Система советской цензуры

В эти годы диктат над печатью проявился также в резком сужении общественно-политических изданий, так как закрывались издания, обвиненные в искривлении линии партии, шло свертывание приложений, экстренных, специальных и вечерних выпусков.
В этих условиях пресса использовала весь арсенал аллегорических символов, метафорических намеков и многозначительных умолчаний, и нужно сказать, что советские читатели преуспели в чтении между строк и овладели эзоповым языком в той же степени, что и способностью не воспринимать политические стереотипы и стилистические штампы.
Требовалось медленное вчитывание в текст, вдумчивое сопоставление его с реалиями действительности для того, чтобы распознать авторский замысел.
История самой цензуры в нашем отечестве разветвлении и обшир ...

Тема - Система советской цензуры

Известно, что изучение исторического прошлого основано на исторических источниках. Традиционно существовавшая в исторической науке схема информационных возможностей различных видов источников выглядела следующим образом: безусловно, достоверными, обязательными для цитирования и ссылок были произведения классиков марксизма-ленинизма, вождей партии и партийные документы. Менее достоверной считалась информация различных учреждений, исходящая «с мест», и, наконец, наименее достоверными считались источники личного происхождения. В настоящее время в нашей стране идет процесс осмысления прошлого; широко публикуются наряду с архивными документами ранее неизвестные воспоминания современников, опровергаются устоявшиеся стереотипы, воссоздается социально-психологическая атмосфера разных периодов наше й истории.
Новым содержанием постепенно наполняется и история советской периодической печати. В отечественной исторической литературе пресса была и остается не слишком почитаемым источником. Исследователи часто справедливо отмечают ее субъективность, фрагментарность, конъюнктурность и предпочитают использовать другие виды источников. Тем не менее периодическая печать была и остается уникальным источником, с помощью которого историк может восстановить непрерывную картину развития прошлого(1). Хорошо ориентируясь в атмосфере изучаемого периода, он зачастую приобретает такие свойства журналистики, как сознательное или невольное искажение истины в политических интересах государства, идеологическим орудием которого, по существу, являются средства массовой информации. Эти факторы, безусловно, снижают степень достоверности произведений журналистики, однако эти же самые факторы наделяют эти источники только им присущей уникальной информацией(2), а в некоторых случаях искажение действительности источником «предстает в высшей степени достоверной информацией об условиях его возникновения (о целях создания, намерениях автора и т. д.)»(3).
Предметом нашего исследования стал вопрос о происхождении монополии государства на средства массовой информации в 20 — 30-е гг., в так называемый период расцвета сталинщины в СССР.
В настоящее время изучение роли и места печати как ключевого звена в системе государственной пропаганды так же остается одной из актуальных проблем для многих социальных наук. Применительно к проблеме природы и сущности многих характерных черт советской печати это имеет не только научное, но и практическое значение. Закон о печати и других средствах массовой информации, отрицающий и монополию государства, и предварительную цензуру, стал определенным рубежом в свободном развитии

Недостаточно полно исследован вопрос организационного устройства партийного руководства печатью.Во второй половине 20-х гг. аппарат ЦК ВКП (б) распался на несколько отделов (организационно-инструкторский, распределительный (отдел кадров), культуры и пропаганды, отдел агитации и массовых кампаний) и два сектора (сектор управления делами и «Особый сектор» — «Секретариат Сталина»).
В 1934 г. эту «функциональную систему» структуры ЦК отменили, и аппарат был реорганизован по производственному принципу. По этому же принципу отдел культуры и пропаганды и отдел агитации и массовых кампаний были вновь воссоединены. Пресс-бюро ЦК, входившее в отдел агитации и массовых кампаний, становится самостоятельным звеном — отделом печати. По своему назначению отдел печати выполнял три самостоятельные функции: это был, во-первых, орган руководящих указаний для всей партийной и советской печати, во-вторых, орган контроля печатью, в-третьих, исследовательская лаборатория выработки новых форм, методов и приемов текущей печатной пропаганды. Вся работа проходила по секторам: 1) партийной печати; 2) советской печати; 3) ведомственной печати; 4) военной печати; 5) молодежной печати; 6) национальной печати; 7) профсоюзной печати; 8) печати «братских партий»; 9) иностранной печати; 10) издательский сектор. На правах самостоятельного сектора в отдел печати входил ТАСС(23).
Каждый сектор имел, помимо своих постоянных штатных сотрудников, большой штат нештатных специалистов из руководящих работников разных центральных учреждений и организаций: Коммунистической академии, Института красной профессуры, редакций центральных органов печати. Государственного издательства, военного ведомства.
