Гоббс об индивидуализме как стержни гражданского общества.

ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА 1. ЧЕЛОВЕК В ФИЛОСОФИИ ГОББСА. ПОНЯТИЕ ИНДИВИДУАЛИЗМА
ГЛАВА 2. ИНДИВИДУАЛИЗМ В СТРУКТУРЕ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Гоббс об индивидуализме как стержни гражданского общества.

На деле же оказывается, что философское исследование и изложение Гоббс начинает отнюдь не с физики и не с геометрии. А начинает он философию с глав и разделов, которые по традиции считались всего лишь второстепенными частями, даже прикладными темами философии. Это учение «о наименованиях» (о метках», «знаках вещей») и концепция метода. Таким образом, проблемы слов, речи, знаковых средств, «обмена» мыслями оказались для Гоббсовой философии поистине фундаментальными.
Гоббс считает, что человеческий индивидуальный познавательный опыт, поставленный перед необозримым множеством вещей и явлений, должен опираться на некоторые «вспомогательные средства». Гоббс также считает субъективное, «конечное», индивидуальное познание внутренне слабым, смутным, хаотичным. «Каждый из своего собственного и притом наиболее достоверного опыта знает, как расплывчаты и скоропреходящи мысли людей и как случайно их повторение». Но обычная для того времени мысль об ограниченности, конечности индивидуального опыта самого по себе отнюдь не заставляет Гоббса прибегнуть, как это делает Декарт, к вмешательству «бесконечного» божественного разума. Человек сам вырабатывает специальные вспомогательные средства, во многом преодолевающие конечность, индивидуальность его личного познавательного опыта, - такова весьма важная идея Гоббса. Каковы же эти средства? Для того чтобы избежать необходимости каждый раз вновь повторять познавательные опыты, касающиеся одного и того же объекта или ряда сходных объектов, человек своеобразно использует чувственные образы и сами наблюдаемые чувственные вещи. Эти последние становятся, по Гоббсу, «метками», благодаря которым мы в соответствующих случаях как бы воспроизводим в нашей памяти накопленные ранее знания, касающиеся данного объекта. Так осуществляется аккумуляция знаний: в каждом данном познавательном акте мы «оживляем», используем в сокращенной, мгновенной деятельности наш собственный прошлый опыт; Познание индивида становится единым, взаимосвязанным процессом. Уже эта глубочайшая идея, которая пронизывает исследования Гоббса, делает его философию провозвестницей и непосредственной предшественницей усилий Локка и Юма, Лейбница и Канта.
Но если бы на земле существовал один-единственный человек, то для его познания было бы достаточно знаков и меток. Но поскольку этот человек жив т в обществе себе подобных его собственная мысль с самого начала ориентирована на другого человека, других индивидов: замечая в вещах правильность, регулярность, повторяемость, мы обязательно сообщаем об этом другим людям. И тогда вещи и чувственные образы становятся уже не метками, а знаками. «Разница между метками и знаками состоит в том, что первые имеют значение для нас самих, последние же - для других»5. Мы видим, что Томас Гоббс без всякой мистики связывает воедино индивидуальный и социальный познавательный опыт.
Подобно тому как «реальностью» знака является для Гоббса имя, слово, эта единица языка, так и «реальностью» познания оказывается речь. Последняя и составляет, по мнению Гоббса специфическую «особенность человека». Соглашение людей относительно знаков и слов - вот единственное упорядочивающее организующее начало, ограничивающее произвол речевой деятельности. Овладев речью, этой специфически человеческой формой социально обусловленного знания и познания, человек приобретает, согласно Гоббсу, некоторые важные преимущества. Прежде всего Гоббс, в соответствии с устремлениями современной ему науки, упоминает о пользе числительных, тех имен, которые помогают человеку считать, измерять, рассчитывать. «Отсюда для человеческого рода возникают огромные удобства, которых лишены другие живые существа. Ибо всякому известно, какую огромную помощь оказывают людям эти способности при измерении тел, исчислении времени, вычислении движений звезд, описании земли, в мореплавании, возведении построек, создании машин и в других случаях. Все это зиждется на способности считать, способность же считать зиждется на речи». Во-вторых, продолжает Гоббс, речь «дает возможность одному человеку обучать другого, т. е. сообщать ему то, что он знает, а также увещевать другого или советоваться с ним». «Третье и величайшее благодеяние, которым мы обязаны речи, заключается в том, что мы можем приказывать и получать приказания, ибо без этой способности была бы немыслима никакая общественная организация среди людей, не существовало бы никакого мира и, следовательно, никакой дисциплины, а царила бы одна дикость»6.
