"Зубатовщина" Философские аспекты полицейского социализма.

«Зубатовщина». Философские аспекты полицейского социализма

Оглавление
Введение
Глава I. Российская полиция в действии
§1. Деятельность С. В. Зубатова
§2. Полицейские идеи
Глава II. «Зубатовщина»
§1. Предпосылки создания теории полицейского социализма
§2. «Зубатовщина» в действии
§3. Крах системы
Заключение
Список использованной литературы

"Зубатовщина" Философские аспекты полицейского социализма.

В этом отношении особую опасность представляют социал-демократы, опирающиеся на рабочих». Последнее же является следствием недостаточно внимательного отношения к рабочим со стороны «надлежащих чинов и ведомств»4.
Интеллигенция может стать грозной силой, только если за ней пойдут другие сословия. Это обстоятельство должно быть учтено при выработке мер борьбы с революционным движением.
«Пока революционер проповедует чистый социализм, – заявлял Зубатов, – с ним можно справиться одними репрессивными мерами, но когда он начинает эксплуатировать мелкие недочеты существующего законного порядка, одних репрессивных мер мало, а надлежит немедля вырвать из-под его ног самую почву». Каким же образом?
Задача первостепенной важности состояла, по его мнению, в том, чтобы фактами попечительства вырватьнарод из-под влияния революционеров, завоевать его доверие. И сделать это быстрее всего может полиция.
Исходя из изложенного, автор записки считал, что необходимо «урегулировать рабочее движение, дифференцировать различные его проявления и определять, с чем нужно бороться и что нужно только направлять».
В качестве первых шагов Зубатов предлагал ряд мер, которые позволили бы отвлечь рабочих от политической борьбы, внести раскол в их ряды.
Прежде всего необходимо внушить рабочим, что правительство само может удовлетворить все их «законные» требования, устранить «своеволие» предпринимателей и вообще заняться «урегулированием» фабрично-заводских отношений»5.
А потому надо разрешить рабочим создать свои легальные экономические союзы. Полиция им в этом может помочь.
Разъясняя свой замысел, Зубатов писал в донесении в Департамент полиции 19 сентября 1900 года:
«Значит, мораль такая: 1) идеологи – всегдашние политические эксплуататоры масс на почве их нужды и бедности, их надо изловлять и, 2) борясь с ними, помнить всячески: «бей в корень», обезоруживая массы путем своевременного и неустанного улучшения их положения на почве мелких нужд и требований (большего масса сама по себе и за раз не просит).
Но обязательно это должно делаться самим правительством и при том неустанно без задержки»6.
Московские власти одобрили проект Зубатова. Правда, при обсуждении возникли сомнения, не обернется ли вся затея против государственного строя.
Обер-полицмейстер Д. Трепов решительно воскликнул: «Ну да штыков у нас хватит!».
Получив поддержку городских властей, Зубатов взялся за дело.
Зубатов считал, что в обстановке растущего революционного движения его план можно осуществить при помощи легализации под тайным контролем полиции профессиональных рабочих организаций, которые должны отвлечь рабочих от политики и направлять их устремления в русло экономической борьбы.
Поддерживая и направляя профессиональное движение, правительство тем самым могло бы предоставить известную свободу отношениям предпринимателей и рабочих, не выходящую за рамки экономической борьбы, и даже «смотреть сквозь пальцы на забастовки, раз в них нет ни уголовщины, ни явной политики».
Расчеты Зубатова имели определенную почву. Они опирались:
1) на традиционный «попечительный» характер политики царизма в рабочем вопросе;
2)на неразвитость, несознательность значительной части рабочих в России, на не изжитые еще в народной массе иллюзии, связанные с верой в «доброго царя»;
3) учитывалась и стихийная тяга рабочих к объединению.
«Основная цель, к которой должно было, по его мысли, стремиться правительство, – это парализовать революционирование рабочего пролетариата посредством, с одной стороны, идейной борьбы с теориями, проповедуемыми социалистами разных толков, а с другой, принятием самим государством решительных мер для защиты представителей труда от эксплуатации капиталом»7.
Позднее его политику называли «охранно-полицейским социализмом» или «зубатовщиной».
Зубатов считал, что именно неограниченная монархия дает возможность проведения такой политики. Только самодержец способен «протянуть руку» рабочим через голову промышленников, интеллигенции и т.п. Умственному взору рисовалась перспектива «социальной монархии», единения царя с рабочим народом.
