Средства бытописания в романе !Обломов" Гончарова

Содержание

Стр.

Введение 3
Глава I. Социальные основы стиля Гончарова 6
Глава II. Бытописание в романе Гончарова «Обломов» как отражение событийности 14
Заключение 33
Библиография 34

Средства бытописания в романе !Обломов" Гончарова

«– У него, знаешь, как-то привольно, уютно в доме. Комнаты маленькие, диваны такие глубокие: уйдешь с головой, и не видать человека. Окна совсем закрыты плющами да кактусами, канареек больше дюжины, три собаки, такие добрые! Закуска со стола не сходит. Гравюры все изображают семейные сцены. Придешь, и уйти не хочется. Сидишь, не заботясь, не думая ни о чем, знаешь, что около тебя есть человек... конечно, немудрый, поменяться с ним идеей нечего и думать, зато нехитрый, добрый, радушный, без претензий и не уязвит тебя за глаза! – Что ж вы делаете? – Что? Вот я приду, сядем друг против друга на диваны, с ногами; он курит...»
В этом – жизненная программа Обломова: наслаждение покоем, тишиной. И предметы, окружающие Обломова, все предназначены исключительно для этой цели: и диван, и халат, и квартира; и, что характерно, предметы, предназначенные для деятельности, например, чернильница, бездействуют и совершенно не нужны Обломову.
Любовь Ольги на время преобразила Обломова. Он расстался с привычным образом жизни, стал деятелен. Чувство к Ольге заполняет все его существо, и он не может вернуться к своим привычкам. И снова Гончаров показывает эту перемену в своем герое через посредство его предметного окружения, и, в частности, в отношении Обломова к своему халату:
«С этой минуты настойчивый взгляд Ольги не выходил из головы Обломова. Напрасно он во весь рост лег на спину, напрасно брал самые ленивые и покойные позы – не спится, да и только. И халат показался ему противен, и Захар глуп и невыносим, и пыль с паутиной нестерпима.
Он велел вынести вон несколько дрянных картин, которые навязал ему какой-то покровитель бедных артистов; сам поправил штору, которая давно не поднималась, позвал Анисью и велел протереть окна, смахнул паутину, а потом лег на бок и продумал с час – об Ольге».
Сравните также эпизод, когда Обломов объясняется в любви:
«– Лю... блю! – произнес Обломов. – Но ведь любить можно мать, отца, няньку, даже собачонку: все это покрывается общим, собирательным понятием “люблю”, как старым...
– Халатом? – сказала она, засмеявшись. – A propos, где ваш халат?
– Какой халат? У меня никакого не было.
Она посмотрела на него с улыбкой упрека.
– Вот вы о старом халате! – сказал он. – Я жду, душа замерла у меня от нетерпения слышать, как из сердца у вас порывается чувство, каким именем назовете вы эти порывы, а вы... Бог с вами, Ольга! Да, я влюблен в вас и говорю, что без этого нет и прямой любви: ни в отца, ни в мать, ни в няньку не влюбляются, а любят их...»
В этом эпизоде особенно отчетливо видно, как Обломов решает отказаться от своих прежних привычек и отвергает такой важный атрибут своей прежней жизни, как старый халат.
Но даже в этом аспекте победила «обломовщина». Все произошло именно так, как об этом спрашивала Ольга:
«– А если, – начала она горячо вопросом, – вы устанете от этой любви, как устали от книг, от службы, от света; если со временем, без соперницы, без другой любви, уснете вдруг около меня, как у себя на диване, и голос мой не разбудит вас; если опухоль у сердца пройдет, если даже не другая женщина, а халат ваш будет вам дороже?..
– Ольга, это невозможно! – перебил он с неудовольствием, отодвигаясь от нее».
