Особенности партийного строительства в России

ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА 1. ПРОПАГАНДА ЛИБЕРАЛЬНЫХ МИФОВ КАК НЕИЗМЕННЫЙ АТРИБУТ ПОСТСОВЕТСКОЙ ПАРТИЙНОЙ СИСТЕМЫ
ГЛАВА 2. НЕСОВЕРШЕНСТВО ПРЕДСТАВИТЕЛЬСКИХ ФУНКЦИЙ ПАРТИЙ, УЧАСТВУЮЩИХ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ БОРЬБЕ
ГЛАВА 3. НАЛИЧИЕ «ПАРТИИ ВЛАСТИ» В СИСТЕМЕ ПОЛИТИЧЕСКИХ ПАРТИЙ
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Особенности партийного строительства в России

Одним из негативных факторов, оказавшим влияние на развитие партий как в регионах, так и России в целом, стало отсутствие прочного социального фундамента партийных организаций. Разрушив старую социальную систему, гайдаровские реформы не послужили стимулом образования устойчивой социальной базы формирующихся партструктур.
Рассмотрим данную особенность более основательно и обратим внимание на типологические черты ведущих российских партий.
В частности, демократические партии и движения начала 90-х гг. представляли собой ассоциации интеллигентских клубов, предназначенных скорее для ведения бесконечных дискуссий о судьбах России, нежели для серьезной партийной работы. Надо признать, что им так и не удалось превратиться в инструменты социального представительства. Первые же роли играли организации, представляющие собой не партии как таковые (обладающие признаками как клубов единомышленников, так и представительских союзов), а ярко выраженные иерархические структуры. Яркий пример КПРФ – партии, чей электорат во многом формировался из представителей старших поколений российских граждан, воспитанных на идеалах социализма при руководящей роли КПСС. На примере КПРФ четко просматривается, что патронально-клиентельные отношения в российском обществе доминировали над неразвитыми гражданскими (договорными) связями.17
Что касается остальных участников партийной борьбы в современной России, то здесь ситуация приблизительно такова. Не только ЛДПР, но и «Отечество», и «Единство» - это, по сути, большие клиентелы или ассоциации клиентел. СПС и «Яблоко» – ассоциации интеллигентских клубов, причем если в организационном устройстве Союза правых сил еще прослеживаются представительские начала, то в «Яблоке» региональные союзы единомышленников объединяются скорее по принципу клиентелы, т.е. вокруг лидера. Все остальные, более мелкие, политические организации – большей частью либо клиентелы, либо клубы единомышленников, либо сочетание того и другого, либо вообще полукоммерческие организации, маскирующие оказание имиджмейкерских услуг имитацией политической деятельности.
Слабое формирование постоянного и приверженного электората также объясняется узостью одномоментного влияния отдельных партий в географическом аспекте. Фактически основная борьба за избирателей велась в крупных городах, федеральном центре, обходя стороной регионы.
Понятно, что в городах – центрах политической, экономической и культурной жизни страны новые политические процессы происходили раньше и развивались стремительнее, в отличие от районных глубинок, а в столичном центре – в отличие от регионов. Ярким примером такого рода в отношении партийного строительства служит тот факт, что создание в Москве блока «Демократическая Россия» произошло в январе 1990 г. В Перми же, например, областная организация «ДемРоссов» оформилась лишь октябре 1991 г., когда в столице партия уже переживала кризис, связанный с ее расколом.18
Далее, отметим то обстоятельство, что многие политические партии, возникшие в начале 90-х годов, унаследовали нежелательный партийный опыт КПСС: вождизм, демократический централизм, партийный бюрократизм и конформизм в поведении большинства членов партии. Особо следует отметить политическую нетерпимость к инакомыслящим гражданам, которая год за годом воспроизводит практику политической борьбы (войны) и не позволяет сформироваться практике политического соперничества, в большей степени свойственной гражданскому обществу.
В начале 90-х гг. многоликость российского общества, внутренняя социальная напряженность и глубокое расслоение населения по уровню благосостояния отрицательно сказались на рациональной оценке избирателей.
