Социология религии Макса Вебера

Введение
Глава 1. Теоретические основы социальной религии М. Вебера
1.1.Роль, значение, сущность социальной религии М. Вебера
1.2.Причины доминирования социальной религии М.Вебера в XIX веке
1.3.Анализ особенности и возможности социологии религии М.Вебера для объяснения современных социально-экономических проблем
1.4.Теоретико-методологический анализ объектно-предметного поля социологии религии
Выводы
Заключение
Список литературы

Социология религии Макса Вебера

М. Вебер доказывал, что религия является двигателем прогресса, что под влиянием религии происходят изменения в обществе.
Возможно, за все последние две тысячи лет идея религиозности общества не оспаривалась столь широко и столь глубоко, как сейчас. Коротко перечислим главные ос­нования скептического отношения к религии, а затем попро­буем понять, как оно сформировалось.
Границы знания. Любой, кто утверждает, что обладает исчерпывающим истинным знанием о данной конкретной области или о Все ленной в целом, заведомо лжет. Ни в экономической науке, ни в социологии, философии не может быть достигнуто такое знание. Следователь но, все знание относительно истинно.
Культурная обусловленность знания. Любая истина культурно обусловлена: то, что истинно в одной культуре, может не быть истинным вдругой. Это значит, что в мире, образованном множеством культур, претензии представителей одной культуры на то, что только она содержит в себе истину, свидетельствуют о их высокомерии и, в конечном итоге, ведут к насилию.
Объективная истина порабощает. Представление об универсальной объективной истине является предпосылкой подавления и угнетения. Оно тре­бует полного подчинения, не принимает во внимание индивидуальность, сводит на нет творческий характер челове­ческого духа. Каждый человек должен свободно созидать истину для самого себя. Мы можем не создавать внешние факты и обстоятельства, но мы конструируем истинные представления о них.
Объективная истина - понятие элитарное и недемо­кратическое. Философ и ученый Роджер Бэкон (род. около 1220 — ум. около 1292) говорил, что «знание - это сила». Многие мыс­лители сегодня утверждают, наоборот, что «сила - это зна­ние». Они считают, что именно специалисты в разных областях добиваются власти и силы просто потому, что их ценят как экспертов. Затем они используют эту силу и власть для развития знания, которое они затем навязыва­ют остальному населению, даже если это «знание» на самом деле не является истинным и впоследствии оказывается ложным.
В XIX в. усилились идеологические системы как левого, так и правого толка. Наука, философия, литература, искусство и музыка подвергались тщательной цензуре на предмет соответствия нормам правящей идеологии. Отсюда становится ясным, почему сейчас столь распро­странен скепсис по отношению к философским, богослов­ским и идеологическим системам, научным теориям, то есть к так называемым «метанарративам». 14Например, филосо­фия Гегеля и марксизм, который заимствовал у Гегеля идею диалектики, претендуют на бесспорное объяснение законов исторического прошлого, а также настоящего и будущего всего мироздания. История опровергла эти претензии, как мы увидим ниже, и на этом основании в наше время люди отказываются от всеобъемлющих мировоззренческих сис­тем. К явно ложным системам - без особых разбира­тельств - часто относят и христианство, как предлагающее универсальный «метанарратив».
Христианство, разумеется, будет оспаривать обвинение в том, что объективная и всеобщая истина, которую оно провозглашает, порабощает людей на интеллектуальном, психологическом или духовном уровне. Христос утвержда­ет нечто противоположное, а именно что знание истины освобождает человека (Ин. 8: 31-34).
Это приводит нас к еще одной причине, по которой религия выходит сегодня из моды объяснения тех или иных социально-экономических процессов. Виной тому – глобализация знаний.