§2. «Зубатовщина» в действии
Выработка правил, определяющих взаимоотношения рабочих и работодателей органами полицейского надзора, – весьма характерное явление для описываемой эпохи и в полной мере определяет, насколько Витте, который должен был взять это дело в свои руки, был не экономистом в широком смысле этого слова, а лишь насадителем определенной отрасли народного хозяйства, т. е. Фабрично-заводской промышленности, без соображения с теми огромными последствиями, которые должно было иметь неминуемо сопряженное с ней появление в стране многочисленного рабочего пролетариата. Для Витте важно было создать условия, благоприятные для работы капитала в крупных промышленных предприятиях. Этим одним он и был озабочен.
Бесправное положение рабочих, их полная зависимость от работодателей ввиду неразвитости рабочих и их полной неорганизованности в то время вполне отвечали интересам капитала.
Изменить это положение, обеспечить за рабочими хотя бы минимальные права ввиду этого вовсе не входило в планы Витте или, вернее, даже не приходило ему на ум; судьба рабочих как таковых его вовсе не интересовала.
Витте был воплощением государственника. Интересы целого, мощь и благосостояние империи, взятой во всей совокупности, были ему весьма близки. Народная гордость была в нем чрезвычайно развита. Но интересы отдельных слоев населения страны он поддерживал, лишь поскольку в его представлении они совпадали с интересами государства как целого. В этом вопросе, как и во всех остальных, сказывалось основное свойство ума Витте: все синтезировать, все обобщать и ради целого жертвовать всеми частностями, сколь бы они сами по себе ни были значительны.
Отсутствие в России отвечающего условиям времени и развивающейся промышленности рабочего законодательства, а также вялость фабричной инспекции, происходившая, впрочем, в значительной степени именно от неимения у нее достаточно твердой опоры в нормах закона, невольно наталкивали лиц, отвечающих за сохранение спокойствия в стране, на принятие таких мер, которые по существу отнюдь не входили в круг их деятельности.
Что же касается составляющей прямую задачу государственной полиции борьбы с революционерами и их пропагандой, то, по мысли Зубатова, ее надо было построить на внедрении в рабочий класс убеждения в ложности проповедуемых социалистами теорий и вредоносности их осуществления для самих рабочих. Всякий «барин», включая в это наименование всякого человека с иным, высшим, нежели у народных масс, уровнем образования, преследует, по мнению Зубатова, свои личные цели, с интересами пролетариата, в сущности, не совпадающие.
Народ для таких людей, даже когда они будто бы защищали его интересы, служил лишь трамплином для осуществления их собственных, личных интересов, сводящихся в лучшем случае к достижению власти.
Единственным верным и неизменным защитником народных интересов является самодержавный царь, стоящий по самому существу своему выше всяких личных интересов и притом имеющий достаточную силу, дабы заставить представителей капитала подчиняться его, направленным к народному благу, решениям.
Идеалом Зубатова являлось осуществление многих вожделений социализма (восьмичасового рабочего дня) и, следовательно, постепенное изменение социального уклада государства при сохранении старых форм его административного строения. Царь и народ – вот та далеко не новая формула, которую он постоянно выдвигал.
Подобная пропаганда казалась Зубатову тем более легко осуществимой, что рабочие многих фабрик, расположенных в Москве, выказали живой интерес к просвещению вообще и к расширению своих познаний в области сложного вопроса о взаимоотношениях различных классов в частности. С этой целью рабочие обращались даже к некоторым представителям московской профессуры с просьбой прочесть им несколько лекций на указанную тему.
Вот это-то просвещение рабочего класса Зубатов хотел организовать силами государственной полиции, привлекши к нему идейных работников из самой революционной среды, а именно из тех, которые радикально изменили свои взгляды и убедились в ложности социалистических теорий.
В этом отношении поддерживал Зубатова Л. А. Тихомиров, бывший некогда одним из самых видных членов партии «Народной воли» и затем круто и искренне изменивший свои взгляды, перешедший в ряды сторонников самодержавного образа правления и даже сделавшийся впоследствии редактором ярко реакционных «Московских ведомостей».
Автор в свое время шашумевшей брошюры «Почему я перестал быть революционером», Тихомиров едва ли не был духовным отцом системы, получившей название «зубатовщины». Задумана она была широко.