«Истина, - говорит Гоббс, - не есть свойство вещей; она присуща одному только языку»7. Если мышление сводится к произвольному обозначению вещей и сочетанию им н в предположениях, то истина неизбежно превращается в особое свойство высказываний, предложений, в свойство языка. При этом речь ид т не о «принципах», «истинах» здравого смысла, но об основах тогдашней науки. Вопрос, следовательно, стоит иначе, чем у Гоббса: каковы свойства истины (и истинного познания), которые только обнаруживаются, а не формируются в процессе коммуникации, т. е. в процессе «обмена» знаниями и познаниями.
Гоббса нередко именуют материалистом, особенно в физике - в понимании физической вещи. В книге «О теле» он - явно в противовес Декарту - да т такое определение: «телом является все то, что не зависит от нашего мышления и совпадает с какой-то частью пространства или имеет с нею равную протяженность». Это определение тела сближает Гоббса с материализмом. Однако при решении таких сложных проблем, как, скажем, протяжение или материя, Гоббсу приходится отступать от прямолинейно материалистических позиций. Так, Гоббс различает величину как действительное протяжение, а место - как протяжение воображаемое «За исключением имени нет ничего всеобщего и универсального, а следовательно, и это пространство вообще есть лишь находящийся в нашем сознании призрак какого-нибудь тела определенной величины и формы»8.
В первой части философии природы Гоббс рассуждает о движении, где действительно главенствует философия тогдашней механистической физики и геометрии. Эта первая часть также сводится к применению таких категорий, как причина и действие, возможность и действительность. Для Гоббса это скорее «материалистическая», чем собственно физическая часть философии природы. Но вот Гоббс переходит к разделу четвертому книги «О геле» - «Физика, или о явлениях природы». И он начинается опять не с тел физики, а с раздела «Об ощущении и животном движении». Задача исследования тут определяется так: «исходя из явлений или действий природы, познаваемых нашими чувствами, исследовать, каким образом они если и не были, то хотя бы могли быть произведены». «Феноменом же, или явлением, называется то, что видимо, или то, что представляет нам природа».
Гоббс одним из первых в философии Нового времени прочертил ту линию которая затем привела к кантовскому учению о явлении. Логика его философствования здесь «физическая», «естественная, несколько натуралистическая, но вряд ли просто материалистическая: он полагает, что сначала надо рассмотреть чувственное познание, или ощущение, - т. е. начать надо с явления, феномена. Без этого невозможно собственно к исследованию тел Вселенной, т. е. к таким действительно физическим объектам как Вселенная, звезды, свет, теплота, тяжесть и т. д. Аргумент в пользу означенного порядка рассмотрения у Гоббса таков: «Если мы познаем принципы познания вещей только благодаря явлениям, то в конце концов основой познания этих принципов является чувственное восприятие».
Поэтому, философия по замыслу Гоббса должна была отправляться от философии природы. И он достаточно серьезную роль отводил проблемам, методам физики и геометрии. Однако при более внимательном подходе оказывается, что философия человека и человеческого познания, учение о методе у Гоббса, как и во многих философских концепциях XVII в логически и теоретически выдвигались на первый план. Внутри философии человека мыслители XVII в тоже сталкивались со схожими противоречиями, которые менее всего были следствием неумелого, неточного рассуждения. Но следует понимать, что эти противоречия, внутренне присущи именно человеческой жизни и человеческой сущности.
Человек является частью природы и не может не подчиняться е законам. Эту истину, ставшую аксиомой для философии его века, Гоббс тоже считает фундаментальной и вполне ясной. Поэтому надо начать, рассуждает философ, с утверждения таких свойств человека, которые принадлежат его телу как телу природы. А затем плавно совершить переход от рассмотрения человека как тела природы к природе человека, т. е. его сущностном свойстве. Телу человека, как и любому телу природы, присущи: способность двигаться, обладать формой, занимать место в пространстве и времени. Гоббс присоединяет к этому «природные способности и силы», свойственные человеку как живому телу, - способность питаться, размножаться и совершать многие другие действия, обусловленные именно природными потребностями. К «природному» блоку человеческой природы философы XVII в. относили и часть «желаний», «аффектов», обусловленных естественными потребностями. Но в центр внимания все-таки ставились свойства разумности и равенства с другими людьми как глубинные свойства человеческой сущности, что не казалось мыслителям чем-то противоречащим «естественному» подходу к человеку. Это же относилось и к социальной философии, тесно связываемой с философией человека.