Благодаря современным информационным технологи­ям через сознание людей проходят потоки информации о самых разнообразных предметах, существующих в самых разных уголках нашего мира. При этом не обязательно, что в каждом случае получение информации приводит к пониманию предмета. Люди знакомятся, иногда весьма поверх­ностно, со многими религиозными, философскими, идеоло­гическими системами и научными теориями за столь корот­кое время и в таких объемах, которые были немыслимы еще полвека назад. И под влиянием этого сумбурного потока информации ее потребители заключают, что философская или религиозная система, претендующая на абсолютную не­погрешимость, -продукт либо невежества, либо высокоме­рия. А истина, если ее вообще можно обнаружить, достига­ется путем тщательного отбора и соединения истинных эле­ментов разных концепций15.
Как относиться к подобным предложениям? Если мы не хотим отказаться от критического мышления и слепо погло­щать смесь из фрагментов, противоречащих друг другу уче­ний, необходимо предпринять попытку оценки истинности теоретических, идеологических, религиозных и философских систем, с которыми мы сталкиваемся.
Но для этого нам придется пользоваться языком, а мно­гие утверждают, что, используя язык, который по самой своей природе культурно обусловлен, мы никогда не можем прийти к абсолютной истине или передать ее.
1.3. Анализ особенности и возможности социологии религии М.Вебера для объяснения современных социально-экономических проблем
Каждый из нас сталкиваемся с проблемами добра и зла, справедливостью и несправедливостью, истиной и ложью. Всем нам приходится думать о том, «что такое хорошо, а что такое плохо», и принимать решения, руководствуясь эти­ми представлениями. Эти решения не только влияют на наши отношения с непосредственным окружением. В конечном итоге именно из них складывается нравственный климат в стране и мировом сообществе. Именно поэтому человек должен учить­ся тому, как принимать подлинно нравственные решения.
Социология религии М. Вебера направлена на то, чтобы показать человеку путь, который приведет его к гармонии с самим собой и обществом.
Все предшествующие поколения людей, как утверждает М. Вебер, сталкивались с этическими проблемами16. Но научно-технические достиже­ния последнего времени создают новые этические ситуации, связанные с генной инженерией, исследованием стволовых кле­ток, клонированием, «проектированием» детей с заданными качествами (designer babies). Возможности генной инженерии и прочее не означают, что способы воздействия этих новых на­учно-технических достижений на человеческое тело и разум безукоризненны с этической точки зрения. В пользу этих способов воздействия говорит то, что они приводят к коррекции серьезных, генетически обусловленных заболеваний. С другой стороны, многие из этих процессов включают неизбежное раз­рушение человеческой жизни. Таким образом, оценка их воз­действия сводится к оценке самой человеческой жизни. Это слишком важный вопрос, чтобы его решение можно было от­дать небольшой группе ученых: любой из нас должен уметь анализировать этические вопросы, и голос любого из нас дол­жен быть услышан.
Составление карты генома человека следует расценивать как триумф пытливого разума. Оно привело к своеобразному соревнованию среди ученых по выявлению конкретных нуклеотидных последовательностей, изменение которых приводит к различным заболеваниям. Эти открытия внушают надежду, что наука найдет способы лечения этих наследственных забо­леваний. Все это прекрасно. Но предположим, что научно-ис­следовательский отдел какой-то крупной международной фар­мацевтической компании открыл последовательность генов, связанную с определенным заболеванием. Будет ли этически корректным, если компания запатентует это открытие и тем самым монополизирует столь важный научный факт. Попробуем представить себе, к каким последствиям это может при­вести. Предположим, что излечение болезни какого-то паци­ента будет зависеть от того, сможет ли врач получить инфор­мацию о генах этого пациента. Тогда пациенту придется запла­тить данной фармацевтической компании за информацию о своих генах, для того чтобы врач смог его лечить. Является ли это этически приемлемым?
