В. О. Ключевский об истории русской церкви

Оглавление.

1.Введение…………………………………………………………….3
2. Раздел 1. Особенности «Курса Русской истории»
В. О. Ключевского. Место истории русской церкви в этом труде….9
3. Раздел 2. История русской церкви в тексте
«Курса русской истории». Принятие христианства………………...15
4.Раздел 3. Роль церкви в политической и социальной
жизни Киевской Руси. Складывание русской юридической
мысли под влиянием церкви…………………………………………19
5.Раздел 4. Значение истории церкви для истории московского
княжества (по материалам 2-й части «Курса русской истории»).
Монастырское землевладение……………………………………….29
6.Раздел 5. Другие работы В. О. Ключевского, связанные с
историей русской церкви…………………………………………….35
7.Заключение………………………………………………………...43
8.Список использованных источников и литературы…………….47

В. О. Ключевский об истории русской церкви

Подобный подход к факту крещения Руси, рассматривание его как акт княжеской власти, предпринятый в политических и торговых интересах, сближает взгляды В. О. Ключевского с взглядами историков XX века (Д. С. Лихачев, В. В. Мавродин, И. Я. Фроянов, А. В. Петров и другие).36 Все эти авторы, кроме того, как и Ключевский, обращают наше внимание на то, что христианство было весьма распространено на Руси и до конца X в., поэтому не следует преувеличивать акт официального принятия и связывать его с распространением грамоты, культуры, искусств.
Как уже говорилось выше, культурное значение христианства для Руси В. О. Ключевский не только не отрицал, но и неоднократно подчеркивал. Именно монастыри были центрами сбора информации и ее литературной обработки. Жития христианских святых были первыми русскими литературными произведениями. Самое важное, что подчеркивает автор «Курса русской истории» - христианство несло объединительную идею в условиях, когда нация еще не сложилась, города были обособленными племенными центрами, а порядок наследования скорее запутывал ситуацию. Чтобы подчеркнуть это значение, Ключевский цитирует рассказ Даниила Паломника из Черниговской земли о том, как он в начале XII в. ставил русскую лампаду на гробе господнем в Иерусалиме. «Пришел он к королю Балдуину с просьбой разрешить ему это дело. Король знал русского игумена и встретил его ласково, потому что был он человек добрый и смиренный. - Что тебе надо, игумене русский? - спросил он Даниила. – Князь и господин, - отвечал ему Даниил, - хотел бы я на гробе господнем поставить лампаду от всей Русской земли, за всех князей и за всех христиан Русской земли».37
Раздел 3. Роль церкви в политической и социальной жизни Киевской Руси.
Складывание русской юридической мысли под влиянием церкви.
Важной представлялась В. О. Ключевскому роль православной церкви в становлении юридической системы Древней Руси, прежде всего – Правды. Он справедливо подчеркивает, что Правда чаще всего входила в сборники, не носившие только юридический характер: «Правду пространную встречаем большею частью в Кормчих, древнерусских сводах церковных законов, иногда в сборниках канонического содержания, носящих название Мерила праведного. Таким образом, Русская Правда жила и действовала в церковно-юридическом обществе: ее встречаем среди юридических памятников церковного или византийского происхождения, принесенных на Русь духовенством и имевших практическое значение в церковных судах».38 Поскольку русские Кормчие книги не были самостоятельным юридическим памятником, а являлись переводом греческого Номоканона, то есть свода церковных правил и императорских постановлений, касающихся вопросов церковного права, то они, как и их греческие прототипы, состояли из нескольких пластов. Главные из них таковы: 1) извлечение из законов Моисеевых; 2) Эклога (свод, составленный при иконоборческих императорах-соправителях первой половины VIII в. Льве Исавре и его сыне Константине V Копрониме); этот свод содержит преимущественно постановления семейного и гражданского права, но в нем есть отдел и о наказаниях за уголовные преступления; 3) Закон Судный людем, или Судебник царя Константина (славянский, предположительно – болгарский перевод Эклоги); 4) Прохирон (законодательный свод императора Василия Македонянина); 5) целиком или отрывками церковные уставы наших первых христианских князей Владимира и Ярослава. Таким образом, представляется весьма обоснованным вывод автора о том, что Пространная Правда является не самостоятельным памятником древнерусского законодательства, а одной из дополнительных статей к своду церковных законов.39
