Зарождение и становление Манчестерской школы 19 века или ""Манчестерский диалект, как разновидность северо-английского диалекта" (если первый вариант составляет затруднения в написании этой работы).

Содержание

Введение
1.Зарождение манчестерского диалекта
1.1 Начало развития манчестерского диалекта
1.2 Аблаут в истории манчестерского диалекта
1.3 Характеристика манчестерского диалекта
1.4 Маркированность манчестерского диалекта
2. Закономерности изменения и развития манчестерского диалекта
Заключение
Источники литературы

Зарождение и становление Манчестерской школы 19 века
или ""Манчестерский диалект, как разновидность северо-английского диалекта" (если первый вариант составляет затруднения в написании этой работы).

Например, в политическом отношении поддержка английской регионализации связана с идеей создания регионального выборного правительства, причем в первую очередь рассматриваются Манчестерский и Северо-Восточный регионы, а также Северо-Западный округ Ливерпуля. Как отмечает Ч. Джеффри, большинство англичан считают, что Вестминстерский парламент подобающим образом заботится об их интересах. “Те, кто не разделяет этого мнения, неизменно оказываются жителями севера Англии”.
В языковом плане следует отметить то особое внимание, которое манчестерцы, в частности, члены Манчестерского диалектологического общества уделяют языковым особенностям, активно и всячески поддерживая и поощряя интерес к манчестерскому диалекту. Как отмечает А. Келлет в предисловии к “Словарю манчестерского диалекта, традиции и фольклора”, стандартизация угрожает превратить нас в “международном плане в ничто” (“international nothingness”). Он обращается с призывом сохранять и поддерживать местную региональную речь и культурные традиции: “.. let us encourage the best kind of regionalism, with its distinctive speech, tradition and folklore. In the UK this means taking a pride in being Scots, Welsh, Irish, Manx, Cornish or whatever -and, in this case, in being Manchester”.
Языковая специфика диалектного языка Северной Англии на лексическом уровне прежде всего проявляется в значительном количестве регионально маркированных, т.е. употребляемых исключительно или преимущественно на севере Англии диалектных слов и вариантов (например, neive “кулак”; ettle “намереваться”; starve со значением “умирать от холода”, berry со значением “крыжовник”).( 1, 41) Закрепление ареальной маркированности за теми или иными исторически разновременными лексемами или их вариантами представляет собой многоаспектный процесс, во многих случаях находящий себе объяснение в экстралингвистических фактах.
Большую роль в формировании лексических различий североанглийского ареала сыграло воздействие других языков, проявившееся в территориальном распределении, прочном и длительном оседании заимствованных слов в северных областях. Среди иноязычных слов, выделенных в рамках данного исследования, наибольшую группу составляют слова скандинавского происхождения, что служит доказательством тесных связей, быстро возникших между скандинавами и англами в области датского права.
Скандинавские слова, как правило, входят в состав семантических групп, обозначающих понятия и названия, уже известные англосаксам до эпохи завоевания. Среди них встречаются названия частей тела (например, тип “рот”, loof “ладонь”), названия животных (например, steg “гусак”, grice “поросенок”), названия хозяйственных построек (например, lathe “амбар”) и др. (5, 63)
Помимо скандинавизмов можно выделить ряд заимствований из других языков, закрепившихся на территории бывшего Марелага. Примерами служат французские заимствования: arles “задаток”, fashery “беспокойство”; заимствования из нидерландского языка: flipe “поле шляпы”, ploat “щипать шерсть”, а также слова кельтского происхождения: bannock “лепешка из овсяной или ячменной муки”.
Механизмы проникновения иноязычных слов в словарный состав манчестерского диалекта и шире - северных говоров могли быть различными: одни лексемы заимствовались напрямую (например, сканд. chaft “челюсть”); (4, 78) другие - через шотландский (гэльский) язык (например, кельт. airt “направление по компасу; направление”), третьи - из книжной латыни (например, лат. nominy “рифмованная присказка; длинная нудная речь”) и т. д. (4, 74)
Помимо сложившихся определенных культурно-исторических предпосылок, обусловивших значительный иноязычный вклад в развитие лексической системы северных говоров, свою роль сыграли и определенные языковые процессы, связанные, в частности, с формированием и развитием литературного стандарта на иной диалектной основе.
С одной стороны, северные диалекты сохранили многие черты, не отобранные литературным языком (например, скандинавские заимствования feal “прятать”, rake “путь, тропинка”) или вытесненные конкурирующими вариантами в процессе формирования литературных нормативов (например, исконное halse “шея”).
