Л. Андреев Иуда Искариот

Введение
Леонид Андреев и его Иуда Искариот
Диссертационные исследования, связанные с произведением Л. Андреева «Иуда Искариот»
Заключение
Литература

Л. Андреев Иуда Искариот

Согласно исследованию Касьянова Анатолия Васильевича [Касьянов А. В. Библейские мотивы и образы в сюжетостроении русского романа xx века: Автореферат дис. ... канд. филол. наук : 10.01.01. – Пермь, 2007] произведение Л.Андреева «Иуда Искариот» принадлежит к первому типу литературных произведений на раннехристианскую тему. Начало этому типу было, вероятно, положено книгой Э. Ренана «Жизнь Иисуса». «Иуда Искариот» - произведение, использующее и переосмысляющее новозаветное предание и тяготеющее к жанру «исторического повествования», сюжет которого нарастает на хронологической фабуле.
В диссертационном исследовании Аленина Игоря Сергеевича [Аленин И.С. Функции библейских мотивов в системе художественных констант мировой литературы XX века: Автореферат диссертации … докт. филол.огии: 10.01.06. – Кишинев, 2007] методология работы основывается и на фундаментальных результатах мифологических исследований. Комплекс методологических подходов обусловил критерии отбора текстов для анализа. На единой литературной карте мира ХХ века отмечено несколько точек, для конкретного анализа избрав ряд авторов, относящихся к различным этнокультурным регионам, религиозным конфессиям, творческим методам, литературным жанрам. Всех их, при очевидном различии национальных, религиозных, жанровых характеристик, объединяет общий метатекст – Библия. Подобный «разброс», внешне достаточно произвольный, на деле обоснован внутренней логикой исследования: он должен способствовать непредвзятому и репрезентативному выявлению объективной картины художественной реализации библейских мотивов.
В работе анализируется функционирование библейских мотивов на европейском литературном материале и в контексте тех ценностей культуры, которые являются константными для единой европейской цивилизации. Для художественного мира русской литературы всего ХХ в. характерна библейская оппозиция «созидающего», «творящего» слова и слова «мёртвого», десакрализованного. При этом художественная интерпретация Л. Андреева становится «рубежной». В рассказе «Иуда Искариот» Л. Андреев [Андреев Л. Иуда Искариот. – М., 2007] переносит акцент с Иисуса на Иуду, делая его главным действующим лицом. В контексте повествования предательство Иуды воспринимается неким философским экспериментом. Тот же мотив позже будет реализован М. Булгаковым в «Мастере и Маргарите» [Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. - М.: Художественная литература, 1981], Ю. Домбровским в «Факультете ненужных вещей» [Домбровский Ю.О. Факультет ненужных вещей. – М.: Художественная литература, 1989], В. Быковым в «Сотникове» [Быков В. Сотников // Быков В. Собрание сочинений. - T.2.- М., Молодая гвардия, 1985]. Вообще трагизм мироощущения эпохи порождают актуализацию образов абсолютного и индивидуального зла (Иуда, Антихрист, Сатана).
Проведённый в исследовании системный анализ позволил сделать ряд выводов концептуального характера. Условно они сгруппированы в трёх аспектах: герменевтическом, историко-литературном и теоретико-методологическом. Выводы герменевтического характера касаются анализа поэтики отдельных авторов в соотнесении с герменевтикой в её изначальном понимании, – как искусства толкования сакральных текстов. Как показало исследование, в творчестве каждого из них библейские мотивы выполняют свои особые функции, обусловленные своеобразной авторской позицией и уникальной творческой задачей; каждый из авторов искал и находил для образного воплощения библейских мотивов свои оригинальные приёмы.
