Детский психоанализ в теории Француазы Дольто

СОДЕРЖАНИЕ
Введение 3
1. Понятие психоанализа и основные психоаналитические идеи 5
2. Детский психоанализ в теории Ф. Дольто и его особенности 9
2.1 Основы детской психологии Ф. Дольто 9
2.2 «Зеленый дом» в психологии Ф. Дольто 15
Заключение 19
Список использованных источников 21
...

СОДЕРЖАНИЕ

Введение 3
1. Понятие психоанализа и основные психоаналитические идеи 5
2. Детский психоанализ в теории Ф. Дольто и его особенности 9
2.1 Основы детской психологии Ф. Дольто 9
2.2 «Зеленый дом» в психологии Ф. Дольто 15
Заключение 19
Список использованных источников 21

-

Ф. Дольто - детского психоаналитика, автора глубочайшей теории бессознательного образа тела, психоаналитика, вышедшего из врачебного кабинета в публичное пространство, для профилактики страданий путем ранней социализации.
Начиная свой творческий путь педиатром Поликлиники Ней, Центра К. Бернара, Ф. Дольто, не имея в виду становиться психоаналитиком, а проходя в этот период жизни только собственный анализ, невольно привносит в свою деятельность тот аналитический подход, который захватывает ее все больше и больше.
«Техника» Дольто - между значимым телом и языком. Тело подает знаки о желании субъекта. Свои наблюдения и выводы она обобщает в кандидатской диссертации “Психоанализ и Педиатрия: важнейшие понятия психоанализа; шестнадцать случаев наблюдения за детьми», направленной, прежде всего, педиатрам. Диссертация была первым опубликованным текстом Ф Дольто “ Психоанализ и педиатрия - эта работа разделена на две части. В первой Ф.Дольто излагает в вполне читаемой форме основы психоанализа. Вторая часть посвящена 16 наблюдениям за детьми и представлению её метода.
Её работа как психоаналитика утвердилась и она стала активно участвовать во французском психоаналитическом движении, в частности, в первом разрыве этого движения, произошедшем в 1953 году. Вместе с Ж Лаканном, Ж. Фавез-Бутоннер, Ф Дольто участвовала в создании Французского общества психоанализа.
Ф. Дольто написала много статей в этот период, но знали её пока только в психоаналитических кругах. Пройдет двадцать лет личного и интеллектуального пути, во время которого Ф. Дольто не только досконально разработает свои психоаналитические концепции, но и углубится в размышления этического и религиозного характера.
Множество тем, поднятых Ф.Дольто стали достоянием широкой публики и сегодня составляют общий культурный фонд французского общества.
Для Ф. Дольто психоаналитическое лечение не является только медицинской процедурой помощи больному, но прежде всего оно является встречей двух людей. И Ф. Дольто боролась за защиту этики подобной встречи, основанной на принципе взаимного признания друг друга субъектами, разделяя и развивая этические взгляды З. Фрейда.
Ф. Дольто позже отметит “ если психоанализ и не гуманизм, тем не менее, психоаналитик не может обойтись без концепции о человеческой сущности”8. В поле детского психоанализа, этические обязательства Ф. Дольто приобретают еще более сильные акценты. Рождение ребенка для Ф. Дольто является уже доказательством и манифестацией того факта, что он сам является источником и происхождением собственного желания. Эту мысль она выразит, в ставшей известной формулировке9.
“Человеческое существо является символическим воплощением трех желаний: желания отца, желания матери и собственного желания - всех троих, являющихся существами слова». Из этого утверждения Ф. Дольто делает выводы: “Бессознательное “Я”, казалось бы предшествует в языке и должно считаться организующей инстанцией зародыша в сочетании с сознательным “ Я” его родителей.” Её волнует не столько проблема “происхождения” субъекта, сколько проблема его “связи” с телом.
Но только в 1961 году, через 22 года после «Педиатрии и психоанализа» появляется текст “Наука о личности и образ тела”.
Выдвижение тела в психоаналитической теории было, в какой то степени, неизбежным для детского психоаналитика. Так же, как невозможно уложить ребенка на диван, точно так же невозможно не понять, какое место для ребенка занимает тело в момент общения. Более того, материальное присутствие тела обязывает Ф. Дольто констатировать: “Тело личности при любой межчеловеческой коммуникации постоянно присутствует в воображении”, и оно вводит в обиход “ пара - вербальный и пред - вербальный язык”10.
