Советско-Китайский конфликт на КВЖД (1929) и его урегулирование

Оглавление
Введение
Глава I
Проблема Китайско-Восточной железной дороги в советско-китайских отношениях

§ 1 Советско-китайское Соглашение 1924 года по управлению КВЖД и его реализация

§ 2 Ухудшение советско-китайских отношений в сфере управления КВЖД

Глава II
Советско-китайский конфликт на КВЖД 1929 года и его последствия

§ 1 Причины конфликта 1929 года на КВЖД

§ 2 Советско-китайский конфликт 1929 года и его последствия

§ 3 Урегулирование советско-китайского конфликта 1929 года

Заключение

Список использованной литературы

Советско-Китайский конфликт на КВЖД (1929) и его урегулирование

Хотим заметить, что основные конфликты в советско-китайских отношениях в 1927 г. развивались вне пределов Маньчжурии. Более того, НКИД отмечал, что положение в Маньчжурии показало, что мукденские власти не шли на полный разрыв с советским правительством.
Очередное обострение международных отношений на Дальнем Востоке и, в частности, в Маньчжурии, было вызвано активизацией японской политики в Китае. 3 мая 1928 г. в провинции Шаньдун произошли события, известные как цзинаньский инцидент.
Все события 1927-1928 гг. (разрыв советско-китайских отношений, японская агрессия в Шаньдуне, военные действия в Китае) создавали сложный фон для осуществления совместного управления КВЖД. После вынужденного отзыва своего представительства из Пекина Советский Союз имел в 1928 г. лишь несколько консульствв северной и северо-восточной частях Китая (в Пекине, Харбине, Мукдене). Китайское посольство (во главе с поверенным в делах) и китайские консульства в СССР продолжали осуществлять свою деятельность без каких-либо ограничений со стороны советских властей.
Итак, итоги совместного управления КВЖД за период 1924-1928 гг. оказались не очень утешительными, поскольку сразу же началась жесткая борьба советской части правления и китайских властей за реальную власть над дорогой. В этот период КВЖД – постоянный источник конфликтов разной степени в советско-китайских отношениях и напряженности в международных отношениях на Дальнем Востоке в целом.
Глава II
Советско-китайский конфликт на КВЖД 1929 года и его последствия
§ 1 Причины конфликта 1929 года на КВЖД
Советско-китайские отношения 1929 года, узловым событием которых являлся конфликт на КВЖД, в отечественной историографии подвергался достаточно глубокому анализу. Однако концепция взаимоотношений Советского Союза и Китая на рубеже 20-30-х гг. в исторической литературе советского периода строилась на заданной методологической посылке, носившей отчетливо выраженный политико-идеологизированный характер. В советской литературе традиционный подход к исследуемой проблеме сводился к утверждению, что «противоречия между прогрессивным демократическим движением, возглавляемым КПК, и реакционным, диктаторским режимом Чан Кайши, вылившиеся в затяжную вооруженную борьбу», являются определяющими в социально-политической жизни Китая нанкинского десятилетия (1927-1937).23
Как известно, важнейшим политическим результатом Северного похода (1926-1928) явилось объединение страны, образование национального правительства в городе Нанкине и включение Маньчжурии в орбиту власти Чан Кайши в конце декабря 1928 года. Последняя акция явилась крупным политическим успехом нанкинского правительства, укрепила его позиции как внутри страны, так и в системе международных отношений, способствовала бурному росту национального самосознания китайского населения. С этого времени особое значение и звучание в советско-китайских отношениях приобретает вопрос о статусе КВЖД.
В обстановке бурного роста националистических и антисоветских настроений в стране, вызванных апрельскими событиями 1927 года,24 маньчжурские власти предприняли шаги к упрочению позиций Китая на КВЖД. Серьезной попыткой в этом направлении стал захват 22 декабря 1928 года телефонной станции в Харбине, принадлежавшей КВЖД.