Ключевский утверждает связь некоторых статей более раннего происхождения с близкими по смыслу статьями Правды. Так статья Правды: «Кого застанут ночью у клети или на каком воровстве, могут убить, как собаку; если же продержат пойманного вора до рассвета, то должны вести его на княжий двор, в суд; если же вор окажется убитым, а сторонние люди видели его уже связанным, то платить за убийство пеню в 12 гривен» находит, по его мнению, основу в Моисеевом законодательстве, где разрешалось убить пойманного с поличным вора ночью, но не днем. Следует при этом заметить, что в Правде наказание за убийство вора – вира в 12 гривен, в книге «Исход» - смертная казнь. По утверждению Ключевского это различие – итог своеобразного приспособления норм Ветхого Завета к особенностям русской жизни. С другой стороны, это может рассматриваться не столь однозначно. В случае Моисеева Пятикнижия мы имеем дело с юридическими нормами общества, не вышедшего за пределы принципа талиона (око за око, зуб за зуб), когда основой права является воздаяние преступнику. В случае русской Правды мы имеем дело с юридической нормой другого уровня, когда целью законодателя является, в первую очередь, ликвидация или смягчение последствий преступления, а не воздаяние. То есть имеет место разница не локальная, а качественная. Однако это замечание нисколько не снижает ценности наблюдения В. О. Ключевского, поскольку он приводит еще несколько убедительных примеров влияния византийских законов на нормы Пространной Правды, отмечая, что в русском варианте законов все членовредительские наказания заменяются штрафом.40
Выводы Ключевского, касающиеся Правды и роли церкви в ее формировании имеют большое значение для понимания того, каким виделось автору участие церкви в общей русской истории. Русская Правда, согласно Ключевскому, закон не одного Ярослава (она составлялась и в XII), представляет не везде подлинный текст закона, а часто только его повествовательное изложение. Русская Правда игнорирует судебные поединки, несомненно, практиковавшиеся в русском судопроизводстве XI и XII вв., но противные церкви. Следует добавить, что не учитываются в Правде и возможности казни по решению веча, хотя такие прецеденты не только случались, но и были весьма распространены.41 Церковному кодификатору такие действия должны были видеться чем-то вроде линчевания, внесудебной расправы. Наконец она не является самостоятельным судебником, а только как одна из дополнительных статей к Кормчей, и что эта Правда составлялась не без влияния памятников церковно-византийского права, среди которых она вращалась. Согласно Ключевскому, текст Русской Правды сложился в сфере не княжеского, а церковного суда, в среде церковной юрисдикции, нуждами и целями которой и руководился составитель Правды в своей работе. Церковный кодификатор воспроизводил действовавшее на Руси право, имея в виду потребности и основы церковной юрисдикции, и воспроизводил только в меру этих потребностей и в духе этих основ. Именно по этому в Правде ничего не говориться о преступлениях политических, не входивших в компетенцию церковного суда, и о преступлениях в сфере религии – они регулировались другими церковными установлениями.42
Необходимость создания такого свода приспособленных к местным реалиям законов Ключевский связывал с двоякой функцией церковных судов, имевших право рассматривать не только духовные, но и светские дела. Невозможность руководствоваться неписанным, обычным правом в церковном суде, разбиравшем мирские дела, обусловливалась двумя причинами: 1) первые церковные судьи на Руси, греки или южные славяне, незнакомы были с русскими юридическими обычаями; 2) этим судьям нужен был такой письменный свод туземных законов, в котором были бы устранены или, по крайней мере, смягчены некоторые туземные обычаи, особенно претившие нравственному и юридическому чувству христианских судей, воспитанных на византийском церковном и гражданском праве.43 Нам представляется необходимым сделать еще одно дополнение – церковные судьи не обладали необходимым авторитетом, позволявшим принимать решение без опоры на документ, как бы заочно представлявший волю самого князя, на которого, согласно представлениям славян (как и других народов, находящихся на аналогичной ступени развития) и возлагались судебные функции. Отсюда и настойчивое желание церкви связать этот документ с именем Ярослава и его сыновей – Ярославичей. Правда, при этом, согласно утверждению Ключевского – не памятник древнерусского законодательства, но памятник церковной кодификации. Он признавал, что постепенно Правда должна была выйти за пределы только церковных судов, но не как обязательное руководство, а как своеобразный справочник. Впрочем, в последнем случае В. О. Ключевский особо оговаривает, что это – его мнение, которое он не может подтвердить фактами.
Ключевский признавал, что церковь кодифицировала Правду из трех источников – обычного или городского права, записи прецедентов решений княжеской власти и собственно влияния духовенства. Таким образом, представляется важным проследить, в чем именно видел автор влияние церкви на первый памятник русской юридической мысли. Следы этой законодательной работы духовенства мы замечаем уже в летописном рассказе о князе Владимире: «Когда усилились разбои в Русской земле, епископы предложили этому князю заменить денежную пеню за разбой более тяжкой правительственной карой». И действительно, в Русской Правде находим постановление, в силу которого разбойник наказывается не денежной пеней, а «потоком и разграблением», конфискацией всего имущества преступника и продажей его самого в рабство за границу со всем семейством.44 Кроме этого церковь вводила в «юридический оборот» новые для славянского общества понятия, взятые из римского права (например – совместной собственности супругов и их личной доли в имуществе).