Приведем еще один пример. Обитатели джунглей за мно­гие века выявили растения, которые обладают лечебной силой. Последнее время фармацевтические компании проделали зна­чительную работу по изучению химического состава этих рас­тений и по выявлению их лечебных компонентов с целью их синтезирования в лабораторных условиях. Но при этом неко­торые компании стремятся к монополистскому контролю над самим природным материалом. Можно ли считать нравствен­ным желание компании владеть этими природными ресурсами, перекрывая доступ к ним других людей?
Это всего лишь отдельные примеры сложных этических коллизий, возникающих в связи с глобализацией торговли и колоссальной властью, которая концентрируется в руках круп­ных компаний и их руководителей. А это, в свою очередь, обо­рачивается угрозой эксплуатации стран Третьего мира со сто­роны стран Первого мира и не меньшей угрозой истощения природных ресурсов.
Все это показывает М. Вебер в социологии религии, Социолог пытается донести до современников последствия глобализации, которые затрагивают коренным образом религию, нравственность, мораль, этику.
Кто является высшим авторитетом в вопросах морали? Более того: откуда следует черпать мотивацию и силу для того, чтобы действо­вать в соответствии с требованиями морали?
Осознав исключительную важность этих вопросов, М. Вебер, создал теорию социологии религии: для чего мы живем и каково наше место в мире – вот главный вопрос, который пытается решить М. Вебер. Расширение тематики социологии религии в настоящее время, связано с тем, что, анализ вопросов практической этики невозможен без введе­ния понятий и терминов наиболее важных систем теоретичес­кой этики. Конечно, некоторые ученые не считают вопросы тео­ретической этики необходимыми или полезными. С их точ­ки зрения, люди, сталкивающиеся с этическими проблемами, должны опираться только на накопленный жизненный опыт и здравый смысл, которые всегда подскажут, как действовать17.
В этой позиции есть определенный смысл. Любой человек знает, что супружеская неверность, воровство, убийство, лож­ное свидетельствование, и вообще ложь, недопустимы. И это знание было дано нам не посредством теоретической аргумен­тации, оно присуще природе человека и существует на глубо­ко подсознательном уровне.
Однако, полагаясь на прежний опыт, здравый смысл или естественную реакцию, мы оказываемся в плену своих соб­ственных привычек или привычек и навыков других людей, а эти люди, в свою очередь, в свое время также основывались на осознанных или неосознанных ценностях и этических прин­ципах, например на таком принципе, как этический эгоизм. Таким образом, нам нужна помощь в про­цессе анализа этических принципов и теорий, которые лежат в основе принимаемых нами решений и этических рекоменда­ций, исходящих от других людей18.
Другая проблема, поднятая М. Вебером в социологии религии – это соотношение религии и науки и отношение к науке в эпоху капитализма. Наука – это добродетель или зло? Где та грань, которая разделяет эти понятия?
Отсюда вытекает фундаментальный во­прос, влияющий не только на научные, экономические, социальные, философские теории, но и на наш каждодневный опыт: как мы познаем?
С нашей точки зрения, анализ этики просто как системы социологии религии М. Вебера, предписывающей некие этические нормы, несостоя­телен. Как отмечал в далекие времена Аристотель, этика может сказать нам, что следует делать, но в этике самой по себе не за­ключена власть, которая диктовала бы нам исполнение ее пред­писаний. Проклятие человеческого рода состоит в том, что, даже зная, что какой-то поступок совершать нельзя, мы его соверша­ем. Как можно преодолеть эту свойственную человеку слабость?
Сам Христос, проповеди которого в ряде отношений оста­лись непревзойденными, настаивал на том, что проповедь нрав­ственности неэффективна, если ей не предшествует духовное преобразование человека (см. Евангелие от Иоанна, гл. 3).
Но, тем самым мы вступаем в область религии, а это для мно­гих людей оказывается сложной проблемой. Какое право имеет религия говорить об этике, спрашивают они: ведь под прикрыти­ем религии происходило столько войн и до сих пор совершается насилие? То же самое можно сказать и о политической филосо­фии, но это не мешает нам рассуждать о политике.