Под влиянием порочной партийной системы большинство голосовало на выборах не столько за программы и идеологию партий, сколько за их лидеров. Этим базовым обстоятельством объясняется возникшая в России в начале 90-х гг. супермногопартийность, представленная опять же в основном понятием «партий Садового кольца».19
Взять, к примеру, отношения между ЛДПР и её избирателями. Определенно, здесь имеют место быть какие-то специфические отношения, совсем не похожие на те, что обычно связывают электорат и партию, вызвавшуюся представлять его интересы. Одно время пользовалась популярностью гипотеза, родившаяся после декабря 1993 г., согласно которой значительная часть голосов была отдана за ЛДПР смеха ради (для «прикола» и т.п.). Тем не менее, ЛДПР до сих пор собирает миллионы голосов избирателей и имеет свое представительство в Государственной Думе. То есть, избиратель относится к ЛДПР, как это не покажется странным, вполне серьёзно. Он верит всему, что обещает В.Жириновский, а затем абсолютно не интересуется, выполняет ли тот свои обещания. Попытки указать ЛДПРовскому электорату на расхождение между словом Жириновского и его делом приводят к совершенно обратному эффекту – росту популярности самого Жириновского. Во всём этом проглядывает некая извращённая логика – логика люмпена, логика лагерного зэка.20
В целом, в условиях России личностный фактор в процессе ста­новления плюралистической политической системы сыграл огромную роль. Было создано множество партий и движений, общественно-по­литическое лицо которых определял тот или иной лидер. Так, широ­кую популярность в России получили партии Травкина, Шахрая, Гайдара, Жириновского, Явлинского и др.
Еще одной отличительным явлением стало то, что во второй половине 90-х гг. в политику стали активно включаться бизнесмены. Это люди, сумевшие в условиях агрессивной рыночной среды сформировать успешные бизнес-структуры. Однако им явно недостаточно экономической власти, и они устремились на поиски власти политической. Их приход в политические партии привнес в формирующуюся партийную среду поведенческие нормы «новых русских», превратив политику в разновидность бизнеса с теневым душком.
Далее, отдельные партии на протяжении длительного периода демонстрировали отсутствие тактической гибкости, что также негативно сказывалось на ее представительской функции и не способствовало повышению их рейтинга. К примеру, КПРФ из года в год повторяла одни и те же лозунги, не обращая внимания на всё большее их несовпадение с политическими реалиями.
Все эти черты российской партийной системы прочно укоренились в ней и, несмотря на изменения в партийном строительстве и рост числа партийных организаций, в 90-е гг. ситуации практически не менялась.
Так, по данным Минюста РФ, на конец октября 2001 г. в России было зарегистрировано 59 политических партий, 35 политических организаций и 104 политических движения.21
Согласно социологическим опросам в 2001 г. российский электорат, за светлое будущее которого так сильно и горячо готовы биться отечественные политики, похоже, показал, что в партиях совсем не нуждается. Согласно осеннему 2001 г. опросу фонда «Общественное мнение», 52% граждан убеждены, что политические партии приносят стране больше вреда, чем пользы; 17% опрошенных заявили при этом, что партии ставят своей целью добиться не народного, а собственного благополучия; 16% не нравится, что партии «грызутся между собой»; 11% убеждены в том, что на них тратится много бюджетных денег; каждый десятый опрошенный считает, что борьба за власть между партиями мешает исполнительной власти и угрожает общественной стабильности. То есть, несмотря на колоссальные усилия Кремля выстроить в России цивилизованное гражданское общество, где партии должны играть роль основного инструмента политического общения между властью и обществом, народ не понимает, зачем это вообще нужно.22
По прошествии чуть больше десяти лет с тех пор, как в стране была ликвидирована монополия КПСС на власть, российский народ уже заявлял, что многопартийность ему ни к чему. На вопрос ВЦИОМ «Сколько партий нужно России?» 34% россиян ответили: «Нужна одна сильная правящая партия» (41% опрошенных, впрочем, высказался за конкуренцию двух-трех партий). И причины такого общественного мнения понятны.
Начиная с середины 90-х гг. формируется стойкое неприятие общества к партийное системе. Достаточно сказать, что парламентские выборы 1995 г., рекордные по участию в них ранее никому не известных партий-однодневок и движений-призраков без лица и позиции, убедительно показали, что либеральная и социалистическая микропартийность потерпела поражение на всех фронтах, образовав целое кладбище провалившихся политических проектов. Провал многих партий объяснялся отсутствием какой бы то ни было поддержки и широких слоев населения, в совокупности с отсутствием сколько-нибудь определенных рациональных программных тезисов.
Игнорирование интересов общества переросло в неприкрытую потребность имевших хоть какой-то политический вес партий ограничиться борьбой за власть, причем с использованием дешевых PR-технологий и безнравственным «оболваниванием» избирателей.
Что касается грязных PR-технологий, то здесь можно сказать следующее. Одной из причин их использования в России является нарастающее проникновение в политику представителей криминальных сообществ. Ради депутатской неприкосновенности они прибегают к манипулированию общественным мнением, подкупу избирателей и запугиванию оппонентов.23 И здесь уже деятельность партийных лидеров не ограничивается одной лишь безответственностью.