Этические взгляды Гоббса основываются на «естественном законе». «Естественный закон (lex naturalis), - пишет Гоббс, - есть предписание или найденное разумом общее правило, согласно которому человеку запрещается делать то, что пагубно для его жизни или что лишает его средств к е сохранению, и упускать то, что он считает наилучшим средством для сохранения жизни»9.
Понимание равенства философы этой эпохи стремились вывести, отправляясь от «всеобщих и неумолимых» природных законов. Но философам приходилось с самого начала считаться с тем, что для человека их эпохи, уже готового признать удовлетворение природных потребностей естественным законом, мысль о равенстве людей от рождения вовсе не выглядела столь же ясным следствием природной необходимости. Поэтому приходилось иметь в виду во многих отношениях явное природное несходство индивидов и основанные на этом теории «прирожденного» неравенства, постольку включение любого человека в цепь законов природы и соответствующее обоснование идеи равенства принимает полемический характер.
Гоббс утверждает, что различие физических задатков ничего не предопределяет в человеческой жизни (например, более слабый может убить более сильного), а поэтому никак не может служить аргументом в пользу тезиса о неравенстве людей от рождения. Философы пытались объяснить, как и почему на смену «естественному» равенству людей в какой-то не вполне определенный момент исторического развития возникло неравенство, т. е. возникла собственность. Для объяснения этого Гоббс и Локк построили учение о возникновении собственности в результате труда. Но поскольку трудовая деятельность считалась вечным для человека способом расходования энергии, то обладание каким-либо имуществом и какими-то благами, т. е. какой-либо собственностью (которая, как предполагали Гоббс и Локк, обязана своим происхождением одному только труду), также объявлялось признаком человеческой природы.
ГЛАВА 2. ИНДИВИДУАЛИЗМ В СТРУКТУРЕ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА
Гоббс является одним из наи­более известных политических теоретиков, который использовал теорию «общественного договора» для объяснения общества и ос­новных обязательств человека перед ним. Компромисс, или, как его называет Гоббс, «договор», заключается в соглашении лю­дей соблюдать определенный набор правил или условий. Эти правила (условия) составляют то, что мы сейчас понимаем под «законами общества». Люди соглашаются придерживаться этих законов, чтобы предотвратить опустошительные конфликты, кото­рые возникают, когда этих законов нет. Но, как утверждает Гоббс, эти законы эффективны, если они насаждаются, и только тогда. А насаждающий орган сможет добиться их выполнения, только когда ему будет предоставлена неограниченная власть. Если у него не будет такой власти, ему не удастся предотвратить конфликты. На этом основании Гоббс доказывает, что власть суверена любого го­сударства должна быть абсолютной.
Гоббс также настаивает, что верховная власть должна находить­ся в руках одного лица — короля. В этом отношении он — монар­хист. Его доводами в пользу монархии перед другими формами правления, такими как олигархия или аристократия, являются сле­дующие. Если верховная власть принадлежит группе, то конфлик­ты могут возникать внутри ее самой. Таким образом, если насажда­ющий орган не является монолитным, то вместо создания устойчи­вого общества он может стать источником конфликтов. Монарх же как одно лицо не может конфликтовать сам с собой. Далее, прави­тель, когда он один, в большей степени способен держать свои намерения в тайне. В больших группах непременно возникают «утеч­ки», важная информация доходит до людей, опять-таки вызывая между ними разногласия. Наконец, решениям монарха «неопреде­ленность присуща лишь в степени, свойственной человеческой при­роде; в группе же эта неопределенность усиливается еще и за счет ее количественного состава»10. Например, отсутствие или присутст­вие всего лишь нескольких министров может полностью изменить решение правительства, принимающего закон. В случае монархи­ческого правления это невозможно. И еще: крайне маловероятно, чтобы монарх стал «работать на себя» за счет благосостояния сво­их граждан. Как утверждал Гоббс, «король богат лишь настолько, насколько богата его страна»11.
Несмотря на то что власть должна быть абсолютной, Гоббс хо­тел предоставить подданным (возможно, в этом заключается неко­торая непоследовательность) некоторые «свободы». Эти свободы он определил как «те вещи, которые, даже несмотря на приказа­ния суверена, его подданные могут отказаться делать на закон­ном основании»12.