И, как показывает дальнейшее развитие событий в романе, даже не другая женщина (Пшеницына) а прежний уютный, спокойный образ жизни становятся для Обломова дороже любви.
Необоримая лень и апатия, присущие Обломову, в доме Пшеницыной нашли благодатную почву. Здесь «нет никаких понуканий, никаких требований».
Предметной деталью Гончаров передает переломные моменты в жизни героя. Так, в XII главе третьей части писатель заставляет Захара облачить его в халат, вымытый и починенный хозяйкой. Халат здесь символизирует возврат к старой обломовской жизни.
«– Еще я халат ваш достала из чулана, – продолжала она, – его можно починить и вымыть: материя такая славная! Он долго прослужит.
– Напрасно! Я его не ношу больше, я отстал, он мне не нужен.
– Ну все равно, пусть вымоют: может быть, наденете когда-нибудь... к свадьбе! – досказала она, усмехаясь и захлопывая дверь».
Еще более характерна в этом смысле сцена, когда Илья Ильич возвращается домой и искренне удивляется приему, оказанному ему Захаром:
«Илья Ильич почти не заметил, как Захар раздел его, стащил сапоги и накинул на него – халат!
– Что это? – спросил он только, поглядев на халат.
– Хозяйка сегодня принесла: вымыли и починили халат, – сказал Захар.
Обломов как сел, так и остался в кресле».
Эта, казалось бы, вполне обычная предметная деталь становится толчком для душевных переживаний героя, становится символом возврата к прежней жизни, прежнему порядку. Тогда в сердце его «на время затихла жизнь», быть может, от осознания своей никчемности и бесполезности …
«Все погрузилось в сон и мрак около него. Он сидел, опершись на руку, не замечал мрака, не слыхал боя часов. Ум его утонул в хаосе безобразных, неясных мыслей; они неслись, как облака в небе, без цели и без связи, – он не ловил ни одной. Сердце было убито: там на время затихла жизнь. Возвращение к жизни, к порядку, к течению правильным путем скопившегося напора жизненных сил совершалось медленно».
Что касается «деловых качеств» Обломова, то они также раскрываются через предметный мир. Так, в аспекте переустройства имения, так же как и в личной жизни, победила «обломовщина» – Илья Ильич испугался предложения Штольца провести к Обломовке шоссе, построить пристань, а в городе открыть ярмарку. Вот как автор рисует предметный мир этого переустройства:
«– Ах, Боже мой! – сказал Обломов. – Этого еще недоставало! Обломовка была в таком затишье, в стороне, а теперь ярмарка, большая дорога! Мужики повадятся в город, к нам будут таскаться купцы – все пропало! Беда! …
– Как же не беда? – продолжал Обломов. – Мужики были так себе, ничего не слышно, ни хорошего, ни дурного, делают свое дело, ни за чем не тянутся; а теперь развратятся! Пойдут чаи, кофеи, бархатные штаны, гармоники, смазные сапоги... не будет проку!
– Да, если это так, конечно, мало проку, – заметил Штольц... – А ты заведи-ка школу в деревне...
– Не рано ли? – сказал Обломов. – Грамотность вредна мужику: выучи его, так он, пожалуй, и пахать не станет...»
Какой яркий контраст с миром, окружающим Обломова: тишина, удобный диван, уютный халат, и вдруг – смазные сапоги, штаны, гармоники, шум, гам …
Счастливые дни дружбы с Ольгой безвозвратно ушли, преданы забвению. И это Гончаров передает пейзажем, предметной деталью, возросшей до символа:
«– Снег, снег, снег! – твердил он бессмысленно, глядя на снег, густым слоем покрывший забор, плетень и гряды на огороде. – Все засыпал! – шепнул потом отчаянно, лег в постель и заснул свинцовым, безотрадным сном». Окутались в снежный саван и погибли его мечты об иной жизни.