Результаты историко-литературного плана позволяют обнаружить целый ряд библейских мотивов, являющихся константными для всего литературного процесса ХХ века. Это, в частности, такие мотивы, как ветхозаветный мотив Исхода; мотив разрушения прошлого как груды «обломков былых изваяний», о котором говорит пророк Иезекииль; это апокалиптические мотивы (звезда Апокалипсиса, меч, чаша гнева, число зверя). На примере воплощения библейских топосов Иерусалима и Вавилона мы можем наблюдать процесс секуляризации творческого сознания; заметную роль играет библейская символика крови и мотив жертвоприношения (акеды). Мотив предательства, переосмысление взаимоотношений Иисуса Христа и Иуды, мотив страстей Христовых также можно отнести к константным в мировой литературе. Ощущение мировоззренческой и политической катастрофы, характерное для ХХ века, вызывает к жизни неверие в божественное слово; отсюда мотивы разрушения дома, смерти Отца – основной противодействующей хаосу силы. Однако новозаветные символы – животворящее слово Бога, звезда Рождества, храм Бога, воскресение Христа по-прежнему остаются предметом творческого осмысления и означают надежду на грядущее избавление от инфернальной силы. Библейская символика света особенно значима для гуманистического осмысления мировоззренческой ломки, происходившей в ХХ веке.
Выводы теоретико-методологического характера касаются таких категорий, как мотив, миф, символ, аллюзия, реминисценция, хронотоп, архетип, константа, интертекстуальность, метатекст. Их активное использование в инструментарии диссертации позволяет говорить о перспективах дальнейшей углублённой разработки единого методологического подхода, построенного на синтезе указанных категорий. Это открывает для сравнительного литературоведения (и шире – для гуманитарного культурологического познания в целом) новые гносеологические пути. Т.о., избранный методологический угол зрения дал возможность увидеть объективные закономерности, при других подходах незаметные, проследить специфику функционирования библейских мотивов в различных литературных контекстах и тем самым предметно выйти на архетипы и мифологемы мировой цивилизации в их сложных перекличках, взаимодействиях и переплетениях.
Из всего сказанного в диссертации Аленина Игоря Сергеевича [Аленин И.С. Функции библейских мотивов в системе художественных констант мировой литературы XX века: Автореферат диссертации … докт. филол.огии: 10.01.06. – Кишинев, 2007] можно сделать основной вывод о том, что библейские мотивы в системе художественных констант выполняют функцию скрытых «несущих конструкций», превращающих разрозненные тексты в целостную мировую литературу ХХ века. Многочисленные интертекстуальные диалоги, сходные константные мотивы, базовые мифологические общности, обнаруженные в творчестве авторов, разделённых континентами и творческими стилями, религиозными убеждениями и политическими взглядами, наглядно демонстрируют, что Библия для литературы ХХ века остаётся мощным объединяющим фактором, единым метатекстом цивилизации, общим языком культуры. Именно в этом контексте необходимо рассматривать «Иуду Искариота» Л. Андреева [Андреев Л. Иуда Искариот. – М., 2007] .
В диссертации Никулиной Надежды Александровны [Никулина Н. А. Мотивная структура романа – эссе Д.С. Мережковского «Иисус Неизвестный»: Автореферат дис. ... канд. филол. наук : 10.01.01. –Тюмень, 2002] также рассматривается тема «Иуды Искариота» Л. Андреева. Выбор материала обусловлен техникой мотивного анализа с привлечением в область изучения литературного произведения культурных текстов, интерпретация которых может способствовать описанию неявных смысловых уровней основного литературного материала. Поэтому в объект исследования включены такие художественные тексты, как «Легенда о Великом инквизиторе» (глава из романа Ф.Достоевского «Братья Карамазовы» [Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы. – М., 1981]), повесть Л.Андреева «Иуда Искариот» [Андреев Л. Иуда Искариот. – М., 2007] и роман М.Булгакова «Мастер и Маргарита» [Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. - М.: Художественная литература, 1981]. Выбор именно этих текстов, субъективный характер которого очевиден, объясняется тем, что во всех этих произведениях представлена литературная версия жизни Иисуса Христа. Кроме того, этот ряд составляют произведения из разных культурных эпох, из различных духовных ситуаций (1887г.- 1907г.; 1929-1940г.), каждая из которых отразилась в жизненном и творческом опыте Мережковского и может помочь в описании мотивной структуры его произведения. Из обширного опыта научных и богословских интерпретаций Евангелия в область наблюдений вошли такие книги, как «Жизнь Иисуса» Д.Штрауса [Штраус Д. Жизнь Иисуса. - М., 1907], «Жизнь Иисуса» Э.Ренана [Ренан Э. Жизнь Иисуса. - М., 1991], «Жизнь Иисуса» Ф.Мориака [Мориак Ф. Жизнь Иисуса. - М., 1991].
