Н.В. Гоголь "Вечера на хуторе близ Диканьки", "Миргород".

Содержание
Введение
Глава I. «Вечера на хуторе близ Диканьки»
Украинская тема в русской литературе начала XIX века
«Вечера на хуторе близ Диканьки» как художественное открытие Н.В. Гоголя
Реальное и фантастическое в «Вечерах на хуторе…»
Пасичник Рудый Панько
Часть первая «Вечеров…»
Часть вторая «Вечеров…»
Усиление реалистических элементов в повести «Иван Федорович Шпонька и его тетушка»
Глава II. «Миргород»
Сборник «Миргород» как новый творческий этап в развитии Гоголя-художника
Прием контраста в сборнике «Миргород»
«Вий»
«Старосветские помещики»
«Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем»
«Тарас Бульба»
Заключение
Список литературы

Н.В. Гоголь "Вечера на хуторе близ Диканьки", "Миргород".

Но не следует забывать, что это – почти волшебная сказка. Идеал свободы выражен здесь в легкой и непринужденной, порой шутливой форме, свойственной именно сказке.
Отметим, что на языковом уровне в разбираемых нами повестях присутствует огромное количество украинских слов, которые, однако, довольно легко воспринимаются читателем: бачь ‘смотри’, турнуть ‘стремиться’, зачервонить, заступить и т. д. «Они помогают воссоздать колорит малороссийской жизни,а также расцветить художественную речь словами, свойственными различным сферам непринужденно-бытового, празднично-шутливого, жизнерадостного общения»9.
Часть вторая «Вечеров…»
Вторая часть «Вечеров на хуторе близ Диканьки» разнообразнее и шире первой по своему содержанию. «Ночь перед Рождеством» и «Заколдованное место», хотя некоторым образоми отличаются от предшествующих повестей, но, в сущности, примыкают к ним. В двух других повестях второй части мы обнаруживаем уже и нечто принципиально новое.
В повести «Страшная месть» Гоголь обратился к теме национально-освободительной борьбы украинского народа. Правда, исторический сюжет раскрывается в этом произведении отчасти еще в условно-романтическом плане, а события реальной истории причудливо переплетаются с характерными для всего цикла «Вечеров» элементами фольклорной легенды и сказки.
В центре повести – героический образ Дaнилы Бурульбаша – сурового и сильного человека. Ему резко противопоставлен образ колдуна, отца Катерины. Колдун – это получеловек-получудовище. Его фантастические метаморфозы и нагромождение мистических ужасов придают образу условно-романтический характер. Это несомненно ослабляло социальное звучание повести и давало Белинскому повод усмотреть в ней «ложное понятие о народности и искусстве».
Близость к народнопоэтической традиции окрашивает всю художественную структуру обеих частей «Вечеров». Но есть и некоторые различия между ними. В повестях второй части элементы романтической сказки более отчетливо переплетаются с серьезными размышлениями над трагическими сторонами жизни. Эта тенденция была выражена и прежде. Сейчас она становится глубже. Веселый, лирический колорит, присущий первой части книги, во второй сглаживается. Общий тон письма становится более сдержанным, серьезным.
Единственное, пожалуй, исключение во второй части книги – «Ночь перед рождеством». Здесь еще бьет через край лирический ритм, характерный для «Сорочинской ярмарки» или «Майской ночи». Поэтический мир, в котором живут кузнец Вакула и прелестная Оксана, светел и безоблачен. Неслыханна красота ее и беспредельна его любовь к ней. Но рядом с этим светлым, лирическим миром, отражающим поэзию народной жизни, существует другой мир, в котором главенствуют раболепие и корысть, лукавство и высокомерие. В резком обличительном контрасте сталкивает фантазия писателя образ народной Украины и официальный лик екатерининского Петербурга.
Усиление реалистических элементов в повести «Иван Федорович Шпонька и его тетушка»
В художественном мире молодого Гоголя характерно совместились те элементы «народнопоэтического» и «народно-действительного», о которых позднее писал Белинский: «Оба эти элемента образуют собою конкретную поэтическую действительность, в которой никак не узнаешь, что в ней быль и что сказка, но все поневоле принимаешь за быль». Многие страницы «Вечеров» явились как бы предощущением того нового, реалистического пути, по которому пойдет вскоре художественное развитие Гоголя.