Умело использует Гончаров и другую повторяющуюся предметную деталь – сиреневую ветку. Ветка сирени воплощает в себе то прекрасное, что зацвело в душах Ольги и Обломова.
Так, сцена встречи после первого объяснения в любви начинается с того, что после слов приветствия «она молча сорвала ветку сирени и нюхала ее, закрыв лицо и нос».
«– Понюхайте, как хорошо пахнет! – сказала она и закрыла нос и ему.
– А вот ландыши! Постойте, я нарву, – говорил он, нагибаясь к траве, – те лучше пахнут: полями, рощей; природы больше. А сирень все около дома растет, ветки так и лезут в окна, запах приторный. Вон еще роса на ландышах не высохла.
Он поднес ей несколько ландышей.
– А резеду вы любите? – спросила она.
– Нет: сильно очень пахнет; ни резеды, ни роз не люблю. Да я вообще не люблю цветов...»
Думая, что Ольга рассержена его признанием, Обломов говорит ей, потупившей голову и нюхающей цветы:
«– Забудьте же это, – продолжал он, – забудьте, тем более, что это неправда...
– Неправда? – вдруг повторила она, выпрямилась и выронила цветы.
Глаза ее вдруг раскрылись широко и блеснули изумлением...
– Как неправда? – повторила она еще.
– Да, ради Бога, не сердитесь и забудьте…»
«И Илья Ильич понял это движение сердца девушки. Он пришел на другой день с веткой сирени:
– Что это у вас? – спросила она.
– Ветка.
– Какая ветка?
– Вы видите: сиреневая.
– Где вы взяли? Тут нет сирени, где вы шли.
– Это вы давеча сорвали и бросили.
– Зачем же вы подняли?
– Так, мне нравится, что вы... с досадой бросили ее».
Ветка сирени раскрыла многое и Ольге. Гончаров иллюстрирует это следующим эпизодом: неделю спустя Илья Ильич встретил Ольгу в парке на том месте, где была сорвана и брошена ветка сирени. Теперь Ольга мирно сидела и вышивала …ветку сирени.
В эпизодах с веткой сирени Гончаров прекрасно передает смятение души Обломова. В мечтах герой рисовал себе бурную любовь, страстные порывы Ольги. Но тут же он поправлял себя: «…страсть надо ограничить, задушить и утопить в женитьбе!..»
Илья Ильич хочет любить, не теряя покоя. Иного хочет от любви Ольга. Приняв из рук Ольги ветку сирени, Обломов «вдруг воскрес. И она в свою очередь не узнала Обломова: туманное, сонное лицо мгновенно преобразилось, глаза открылись; заиграли краски на щеках; задвигались мысли; в глазах сверкнули желания и воля. Она тоже ясно прочла в этой немой игре лица, что у Обломова мгновенно явилась цель жизни.
– Жизнь, жизнь опять отворяется мне, – говорил он как в бреду, – вот она, в ваших глазах, в улыбке, в этой ветке, в “Casta diva”... все здесь...
Она покачала головой.
– Нет, не все... половина.
– Лучшая.
– Пожалуй, – сказала она.
– Где же другая? Что после этого еще?
– Ищите.
– Зачем?
– Чтоб не потерять первой, – досказала она, подала ему руку, и они пошли домой.
Он то с восторгом, украдкой кидал взгляд на ее головку, на стан, на кудри, то сжимал ветку».
В этом эпизоде Ольга намекает Обломову, что нужно искать цель жизни, нужно быть деятельным. И, казалось бы, незначительная ветка сирени в художественной ткани романа стала символичной. Как много она говорит читателю!
К символической ветке сирени писатель обращается еще не однажды. Например, в сцене объяснения Обломова с Ольгой в том же саду, после нескольких дней разлуки, после письма героя о необходимости «разорвать сношения». Увидев Ольгу плачущей, Обломов готов все сделать, чтобы загладить ошибку, вину:
«– Ну, если не хотите сказать, дайте знак какой-нибудь... ветку сирени...
– Сирени... отошли, пропали! – отвечала она. – Вон, видите, какие остались: поблеклые!