Взаимодействие авторского и персонажного характера

Взаимоотношения авторского и персонажного характера


Содержание

Вступление
Взаимоотношение авторского и персонажного характера в художественном произведение
1.Человек – главный предмет литературы
2.Персонажи и их система
3. Автор – персонаж
Заключение
Литература

Взаимодействие авторского и персонажного характера

«Вот перешед через мост Кокушкнн,
Опершись задом о гранит.
Сам Александр Сергеич Пушкин
С мосьё Онегиным стоит.»13
Поэт и его персонаж стоят рядом.
Гоголь серьезнейшим образом пишет: «Но мы стали говорить довольно громко, позабыв, что герой наш, спавший во все время рассказа его повести, уже проснулся и легко может услышать так часто повторяемую свою фамилию. Он же человек обидчивый и недоволен, если о нем изъясняются неуважитель­но. Читателю с полугоря, рассердится ли на него Чичиков или нег, но что до автора, то он ни в каком случае не должен ссориться со своим героем: еще не мало пути и дороги придется им пройти вдвоем рука в руку; две большие части впереди — это не безделица»14
И мы должны Гоголю верить: продолжительный процесс вынашивания образа привелк тому, что он в создании автора из порождения его ума стал чем-то самостоятельным; образ получил право на «инобытие», хотя тем же порождением ума автора и остался – вполне очевидное диалектическое противоречие, являющееся посылкой возникновения настоящего искусства.
Отделение персонажа от автора – один из основных принципов реалистического искусства.
Белинский в этом вопросе был категоричен: «Чтобы изобразить верно данный характер, надо совершенно отделиться от него, стать выше его, смотреть на пего как на нечто оконченное».15
Так и Гоголь скрылся за лицом некоего рассказчика, с наивным умелением повествовавшего о необыкновенных достоинствах Ивана Ивановича, о его богомольности, природной доброте, необычайно деликатном обращении и о всех прочих его прекрасных качествах. Гоголь блестяще завершил процесс объективации персонажа; и здесь только в самой конце «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» «прорывается» автор, его отношение к описываемым событиям, к темлюдям, о которых только что шла речь: «Скучно на этом свете, господа!» Читатель ясно чувствует огромное расстояние, отделяющее ee автора от рассказчика, он (как и автор, хотя автор на протяжении повествования об этом ни разу не говорит) видит, ни богомольности, ни природной доброты, ни других необыкновенных достоинств, которыми так склонен восхищаться рассказчик, у Ивана Ивановича нет; его необычайная деликатность – карикатура на человеческие отношения.
Аналогичная ситуация в «Братьях Карамазовых». Мы мно­гое готовы простить Мите, читая показание Герценштубе, данное им на суде, про фунт орехов. Но Достоевский опять сдержан: «Как бы там ни было, а анекдотик произвел в публике некоторое благоприятное впечатление». 16И все.
А Флобер говорил: «Автор должен незримо присутствовать в своем произведение всюду, как бог во вселенной»17
Один из приемов объективации действительности без вмешательства автора – разоблачающее соседство.
«Счастливый, сияющий, точно «с месяцем во лбу», по выражению няньки, пришел он (Обломов) домой, сел в угол дивана и бысро начертил по пыли на столе крупными буквами: «Ольга»»18
«Гаев: «…Проценты мы заплатим, я убежен…(Кладет в рот леденец)»
19
«Тонкая ирония», «власть писателя над своим творением» возможны только тогда, когда образ отделен от автора, когда автор, устраняя себя, находит силы в должной мере объективировать персонаж.
Несколько примеров.
Из патриотического письма Жюли княжне Марье : « Я вам пишу по –русски, мой добрый друг, потому, что я имею ненависть ко всем французам, равно и к языку их, который я не могу слышать, говорить…Мы в Москве все восторженны через энтузиазм к нашему обожаемому императору»20 Авторских комментариев нет, но как многогворяща конструкция фразы! В ней и система воспитания, принятая в привилегированной части русского общества, и патриотизм в кавычках, вызванный чрезвычайными обстоятельствами, и оторванность от народа. Вся острота иронии – в объективной передаче «патриотических» излияний Жюли.
Чем нарочито спокойнее тон рассказа (автора «нет»), тем язвитеьнее ирония.
Из разговора Некрасова с крестьянским мальчиком:
« - Здорово парнище! – «Ступай себе мимо!»
- Уж бльно ты грозен, как я погляжу»21
Сколько любовной иронии в комически серьезной реплике поэта!
Пушкин и Горький!.. Великие из великих. Каждый из них открывает собою новую эпоху. Но попробуйте решить, за кого автор «Медного Всадника»? За Петра? За Евгения? Прямого ответа на этот вопрос нет. Автор — мыслитель, художник — на недосягаемой высоте. Он с замечательной художественной силой воздает должное Пет­ру за его государственную созидательную деятельность, он же с неменьшей художественной силой изображает трагическую обреченность маленького человека. Преклонение перед творчест­вом одного не мешает ему скорбеть об участи другого.
Другие конфликты рисовал Горький. Стоит окинуть мысленным взором все его произведения, начиная от «Челкаша» и кончая эпопеей «Жизнь
Клима Самгина», чтобы признать непреложным этот факт. В исскустве отделения персонажа от себя, в умении показать каждого в его сущности Горький — «бог» (если применить образное выражения Флобера). Каждый у него прав со своей точки зрении. Автора как будто нет, и тем не менее воздействие Горького начитателя могуче.