В последующий период безответственность партийных лидеров привела к широкой внепартийной деятельности и самым причудливым союзам и закулисным соглашениям. По сути дела, на верхних этажах политики происходило формирование корпоративного слоя, связанного лишь «священным интересом» самоутверждения в публичном пространстве. Идеологическая обособленность демонстрировалась лишь для публики, становящейся объектом манипуляции с помощью партий. Идеология превращалась в служебный атрибут технологии или для консолидации политического актива.
Здесь стоит вспомнить исторический аспект партийного строительства в конце 90-х гг.
Сложившаяся политическая система России уже к 1998 г. находилась практически в том же состоянии, в котором она была накануне краха КПСС. Партии (точнее – их лидеры), лишенные какой-либо возможности участвовать во власти, вынуждены блокироваться с единственной целью – снести старую систему и попытаться занять более достойное место в условиях нового плюрализма. Притом, что широкий патриотический блок в 1999 г. не состоялся, вместо него на авансцену политической борьбы вышел такой монстр, как блок «Отечество – Вся Россия», в котором соединились государственническая риторика мэра Москвы Ю.Лужкова и сепаратизм глав внутренних российских республик, менталитет московского чиновничьего слоя и идеология радикального либерализма недавних сторонников Ельцина.
К середине лета 1999 г. казалось, что страна обречена на полное повторение сценария борьбы за власть 1987 – 1993 гг. Ведь блокирование различных сил снова шло не по идеологическим мотивам и даже не исходя из интересов стоящих за партиями социальных и финансовых групп, а «под лидеров», которые снова не собирались брать на себя никаких обязательств, меняя свои взгляды и лозунги применительно к обстановке, исходя из текущей конъюнктуры.
Качественно новым периодом в истории российского партийного строительства стало формирование партии «Единая Россия» которая, начиная с начала двухтысячных годов, опираясь на поддержку президента В.В. Путина и действовавший административный ресурс кремлевской администрации, вышла на лидирующие позиции в парламенте. С этого времени в России говорят, только об одной реально имеющей силу партии – «партии власти». Однако и ее назвать полноценной политической партией нельзя.
Созданная наспех с использованием все тех же PR-технологий и объединений различных политических блоков она отражала интересы огромной армии чиновников, приблизившихся к окружению новой кремлевской администрации. Неоднократно и президент В.В. Путин заявлял, что заинтересован в том, чтобы «Единая России» конструктивно взаимодействовала с исполнительной властью. Таким образом, созданная «сверху», как волеизъявитель сильной президентской власти в парламенте, «Единая Россия» никак не могла (ей было и незачем) снискать широкую поддержку народных масс, а, значит, ее представительские функции проявлялись весьма туманно.
Итак, ни одну из российских политических организаций, в том числе наиболее заметные из них, нельзя признать партиями в точном смысле этого слова. А стать таковыми им затруднительно в силу отсутствия в современной России сколько-нибудь развитых структур гражданского общества и вообще узости слоя граждан – людей, не просто хорошо знающих свои права и обязанности, но и готовых самостоятельно отстаивать первые и не за страх, а за совесть выполнять вторые. Ведь только на поддержку граждан и создаваемых ими гражданских союзов и могут опираться партии в своей политической деятельности.
Наконец, введение государственного финансирования партий как показывает опыт, подчас, не стимулирует ничего, кроме иждивенческих настроений, а значит, такое положение дел будет способствовать формированию не представительских союзов, а заурядных клиентел. Какой бы невеликой ни была сумма, выделяемая партиям, сама перспектива получения «халявных» денег магнитом потянет в политику многочисленных люмпенов. Серьезная же представительская организация, опирающаяся на сколько-нибудь широкие слои населения, вполне может обеспечивать себя сама, не запуская руку в карман налогоплательщиков, бoльшая часть из которых вовсе не желает поддерживать идейно и социально неблизкие себе объединения.
   Разговоры о том, что отказ от госфинансирования дает преимущества организациям, представляющим интересы «богачей», тогда как защитники «бедняков» оказываются в ущемленном положении, - чистой воды демагогия. Если социально незащищенные слои населения признают какую-либо организацию выразителем своих интересов, они найдут, в какой форме ее поддержать. Во всяком случае, они в состоянии помочь самым ценным политическим ресурсом – людьми. Если же организация, претендующая на роль защитника «широких народных масс», не способна организовать себе ни финансовой, ни какой-либо другой поддержки, это означает одно – ее претензии основаны лишь на горячем желании ее лидеров и активистов прорваться в большую политику.24
Итак, многочисленность партий не обеспечивала представительства региональных интересов огромной территории России и явно не вписывалась в федеративное устройство государства. Само определение партий как «партий Садового кольца» фиксировало оставшуюся от советского прошлого централизованную, московскую по своей прописке, политическую субъектность.