С другой стороны, характерной особенностью лингвистической ситуации, сложившейся в манчестерском ареале, является разновременно зарегистрированные новообразования, что указывает на развитие и активное функционирование языковых процессов на севере Англии. Примерами служат суффиксальные новообразования: doubtsome “сомневающийся, сомнительный” (XVI в.), menseful “благопристойный, опрятный” (XVII в.), hipping “пеленка, подгузник” (XVIII в.), pettle “баловать” (XVIII в.), clamoursome “шумный, крикливый” (XIX в.), claggum “ириска, тянучка” (XIX в.) и др. (6, 79)
Важной тенденцией языкового развития на севере Англии является сглаживание узколокальных (т.е. регистрируемых в отдельной части или на всей территории только одного графства, в данном случае - Манчестера) диалектных особенностей и укрепление региональных (т.е. охватывающих территорию двух и более графств) черт. По результатам сравнительного анализа географического распределения диалектной лексики Манчестера в XIX и ХХ вв. наименьшую группу слов составили манчестерские локализмы, тогда как подавляющую часть - слова, зарегистрированные в северных графствах, в северных и центральных графствах, а также общедиалектные слова, засвидетельствованные повсеместно на территории Англии.
1.4 Маркированность манчестерского диалекта
Диалектами одного языка можно считать ливерпульский и манчестерский. Аналогично эльзасский, швабский и швейцарский немецкий являются диалектами или группами диалектов единого народного языка. Однако само по себе взаимопонимание между носителями форм речи - не самый важный критерий, который интересует лингвиста. Гораздо больше его интересует наличие и степень исторических взаимосвязей, проявляющихся в речи. С точки зрения лингвиста, ливерпульский манчестерский являются в равной степени диалектами английского языка, хотя с точки зрения взаимопонимания между их носителями, эти диалекты вполне можно было бы назвать отдельными языками. Русский, польский, чешский, болгарский и сербский, которые условно считаются отдельными языками из-за наличия соответствующих национальных образований, в такой же степени являются диалектами общеславянского языка (или праязыка), в какой ливерпульский и манчестерский - диалектами гипотетического общеанглийского языка. Если в одно и то же время функционируют явно близкие формы речи, лингвист никогда не скажет, что одна из них представляет собой диалект другой, а лишь только то, что они в равной степени являются диалектами одного общего прототипа, известного или гипотетически восстановленного. Когда эти формы расходятся настолько, что не только становятся взаимонепонимаемыми, но и вообще не обнаруживают очевидной связи между собой, скорее будет использоваться термин «язык», а не «диалект», однако в принципе различий между ними нет. Так, в определенном смысле все романские, кельтские, германские, славянские языки и все индоарийские языки это просто группы диалектов общеарийского, или общеиндоевропейского, языка.
Группа диалектов - это всего лишь проявление в социализованной форме универсальной тенденции к индивидуальному варьированию речи. Эти вариации влияют на фонетическую форму языка, его формальные характеристики, словарь и такие просодические признаки, как интонация и ударение. Ни один из известных языков (если только он искусственно не культивировался для ритуальных или каких-либо других не общепринятых целей), насколько мы знаем, не устоял против тенденции распада на диалекты, каждый из которых в конце концов мог приобрести статус отдельного языка. Можно проводить разграничение между диалектами, образованными в результате внутренней дифференциации, и диалектами, обязанными своим происхождением смене языка. Общество, принимающее язык, отличный от языка, ранее используемого в данном обществе, неосознанно вносит в этот новый язык особенности своей собственной формы речи, достаточно значимые для того, чтобы придать используемому иностранному языку диалектную окраску. Многие лингвисты отводят важную роль в образовании диалектов воздействию субстратных языков. Например, считается, что некоторые характерные особенности и манчестерский, и ливерпульский диалекты обязаны своим существованием сохранению в них фонетических особенностей доарийских языков. (6, 52)
В менее техническом или в чисто бытовом употреблении термин «диалект» имеет несколько иные коннотации. Считается, что человеческая речь делится и стандартизуется на некоторое количество общепризнанных форм, называемых «языками», каждый из которых в свою очередь имеет ряд менее значимых вариантов, известных под названием диалектов. Диалект рассматривается как отступление от стандартной нормы, во многих случаях даже как ее искажение. С исторической точки зрения такой подход неправомерен, поскольку подавляющее большинство так называемых диалектов - это просто регулярно развивавшиеся в разных направлениях более ранние формы речи, предшествовавшие­ засвидетельствованным языкам.