По мнению диссертанта, принципиально не завершенный и потому не обозримый в перспективе всего произведения Мережковского, сюжет жизни героя Иисуса Неизвестного в границах «художественного апокрифа» предстает перед читателем как сюжет богоявления. Эпизоды, составляющие «художественный апокриф» (их десять: «два маленьких Апокрифа» о Благовещении и Рождестве; апокриф о Пастушке; апокриф с девочкой-двойником, явившейся Мирьям; небольшой апокриф о пребывании Иисуса в назаретсткой синагоге; два апокрифа о Крещении; апокриф об Искушении; стихотворный апокриф; апокриф о Царстве Божием), сюжетно связаны между собой. Доказательством тому являются не только характерные обороты, указывающие на продолжение одного фрагмента другим, но и особенности их мотивной организации. В работе предлагается мотивный анализ эпизодов, представляющих «художественный апокриф». По мнению диссертанта, в масштабах сюжетного оформления земной жизни Иисуса Неизвестного все его эпизоды выстраиваются в целостное высказывание о постижении Тайны Бога.
Рассказ об одном из учеников Иисуса (Иуде) «Иуда Искариот» - единственное произведение Л.Андреева, где среди персонажей присутствует фигура Иисуса. Противостояние двух центральных персонажей (Иисуса и Иуды) оформляется здесь уже на уровне их портретных характеристик. Облики героев соотносятся по принципу отражения (но кривого: насколько прекрасен Иисус, настолько безобразен Иуда). Это «зеркало» является основанием конфликта, который разрешается в евангельской последовательности распятием Иисуса и самоубийством Иуды. Не одно «зеркало», не два, а система отражений – условие для собирания внешних границ героя и в произведении Мережковского [Мережковский Д.С. Собрание сочинений. В 4 томах. - М.: Правда, 1990]. Внутренний конфликт Иуды в повествовании Андреева обозначен через мотив тишины (молчания): ученику важно, что скажет Учитель, Иуда ждет ответа, который способен разрешить все терзания, но Иисус молчит.
В диссертации Никулиной Надежды Александровны [Никулина Н. А. Мотивная структура романа – эссе Д.С. Мережковского «Иисус Неизвестный»: Автореферат дис. ... канд. филол. наук : 10.01.01. –Тюмень, 2002] утверждается, что общим в принципах изображения героя Иисуса у Мережковского и Л.Андреева, как считает диссертант, является то, что оба художника пользуются поэтикой отражения, одновременно определяя сюжет этого героя мотивами молчания и тишины.
В диссертации Рубан А.А. [Рубан А.А. Мифопоэтика и интертекст прозы Л. Андреева: Автореф. дис... канд. філол. наук: 10.01.02.- НАН України. Ін-т л-ри ім. Т.Г.Шевченка.. — К., 2002] впервые осуществлен системный анализ прозы Андреева в связи с проблемами мифотворчества и интертекстуальности литературы XX века. При этом получили подтверждение и существенное развитие  предположения ученых о неомифологической природе произведений Андреева, рассмотрение которых с учетом этой особенности выявило их глубинные идейно-художественные пласты и показало их общечеловеческую значимость. Были обнаружены высокая степень и специфика интертекстуальности прозы Андреева, сопряженная с чрезвычайно свободным использованием элементов разных эстетических систем и достижением на их основе оригинальной художественной целостности. В частности, были установлены не отмеченные прежде связи с интертекстом Библии, античной мифологии, произведениями классической русской литературы, значительно расширившие представления о миропонимании и творческом методе ее автора, а также  о его месте в русской и мировой литературе.