Удивление, первое, с которым сталкиваешься, – это то, что бессознательный образ тела, о котором говорит Дольто, обнаруживается по ту сторону видимого образа; это то сокрытое, что станет, по сути, условием любого последующего акта видения, самопредставления. Бессознательный образ тела не представлен в визуальном порядке, напротив, его изъятие делает возможным существование тела, представленного в визуальном.
Образ (image) - само слово предстает ребусом, зашифрованным остатком, отлившимся из игры трех других слов. Оно как будто бы сложено из разнородных элементов, намекая на то, что нет априорно данного целостного тела. Тело - всегда уже результат монтажа в отчуждении, в метафоризации и метонимизации в отношениях с другим, в его собирании из частей, разных зон, областей, пронизанных удовольствием11.
Дольто, говоря о бессознательном образе тела, настаивает на том, что это не образ в обычном смысле слова. Это само по себе поразительно, так как, например, Лакан в большей степени оказывается заворожен именно оптикой тела. Для Дольто разговор о бессознательном образе тела – это разговор о «субстрате языка на уровне отношений».
Бессознательный образ тела выступает в логике означающих, их сцеплений, причудливых конфигураций как следствий символизаций утрат, связанных с разным опытом,- визуальным, тактильным, болевым, обонятельным, голосовым. Образ тела предстает как взаимопроникновение пространства и времени, он предстает опорой нарциссизма, опорой, в которой время, пересекаясь с пространством, проникает в настоящий миг, входит в соприкосновение с прошлым опытом, с «запоминаемым изо дня в день следом наслаждения», опытом удовольствия тела, фрустраций.
Чтобы приблизиться к пониманию разработанной ею теории бессознательного образа тела, окончательно сформулированной в одноименной книге, вышедшей в 1984 году за 4 года до ее смерти, необходимо представить себе, что в каждую секунду субъективность является отражением частичных аспектов образа тела, связи с самим телом, с Другим и с миром. Человек может сказать “Я” потому, что в том же действии, в момент когда он дышит общим воздухом, двигается и развивается среди других, он желает такого общения и такого отношения с другим, которое изменяет его, взаимодействуя с ним.
К этому первому делению Ф. Дольто добавляет другое, которое связано с эволюцией либидо. Ф. Дольто различает, таким образом, оральный образ тела, анальный образ тела, образ тела стадии Эдипа и даже, образ тела зародыша. Каждый из этих образов тела в каком то смысле, имеет свою грамматику и свою лексику.
Переход одного образа тела к следующему не является спонтанным процессом. Этот переход возможен через символизирующее действие (понятие, которое Ф. Дольто применила и к самому началу жизни человека) - символизация отказа от удовольствия, ухода от той или иной формы удовольствия – Ф. Дольто это действие называла символопорождающей кастрацией12.
Для Ф. Дольто развитие ребенка не начинается оральной стадией. Ей предшествует зародышевая стадия и пуповинная кастрация. С перерезанием пуповины ребёнок утрачивает свою слитность с матерью и переходит в мир дыхания. «С перерезкой пуповины происходит языковое рождение. Второе рождение, без которого нам не удастся стать самим собой, есть то, что погружает нас в предшествующий код, общий для нас и 2 наших родителей, и помогает обрести нашу природу, включая и те элементы культуры, которыми закодирован язык….Членораздельная речь, если она является спонтанной, одновременно с ясным сообщением передает латентное, передает речь бессознательного»13.
Одним из главных достижений Ф. Дольто стало признание того факта, что ребёнок с момента рождения является не infans, - что означает «не имеющий права на речь», - но языковым существом, субъектом для самого себя, в строгом соответствии с традицией психоанализа, считающего пациента субъектом собственных бессознательных желаний.
Ф.Дольто постоянно подчеркивала, что совсем маленький ребенок стремиться насытиться речью. Он открывает свой ротик не только для того, чтобы принять пищу. Нужно слушать этот открывающийся ротик, желающий вкусить информацию из диалога с нами не менее сильно, чем он хочет вкусить материнское молоко. Он хочет впитать информацию с молоком матери. Ребенок приходит в этот мир анатомически, генетически и социально предрасположенный к тому, чтобы говорить. При помощи зрения, обоняния и осязания он воспринимает окружающий его мир. Но только слово, обращенное к нему, является тем средством, которое позволяет ребенку причислить себя к людям14.