Этот вопрос осложняется существованием множества ре­лигий, и все они утверждают, что помогают своим привержен­цам выполнять свой моральный долг. Как узнать, являются ли эти религиозные системы истинными, а надежда, которую они вселяют в своих адептов, - подлинной? Мы считаем, что для этого необходимо исповедовать данную религию и выяснить это на опыте. Сам М.Вебер был христианином, и он не мог взять на себя смелость оценивать то, что другие религии зна­чат для их приверженцев. Он ограничился тем, что пока­зал нам, почему он считал христианскую Благую весть вер­ной и ее помощь человеку - реальной.19
Независимо от того, согласны ли мы с тем, что наука - это всего-навсего один из «рассказов» о мире, однако, следует задаться вопросом: могут ли научно-технические проекты подчиняться социальным или политическим задачам? По­нятно, что ответ на этот вопрос будет положительным. Ра­зумеется, во многих случаях научно-технические проекты осуществляются во благо человечества. Они направлены на избавление людей от физических страданий, разработку альтернативных источников энергии и прочее. Однако, наука ранее использовалась и продолжает использоваться для решения задач, которые не способствуют благу людей: мно­гие страны вложили колоссальные научно-технические ре­сурсы не в улучшение социального положения своего насе­ления, а в производство средств массового уничтожения. Используя новейшие технические достижения, они бесконт­рольно эксплуатируют природные ресурсы, тем самым раз­рушая хрупкое экологические равновесие на планете. Мно­гие аспекты использования научно-технического потенциа­ла в современном обществе подвергаются критике, и с этой критикой трудно не согласиться.
Однако при этом следует различать неправильное ис­пользование научно-технических достижений и сами эти до­стижения. Для пояснения этого тезиса приведем некую вы­мышленную ситуацию, демонстрирующую крайний случай антигуманного применения научных достижений. Предположим, что некий ученый в обиде на свое окружение захо­тел отравить источник питьевой воды, из которого снабжа­ется город, в котором он живет. Используя свои познания в химии, он втайне от всех синтезировал новое сильно ядови­тое вещество. Но, до того как он его использовал, его замы­сел был разгадан, и его арестовала полиция. Тот факт, что он смог синтезировать яд, руководствуясь своими страшны­ми намерениями, не означает, что химические законы или полученное им вещество явились продуктом современных социальных теорий! Достаточно было бы хотя бы одному человеку глотнуть отравленной воды, чтобы убедиться в том, насколько смешна эта точка зрения! Поэтому мы долж­ны проводить различие между самой наукой (химическими законами, знание которых позволило ученому синтезиро­вать ядовитое вещество) и этическими вопросами, относя­щимися к использованию данных науки.
Это различие принципиально. Безусловно, верно, как утверждает постмодернизм, что наука является источником технологий, позволяющих производить оружие массового уничтожения. Но мы должны помнить о том, что точно так же, как и огонь, современные научные достижения могут приносить как вред, так и пользу. Так, лазеры могут ис­пользоваться и в военном оборудовании, и в медицине, на­пример, для корректировки дефектов зрения. Мы не можем обвинять науку во всех грехах, которые ей иногда припи­сывают. Но нет сомнений, что использование науки долж­но подвергаться серьезному нравственному анализу. Од­нако исключительно важно то, что сама наука не может обеспечить нам необходимые нравственные критерии. Аль­берт Эйнштейн говорил об этом следующее: «То, что мы называем наукой, преследует одну-единственную цель: установление того, что существует на самом деле. Опре­деление того, что должно быть, представляет собой зада­чу, в известной степени независимую от первой; если дей­ствовать последовательно, то вторая цель вообще недостижима» .20
Таким образом, наука не может обеспечить нам критерии нравственного поведе­ния. Может ли наука обеспечить нравственную оценку, если, все истины (включая все нравственные истины) являются равно спра­ведливыми?!!