Москва, учитывая высокую напряженность в советско-китайских отношениях, данный инцидент перевела в русло нотной переписки, занявшей довольно длительное время. Советская сторона, идя навстречу пожеланиям китайских властей и стремясь сохранить свой престиж, предлагала решить возникшую проблему путем компромисса. Советское правительство считало целесообразным принять китайское предложение о выкупе телефонной станции, но при условии, что китайская сторона признает ее захват.25 Однако маньчжурские власти предложенный вариант оставили без внимания.
Захват телефонной станции побудил правительство СССР обратить более пристальное внимание на характер советской политики на КВЖД. Так, заместитель народного комиссара по иностранным делам Л.М. Карахан представил доклад, в котором рекомендовал безотлагательно начать процесс урегулирования всех спорных вопросов по КВЖД и прежде всего согласиться на проведение в жизнь принципа паритета, предложить китайцам совместно заняться проблемами увеличения доходности дороги, отказаться от фактически неограниченных прав, которыми наделен управляющий дорогой.26
Однако, несмотря на ухудшение советско-китайских отношений на КВЖД, советское руководство не спешило начинать переговорный процесс с китайской стороной по обозначенным Караханом вопросам. Только 14 марта 1929 года на заседании политбюро ЦК ВКП(б) было принято решение приступить к переговорам в правлении КВЖД по существу.27
Интересно отметить, что на следующий день, 15 марта, начал работу III съезд гоминьдана, в манифесте которого было заявлено об аннулировании политики «сань да чжэнти», а СССР был объявлен страной красного империализма.28
На мартовском пленуме ЦК ВКП (б), по существу, впервые были намечены основные контуры будущих советско-китайских переговоров по КВЖД. По поводу прав управляющего КВЖД политическое руководство страны не собиралось идти ни на какие уступки. В протоколе было записано: «никакого ограничения фактических прав управляющего дорогой не допускать».29 Принцип паритета было решено проводить в жизнь «с тем условием, что замещение китайских должностей не может производиться принявшими китайское подданство русскими белогвардейцами».30 По третьему вопросу никаких оговорок не делалось. Политбюро утвердительно высказалось за «введение на дороге китайского языка как в делопроизводстве, так и в счетоводстве».31
Вместе с тем, уступки советской стороны должны были компенсироваться заключением соглашения по вопросу о телефонной станции. Китайская сторона должна была согласиться на ее выкуп и на «включение в соглашение специального пункта о недопустимости тех приемов, которые были применены китайцами в отношении телефонной станции, а также того, что эти приемы не будут применяться в дальнейшем».32
Из решений политбюро видно, что советское руководство планировало вести переговоры по вопросам КВЖД не в рамках советско-китайской конференции, как это было предусмотрено пекинским соглашением 1924 года (статья 2), а в правлении дороги и только с маньчжурской администрацией. Правовой основой для переговоров с последней служило Мукденское соглашение от 20 сентября 1924 года. Таким образом, советское правительство по вопросам КВЖД становилось на путь сепаративных переговоров с администрацией Мукдена. Такой шаг был детерминирован рядом обстоятельств, прежде всего, политико-идеологического характера. Важнейшим из них являлась взаимная классовая ненависть Нанкина и Москвы.
Полагаем, что только этим, в значительной мере, можно объяснить тот факт, что советское руководство в этот период времени не учитывало особенности внешнеполитической доктрины правительства Чан Кайшан. Так, в Москве не могли не знать о решениях IV Пленума ЦИК гоминьдана, состоявшегося в феврале 1928 года. Именно на нем была определена главная цель внешней политики национального правительства Китая – отмена «неравноправных договоров политическим путем, т.е. путем переговоров с иностранными державами, восстановление суверенитета страны. В случае отказа держав от переговоров предусматривалось их одностороннее аннулирование».33 Более этого, этот пленум гоминьдана принял решение «об отказе Китая от сотрудничества с СССР и аннулировании всех соглашений с ним».34 В отечественной историографии решения этого пленума гоминьдана характеризуются как враждебные СССР.35
