Газета "Известия" при Н.И.Бухарине

Введение
1. Внутренняя политика газеты «Известия» при Бухарине
2. Взаимоотношения редакции издания с правящими кругами СССР
3. Взаимоотношения внутри издания
Заключение
Список литературы

Газета "Известия" при Н.И.Бухарине

В газете были постоянные рубрики и разделы: «Красный фронт», «Продовольствие», «Рабочая жизнь», «За границей». Важное место занимал отдел «Действия и распоряжения правительства». «Известия» разъясняли всю сложность ситуации, создавшейся на фронтах гражданской войны, требовали беспощадной борьбы и расправы над эсерами, совершившими покушение на главу Советского правительства Ленина.
Газета одобрительно отозвалась о действиях правительства, закрывшего многие эсеровские издания. Особое внимание «Известия» уделяли вопросам мира, установления дипломатических отношений Советской республики с другими странами.
Особый интерес вызывали материалы «Экономического отдела» «Известий» и специального приложения «Вопросы экономической жизни», регулярный выпуск которых был начат 12 июня 1918 г. Знакомство с опубликованными в газете статьями М. Ольминского, С. Косиора, В. Карпинского и др. позволяет уяснить главные тематические направления экономической проблематики газеты. «Известия» обстоятельно освещали также вопросы работы Советов всех уровней.
«Известия» всегда славились специальными корреспондентами — «бабушкой известинского репортажа» считается Зинаида Рихтер, специальным корреспондентом газеты была блистательная Лариса Рейснер, послужившая прообразом комиссара из «Оптимистической трагедии» Вс. Вишневского, «жизненно важною школой» были «Известия» для Мариэтты Шагинян (по ее же признанию). В «Известиях» работали Илья Эринбург и Лев Кассиль. Утверждение в человеке доброго начала — главное в работе Татьяны Тесс.
С 29 августа 1921 года в Москве широко распространяется специальный выпуск «Известий» — однодневная газета «На помощь!», призывавшая помочь голодающим Поволжья. В борьбе с голодом участвовала вся печать, но «Известия» вели ее наиболее страстно, многосторонне. В этом номере впервые было опубликовано специально написанное В. Маяковским стихотворение «Два не совсем обычных случая».
При Бухарине продолжал выходить иллюстрированный журнал «Красная нива» как приложение к «Известиям». Здесь публиковались произведения А. Толстого, М. Шолохова, Ф. Гладкова, Б. Пильняка, В. Маяковского, С. Есенина, Э. Багрицкого, А. Грина, а также работы фотомастеров и художников Дени, Моора, Кустодиева, Черемныха, Оцупа, Наппельбаума, Шайхета.
В «Известиях» под руководством Бухарина продолжает работать знаменитое на всю страну Бюро расследования «Известий». Это была новая форма работы с письмами читателей — оперативная и действенная. Только за первые три месяца работы бюро завело 1002 дела, около трёх тысяч направило в организации, деятельности которых они касались, 23 преступника были посажены в тюрьмы, а 13 — сняты с работы.
блестящих очерка: «Могучий поток», «Чудесный ключ» и «Живая вода».
Почти десять первых лет «Известия» выходили без фотоснимков. Рисунки, карикатуры были почти в каждом номере. Но уже в 40-е годы «Известия» имели, пожалуй, самый сильный корпус фотокорреспондентов — Николай Петров, Дмитрий Дебабов, Владимир Мусинов, Павел Трошкин, Анатолий Скурихин, Георгий Зельма, Самарий Гурарий, Дмитрий Бальтерманц, Михаил Грачев, Анатолий Егоров.1
Таким образом, можно подтвердить, что «Известия» играли очень важную роль в развитии Советского государства. Журналисты газеты всегда были в самом центре событий. В издании публиковались лучшие писатели. Главное, «Известия» являлись отличным средством для пропаганды большевистских идей.