Социология знания. В какой степени истинное знание о мире в данном конкретном обществе подвержено влиянию социальных, экономических, культурных и идеологических факторов или определяется ими? Этот же вопрос встает и применительно к ложным научным утверждениям, которые ошибочно полагаются истинными.
Этика индивидуального поведения в науке. Какие виды исследования ученому или специалисту в области техники следует проводить, а какие не следует?
Социальная этика. Какого типа исследования общество должно поощрять, субсидировать или финансировать из общественных фондов? И, наоборот, какому типу исследо­ваний общество должно препятствовать, например, в фор­ме усиленного налогообложения?»21
Каждый из этих уровней анализа является, конечно, важным для ученых, и он должен приниматься во внимание всем обществом в целом.
Допустим, ученый-химик получил новое ядо­витое вещество. Рассуждая на онтологическом уровне, он может сказать, что это вещество существует и что оно об­ладает определенными свойствами (уровень 1). Однако поиск способа синтезирования этого вещества был обус­ловлен тем, что он был неудовлетворен своими отношени­ями с окружающими его людьми (уровень 3). Эта неудов­летворенность в подлинном смысле этого слова является «социальным конструктом», она возникла как результат определенного жизненного опыта этого человека. Однако его научный результат не является результатом его соци­ального опыта.
Обратите внимание, что мы не поднимаем здесь вопрос о том, была ли его неудовлетворенность обоснованной или нет, а просто сообщаем, что она была социально обусловле­на. Другими словами, не все социально обусловленные ре­акции являются злом. Это разные вещи. Превратности судь­бы часто порождают неудовлетворенность жизнью. Быва­ет и так, что неудовлетворенность жизненными обстоятель­ствами имеет под собой законные основания, например, за­конным является наш протест против эксплуатации дет­ского труда.
1.4. Теоретико-методологический анализ объектно-предметного поля социологии религии
Можно вполне согласиться с тем, что в науке существу­ет субъективный элемент. Идея абсолютно независимого наблюдателя, который приступает к научному поиску, не основываясь ни на каких предварительных представлени­ях и установках, и который приходит в результате своих исследований к беспристрастным заключениям, составляю­щим непререкаемую истину, - это миф. Во-первых, не су­ществует совершенно независимых наблюдателей. Как и все остальное человечество, ученые придерживаются опреде­ленных взглядов, образующих их мировоззренческую сис­тему. И эти взгляды привносятся в каждую исследователь­скую ситуацию. Во-вторых, мы вряд ли можем произво­дить наблюдения, не опираясь на теорию. Например, мы не можем измерить температуру, не зная теории тепла. В-третьих, когда мы строим научную теорию и она расхо­дится с нашими фактическими данными, мы можем привле­кать для их объяснения несколько различных теорий. Если, например, мы представим свои данные на графе как конеч­ное множество точек, то, согласно элементарной математи­ке, через данное количество точек можно провести бесконеч­ное множество кривых. Это означает, что данные, представ­ленные с помощью точек на бумаге, не определяют кривую, которая может быть между ними проведена (хотя, разуме­ется, для каждого конкретного случая существуют физичес­кие принципы, которые значительно ограничивают наш вы­бор).
Большинство ученых согласится с этими рассуждения­ми. В силу самой своей природы результаты науки облада­ют некоей степенью предварительности. И в то же время ученые добавят к этому, что в подавляющем большинстве случаев степень предварительности исключительно мала. Именно поэтому основанные на науке технологии порази­тельно успешно преобразовали мир. Достаточно вспом­нить о таких достижениях, как радио и телевидение, ком­пьютеры, разнообразные летательные аппараты, косми­ческие зонды, рентген и операции по пересадке органов. Следовательно, совершенно бессмысленно утверждать, что элементы предварительности и субъективности науки означают, что наука - сугубо социальный конструкт, де­терминированный социальным миром.