В таких условиях сесть за стол переговоров с представителями пекинского правительства для советского руководства означало бы признание его как национального. Одновременно это свидетельствовало бы о забвении интересов как китайских, так и мировой пролетарской революции.
В свою очередь маньчжурские власти предполагали начать переговорный процесс с советской стороной по широкому кругу вопросов еще в середине февраля 1929 года. Однако переговоры тогда не состоялись. Ответственность за их срыв отечественные историки возлагают на мукденскую администрацию.36 Не отрицая негативной роли маньжчурского правителя Чжан Сюэляна с его антисоветизмом на исход февральских переговоров, необходимо принимать во внимание также и то, что к этому времени советская дипломатия еще не получила разрешение от политбюро ЦК ВКП(б) на ведение переговоров по выдвинутым китайцами предложений. Как известно, без санкций высшего политического органа советского государства не решался ни один внешнеполитический вопрос. Как уже отмечалось, такое разрешение было получено на мартовском пленуме ЦК ВКП(б).
Пассивность советской стороны в решении всего комплекса вопросов по КВЖД оборачивалась для советского государства потерей его позиций в Маньчжурии. На это обстоятельство особое внимание обращалось уже в упомянутом ранее докладе Л.М. Карахана, который подчеркивал, что если раньше китайцы были заинтересованы в одновременном решении всего комплекса спорных вопросов, то в настоящее время наиболее заинтересованной в этом стороной является СССР, и что только основательно проработав все эти вопросы и наметив без нажима извне удовлетворяющую китайцев компромиссную программу, СССР сумеет сохранить свои позиции на дороге.37
К весне 1929 года обстановка на КВЖД приняла угрожающий для советско-китайских отношений характер. В отечественной литературе большинство исследователей утверждает, что основными источниками обострения между СССР и Китаем в Маньчжурии являлись антисоветизм Чжан Сюэляна и приближенных к нему людей, а также политика держав, заинтересованных в ослаблении позиций Советского Союза в дальневосточном регионе.38 Все эти обстоятельства, несомненно, нельзя не принимать во внимание при анализе советско-китайских отношений. В тоже время исследователям нельзя игнорировать тот факт, что усиленно негативных настроений китайского населения против присутствия русских на КВЖД способствовали, по нашему мнению, с одной стороны, историческая память китайцев о событиях 1900 года в Маньчжурии. Тогда, как известно, царские генералы жестоко расправились с участниками восстания ихэтуаней. С другой, невыполнение советской стороной всех условий мукденского соглашения о КВЖД и совместное управление ею рассматривались китайской общественностью как известное ограничение суверенитета страны. Усилению советско-китайского антагонизма способствовало и то, что КВЖД советским руководством использовалась в значительной мере в качестве инструмента советской политики в Китае. На последнее обстоятельство обращал внимание Г.В. Чичерин. В письмах к Л.М. Карахану весной 1926 года он особо подчеркивал, что настал момент, когда надо во что бы то ни стало немедленно круто изменить всю линию, прекратить использовать КВЖД в политических целях, которое теперь будет играть только роковую роль и восстановить характер КВЖД как чисто коммерческое предприятие с подчинением НКПС.39 Однако советское руководство не изменило своего курса в Северное Маньчжурии.
К весне 1929 года обстановка на КВЖД для интересов Советского государства все отчетливее приобретала угрожающий характер. Данное обстоятельство побуждало советскую сторону предпринять вполне конкретные шаги, направленные на разрядку напряженности в советско-китайских отношениях. Решение этой задачи было поручено генеральному консулу в г. Харбине Б.Н. Мельникову.
Встреча советского дипломата с главой маньжчурской администрацией Чжан Сюэляном состоялась 26 марта 1929 года. В отечественной истории утверждается, что переговоры оказались безуспешными, поскольку китайское руководство заняло непримиримую позицию, отказываясь вернуть телефонную станцию.40