Так, в Москве для офицеров жандармского корпуса Зубатов устроил особые курсы, на которых слушателей знакомили со всеми разнообразными теориями социализма и существующими в Западной Европе различными социалистическими партиями, в том числе и с русскими революционными организациями. Офицеры эти должны были изучить сочинения Маркса, Зомбарта, Герца, Каутского, а из русских – Прокоповича, Плеханова.
Цель состояла не только в том, чтобы дать возможность чинам корпуса жандармов успешно исполнять свою прямую обязанность полицейского надзора и розыска, но и вооружить их такими сведениями, при помощи которых они могли бы сами сделаться идейными противниками революционного социализма, так как изучение социальных теорий сопровождалось их критикой и опровержением. Полученными ими сведениями жандармские офицеры должны были пользоваться для того, чтобы переубеждать привлекаемых ими к дознанию и предварительно арестованных членов революционных партий.
В сущности, это было возведение в систему того, что осуществил еще в начале 1880-х годов известный судебный следователь Судейкин по отношению к революционеру Дегаеву, в конечном результате в 1882 году поплатившийся за это жизнью.
Судейкин убедил Дегаева способствовать раскрытию замыслов революционных организаций, в составе которых Дегаев продолжал оставаться. Зубатов хотел идти дальше. Ему недостаточно было использовать переубежденных видных членов партийных организаций, остающихся после их освобождения в составе этих организаций в качестве осведомителей о замыслах последних. Наряду с этим Зубатов имел в виду превратить некоторых партийных работников из пролетариата в открытых противников социально-революционных теорий, могущих успешно вести в рабочей среде контрпропаганду.
Подобно тому как Горький, устроив на острове Капри школу социализма, подготавливал кадры пропагандистов этого учения, Зубатов мечтал таким же образом составить кадры проповедников самодержавия.
Система Зубатова была фантастична и могла привести лишь к печальным последствиям.
Соединение в одном деятельности полицейской, имеющей целью предупреждение и пресечение преступлений, с деятельностью просветительской, направленной на изменение образа мыслей рабочего пролетариата, силою вещей должно было на практике извратить обе эти деятельности.
Просветительская деятельность смешалась с полицейскими мерами и приняла совершенно специфическую окраску. Так, на устраиваемых охранной полицией в Москве в рабочих кварталах собеседованиях выступали не только противники социализма, но и его адепты, однако последние вслед за тем нередко арестовывались.
Стремление переубедить арестуемых партийных работников на практике свелось к стремлению создать кадр преданных правительству революционеров без всякой уверенности, что преданность эта не основана на получении переубежденными не только свободы, но и средств к жизни. Установить степень убежденности людей в чем-либо, а тем более выяснить те внутренние, далеко не всегда ими самими сознаваемые, побуждения, которые содействуют созданию у них тех или иных убеждений, вообще более чем затруднительно. Когда же изменение высказываемых данными лицами взглядов ведет к улучшению их материальных жизненных условий, полагаться на искренность и серьезность этого изменения наивно. Однако именно на этом было построено привлечение к сотрудничеству будто бы переубежденных революционеров.
На деле едва ли кто-либо сомневался в том, что привлекаемые к сотрудничеству революционеры были не что иное, как определенные предатели, действующие из корыстных целей.
Однако первые шаги Зубатова в направлении изменения образа мыслей рабочей среды оказались внешне вполне удачными.
Так, 19 февраля 1902 года, в памятный день освобождения крестьян, в Москве состоялась грандиозная манифестация рабочих. В Кремль у памятника императору Александру II собралась огромная, насчитывающая свыше 30 тысяч человек, рабочая толпа, предварительно торжественно прошедшая через всю Москву, и возложила венок у подножия памятника после отслуженной по царю-освободителю панихиды.
Присутствовали на этой панихиде все высшие власти с московским генерал-губернатором, великим князем Сергеем Александровичем, во главе. Манифестация эта должна была символизировать единение царя с трудящимся народом.
Вслед за убеждением рабочего слоя, что их лучший и даже единственный защитник – правительство, надо было это как-нибудь реально выявить. Помог этому частный случай: на заводе Гужона рабочему оторвало руку. Владелец фабрики почему-то отказался выдать пострадавшему соответствующее денежное вспомоществование. Тогда агентами Зубатова на заводе Гужона были вызваны беспорядки, приведшие к вмешательству администрации в дело об искалечении рабочего и к принуждению в административном порядке заводовладельца выдать лишившемуся руки рабочему высокого вознаграждения.
Такое разрешение вопроса, по существу, быть может, правильное, разумеется, лишало распоряжение власти правового основания и вообще вводило во взаимоотношения между рабочими и работодателями элемент произвола, в конечном результате неминуемо приводящий к печальным последствиям.