2. Взаимоотношения редакции издания с правящими кругами СССР
В 1934 году некоторые члены сталинского окружения захотели ослабить слишком жесткий политический и экономический курс, взятый в 1929-м. Бухарин политической власти уже не имел. Но благодаря своим прежним заслугам и особенно своей новой позиции - главный редактор газеты "Известия" - он стал символическим представителем того течения, которое двадцать лет спустя будет названо "оттепель". Если историки внимательно изучат газету "Известия" за те два c половиной года, когда ею руководил Бухарин, то, возможно, они найдут еще одну упущенную альтернативу.
Временами, казалось, что Сталин начинал проявлять к Бухарину знаки доброжелательности и снятие опалы. В 1935 году на банкете, организованном по случаю выпуска слушателей военных академий, он произнес встреченный бурными аплодисментами тост: "Выпьем, товарищи, за Николая Ивановича, все мы его любим и ценим, а кто старое помянет - тому глаз вон!"
Вместе с тем Сталин продолжал выискивать в работах Бухарина «опасные» идеи, вынуждая его к раскаянию. После появления в "Известиях" статьи Бухарина, развивавшей ленинскую мысль об обломовщине как консервативной традиции старой России, в "Правде" была опубликована редакционная статья "Об одной гнилой концепции", в которой Бухарин обвинялся в клевете на русский народ. Ему было предъявлено требование "исправить свою "концепцию" в кратчайший срок и с необходимой чёткостью". Спустя несколько дней Бухарин выразил "своё глубокое сожаление" по поводу допущенного им "неверного утверждения".
Пытаясь убедить Сталина в своей абсолютной лояльности, Бухарин не переставал «издеваться» над "троцкистами" и другими "неразоружившимися" оппозиционерами. Помимо этого Бухарин охотно выполнял задания по участию в новых погромных идеологических кампаниях. Так, получив указание открыть посмертную травлю Покровского, он немедленно написал статью, в которой упрекал старейшего большевистского историка в том, что его идеи "привели к целому ряду вульгарных извращений марксизма и духовному обеднению советской исторической науки".
По мере нарастания репрессий над бывшими оппозиционерами Бухарин всё чаще говорил близким людям о неизбежности ещё более страшной волны террора и своей гибели в нём1. Как вспоминала Г. Серебрякова, в конце 1935 или начале 1936 года Бухарин сказал Сокольникову: "Не пройдёт и двух лет, и Коба нас всех перестреляет" (тогда же Сокольников конфиденциально передал эти слова Орджоникидзе). Давно порвавший все контакты со своими учениками и не однажды публично проклявший их, Бухарин примерно в то же время сказал своей дочери: "Я скоро умру, по крайней мере у меня была своя школа".
Опасаясь малейшей "компрометации", Бухарин всячески избегал встреч со своими прежними соратниками по "правому уклону". В письме, направленном 27 августа 1936 года членам Политбюро, он подчёркивал, что "вероятно, с 33 года оборвал даже всякие личные отношения со своими бывшими единомышленниками, М. П. Томским и А. И. Рыковым. Бухарину пришлось прибегнуть к самоизоляции, как бы тяжело это ни было. Это было политически необходимо. Нужно было отбить, по возможности, даже внешние поводы для болтовни о "группе". Так, однажды, бывший секретарь Томского сообщил ему, что тот находится в полном одиночестве и в глубокой депрессии, и попросил навестить его, чтобы как-то ободрить, Бухарин отказал ему в столь человеческой просьбе. и предпочел ни за что не отступать от «политической нормы».
Еще более сдержанно Бухарин вёл себя по отношению к своим старым товарищам - бывшим оппозиционерам, над которыми нависала угроза ареста. Бухарин уклонялся от встреч с теми из своих старых товарищей, которые не допускались к Сталину. "Как ни старался я избежать посещения А. Шляпникова, - писал он в том же письме, - он меня всё-таки поймал (это было в этом году, незадолго до его ареста) в "Известиях", просил передать письмо Сталину; я сказал своим работникам, чтобы больше его не пускали, потому что от него "политически воняет" (он ныл: " не за границу же мне бежать" и в таком же роде). Его письма, которые он оставил, я не пересылал, видя его настроения". Как сообщал Бухарин, подобным образом поступал и Радек. Когда однажды Бухарин встретил у него недавно вернувшегося из ссылки Мрачковского, Радек, как бы оправдываясь, сказал, что "он его не мог вытолкать, что велел жене, чтобы больше она его не пропускала, и был очень недоволен его вторжением".
