданные Горчакову, служат еще одним свидетельством отсутствия у России реальных планов завоевания Индии. «Угрозу» Индии, по Игнатьеву, следовало использовать лишь как демонстрацию, способную побудить Англию сделать уступки России в делах Европы и Ближнего Востока29.
В современной зарубежной историографии старая версия о наличии реальной угрозы Индии со стороны России претерпела определенные изменения. В отличие от работ британских исследователей Раулинсона, Мак-Грегора и других, где прямо говорилось о существовании конкретных планов России в отношении Индии, в некоторых книгах, вышедших в 70–80-х годах нашего столетия, содержатся более спокойные оценки этой версии. Так, английский историк Джиллард видит причины продвижения России в Среднюю Азию в создания потенциальной угрозы Индии, чтобы отвлечь англичан заботой о безопасности их колоний от событий в Европе.
Министерство иностранных дел России и на этот раз отвергло план активных действий в Средней Азии, считая, что они могут привести к войне с Англией, а этого следовало избегать. Аргументацию Горчакова поддержал министр финансов М.Х. Рейтерн, справедливо полагавший, что для экономических реформ внутри страны нужны немалые деньги, а наступательные действия в Средней Азии отвлекут капиталы из Центральной России. Учитывалось и то обстоятельство, что Англия поставляла России рельсы, подвижной состав, машины; английские банкиры были крупными кредиторами русского казначейства. Однако оренбургская администрация не соглашалась с доводами столичных политиков.
В ноябре 1861 года новый генерал-губернатор Оренбурга А.П. Безак, сменивший Катенина и продолжавший его политику, в рапорте военному министру Д.А. Милютину вновь пытался убедить петербургское правительство отказаться от пассивной политики в Средней Азии и перейти в наступление. Он настаивал на соединении Оренбургской и Западносибирской линий, в результате чего Россия могла бы получить большие выгоды: надежную государственную границу, дешевое продовольственное снабжение населения русских фортов на Сырдарье, прекращение междоусобий, а также земли, богатые свинцовыми рудами30.
В 1859-1862 годах Министерство иностранных дел, Военное министерство и Министерство финансов по разным соображениям отвергали предложения Игнатьева и военного начальства Оренбургского края о наступательных действиях в Средней Азии. На решения Петербурга оказывала влияние и продолжавшаяся Кавказская война, имевшая, по словам Милютина, «общеевропейское значение»31.
Новый всплеск внимания, к среднеазиатским делам был ускорен событиями в Европе. В январе 1863 года началось польское восстание, вызвавшее сочувственное отношение в демократических и либеральных кругах европейского общества и противоречивые оценки правительств. Если Пруссия открыто встала на сторону царизма, то Франция и Англия на словах поддерживали восставших. Особенно активно вела себя Англия, которую Горчаков считал «главной организующей силой в антирусской деятельности европейских правительств».
В феврале 1863 года на заседании Особого комитета под председательством военного министра с участием оренбургского и западносибирского губернаторов было решено перейти к военным действиям в Средней Азии, которые планировалось начать соединением Оренбургской и Западносибирской линий.
В марте Александр II утвердил решение Особого комитета, выполнение операции было назначено на 1864 год. К этому времени, что также учитывалось русским правительством, закончилась Кавказская война, и это высвободило значительные силы.
А.М. Горчаков согласился с мнением Игнатьева и оренбургского начальства. Однако он по-прежнему считал, что действовать надо «с крайней осторожностью, избегать излишней огласки, могущей возбудить в Европе толки, неблагоприятные для общей политики нашей». Враждебные действия Англии во время Крымской войны, создание «крымской системы» – союза Англии, Франции и Австрии, направленного против России, вынуждали Горчакова внимательно следить за политикой Лондона и не давать Англии повода для новых столкновений с Россией32.
Военный министр, хотя и не отрицал справедливости опасений Горчакова, обвинял его в излишней осторожности. Он полагал, что Горчаков не понимает специфики русско-английских отношений в Средней Азии, а это пагубно сказывается на русских интересах в регионе. Критику Д.А. Милютиным действий А.М. Горчакова разделял офицер Генерального штаба М.И. Венюков, также считавший, что в среднеазиатском вопросе министра иностранных дел интересовала только Англия33.
Известная доля истины в утверждениях российского генералитета была. Действительно, А.М. Горчаков несравненно больше внимания уделял европейским и ближневосточным делам, нежели среднеазиатским. Но следует также отдать должное и здравому смыслу министра, отстаивавшего дипломатические решения среднеазиатских вопросов, что сократило бы материальные затраты и помогло бы избежать осложнений с европейскими государствами, прежде всего с Англией.
С назначением в 1861 году директором Азиатского департамента МИД Н.П. Игнатьева, находившегося «в самых лучших, товарищеских отношениях» с Д.А. Милютиным, а также с изменением тактики правительства в среднеазиатском вопросе расхождения двух министерств несколько сгладились.
2.2. Завоевание Средней Азии Россией
С 1864 года начинается новый этап в среднеазиатской политике России, особенностью которого стало военное наступление в регионе.
Причины перехода российского правительства от мирных, торгово-дипломатических методов к военным до сих пор вызывают споры у историков. Одни ученые – Н.А. Халфин, Ю.А. Соколов, Б. Маннанов, А.Я. Соколов – видят их прежде всего в экономических факторах, в потребностях русской буржуазии в рынках сбыта и источниках сырья. Политические мотивы – действия Англии, по мнению Н.А. Халфина, лишь ускоряли продвижение России в Среднюю Азию. Другие историки – М.К. Рожкова, А.М. Аминов, А.Х. Бабаходжаев, ГА. Хидоятов, Н.С. Киняпина – считают определяющим мотивом для этого периода – политический: русско-английское противостояние34.