Яркой тенденцией партийного строительства в России является разрыв между институциональным предназначением партий и отсутствием их сколь-либо устойчивой связи с социальной структурой современного российского общества. Причин тому несколько и мы кратко рассмотрели наиболее значимые из них.
Таким образом, если взглянуть на современную российскую многопартийность с организационной точки зрения, следует признать, что ни одно из нынешних политических объединений не обладает признаками представительского союза в той степени, в какой это необходимо для полноценной политической партии. И, пожалуй, именно в этом, а отнюдь не в малой численности или недостатке региональных отделений, наиболее отчетливо дает о себе знать неразвитость отечественной партийной жизни. Российские партии не столько представляют интересы, сколько выражают настроения различных социальных слоев. Да им, по сути, и некого представлять – между ними и избирателями нет мощного пласта гражданских (представительских) союзов, и пока таковой не сформируется, вряд ли стоит ожидать появления сильных политических партий, а значит, и полноценной партийной системы.
Глава 3. Наличие «партии власти»
в системе политических партий
Еще одной важной особенностью партийного строительства в России является существование в различные периоды времени в течение 90-х гг. и по настоящее время так называемой «партии власти» - партии, которая была особо близка по своим идеологическим соображением центральной власти, ассоциируемой с президентом, его администрацией и приближенным к ним политическим субъектам. Фактически за созданием такой партии стоял федеральный центр.
Предпосылки существования такой партии просматривались уже в 1991 г. – имевший тогда большую популярность президент Б.Н. Ельцин, который встал во главе всей системы исполнительной власти, наличие большого числа чиновников из партийной номенклатуры бывшей КПСС, и рост числа политических партий, которые, в большинстве своем (как мы говорили выше) вступили в период либерального утопизма.
Для понимания феномена «партии власти», который до сих пор присущ российской партийной системе, кратко рассмотрим ее существование в историческом аспекте в контексте социально-экономического развития страны.
Начиная с 1991 г. основные программные принципы партий-победительниц (а вместе с ними и вся политическая мифология) становились частью правительственной программы или элементами ее пропагандистского оформления. Принятие Конституции 1993 г., обозначившей России как президентскую республику, где глава государства имел ощутимую власть в структуре исполнительной власти и его взаимоотношений с Федеральным Собранием Российской Федерации, предопределило сценарий дальнейшего партийного строительства.
Последующий крах большинства партий был неизбежным, ибо они лишались главного – собственной мифологии и собственных вождей, фактически перешедших на чиновничью службу. «Партия Кремля» (а в начале таковой можно назвать «Демократическую Россию») без сожаления отбросила общественных активистов, превратив их в маргиналов, продолжавших борьбу «за чистоту демократической идеи».25
Именно идеологическое однообразие позволяло аморфному движению «Демократическая Россия» вытеснять партии из сферы политической конкуренции. Лидеры этого движения не несли перед массой никакой ответственности. Именно в «партии Кремля» сосредоточились все атрибуты жизнеспособной политической структуры – политический миф (демократия, рыночные реформы, права человека), вождь (Ельцин), орденская структура (клан приближенных советников и «олигархов»). Сложенная практически полностью их элементов хозяйственных «верхов» прежней номенклатуры и поглотившая наиболее амбициозных лидеров демократического движения, новая номенклатура быстро оформилась в суперпартию, несущую на себе черты, унаследованные ею от КПСС, получив от последней не идеологические догматы, а организационную технологию.
С некоторых пор «партия власти» стала ассоциироваться с вполне обуржуазившимся слоем чиновников, сконцентрировавшим в своих руках рычаги управления в центре и на местах.
С середины 90-х гг. собственные политические организации, т.н. «партии власти», начал создавать и правящий слой российской бюрократии. В общем-то, никакой нужды в таких организациях данная часть российского чиновничества не испытывала. Она и без того была прекрасно организована, а кроме того – уже находилась у власти. Стимулом к партстроительству послужило для нее новое предвыборное законодательство, согласно которому половина депутатского корпуса нижней палаты парламента избиралась по партийным спискам. Появившиеся в результате образования представляли собой совокупность клиентел, верхушки которых объединялись вокруг центральной исполнительной власти по иерархическому принципу.26
В середине 90-х гг. в качестве «партии власти» выступала партия «Наш дом – Россия» (НДР). В 1995 г. руководители регионов вступали в «Наш дом – Россия» потому, что «партия власти» имела строго централизованный, иерархический характер, и никто из губернаторов, будь он избран или назначен, и помыслить не мог занять ступень в иерархии выше, чем та, которую ему отведет федеральная власть.
Структуру централизованной «партии власти» упрощенно можно было представить следующим образом: имелся верховный арбитр в лице президента, существовала высшая лига, которую составляли администрация президента и правительство, первая лига – руководители субъектов Федерации, и т.д.