Та же система была применена и на Даниловской мануфактуре при вызванных там стараниями той же полиции беспорядках на почве каких-то предъявленных рабочими требований.
Удовлетворять все требования и пожелания рабочих администрация не была в состоянии, а следовательно, революционные агенты легко находили благодатную почву для возбуждения рабочей среды, уже не против работодателей и представителей капитала, а против самого правительства, легкомысленно в лице администрации взявшего на себя роль охраны интересов рабочих не на почве соблюдения закона, а собственного усмотрения. Иное дело – создание, путем соответствующих законодательных актов, такого положения, при котором сами же рабочие имели бы возможность ограждать свои интересы, опираясь на нормы действующего права.
Зубатов исходил из идеи о надпартийности самодержавия, не выражающего интересов отдельных социальных групп и потому способного выступить в качестве примиряющей силы в постоянно повторяющихся конфликтах рабочих и их работодателей. Причем рабочие, как «слабая» сторона, особенно нуждаются в покровительстве государства.
«Задача Охранного отделения и полиции, считал Зубатов, не столько в наказании виновных за беспорядки, сколько в проведении профилактической работы, предупреждающей критическое накопление социального напряжения. Эта работа состояла в создании профессионального рабочего движения, преследующего экономические, а не политические цели. У государства, таким образом, появится достаточный контроль над организованными рабочими, и оно сможет использовать свои силы для мирного разрешения конфликтов рабочих и предпринимателей.
Зубатов считал, что даже во время забастовок полиция должна вмешиваться только в случае «уголовщины» или «политики»; «цивилизованную» борьбу рабочих за улучшение своего быта он признавал нормальной»8.
Идея Зубатова поначалу получила поддержку московских властей (вплоть до губернатора) и с 1901 года стала проводиться в жизнь.
Рабочие нуждались в культурном общении и досуге, отчасти – в образовании. Московская охранка помогала им организовываться вокруг касс и обществ взаимопомощи, проводить собрания (в том числе в бесплатно предоставленном им здании Исторического музея), где они могли гласно обсуждать свои нужды и проблемы, слушать просветительские лекции.
Идеологи «полицейского социализма» развивали на собраниях свою «социалистическую» утопию. Они говорили, что рабочим не нужна конституция, которая только посадит на их головы новых нахлебников, фабрикантов и интеллигентов.
Рабочим нужен «царь, который за нас», царь, который «введет восьмичасовой рабочий день, повысит заработную плату, даст всякие льготы», а потом и фабрики передаст рабочим…
К 1901 году в Москве образовались первые «зубатовские» рабочие союзы. Позднее такие союзы возникли также в Санкт-Петербурге, Одессе, Минске и других городах.
В октябре 1901 года Зубатов пошел еще дальше: в Москве собрался городской «Совет рабочих механического производства». В него вошли 17 депутатов от более мелких рабочих союзов. «Обладая советом, – отмечал Зубатов, – мы располагаем фокусом ото всей рабочей массы и можем вертеть всею громадою».
Идеи Зубатова начали воплощаться в жизнь уже в 1902 году. 19 февраля в торжественном шествии и возложении венка к памятнику Александру II участвовало около 50 тысяч организованных Зубатовым рабочих. Вскоре состоялась забастовка на московском заводе Гужона, причем Зубатов и поддерживающий его московский полицмейстер Трепов выступили на стороне рабочих.
От Москвы ростки «полицейского социализма» пошли по всей стране. Наиболее показательной судьба этого движения оказалась в Петербурге, где с 1903 года лидером и проповедником идеи зубатовского социализма стал священник Георгий Гапон.
Гапон обладал удивительным талантом проповедника и со всей искренностью стремился к улучшению жизни рабочих – в рамках существующих законов. Организованная им «чайная-читальня» на Васильевском острове явилась зародышем «Собрания русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга», устав которого утвердило в 1904 году Министерство внутренних дел.
В ноябре 1903 года в «Собрании» насчитывалось только 30 человек, но уже летом 1904 года – более 800, в сентябре – 1200, а к 1905 году – 9000! Для сравнения – вся РСДРП в Петербурге в то время включала не более 500–600 человек.
К 1905 году идеи мирного «полицейского социализма» имели весьма широкое хождение, однако они базировались на утопическом представлении о том, что царь – главный социалист и враг отечественных капиталистов – эксплуататоров.