Проблематика его произведений соприродна древним мифам. Кроме того, одной из важных проблем становится уяснение роли ницшеанского мифа в жизни современного человека, типа сверхчеловека и претендента на роль человекобога. От произведения к произведению такой герой эволюционирует, приобретая новые мифологизированные черты. Андреев постепенно развенчивает претензии личности на роль сверхчеловека, а также целых народов и государств на роль властелинов мира. Символические образы и мотивы у Андреева, как правило, перерастают в мифологические, становятся не только антропоморфными, но и гротесково “многоликими”, зачастую они приобретают экзистенциально-мифологический характер. Осуществленное Рубан А.А. [Рубан А.А. Мифопоэтика и интертекст прозы Л. Андреева: Автореф. дис... канд. філол. наук: 10.01.02.- НАН України. Ін-т л-ри ім. Т.Г.Шевченка.. — К., 2002] исследование позволило по-новому истолковать эстетическую природу прозы Андреева. Обоснован отказ от трактовки произведений писателя как реалистических или “неореалистических” и выявлено их типологическое сходство с модернистской прозой рубежа XIX – начала XX вв. Проза Андреева вписана в новый контекст – русской и западноевропейской неомифологии XX века.
В диссертации Филоненко Натальи Юрьевны [Филоненко Н. Ю. Становление и развитие поэтики экспрессионизма в творчестве Л. Н. Андреева 1898-1908 годов: Автореферат дис. ... канд. филол. наук : 10.01.01. - Липецк, 2003] исследуется следующий аспект творчества Андреева. В русской литературе рубежа XIX - XX века творчество Л. Н. Андреева занимает особое место. Возникнув как средоточие духовно-нравственных, интеллектуальных и художественных поисков, творческое наследие писателя определило ведущие тенденции развития русского и мирового искусства XX века. Л. Андреева можно назвать одной из ярчайших фигур своего времени, оставившей оригинальный след в искусстве. В его творческом методе причудливо переплелись реализм и новейшие веяния начавшегося столетия. Творчество Андреева в целом было неотъемлемой частью литературно-художественной жизни России начала века. Его имя вызывало бурную реакцию на страницах печати, ему были посвящены книги, статьи, рецензии. О его произведениях существует множество положительных и даже восторженных откликов. Интерес современников к философским проблемам, к нравственно-этическим вопросам, поставленным Андреевым, привел к тому, что до революции почти не было исследований, посвященных анализу художественной специфики творчества Андреева.
Реалисты и символисты зачастую не принимали у Андреева тех тенденций, которые позже были названы экспрессионистическими. Символисты находили, что творчество Андреева создает впечатление «тяжелого кошмара», что оно лишено «мистического чувства», «прозрения за кору вещества» и напоминает «революционную казенщину». Сам же писатель с сомнением относился к однозначному определению
места своего творчества в литературном процессе. Подобно экспрессионистической «литературе крика», зародившейся в немецкой литературе несколько позднее, писатель стремился к тому, чтобы в его произведениях каждое слово кричало о том, что наболело в его душе. Однако стремление Андреева ошеломить своим словом читателя не имело прочной традиции в русской литературе, и современные критики отнеслись к этому тяготению писателя неоднозначно, а подчас и негативно. Начиная с 20-х годов, в отечественной критике появились высказывания о родстве творчества экспрессионистов и Андреева. Диссертация Филоненко Натальи Юрьевны [Филоненко Н. Ю. Становление и развитие поэтики экспрессионизма в творчестве Л. Н. Андреева 1898-1908 годов: Автореферат дис. ... канд. филол. наук : 10.01.01. - Липецк, 2003] продиктована необходимостью целостного анализа творческой эволюции Л. Н. Андреева в указанный период, изучением особенностей художественного отражения мира в его произведениях, не только сблизивших его творчество с экспрессионизмом, но и во многом опередивших судьбу этого направления. Писателя можно назвать одной из ярчайших фигур
своего времени, оставивших оригинальный след в мировом искусстве. В его творческом методе причудливо переплелись реализм и новейшие веяния начавшегося столетия.