Советско-китайские переговоры в Мукдене со всей очевидностью свидетельствовали о том, что обе стороны не были готовы идти на принятие компромиссного решения по вопросам КВЖД. В то же время государственно-национальные интересы Китая и логика национально-революционной борьбы со всей неизбежностью вели нанкинское правительство к усилению конфронтации с Советским Союзом о статусе КВЖД.
К лету 1929 года существовал ряд факторов как внутри Китая, так и за его пределами, которые могли бы способствовать успешной борьбе Китая с Советским Союзом за КВЖД.
Так, к первому фактору можно отнести то, что большая часть населения Китая, охваченная после 1928 года небывалыми до этого времени националистическими настроениями, была готова поддержать любые методы и средства правительства по превращению страны в могущественную державу с равными правами в международных отношениях.
Во-вторых, заметно укрепилось международное положение нанкинского правительства: оно было призвано в качестве национального всеми державами, за исключением СССР.
В-третьих, начавшийся мировой экономический кризис побуждал державы концентрировать внимание на решении внутренних проблем. Пакт Бриана-Келлога обязывал государства, его подписавшие, при разрешении международных конфликтов избегать войны как орудия национальной политики.
В-четвертых, положение Советского Союза на международной арене продолжало оставаться достаточно сложным: не были восстановлены дипломатические отношения с Англией, напряженными оставались отношения с правительствами тех государств, в состав которых входили представители социал-демократических партий.
В-пятых, в 1928-1929 гг. в Советском Союзе обострился кризис, в стране росла социальная напряженность, усилилась конфронтация между различными течениями в ВКП(б).
Хотим отметить, что важной вехой на пути эскалации советско-китайских отношений в Маньчжурии стали события, связанные с обыском китайской полицией помещения генерального консульства СССР в Харбине, о чем подробнее мы будем говорить чуть позже.
Советское руководство не собиралось идти ни на какие уступки или компромисс с Чан Кайши по следующим обстоятельствам.
Во-первых, в условиях вооруженной борьбы КПК с национальным правительством, начавшейся в августе 1927 года, железная дорога служила надежной артерией для связи с китайскими коммунистами. Необходимо подчеркнуть, что в ситуации начавшегося мирового экономического кризиса руководство ВКП(б) и Коминтерна проявляло повышенный интерес к революционному движению в Китае, так как, по их мнению, приближалась мировая пролетарская революция.
Во-вторых, с потерей КВЖД Советский Союз заметно ослабил бы свои позиции в дальневосточном регионе азиатского континента.
Таким образом, конфликт между Советским Союзом и Китаем на КВЖД в тот период был неизбежен.
§ 2 Советско-китайский конфликт 1929 года и его последствия
Обострение в 1929 г. конфликтной ситуации на КВЖД вплоть до вооруженного столкновения – закономерное следствие проводимой нанкинским правительством политики в отношении СССР. В этом сходятся как советские и российские, так и китайские авторы. Так, Сон До Чжин отмечал, что вооруженный советско-китайский конфликт на КВЖД явился прямым результатом практического осуществления китайскими властями курса на установление полного контроля над КВЖД. Этот курс, по мнению исследователя, особенно активизировался в конце 1928-начале 1929 гг., когда правительство Чан Кайши стало применять тактику революционной дипломатии в отношении навязанных Китаю иностранными державами неравноправных договоров.41
Как мы уже упоминали, сигналом к новой волне провокаций послужил захват телефонной станции КВЖД. 22 декабря 1928 г. отряд харбинской полиции во главе с инспектором Главного радио-телефоно-телеграфного управления Цзэн Бином занял помещение телефонной станции КВЖД. Для оправданния этого акта произвола китайские власти ссылались на принадлежность станции городу, на пункты городских положений о частных телеграфных предприятиях.