Поскольку суверенное государство формируется в результа­те соглашения или договора, за подданными остаются все их естественные права, которые не могут быть переданы при помо­щи договора. Это можно пояснить еще так: поскольку подданные входят в подобное соглашение, чтобы сохранить и защитить свои жизни, им предоставляется право отказаться подчиняться сувере­ну, когда такое подчинение ставит их жизнь под угрозу. Например, приказание монарха поданному убить, ранить или изуродовать се­бя или отказаться от самозащиты при нападении, подданный мо­жет на законном основании проигнорировать. Более того, поддан­ного нельзя заставить свидетельствовать против самого себя в слу­чае совершения преступления (таким образом, в это время был за­ложен прецедент, впоследствии легший в основу Пятой поправки к Конституции Соединенных Штатов). Подданный может отказаться от участия в военных действиях, если намерения суверена не связа­ны с сохранением мира (хотя ни одному человеку не позволено отказываться от защиты своей страны при совершении на нее внеш­него нападения). Но свободой противостоять суверену наделялся не любой человек. Так, по Гоббсу, восстание всегда незаконно. По­добно этому, противозаконным также является укрывательство пре­ступника от властей (этот правовой принцип, предложенный Гоббсом, также вошел в законодательство большинства стран мира). Люди всегда имеют право ходатайствовать за свою жизнь перед сувере­ном; но если они просят помилования и получают отказ, значит, их средства защиты исчерпаны. При возникновении конфликтной си­туации между подданным и сувереном подданный имеет право об­ратиться в суд (это еще одно положение, принятое американским законодательством). Подчиненность подданных суверену сохраня­ется только до тех пор, пока суверен способен защищать их: смыс­лом, т.е. целью, подчинения является получение защиты. Таким образом, подданный, захваченный в плен, имеет право стать поддан­ным вражеского государства, если суверен не способен защитить его.
Полномочия суверена впечатляют. Никто из поданных не может ни заключать нового соглашения, ни восставать против суверена (при условии, что последний может защитить его). Для суверена не существует понятия нарушения договора, поскольку, согласно теории Гоббса, он не заключал соглашения со своими подданными. Они договариваются между собой подчиняться определенным за­конам и наделяют верховной властью лицо, призванное насаждать эти законы. Будучи однажды облечен подобными полномочиями, суверен обладает абсолютной властью. Отсюда следует, что несог­ласное с этим меньшинство теперь должно подчиняться диктату суверена или быть уничтожено. Более того, что бы ни предприни­мал суверен, он — по определению — не может быть по отноше­нию к кому бы то ни было несправедлив. «Правильное», соглас­но Гоббсу, поведение заключается в подчинении законам сооб­щества, и, поскольку суверен издает эти законы, что бы он ни делал— это будет законным; следовательно, существенным явля­ется то, что правитель стоит над законами, и поэтому не может их нарушить. Суверен имеет абсолютное право контролировать все мнения (поскольку он принимает решения об опасности или без­опасности того или иного мнения для общего благополучия). Да­лее, его обязанностью является создание гражданского законо­дательства, а также разрешение противоречий, возникающих в его рамках. Суверен имеет полномочия заключать мир и объяв­лять войну другим государствам, взимать налоги, чтобы такие вой­ны вести.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Таким образом, одной из основных категорий социально-политический системы Гоббса является категория равенства. «Из этого равенства способностей возникает равенство надежд на достижение наших целей. Вот почему, если два человека желают одной и той же вещи, которой, однако, они не могут обладать вдвоем, они становятся врагами», - пишет Гоббс. Поэтому естественное состояние человека - это война. Война всех против всех (bella omnia contra omnes). Для предотвращения постоянных войн человеку необходима защита, которую он может найти только лишь в лице государства.
Гоббс представляет государство в виде Левиафана, «искусственного человека», повествование о котором ведется в Библии в сороковой книге Иова. Это страшное чудовище противостоит Богу и олицетворяет внеприродные силы. Гоббс считал необходимым с самого начала рассмотреть «материал, из которого он сделан, и его мастера, т. е. человека».
Итак, от утверждения естественного равенства Гоббс переходит к мысли о неискоренимости войны всех против всех. Резкость и, можно сказать, безжалостность, с какой Гоббс сформулировал эту мысль, отталкивала его современников. Но на деле их согласие с Гоббсом было глубоким: ведь все крупные философы тоже считали, что люди «от природы» скорее заботятся о себе, чем об общем благе, скорее вступают в борьбу, чем воздерживаются от конфликта, и что направленность на благо других людей в индивиде необходимо особо воспитывать, прибегая к доводам разума, к различным государственным мерам и т. д.