Национального совета ЦИК СССР, ЦК ВЛКСМ, ВЦСПС, Наркоминдела (отдел печати иностранных дел), Коминтерна и т.д.
«Передаточный механизм» в этой системе работал следующим образом: еще до того, как ЦК выработает линию поведения по тому или иному вопросу или развернет какую-нибудь новую пропагандистскую кампанию, соответствующий сектор проводил одно или несколько совещаний своих специалистов с детальным обсуждением предстоящих задач и целей новой кампании. На этих совещаниях обсуждалось не «что делать» (что делать —это дело ЦК), а «как делать». Как сделать так, чтобы от предстоящей кампании получить наиболее эффективные психологические и практические результаты. Тут было широкое поле инициативы и для каждого из участников совещаний, и для самих сотрудников отдела печати(24).
6
Со второй половины 20-х гг. газеты и журналы все больше превращались в органы, «обслуживающие текущие задачи партии» и ее актуальные политические кампании (индустриализация страны, коллективизация, режим экономии, борьба с бюрократизмом и pp.). Смена редколлегии «Ленинградской правды» (декабрь 1925 г.), на страницах которой была осуждена кампания против так называемой «правой оппозиции» и ее лидера Г.Е.Зиновьева, развернутая в период подготовки и заседаний 15 съезда ВКП (6), явилась одним из последних звеньев в укреплении сталинской политики в отношении прессы.
Постановление ЦК ВКП (б) от 3 октября 1927 г. «Об улучшении партийного руководства печатью» директивно закрепило это положение.
Концентрация идеологической власти выразилась в факте реорганизации Главлита, о чем свидетельствует постановление СНК СССР от 5 октября 1930 г. Центральный аппарат
Главлита стал осуществлять общее руководство всеми формами контроля, инструктаж подведомственных ему местных органов и уполномоченных, а также последующий контроль. Уполномоченные назначались Главлитом и финансировались учреждениями, при которых они состояли; местные органы этой организации находились при краевых и областных отделах народного образования.
Целенаправленно и жестко шел процесс управления в интересах утверждающейся власти партийно-бюрократического аппарата. Последовательно и безжалостно искоренялась
живая мысль и живое слово в публицистике. В ходе массовых репрессий в 1937 — 1938 гг. за несколько месяцев был арестован весь состав редакторов центральных газет, всех областных газет России и Украины. В разное время по различным причинам были подвергнуты репрессиям высокопрофессиональные, талантливые журналисты, о которых еще не сказана сегодня вся правда. В день профессионального праздника журналистов в 1938 г. газета
«Правда» в передовой статье подвела итоги очередной кампании по повышению бдительности: «Славная советская разведка, руководимая т. Ежовым, помогла работникам прессы очистить свои ряды»(26) . В этом же году были написаны строки политического завещания бывшим главным редактором «Правды» и «Известий» Н.И.Бухариным: «В эти дни газета со святым названием «Правда» печатает гнуснейшую ложь, что якобы я, Николай Бухарин, хотел уничтожить завоевания Октября, реставрировать капитализм»(27).
Массовые репрессии обрушились на редакции газет и журналов. В «Комсомольской правде» была обнаружена «группка врагов», проникших в редакцию, в «Гудке» «группа врагов подвизалась под боком у редактора», «вражеские гнезда» были разгромлены в «Новом мире» и в десятках других изданий(28) . В конце 30-х гг. в коридорах «Известий» ходила горькая шутка: «Когда на Лубянке простои, то приходят в «Известия» искать следы Бухарина». В редакциях насаждались атмосфера страха, недоверия друг к другу, неуверенности в завтрашнем дне, безынициативность и покорность.
Отсутствие профессиональных журналистов самым плачевным образом сказалось на содержании газет, уровне элементарной грамотности их материалов. Анкетирование 23 областных газет России в 1937 г. показало, что среди журналистов-международников (наиболее грамотных и профессионально образованных) высшее образование имели 5 человек, среднее —10 и 4 человека — низшее, только 9 журналистов были членами ВКП (б)(29).
В ряде районов приостановился выпуск газет из-за отсутствия журналистов, корректоров и наборщиков. Положение с карами становилось настолько чрезвычайным,
7
что истинное положение дел нашло отражение на страницах центральных изданий. Руководящими органами печати был сделан вывод о том, что в среде журналистов насаждаются «клеветнические теорийки об отсутствии кадров». Журнал «Большевистская печать» гневно обличал: «Наша печать имеет неограниченные источники кадров. Сталинское
поколение людей таит в себе миллионы талантливейших работников печати, откуда можно и нужно черпать и кадры печати. И неясно ли, что болтовня о нехватке газетных кадров, об их незаменимости является клеветой на наш советский народ, на огромнейшие людские ресурсы, которыми располагает Советский Союз»(30) .