В этом отношении весьма примечательна повесть «Иван Федорович Шпонька и его тетушка». Она стоит, казалось бы, несколько особняком в «Вечерах», выделяясь из всех других повестей этого цикла и содержанием своим и манерой письма. Вдохновенный, красочный мир романтической сказки, опоэтизированный Гоголем в предшествующих произведениях, здесь уступил место совсем иной сфере и совершенно другим человеческим судьбам. Царство житейской прозы, пошлость и скука повседневного быта, мелочные интересы пустых, ограниченных людей – вот тот мир, который неожиданно представляет здесь читателю Гоголь.
Уже в этой ранней повести Гоголь демонстрирует свое поразительное искусство портретной живописи, умение одним резким сравнением вылепить характер. Вот первое появление матушки Григория Григорьевича: «В то самое время вошла старушка, низенькая, совершенный кофейник в чепчике».
А вот Иван Иванович подходит к стоящей на столе водке: «в долгополом сюртуке, с огромным стоячим воротником, закрывавшем весь его затылок, так что голова его сидела в воротника, как будто в бричке».
И самое удивительное, что повесть о Шпоньке при всем своем резком отличии от других повестей «Вечеров» вовсе не «выламывается» из этого цикла, отнюдь не воспринимается как нечто в нем инородное, чужое. Напротив, «Иван Федорович Шпонька…» оказывается очень важной составной частью, всего цикла, позволяя по контрасту ярче и резче высветить два противостоящих мира – поэзию народной жизни и беспросветную прозу поместного бытия.
Весело и, казалось бы, добродушно рисует Гоголь картину ничтожного в своей пошлости поместного быта. Он вроде бы ничего не осуждает и не обличает, он лишь лукаво усмехается над всем этим беспросветным убожеством, которое нераздельно царит в повести.
* * *
Таким образом, в «Вечерах на хуторе близ Диканъки» раскрылось многообразие художественных возможностей молодого писателя. «Вечера на хуторе близ Диканьки» были восприняты современниками как заметное событие в литературе.
Глава II. «Миргород»
Сборник «Миргород» как новый творческий этап в развитии Гоголя-художника
«Повести, служащие продолжением “Вечеров на хуторе близ Диканьки” – таков подзаголовок «Миргорода».
Но эта книга была не просто продолжением «Вечеров». И содержанием, и характерными особенностями своего стиля она открывала новый этап в творческом развитии писателя. В изображении быта и нравов миргородских помещиков уже нет места романтике и красоте, преобладавшим в повестях пасичника Рудого Панька. Жизнь человека опутана здесь паутиной мелочных интересов. Нет в этой жизни ни высокой романтической мечты, ни песни, ни вдохновения. Тут изображено царство корысти и пошлости.
В «Миргороде» Гоголь расстался с образом простодушного рассказчика Рудого Панька и выступил перед читателями как художник, открыто уже и остро ставящий важные вопросы жизни, смело вскрывающий социальные противоречия современности. Именно в этой книге впервые проявилась типичная черта гоголевского творчества – его исследовательский, аналитический характер. Аполлон Григорьев справедливо заметил, что в «миргородском цикле» молодой писатель «уже взглянул оком аналитика на действительность».
От веселых и романтических парубков и дивчин, вдохновенно-поэтических описаний украинской природы Гоголь перешел к изображению прозы жизни. В этой книге резко выражено критическое отношение писателя к затхлому быту старосветских помещиков и пошлости миргородских «существователей». Действительность крепостнической России предстала в прозаической повседневности.
Прием контраста в сборнике «Миргород»
В сборнике «Миргород» Гоголь широко применяет свой излюбленный прием контраста, о котором он писал еще в «Арабесках». Прежде всего, это хорошо заметно на композиционном уровне.