Поведение Бухарина в годы, предшествующие большому террору, стало наглядным примером той трагической ситуации, когда бывшим оппозиционным лидерам пришлось «раздвоиться» и позволить расправиться Сталину с ними поодиночке. Сам Сталин характеризовал эту трагическую раздвоенность термином "двурушник", прочно введённым им в партийный лексикон. Он специально провоцировал своих прежних противников на двурушничество, заставляя их клеймить своих единомышленников и друзей, отправленных на плаху, и тем самым отрезая им пути к перемене своей позиции при любом возможном политическом повороте.
После декабрьского пленума была открыта бешеная кампания клеветы против Бухарина и Рыкова. В печати фальсифицировалась вся их прошлая политическая деятельность, начиная с первых лет их пребывания в партии, периода подполья и эмиграции. Несмотря на то, что в авангарде этой клеветнической кампании шли "Известия", эта газета вплоть до 16 января 1937 года продолжала выходить за подписью Бухарина как ответственного редактора. Это дало основание Троцкому и Седову писать, что в "Известиях" Бухарин требует собственной головы.
В преддверии следующего пленума ЦК, на котором предполагалось вернуться к рассмотрению дела Бухарина и Рыкова, в застенках НКВД продолжались допросы их бывших единомышленников. Среди тех, от кого удалось получить показания против Бухарина и Рыкова, были бывший секретарь Московского комитета партии Котов, бывшие секретари Рыкова Нестеров и Радин, большинство бывших бухаринских учеников. Протоколы допросов Ежов немедленно направлял Сталину, по распоряжению которого они затем рассылались в качестве материалов к будущему пленуму членам и кандидатам в члены ЦК, включая самих Бухарина и Рыкова. Всего в период между пленумами было разослано около 60 таких протоколов.
3. Взаимоотношения внутри издания
С 1934 и до второй половины января 1937 Бухарин занимал пост главного редактора газеты «Известия», к сотрудничеству в которой он привлёк лучших журналистов и писателей того времени, а содержанию и даже оформлению газеты уделял много внимания. В феврале 1936 был командирован партией за границу для перекупки принадлежавшего Немецкой социал-демократической партии архива Карла Маркса и Фридриха Энгельса, который был вывезен в ряд стран Европы после прихода к власти в Германии нацистов.
С именем Бухарина были связаны надежды части интеллигенции того времени на улучшение политики государства по отношению к ней. Тёплые отношения связывали Бухарина с Максимом Горьким (впоследствии Бухарина обвинят на суде в причастности к убийству Горького); его помощью в конфликтах с властями пользовались Осип Мандельштам и Борис Пастернак. В 1934 Бухарин выступил на I съезде советских писателей с речью, где исключительно высоко ставил Пастернака, а также критиковал «комсомольских поэтов».
Партия, однако, вскоре отмежевалась от этого выступления. В то же время ранее Бухарин активно участвовал в посмертной кампании против Есенина и «есенинщины», причём его участие в ней во многом определялось тогдашней внутрипартийной борьбой с Троцким (который выступал с положительными оценками творчества Есенина). В 1927 году в газете «Правда» Бухарин опубликовал статью «Злые заметки», изданную позже отдельной книгой, где писал, что Есенинская поэзия по существу своему есть мужичок, наполовину превратившийся в «ухаря-купца»: в лаковых сапожках, с шелковым шнурком на вышитой рубахе, «ухарь» припадает сегодня к ножке «государыни», завтра лижет икону, послезавтра мажет нос горчицей половому в трактире, а потом «душевно» сокрушается, плачет, готов обнять кобеля и внести вклад в Троице-Сергиевскую лавру «на помин души». Он даже может повеситься на чердаке от внутренней пустоты. «Милая», «знакомая», «истинно русская» картина!
Идейно Есенин представляет самые отрицательные черты русской деревни и так называемого «национального характера»: мордобой, внутреннюю величайшую недисциплинированность, обожествление самых отсталых форм общественной жизни вообще.