К середине 30-х гг. резко ослабла материально-техническая база печати. Обычным явлением стало отсутствие бумаги, пишущих машинок. Старое типографское оборудование пришло в негодность. Редакции газет, их типографии находились в неприспособленных, тесных зданиях. Обо всем этом просто кричали письма местных журналистов в партийные и советские органы, в профессиональные издания. Но признавать истинное положение было не принято, и поэтому в очередной раз появляется спасительный и оправдательный миф о вредительстве, о проникновении «врагов народа» в редакции и типографии страны: «Вредители пытались дезорганизовать снабжение печати бумагой, расстроить полиграфическую базу и держать советскую печать на крайне низком уровне»(31).
8
Заключение
В эти годы диктат над печатью проявился также в резком сужении общественно-политических изданий, так как закрывались издания, обвиненные в искривлении линии партии, шло свертывание приложений, экстренных, специальных и вечерних выпусков.
В этих условиях пресса использовала весь арсенал аллегорических символов, метафорических намеков и многозначительных умолчаний, и нужно сказать, что советские читатели преуспели в чтении между строк и овладели эзоповым языком в той же степени, что и способностью не воспринимать политические стереотипы и стилистические штампы.
Требовалось медленное вчитывание в текст, вдумчивое сопоставление его с реалиями действительности для того, чтобы распознать авторский замысел.
История самой цензуры в нашем отечестве разветвлении и обширна, и теснейшими, родственными узами связан с нею расцвет эзопова языка в 20 — 30-е гг. В основе эзопова языка в этот период стал метод исторических аллюзий, когда сквозь текст классического произведения можно говорить о бунте против догм, неприятии огосударствления человека, ответственности интеллигенции перед обществом и др.(32)
Безусловно, историку, помимо вышеупомянутых особенностей функционирования журналистики, необходимо проанализировать журналистский текст на лингвистическом уровне. Через слова и понятия, которые наиболее часто употребляются в том или ином обществе, проявляется ценностное отношение к окружающему миру, к тем или иным явлениям общественного бытия, поскольку они символизируют то, что постоянно находится в центре внимания общественного сознания.
Многоаспектность творческого процесса, многослойность журналистского текста и неоднозначность его восприятия затрудняют использование этих произведений в качестве исторических источников. Но именно они помогают историку реконструировать образ времени, вжиться в его атмосферу и зажить жизнью людей 20 — 30-х гг. «Сущность вживания заключается в том, что автор (историк) стремится понять и пережить те же чувства, что и его герой»(33). Только с этих позиций можно оценивать роль и значение журналистики в процессе исторического познания.
Список литературы
1) Биск И.Я. Курс лекций по источниковедению новой и новейшей истории. Тамбов, 1971. С. 96.10
2) Нечкина М.В. Функция художественного образа в историческом процессе. М., 1982. С. 10.
3) Хмылев Л.Н. Соотношение объективного и субъективного в историческом источнике // Вопросы методологии и истории науки. Иркутск, 1973. С. 371.
4) Черноморский М.Н. Периодическая печать: Учеб. пособие. М., 1956; Панфилова А.П. Советская периодическая печать как исторический источник. М., 1975; Горяева Т.М. Радиогазета 20—30 гг. как исторический источник // История СССР. 1984. № 4; Мезенцев М.Т. Публицистический прогноз. Ростов-на-Дону, 1986; Алаторцева А.И. Советская историческая периодика 1917—середина 1930-х гг. М., 1989; и др.
5) Цензура в России: (История и современность): Тезисы конференции. (Санкт-Петербург, 20—22 сентября 1995 года). СПб., 1995.
6) Богданов Н.Г., Вяземский Б.А. Справочник журналиста. Л., 1971. С. 132.
7) Документальные памятники: выявление, учет, использование / Под ред. С.О.Шмидта. М„ 1988. С. 3, 11.
8) Илизаров Б.С. О понятии ценности документального источника // История СССР. 1986. №5. С. 108—109.
9) Выготский Л.С. Психология искусства, 2-е изд., испр. и доп. М., 1968. С. 40—41.
10) Средства массовой информации и пропаганды. М., 1984. С. 250.
11) Информационные жанры газетной публицистики: Хрестоматия. М., 1986.
12) Биск И.Я. Курс лекций... С. 102.