Язык манчестеров обычно основан на местном диалекте и распространяется за счет других диалектов, которые вначале обладали таким же престижем, что и ныне культурно более значимый диалект.
Так, например, из огромного количества диалектов, на которых говорят в Манчестере, в англоязычных кантонах Уэльса и Шотландии, лишь очень немногие могут считаться модифицированными формами верхнеанглийского, избранного в процессе культурного развития на роль языка литературы, церкви, театра и вообще любой культурной деятельности. Диалекты англоязычных народностей восходят непосредственно к древневерханглийскому языку раннего средневековья, тому английскому языку, который уже тогда был богато представлен в виде диалектов. Современный стандартизованный манчестерский диалект возник в истории английского языка сравнительно рано в результате принятия одного из верхнеанглийских диалектов в качестве общепризнанного средства официального общения между англоязычными землями. В распространении этой формы английского языка в качестве признанного стандарта большую роль сыграла география размещенности. Однако на то, чтобы верхнеанглийский приобрел общепризнанную фонетическую форму и стал рассматриваться в качестве нормализованной формы устного общения, потребовалось много времени. И по сию пору значительная часть манчестеров, включая и образованные слои, двуязычны в том смысле, что в официальных целях используют стандартный английский язык, а в повседневном общении - местный диалект. (1, 47)
Истории всех других национальных языков Англии и других частей света в той или иной степени повторяют историю английского языка. По тем или иным причинам культурного характера внутри языкового сообщества, раздробленного на большое число диалектов, один из местных диалектов принимается в качестве предпочтительной или желательной формы речи. Этот принятый всеми местный диалект становится символом культурных ценностей и распространяется в ущерб другим местным формам речи. Словарь, форма и в конце концов произношение становятся все более и более обязательными. Говорящие на местных диалектах начинают стесняться своих специфических речевых форм, поскольку последние лишены престижной значимости стандартизованного языка; и в конце концов создается иллюзия существования основного языка, обслуживающего обширную область, являющуюся территорией проживания нации или национальности, и множества местных форм речи как некультурных и испорченных вариантов основной нормы. Однако хорошо известно, что эти отклонения от стандартной нормы с исторической точки зрения гораздо более архаичны, чем норма, от которой, как считается, они отклоняются. (12, 41)
Местные диалекты - это в некотором смысле языки меньшинства, однако термин «язык меньшинства» следует зарезервировать для совершенно иной формы речи - той, которая используется национальным меньшинством, живущим в составе политически оформленной нации. Примером такого языка мог бы служить баскский язык, распространенный на юго-западе Франции и севере Испании, или бретонский язык Бретани. Эти языки не являются ни диалектами французского языка, ни диалектами испанского, а представляют собой исторически совершенно самостоятельные языки, которые в культурном отношении оказались на вторых ролях.
Вполне естественно, что не существует жесткой границы между диалектом и местным вариантом меньшей значимости, таким, например, как английский язык Новой Англии в противоположность английскому языку Северного Запада. В более старых диалектах связь со стандартизованной речью несомненно вторична, в то время как для таких местных вариантов, как американский язык Новой Англии или американский язык Северного Запада, стандартный английский язык, хотя и в расплывчатом виде, все-таки присутствует в сознании каждого носителя в качестве естественной основы этих вариантов, которые таким образом психологически (а может быть, и исторически) являются вариантами этой стандартной нормы. Конечно, говорящий на местном диалекте в Шотландии или манчестерском диалекте английского языка мог бы выстроить националистическую доктрину в защиту своего местного диалекта в противоположность принятому языку культурно значимой группы. Однако будь такая попытка сделана в отношении английского языка американского Северного Запада, она выглядела бы крайне странно в силу того, что эта разновидность английского языка оценивается в лучшем случае как последующее отклонение от более ранней нормы. Но как это обычно бывает с социальными явлениями, символическое отношение в таких случаях важнее, чем объективные исторические факты. (2, 35)
Начиная с момента формирования основных национальных языков Англии и вплоть до конца средних веков действовало множество социальных и политических факторов, представляющих собой угрозу для статуса местных диалектов. По мере того, как усиливалась власть суверена, возрастал и престиж языка его двора, постепенно проникая во все возможные сферы официальной жизни.