Таков Шекспир. К нему следует отнести то, чго Пушкин сказал о задачах «драматического поэта»: «Он не должен был хитрить и клониться на одну сторону, жертвуя другою. Не он, не его политический образ мнений, не его тайное или явное пристрастие должн было говорить в трагедии,— но люди минувших дней, их умы, их предрассудки. Не его дело оправдывать и обвинять, подсказывать речи. Его дело воскресить минувший век во всей его истине…»22 Шекспир сам является Шейлоком, Яго; он одновременно и Фальстаф и Гамлет. Поэт вовсе не судебный следователь, не прокурор; он не обвиняет, он не обличает. Когда Шекспир хотел дать «субъективное в объективном», он создавал трагедии «Гамлет», «Король Лир», «Макбет».
То же у Льва Толстого: «Я часто сильнее чувствую не пережитое мною действительно, а то, что я писал и переживал с людьми, которых описывал. Они сделались так же моими воспоминаниями, как действительно пережитое»23
В этом смысле поразительно признание Флобера: «...меня увлекают, преследуют мои воображаемые персонажи, вернее; я сам перевоплощаюсь в них. Когда я описывал отравление Эмми Бовари , у меня во рту был настоящий вкус мышьяка, я сам был так отравлен, что у меня два раза подряд сделалось расстройство желудка, самое реальное...» 24
Зачастую в сознании читателя образ сливается с самим автором (его характером, мировоззрением, настроен и т. д.) .
Когда такое слияние налицо: между читателем и автором образуется прямая. Мысль читателя обращается к образу, но не задерживается на нем, а направляйся прямо к автору. Например, в Костанжогло и Муразове так много от Гоголя, пульсация «пуповины», соединяющей образ с автором, столь явственна, что создается впечатление «Переписки с друзьями», а не художественного произведения.
Если образ в сознании читателя не сливается с автором,— «пуповина» отрезана; тогда уже получается не прямая линия от читатели к автору, а треугольник, который состоит из трех «углов»: читателя, образа и автора.
С, «треугольником» мы имеем дело, когда изучаем персонажи Шекспира, когда знакомимся, например, с Максимом Максимычем Лермонтова, Иваном Ивановичем Гоголя. Эти персонажи объективированы, они существуют сами по себе, вне их авторов; каждый из них — «замкнутый в самом себе мир». Названные авторы также представляют собою совершенно самостоятельную величину, имеют свой характер, свои взгляды, отнюдь не совпадающие с тем, что видим в созданных ими персонажах.
Необходимость отойти от себя, посмотреть на себя со стороны возникает и тогда, когда один из персонажей писателя автобиографичен, когда психика и поведение персонажа созвучны жизненному опыту, мыслям, переживаниям, настроениям автора. «Точки соприкосновения», как бы они ни были многочисленны, не должны лишать образ спонтанности. Персонаж, alter ego автора, тоже должен быть объективирован. Персонажа и автора можно иногда сближать, но нельзя отождествлять. О лирике мы не говорим. Весь смысл и значение лирики (как жанра заключается как раз в выражении субъективного (что, разумеется, не исключает в лирическом произведении наличия объективного). Дать себя в персонаже гораздо легче, чем отделить его от себя, объективировать.
Бальзак: «Как только автор появляется в произведении и начинает говорить от своего имени, иллюзия исчезает. Говоря от своего имени, автор производит на читателя то же впечатление, что
произвел бы на внимательных зрителей актер, прервавший свою роль, дабы приблизиться к рампе и после трех поклонов объявить: «Господа, наша товарка мадмуазель Марс не совсем здорова и просит снисхождения". В таких случаях я тут же надеваю шляпу, беру за руку своего друга и говорю: „Пошли". Я уже не в состоянии видеть ни Тартюфа, ни Элымиры, я вижу актера Флери и мадмуазель Марс. Очарование нарушено». 25
Остается добавить, что преодоление трудности объективации действительности, отделения персонажа от автора – одна из важнейших задач, стоящих перед писателем.. Творческий процесс – процесс объективации действительности – настоятельно требует «отрезания пуповины».
Заключение
Автор, если он подлинный художник, создает литературное произведение «для себя», в силу внутренней потребности; он пишет потому, что не может не писать. Но в своем творчестве автор всегда имеет в виду и читателя, особенности его восприятия, его внутреннего мира, его отношение к изображаемой действительности, - то идейное и эмоциональное воздействие, какое художественный образ должен будет оказать на его современников и последующие поколения. С целью стимулировать творчество читателя в желательном для себя направлении писатель мобилизует все имеющиеся у него средства. Литература – это судьбы людей, это сложность человеческих взаимоотношений, это действительность с ее противоречиями, это тонкость и глубина психологии персонажей, это творчество писателя, требующее ответного творчества читателя.
Искусство, художественная литература дают нам познание человека, действительности, самих себя, наконец. Искусство делает нас духовно богаче, оно беспредельно расширяет наши горизонты, приобщает нас ко всему человечеству, к его скорбям и радостям, к его бессмертию.
Литература
1.Абрамович Г.Л. Введение в литературоведение .- М.:Просвещение, 1979 2.Бахтин М.М. К методологии гуманитарных наук // М.М.Бахтин. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979.
3.Белинский В.Г. Полн. собр.. Соч., т4, т. 6 .- М., 1955