Складывается странная ситуация, когда влияние церкви просматривается не в смягчении, а в ужесточении наказаний. Возможно для того, чтобы смягчить эффект от своего утверждения, Ключевский обращает внимание на то, что церковь в своих установлениях не могла выступать за светское наказание для господина, убившего раба, но налагала епитимью как за разбой. Кроме того, Правда не упоминает смертную казнь и пытки, хотя, возможно, княжеский суд ими пользовался.
Именно в области юриспруденции Ключевский видит начало складывающегося сотрудничества княжеской и церковной власти. Церковь включалась в деятельность по кодификации гражданского и уголовного права, в свою очередь светская власть определяет юридические нормы церкви и границы этих норм. Древнейший список церковного устава мы находим все в той же новгородской Кормчей книге XIII в. Устав определяет место церкви в обществе и границы ее власти.
Церковь на Руси ведала тогда не одно только дело спасения душ: на нее возложено было много чисто земных забот, близко подходящих к задачам государства. Она является сотрудницей и нередко даже руководительницей мирской государственной власти в устроении общества и поддержании государственного порядка. С одной стороны, церкви была предоставлена широкая юрисдикция над всеми христианами, в состав которой входили дела семейные, дела по нарушению святости и неприкосновенности христианских храмов и символов, дела о вероотступничестве, об оскорблении нравственного чувства, о противоестественных грехах, о покушениях на женскую честь, об обидах словом. Так церкви предоставлено было устроять и блюсти порядок семейный, религиозный и нравственный. С другой стороны, под ее особое попечение было поставлено особое общество, выделившееся из христианской паствы и получившее название церковных или богадельных людей. Общество это во всех делах церковных и нецерковных ведала и судила церковная власть. Оно состояло: 1) из духовенства белого и черного с семействами первого, 2) из мирян, служивших церкви или удовлетворявших разным мирским ее нуждам, каковы были, например, врачи, повивальные бабки, просвирни и вообще низшие служители церкви, также задушные люди и прикладни, т.е. рабы, отпущенные на волю по духовному завещанию или завещанные церкви на помин души и селившиеся обыкновенно на церковных землях под именем изгоев в качестве полусвободных крестьян, 3) из людей бесприютных и убогих, призреваемых церковью, каковы были странники, нищие, слепые, вообще неспособные к работе. Разумеется, в ведомстве церкви состояли и те духовные и благотворительные учреждения, в которых находили убежище церковные люди: монастыри, больницы, странноприимные дома, богадельни.45 Так определил рамки церковной юрисдикции Устав Владимира.
Устав Ярослава более четко определил эти рамки, предоставив классификацию дел, подсудных церковному суду. В первую группу входят дела, нарушающие церковную заповедь, но не входившие в состав компетенции княжеского суда: волхвование, чародейство, браки в близких степенях родства, общение в пище с язычниками, употребление недозволенной пищи, развод по взаимному соглашению супругов и т.п. Во вторую - дела греховно-преступные, в которых греховный элемент, нарушение церковного правила, соединяется с насилием. К этому разряду относятся дела о похищении девиц, об оскорблении женской чести словом или делом, о самовольном разводе мужа с женой по воле первого без вины последней, о нарушении супружеской верности и т. п. При этом князь, осуществляя правосудие, взимает также и виру в пользу митрополита. В третью группу входят любые преступления, совершенные людьми, находящимися под властью церкви. В случае особо тяжких преступлений вместе с церковным судьей в заседании принимает участие представитель князя.46 В том случае, если в деле принимали участие церковный и мирской человек, дело должно было разбираться обычным судом.
Роль этих уставов представлялась В. О. Ключевскому весьма важной. Во-первых, в статьях об оскорблениях и святотатствах он видел похвальную попытку христианской церкви внушить уважение к нравственному достоинству человеческой личности, хотя и признавал, что усилия эти привели к ничтожным результатам.47 Не менее важны для автора нововведения в способах судебного возмездия за правонарушения. «Старый юридический обычай смотрел только на непосредственные материальные следствия противозаконного деяния и карал за них денежными пенями и вознаграждениями, продажами и уроками. Взгляд христианского законодателя шире и глубже, восходит от следствий к причинам: законодатель не ограничивается пресечением правонарушения, но пытается предупредить его, действуя на волю правонарушителя. Устав Ярослава, удерживая денежные взыскания, полагает за некоторые деяния еще нравственно-исправительные наказания, арест при церковном доме, соединявшийся, вероятно, с принудительной работой на церковь, и епитимью, т.е. либо временное лишение некоторых церковных благ, либо известные нравственно-покаянные упражнения».48 Кроме этого Ключевский хочет представить русскую церковь более гуманной, чем византийская, поскольку в русских уставах отсутствует смертная казнь и тяжелые, увечащие телесные наказания. Более того, прямо присутствует указание за волхвование «не убивати» и не калечить. С другой стороны, хотелось бы заметить, что Ключевский здесь не учитывает возможность того, что такая оговорка очень похожа на приговоры инквизиционного трибунала Западной Европы, где, отдавая еретика на сожжение, инквизиторы лицемерно просили светскую власть не лишать его жизни и не проливать его кровь.