Композиция «Миргорода» отражала широту восприятия Гоголем современной действительности и вместe с тем свидетельствовала о размахе и диапазоне его идейно-художественных исканий. Произведения, сталь разнородные по содержанию и стилю, были внутренне связаны между собой и в совокупности образовали единый, целостный художественный цикл. Обе части «Миргорода» построены контрастно: поэзия героического подвига в «Тарасе Бульбе» противостояла пошлости стара светских «существователей», а трагическая борьба и гибель философа Хомы Брута еще больше оттеняла жалкое убожество и ничтожность, героев «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем».
Все четыре повести «миргородского» цикла связаны, таким образам, внутренним единством идейного и художественного замысла. Вместе с тем каждая из них имеет и свои отличительные стилевые особенности.
О том, что эти контрастные краски в композиционной структуре «Миргорода» не были случайными, что они выражали сознательное намерение писателя, озабоченного возможно более современным звучанием своей исторической повести, об этом свидетельствует характерная деталь. В рукописи первой редакции «Тараса Бульбы» взволнованный лирический голос автора однажды открыто раздвинул рамки исторического сюжета и непосредственно обратился к своим современникам. Картину безудержного веселья и удали, открывшуюся взорам Тараса и его двух сыновей, только что прибывших в Сечь, Гоголь неожиданно завершает таким рассуждением: «Только в одной музыке есть воля человеку. Он в оковах везде. Он сам себе кует еще тягостнейшие оковы, нежели налагает на него общество и власть везде, где только коснулся жизни. Он – раб, но он волен, только потерявшись в бешеном танце, где душа его не боится тела и возносится вольными прыжками, готовая завеселиться на вечность».
«Вий»
Преемственность и вместе с тем различия гоголевских циклов весьма наглядно ощущаются, например, в повести «Вий».
Романтическая стихия народной фантастики, характерная для «Вечеров на хуторе», сталкивается в этой повести с отчетливо выраженными чертами реалистического искусства, свойственными всему циклу «Миргорода». Достаточно вспомнить искрящиеся юмором сцены бурсацкого быта, а также ярко и сочно выписанные портреты бурсаков – философа Хомы (Фомы) Брута, ритора Тиберия Горобца и богослова Халявы. Причудливое сплетение мотивов фантастических и реально-бытовых обретает здесь, как и в «Вечерах», достаточно ясный идейный подтекст. Бурсак Хома Брут и ведьма-панночка предстают в «Вии» как выразители двух различных жизненных концепций. Демократическое, народное начало воплощено в образе Хомы, злое, жестокое начало – в образе панночки, дочери богатого сотника.
В примечании к «Вию» автор указывает, что «вся эта повесть есть народное предание» и что он его передал именно так, как слышал, почти ничего не изменив. Однако до сих пор не обнаружено ни одно произведение фольклора, сюжет которого точно напоминал бы повесть. Лишь отдельные мотивы «Вия» сопоставимы с некоторыми народными сказками и преданиями.
Вместе с тем известная близость этой повести народнопоэтической традиции ощущается в ее художественной атмосфере, в ее общей концепции. Силы, противостоящие народу, выступают в обличье ведьм, колдунов, чертей. Они ненавидят все человеческое и готовы уничтожить человека с такой же злобной решимостью, с какой панночка-ведьма готова погубить Хому.
Мы говорили о близости «Вия» народнопоэтическим мотивам. Но в художественной концепции этой повести появляются и такие элементы, которые существенно отличали ее и от фольклорной традиции и от «Вечеров». Эти новые элементы свидетельствовали о том, что в общественном самосознании Гоголя произошли важные перемены.
Поэтический мир «Вечеров» отличался сваей романтической цельностью, внутренним единствам. Герои подавляющего большинства повестей этого цикла отражали некую романтизированную, идеальную действительность, в основе своей противопоставленную грубой прозе современной жизни. В «Вии» же, па справедливому замечанию исследователя, уже нет единства мира, «а есть, наоборот, мир, расколотый надвое, рассеченный непримиримым противоречием»10. Хома Брут живет как бы в двух измерениях. В беспросветную прозу его нелегкого бурсацкаго бытия вторгается романтическая легенда. И Хома живет попеременно – то в одном мире, реальном, то в другом, фантастическом. Эта раздвоенность бытия героя повести отражала раздвоенность человеческого сознания, формирующегося в условиях неустроенности и трагизма современной действительности.