Местная речь ассоциировалась с родственными узами и самыми ранними эмоциональными переживаниями человека. Поэтому изучение стандартизованного языка едва ли представлялось естественным где-либо, кроме нескольких центров, в которых более высокая культура казалась вполне уместной. Но даже и там обычно возникал разрыв между стандартизованным языком образованных классов и просторечием местных жителей. (4, 87)
В результате Манчестер психологически так же отдален от стандартного английского языка Великобритании, как и диалекты крестьян Йоркшира и Девона. На европейском континенте, особенно в Германии и Италии, культура, представленная, например, стандартизованным немецким или стандартизованным итальянским, до недавнего времени представляла собой крайне маломощную психологическую структуру, и официальный язык такой культуры едва ли мог выполнить задачу адекватной символизации в высшей степени отличающихся друг от друга народных культур германоязычных и италоязычных регионов.
18 век был в целом настроен враждебно по отношению к диалектам, а вот следовавший за ним романтизм придал народному языку некий ореол, который, возможно, был связан с идеализацией местных языков как символов национальной солидарности и территориальной целостности. Очень немногие писатели XVII-XVIII вв. отнеслись бы серьезно к использованию диалекта в литературном произведении. (7, 85) И лишь позже могли произойти такие события, как романтическое возрождение нижнешотландского языка в лирике Роберта Бернса, усилия Фрица Ройтера создать нижненемецкий (Plattdeutsch) литературный язык, попытка Мистраля возродить давно утерянную славу английского языка. Можно предположить, что такое возрождение интереса к различиям языков - не что иное, как преходящий этап в истории современного человека. А если так, то это тесно связано с ростом национализма в последнее время. Сомнительно, чтобы такие страны, как Литва, Эстония и Чехословакия, могли бы с такой легкостью доказать свое право на существование, если бы не ощущение, что точно так же, как для каждой национальности необходим свой язык, каждому «свободному» языку для выполнения присущей ему миссии необходима своя национальность и территориальная независимость. По-видимому, лучшим примером того, что можно было бы назвать лингвистическим романтизмом, является попытка ирландских националистов возродить в активном виде гаэльский язык - такую речевую форму, которая никогда не подвергалась стандартизации в литературных целях (за исключением фольклора) и которая глубоко чужда большинству наиболее образованных представителей из числа ирландских националистов.
Уважение к местным формам речи, несомненно, получило поддержку со стороны лингвистов-профессионалов с характерной для них тенденцией рассматривать все языки и диалекты как одинаково важные в исторической перспективе. Однако очень сомнительно, чтобы в конце концов языковой локализм смог оказаться победителем. Образ мыслей современных людей становится все более реалистическим и прагматическим в сфере деятельности и все более концептуальным и нормативным в сфере мышления. Обе эти тенденции по своей внутренней сути враждебны языковому локализму любого рода и тем самым, естественно, препятствуют консервативности диалектов. Обязательное обучение, обязательная военная служба, современные средства связи и урбанизация - вот лишь некоторые наиболее очевидные факторы, играющие роль в распространении этих тенденций, лингвистический аспект которых можно сформулировать в следующем виде: слова должны либо вести к осуществлению однозначных действий со стороны членов всей той группы, которая представляет собой единую культурную общность, либо, если говорить о мыслительной сфере, должны ассоциироваться с понятиями все менее и менее частного характера. (7, 86). И поэтому в конце концов мы можем с полным основанием рассматривать такие события, как возрождение гаэльского языка в Манчестере и попытки спасти от культурного вымирания языки и диалекты меньшинств, как нечто вроде небольших завихрений в общем могучем потоке стандартизации речи, который начался на исходе средневековья. В современную эпоху эта проблема является более сложной, чем в классический или средневековый период, поскольку в соответствии с современными представлениями процесс стандартизации должен протекать в демократической, а не в аристократической форме. (4, 85).
Сделаем одно замечание относительно социально-психологического аспекта диалектных форм речи. Как правило, отчетливо выраженные диалектные особенности расценивались как показатели пониженного статуса, однако если самосознание местного населения высоко развито и если значение местной социальной группы для жизни нации в целом это допускает, то местный диалект может стать символом своего рода извращенной гордости. Именно такое уникальное зрелище представляют собой примеры манчестерского диалекта как признанного и прекрасно организованного лингвистического механизма и кокни как механизма нежелательного и уродливого. Эти оценки являются фактами, внешними по отношению к языку, но они имеют столь же решающее значение в мире культурных символов.