В целом Ключевский видел три нововведения, внесенные церковным правом в русскую юридическую мысль:
«1) Осложнял понятие о преступлении как материальном вреде, причиняемом другому, мыслью о грехе как о нравственной несправедливости или нравственном вреде, какой причиняет преступник не только другому лицу, но и самому себе.
2) Подвергал юридическому вменению греховные деяния, которых старый юридический обычай не считал вменяемыми.
3) Согласно с новым взглядом на преступление, осложнял действовавшую карательную систему наказаний мерами нравственно-исправительного воздействия, рассчитанными на оздоровление и укрепление больной воли или шаткой совести, каковы: епитимья, арест при церковном доме, телесное наказание».49
В целом мы видим, что В. О. Ключевский видел значение церкви для раннего периода русской истории, прежде всего, в создании юридической системы нового государства, сотрудничества княжеской и церковной власти именно в этой сфере. Он подчеркивает, что уставами Владимира и Ярослава это сотрудничество не ограничивалось. С одной стороны автор указывает на аналогичные уставы новгородского князя Святослава (1137 г.) и смоленского князя Ростислава (1151 г.), с другой стороны приводится утверждение новгородского князя Всеволода, внука Мономаха, что он разбирал некоторые дела «… по преданию святых отцов» то есть Номоканону.
Весьма справедливой представляется мысль О. В. Ключевского о том, что влияние церкви на политические процессы было слабым. Следует заметить, что это утверждение противоречило распространенной в историографии XIX – начала XX века идее о значительном влиянии принятия христианства на политические процессы Древней Руси (этого мнения придерживались уже упоминавшиеся выше Карамзин, Соловьев, Иловайский, Костомаров). По меткому замечанию Ключевского «Когда между князьями затевалась ссора и готовилась кровавая усобица, митрополит по поручению старейшего города Киева мог говорить соперникам внушительные речи: "Молим вас, не погубите Русской земли: если будете воевать между собою, поганые обрадуются и возьмут землю нашу, которую отцы и деды наши стяжали трудом своим великим и мужеством; поборая по Русской земле, они чужие земли приискивали, а вы и свою погубить хотите". Добрые князья, подобные Мономаху или Давиду Черниговскому, плакали от таких слов, но дела шли своим стихийным чередом, порядок добрых впечатлений и порядок привычных отношений развивались параллельно, не мешая один другому и встречаясь только в исключительных личностях на короткое время, по истечении которого кляузы родичей быстро заметали следы плодотворной деятельности отдельных лиц».50 Совершенно справедливо – многократные увещевания (иногда довольно резкие) церковных иерархов никак не влияли на интенсивность и жестокость княжеских усобиц. Даже такой богоугодный князь как Владимир Мономах без стеснения пишет в своем «Поучении», что, напав на Минск, не оставил там «ни челядина, ни скотины». И если сначала Ключевский объяснял это низким уровнем нравственного и гражданского чувства у князей того времени, то в дальнейшем он делает важную оговорку, что основной причиной бесполезности увещеваний была сама система наследования, которая вызывала раздражение и у самих князей.51 Мы можем добавить к этому риторический вопрос – а кто в Европе тогда не воевал? Кроме этого, автор «Курса русской истории» справедливо заметил, что митрополиты и епископы из греков далеко не всегда были лучшими представителями константинопольской церкви, в далекую Русь часто ехали церковники весьма невысоких моральных качеств, озабоченные стяжательством, а не укреплением морали в политике местных князей.
При этом Ключевский считал, что большее влияние, чем на политику, церковь оказала на общественное развитие. «Она соединяла в одно общество людей разных состояний или во имя цели, житейского назначения, религиозно-нравственного служения, или во имя чувства сострадания и милосердия. При таком составе церковное общество являлось не новым государственным сословием с духовенством во главе, а особым обществом, параллельным государственному, в котором люди разных государственных сословий соединялись во имя равенства и религиозно-нравственных побуждений».52 В сфере семейной жизни, по мнению Ключевского, важнейшим итогом влияния церкви было ускорение распада родового союза и укрепление малой семьи.
Раздел 4. Значение истории церкви для истории московского княжества (по материалам 2-й части «Курса русской истории»).
Монастырское землевладение.