Вся фантастическая история с панночкой-ведьмой просвечена характерной гоголевской иронией и юморам. Социальная проблематика повести кажется несколько приглушенной. На она тем не менее явственно проглядывает. Хама Брут и его друзья живут в окружении злых, бездушных людей. Всюду Хаму подстерегают опасности и лишения. Страшный образ Вия становится словно поэтическим обобщением этого лживого, жестокого мира.
«Вий» – это повесть о трагической неустроенности жизни11. Вся повесть основана на контрасте: добра и зла, фантастического элемента и реально-бытового, трагического и комического. И в этом красочном многоголосье художественных приемов, которые так щедро использует здесь Гоголь, отчетливо звучит страстный голос писателя, необыкновенно чуткого к радостям и печалям простого человека, к живой душе народа. Недаром Хома Брут, стоя у гроба панночки и с ужасом узнав в ней ту самую ведьму, которую он убил, «чувствовал, что душа его начинала как-то болезненно ныть, как будто бы вдруг среди вихря веселья и закружившейся толпы запел кто-нибудь песню об угнетенном народе».
В 1835 году в статье «О русской повести и повестях г. Гоголя» Белинский дал весьма положительную оценку «Вию» («эта повесть есть дивное создание»), но тут ж отмечал неудачу Гоголя «в фантастическом». Белинский принципиально не разделял увлечения Гоголя «демонической» фантастикой. Он полагал, что этот характер фантастики не соответствует дарованию писателя и отвлекает его от главного – от изображения жизни действительной.
«Старосветские помещики»
Во втором томе «Мертвых душ» Н.В. Гоголь писал, что изображение «несовершенства нашей жизни» является главной темой его творчества. К ней писатель вплотную подошел уже в «Миргороде».
Характерна в этом отношении повесть «Старосветские помещики». Писатель отразил в ней распад старого, патриархального помещичьего быта. С иронией, то мягкой и лукавой, то с оттенком сарказма - рисует он жизнь «старичков прошедшего века», бессмысленность их пошлого существования.
«Старосветские помещики» развивали ту тенденцию творчества Гоголя, которая впервые наметилась во второй части «Вечеров на хуторе близ Диканьки» – в повести «Иван Федорович Шпонька и его тетушка». Но «Старосветские помещики» знаменовали собой уже следующий более зрелый этап в художественном развитии Гоголя
Мелочность и пошлость гоголевских героев вырастала уже здесь в символ тупой бессмысленности всего господствующего строя жизни. Свойственное героям «Старосветских помещиков» чувство любви, дружбы, душеной привязанности становится никчемным, даже в какой-то мере пошлым потому, что прекрасное чувство несовместимо с пустой, уродливой жизнью этих людей.
Гуманистический смысл этой повести многозначен: он выражен и в чувстве глубокой симпатии писателя к своим героям, и в осуждении тех условий общественного бытия, которые сделали их такими, какими они есть. Но та же действительность могла превратить человека в бездушного торгаша, дерущего «последнюю копейку с своих же земляков» и наживающего на этом нечестивом деле изрядный капитал. Перо Гоголя обретает бичующую: сатирическую силу, когда он от патриархальных стариков переходит к тем «малороссиянам, которые выдираются из дегтярей, торташей, наполняют, как саранча, палаты и присутственные места, дерут последнюю копейку своих же земляков, наводняют Петербург ябедниками, наживают наконец капитал... »
В художественном отношении «Старосветские помещики» весьма заметно отличаются от романтических повестей «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Поэтика и стилистика этого произведения весьма наглядно свидетельствовала о вызревании в Гоголе нового взгляда на жизнь и на искусство. Принципы изображения характеров и их повседневных условий жизни, бытопись «Старосветских помещиков» – все это предвещало могучий «взгляд» реалистического творчества Гоголя и открывало прямую дорогу к «Мертвым душам».
«Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем»
Реалистические и сатирические тенденции гоголевского творчества углубляются в «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». История глупой тяжбы двух миргородских обывателей осмыслена Гоголем в остро обличительном плане. Жизнь этих обывателей уже лишена атмосферы патриархальной простоты и непосредственности, характерной для старосветских помещиков. Поведение обоих героев возбуждает в писателе уже не мягкую усмешку, но чувство горечи и гнева: «Скучно на этом свете, господа!» Эта резкая замена юмористической тональности обнажено сатирической с предельной ясностью раскрывает смысл повести. С виду забавный, веселый анекдот превращается в сознании читателя в глубоко драматическую картину действительности. Гоголь как бы хочет сказать: люди, подобные Ивану Ивановичу и Ивану Никифоровичу, к сожалению, не прихотливая игра писательской фантазии; они действительно существуют, они среди нас, и потому жизнь наша так печальна.
Гоголь, с присущей ему обстоятельностью, вглядывается в характеры своих героев: двух закадычных приятелей. Они – «два единственные друга» в Миргороде – Перерепенко и Довгочхун. Но каждый из них себе на уме. Казалось, нет такой силы, которая могла бы расстроить эту дружбу. Однако глупый случай вызвал взрыв, возбудил ненависть одного к другому. И в один несчастный день приятели стали лютыми врагами.
В этой повести гораздо сильнее, чем в предыдущей, дает себя чувствовать ироничеекая манера гоголевского письма. Сатира Гоголя никогда не раскрывается обнаженно. Его отношение к миру кажется добродушным, безобидным, приветливым, но только на внешнем уровне. В тексте же этот прием отражается усилением использования книжных элементов12.
Впервые в этой повести объектом гоголевской сатиры становится и чиновничество. Здесь и судья Демьян Демьянович, и подсудок Дорофей Трофимович, и секретарь суда Тарас Тихонович, и безымянный канцелярский служащий (с «глазами, глядевшими скоса и пьяна») со своим помощником, от дыхания которых «комната присутствия превратилась была на время в питейный дом», и городничий Петр Федорович. Все эти персонажи кажутся нам прообразами героев «Ревизора» и чиновников губернского города из «Мертвых душ».
«Тарас Бульба»
Историческая повесть «Таpас Бульба» на поверхностный взгляд не кажется достаточно органичной в «Миргороде». Отличается она от других вещей этой книги и содержанием своим и стилем. На самом же деле «Тарас Бульба» представляет собой очень важную часть «Миргорода». Более того, включение этой повести в сборник было необходимым. Она позволяла с какой-то еще одной, существенной стороны взглянуть на героев других повестей той же книги.
Издавна установилась традиция называть «Тараса Бульбу» повестью. И для этого, разумеется, есть серьезные основания. По многим своим объективным жанровым признакам «Тарас Бульба» и есть историческая повесть. Но тем не менее широта эпического охвата действительности и основательность в изображении народной жизни, многоплановость композиционного строения – все это позволяет видеть в гоголевской повести произведение, близкое к жанру исторического романа13. Более того, в истории русскoго исторического романа «Тарас Бульба» – весьма важная веха.
Автор «Тараса Бульбы» воспринял сильную сторону декабристской традиции, придав исторической теме яркую гражданскую направленность. Но он был свободен от свойственных писателям-декабристам схематизма и дидактики в истолковании исторического прошлого, а также характерного для их произведений одностороннего изображения оторванного от народной жизни героя. С необыкновенной широтой и эпическим размахом раскрывается в «Тарасе Бульбе» народное освободительное движение главный герой повести предстает как участник и выразитель этого движения.
В гоголевской повести вырисовывается перед нами вся жизнь казачества – его частный и общественный быт, его жизнь в мирное и военное время, его административный уклад и повседневные обычаи. Поразительная емкость «Тараса Бульбы», композиционный размах и глубина его содержания – вот что существенно раздвигает жанровые границы этой уникальной повести-эпопеи и делает ее одним из замечательных событий в истории русского исторического романа.
«Тарас Бульба» – свидетельство поразительного многообразия гоголевского гения. Кажется, ни в одном писател·е мира не совмещались возможности столь разностороннего отражения жизни, столь разнообразные художественные краски в изображении героических и сатирических образов, как это мы видим в «Тарасе Бульбе» и, скажем, «Ревизоре».