28 декабря Л.М. Карахан вручил поверенному в делах Китая в СССР Ляо Шичуну ноту, в которой потребовал немедленного освобождения станции, на что дипломатический комиссар МИД Китая в Харбине Цай Юньшэн предложил советскому правительству обсудить этот вопрос в порядке непосредственных переговоров в Харбине и получил на это согласие. Однако дальнейшего развития эта инициатива не имела: как и неоднократно ранее, китайская сторона попросту проигнорировала желание СССР решить данный спорный вопрос путем переговоров, а власти ОРВП, в свою очередь, продолжали оправдывать захват станции ее принадлежностью городу.
В этот же период в китайской и европейской прессе стали активно распространяться сведения о ведущихся советским правительством переговорах с Францией и США о продаже им КВЖД. Однако Карахан заявил, что слухи эти фабрикуются в Токио или Лондоне, поскольку японцы явно заинтересованы в поощрении дальнейшей агрессии китайцев. В телеграмме полпреду СССР в Японии А.А. Трояновскому он разъяснял советскую позицию: «наша политика в Маньчжурии по-прежнему сводится к недопущению обострения отношений с китайцами и к попыткам по всем спорным вопросам добиться приемлемого компромиссного решения».42 Этой позиции советское правительство придерживалось еще десять месяцев - до перехода Особой Дальневосточной армии Блюхера советско-китайской границы (17 ноября 1929 г.). Надо отметить, что срок это немалый, если учесть, что все эти месяцы китайская сторона допускала самые грубые нарушения советско-китайских соглашений и норм международного права. К фактам подобного произвола китайских властей относится и налет на советское генконсульство в Харбине в конце мая 1929 г.
Так, днем 27 мая в здание советского генконсульства в центре Харбина ворвался отряд китайской полиции и несмотря на протест консула Б.Н. Мельникова, полиция арестовала находившихся в здании посетителей и произвела обыск всех помещений, кроме кабинета Мельникова. Китайские и русские служащие харбинской полиции открыто забирали деньги и вещи, принадлежавшие консульству и сотрудникам, а против вице-консула Знаменского было применено физическое насилие. Все арестованные 39 человек - советские граждане, проживавшие в Маньчжурии, сотрудники Управления КВЖД и различных советских хозяйственных учреждений.43 Никто из сотрудников консульства арестован не был.
28 мая полицейские власти ОРВП опубликовали официальное разъяснение происшедшего: по агентурным данным, полученным Полицейским управлением, 27 мая в подвальном помещении генконсульства должно было проходить заседание последователей III Интернационала с участием коммунистов, проживающих на восточной линии КВЖД, и чтобы предотвратить это мероприятие и задержать участников совещания как нарушивших статью Мукденского соглашения о запрете коммунистической пропаганды на линии был послан наряд полиции, однако, участники совещания успели сжечь протоколы заседания и документы. Пепел был сфотографирован, и эти материалы широко распубликованы в местной прессе. По утверждению полиции, в консульстве были найдены документы с пропагандой, оружие и опий. Всего в собрании участвовали 41 сотрудник консульства и 39 посторонних. Последние были арестованы и доставлены в Полицейское управление.44 Один из обнаруженных документов - разговор по прямому проводу представителя Коминтерна в Харбине с Владивостоком-Москвой - содержал разъяснение методов военной и террористической работы в Маньчжурии, причем был почему-то напечатан на машинке с буквой «ять». Надо отметить, что документ был сфабрикован настолько грубо, что представители иностранных консульств и большинство русских эмигрантов отнеслись к нему крайне скептически. Английская и японская пресса прямо назвали публикуемые китайскими газетами документы подлогом. Но китайские власти были настроены весьма решительно: только за опубликование харбинскими «Новостями дня» телеграммы, выражающей сомнение в подлинности документа, газета была закрыта.45
Совершенно очевидно, что интерес Москвы к событиям в Китае был очень велик, в том числе и с точки зрения распространения идеологии коммунизма на Дальнем Востоке. Действительно, Советский Союз осуществлял значительную помощь Гоминьдану времен Сунь Ятсена, затем КПК. Однако в данном случае речь идет о грубой провокации, а не о реально существующем положении дел - о якобы ведущейся из советского консульства (а ранее посольства в Пекине) подрывной работе.