Впоследствии, в докладе на первом съезде советских писателей Бухарин отозвался о Есенине, «звонком песеннике-гусляре, талантливом лирическом поэте», хотя и критически, но гораздо теплее, поставив в один ряд с Блоком и Брюсовым как «старых» поэтов, отразивших революцию в своём творчестве.
Бухарин был талантливым шаржистом, запечатлевшим многих представителей советской элиты1. Многие из его шаржей уникальны. Его шаржи Сталина считаются единственными портретами вождя, выполненными с натуры, а не по фотографии.
Со страниц газеты встает живой Горький со своими сильными сторонами и человеческими слабостями. Чего стоит, например, история о том, как Горький решил «перевоспитать» поэта Павла Васильева, «хулиганившего больше самого Есенина». В ответ на это Васильев сочинил эпиграмму, в которой говорилось:
Пью за здравие Трехгорки.
Эй, жена, завесь-ка шторки,
Нас увидят, может быть,
Алексей Максимыч Горький Приказали дома пить...
Связь Горького с «Известиями» зрительно увековечена в знаменитой фотографии 1928 года (кстати, года моего рождения), на которой писатель стоит на смотровой площадке здания. Столь же канонична и фотография Владимира Маяковского в «Известиях», датированная тем же 1928 годом. Сначала Маяковскому с «Известиями» не везло. Главный редактор Стеклов не был, мягко говоря, поклонником таланта поэта. И не печатал его стихов. Однажды между ними вспыхнул горячий спор. Выскакивая из кабинета Главного, Маяковский орал на всю редакцию: «Пушкина вам только читать! Да разливаться водицей в своей стекловице!» (так называли передовые Стеклова).
Знаменитое стихотворение Маяковского «Прозаседавшиеся» было напечатано без ведома Стеклова. Главный устроил разнос. Спасло «провинившихся» то, что стихотворение, бичевавшее бюрократов, понравилось Ленину. Это открыло поэту известинские шлюзы, хотя Стеклов по-прежнему не воспринимал или не понимал его творчество. Так, он искренне считал, что, разбивая строки, Маяковский преследовал корыстную цель – увеличение гонорара. Тем не менее, он платил «самому талантливому поэту нашей эпохи» 10 копеек за строку.
Бухарин в течение нескольких месяцев создал в редакции интеллигентную атмосферу. Он пригласил талантливых авторов и создал «Известиям» репутацию самой живой и критически настроенной советской газеты. Среди этих авторов был и необычайно популярный тогда писатель Михаил Зощенко.
Первый большой фельетон Зощенко в «Известиях» - «Артисты приехали» - напечатан 5 июля 1934 года. Конечно, газета могла опубликовать корреспонденцию о том, как плохо обстоят дела с гостиницами в Петрозаводске. Но в те годы по всей стране было с ними неважно. Надо было написать на ту тему выразительно, может быть, парадоксально. Вроде бы артисты "виноваты" в своих претензиях. "Конечно, не каждый человек может на улице заснуть. Но особенно не любят спать под открытым небом это почему-то артисты. Они как приезжают в какой-нибудь город, так прежде всего о гостинице беспокоятся". Надо ли говорить, над кем смеется Зощенко?
Бухарин, очевидно, был доволен новым автором, иначе не дал бы ему еще больше места в номере от 12 июля того же года для фельетона "Неприятная история". В Петрозаводске плохо с гостиницами, а в Воронеже - с качеством продукции. Автор не хочет "лакировать действительность" и, помимо воронежской истории с выпуском негодной мебели, приводит другие случаи "больших пренеприятностей". А еще в других местах "выпускают рояль, который не так что ли гордо звучит, как того хотелось бы. музыкантам с ихним утонченным слухом".
Потом в содружестве Зощенко и "Известий" был перерыв. Ленинградский автор вообще в газетах печатался редко, в основном в журналах. Все же на 1935 год приходятся еще три его фельетона в "Известиях" - "Усердие не по разуму" (9 апреля), "Об уважении к людям" (30 мая) и "Пьяный человек" (16 июля). Нетрудно представить, как мог воспринять читатель такой, например, пассаж в последнем из них: "Был человек и прекратили его. Списали..."