Таким образом, в диссертации Аленина Игоря Сергеевича [Аленин И.С. Функции библейских мотивов в системе художественных констант мировой литературы XX века: Автореферат диссертации … докт. филол.огии: 10.01.06. – Кишинев, 2007] можно сделать вывод о том, что библейские мотивы в системе художественных констант выполняют функцию скрытых «несущих конструкций», превращающих разрозненные тексты в целостную мировую литературу ХХ века, к которой относится произведение Л. Андркеева «Иуда Искариот». Согласно исследованию Касьянова Анатолия Васильевича [Касьянов А. В. Библейские мотивы и образы в сюжетостроении русского романа xx века: Автореферат дис. ... канд. филол. наук : 10.01.01. – Пермь, 2007] произведение Л.Андреева «Иуда Искариот» принадлежит тому типу литературных произведений на раннехристианскую тему, начало которому было, вероятно, положено книгой Э. Ренана «Жизнь Иисуса». «Иуда Искариот» - произведение, использующее и переосмысляющее новозаветное предание и тяготеющее к жанру «исторического повествования», сюжет которого нарастает на хронологической фабуле.
В диссертации Рубан А.А. [Рубан А.А. Мифопоэтика и интертекст прозы Л. Андреева: Автореф. дис... канд. філол. наук: 10.01.02.- НАН України. Ін-т л-ри ім. Т.Г.Шевченка.. — К., 2002] впервые осуществлен системный анализ прозы Андреева в связи с проблемами мифотворчества и интертекстуальности литературы XX века. При этом получили подтверждение и существенное развитие  предположения ученых о неомифологической природе произведений Андреева, рассмотрение которых с учетом этой особенности выявило их глубинные идейно-художественные пласты и показало их общечеловеческую значимость. Были обнаружены высокая степень и специфика интертекстуальности прозы Андреева, сопряженная с чрезвычайно свободным использованием элементов разных эстетических систем и достижением на их основе оригинальной художественной целостности. Символические образы и мотивы у Андреева, как правило, перерастают в мифологические, становятся не только антропоморфными, но и гротесково “многоликими”, зачастую они приобретают экзистенциально-мифологический характер. А.А. Рубан отрицает наличие реализма в творчестве Л. Андреева. С чем не согласен другой диссертант Филоненко Н. Ю.
В диссертации Филоненко Натальи Юрьевны [Филоненко Н. Ю. Становление и развитие поэтики экспрессионизма в творчестве Л. Н. Андреева 1898-1908 годов: Автореферат дис. ... канд. филол. наук : 10.01.01. - Липецк, 2003] утверждается, что в творческом методе Л. Андреева причудливо переплелись реализм и новейшие веяния начавшегося столетия. Реалисты и символисты зачастую не принимали у Андреева тех тенденций, которые позже были названы экспрессионистическими. Символисты находили, что творчество Андреева создает впечатление «тяжелого кошмара», что оно лишено «мистического чувства», «прозрения за кору вещества» и напоминает «революционную казенщину». Сам же писатель с сомнением относился к однозначному определению
места своего творчества в литературном процессе. Подобно экспрессионистической «литературе крика», зародившейся в немецкой литературе несколько позднее, писатель стремился к тому, чтобы в его произведениях каждое слово кричало о том, что наболело в его душе. Однако стремление Андреева ошеломить своим словом читателя не имело прочной традиции в русской литературе, и современные критики отнеслись к этому тяготению писателя неоднозначно, а подчас и негативно. Начиная с 20-х годов, в отечественной критике появились высказывания о родстве творчества экспрессионистов и Андреева.