Это позволяло ей слушать и слышать то, что « обладает значением» и выражено посредством тела малыша, и обнаружить, к своему величайшему удивлению, что слово, адресованное бессловесному грудному младенцу, может обладать терапевтическим воздействием. Вот почему она всегда предлагала родителям говорить с ребенком обо всем его касающемся и «говорить ему правду» с самого рождения.
Оральный образ тела, ориентированный на удовольствии вбирания в себя, должен измениться в императивном порядке и трансформироваться для поддержания более развитых взаимоотношений. Это период “отнятия от груди” и потеря “тела от тела” и для этого требуется сепарация. Это значить поставить ограничение постоянному характеру орального образа тела. Это ограничение, поставленное родителями перед ребенком, является для Ф. Дольто эквивалентом кастрации. Своеобразный вид удовлетворения должен быть покинут и должен произойти переход к другому виду - тому, который позволяет общение на расстоянии. Для человека - через слово. На этом этапе, более, чем на каком-нибудь другом, мать обязана «купать ребенка в языке».
Когда ребёнок начинает ходить и приучается к опрятности, малыш должен расстаться вновь с состоянием слитности с матерью. Отдалившись и неё и освободив свой рот, он обретает способность говорить. Начав ходить, малыш осваивает пространство. На этом начальном этапе обретения независимости не следует его стеснять.
Навыки опрятности приобретаются тогда, когда ребенок умеет контролировать свои мышцы, а не в каком-то определенном возрасте или по принуждению. В этом же возрасте он знакомится с первыми запретами, первыми законами общежития: не делать вреда другому, не убивать15.
Каждая из этих «символопорождающих кастраций» - своеобразное испытание, по прохождении которого ребёнок взрослеет и в нём формируется человек. На родителей возложена ответственность помочь ему успешно пройти все эти этапы.
Открытие различий между полами также является для ребенка некой утратой: мальчик понимает, что он не сможет вы́носить ребенка, как его мама, а девочка – что у неё нет этого придатка, который поначалу ей так хотелось иметь. Примерно в трехлетнем возрасте ребенок пытается узнать, «как получаются дети». И здесь главное, чтобы родители со всей искренностью объяснили малышу, что такое сексуальность, в том числе и наслаждение. Ребенку становится ясно, что и его родители были произведены на свет тем же самым, общим для всех людей образом, передающимся от поколения к поколению, и и что он сам – часть этой цепочки16.
К трем годам малыш должен быть полностью готов к этапу пресловутого Эдипова комплекса, позволяющего ему выйти из семейного круга и вступить в социум.
Таким образом, Ф. Дольто вводит совершенно новое понятие позволяющего воссоздавать и обдумывать предыдущие, архаичные этапы развития ребенка.
Образ тела не анатомическая данность как телесная схема. Образ тела постоянно развивается в процессе истории субъекта и в системе его взаимоотношений. Нам предстоит изучить как именно он строится и изменяется на протяжении жизненного развития ребенка.
Одна из магистральных линий Дольто состоит в этом прописывании нескончаемой драмы детства, которая заключается в соблазне подражать родителю. Дольто даже апеллирует к наукам о нервной системе, отмечая: «Если бы науки о нервной системе могли с помощью каких-нибудь установленных фактов обосновать, что каждый ребенок в конечном счете совершенно отличен от своих родителей, это было бы очень важным вкладом». Эта апелляция Дольто к неврологическим наукам выглядит как крик в море непонимания.
Позиция, которую Дольто прописывает как желаемую по отношению к ребенку, это позиция «не наслаждаться!». В то же время, какая-то утопичность звучит во всем этом: не оказаться идеалом, уйти от позиции властного другого17.
Учение Ф. Дольто относящееся к ребенку как к “ становящемуся” в желании общения, в корне изменило воспитательные и терапевтические подходы.
Необыкновенное богатство концептуальных разработок Ф. Дольто, её интуитивные прозрения и клинический талант, её педагогическая работа с родителями и коллегами-профессионалами, её борьба за «дело детей» позволяют по праву считать её главнейшим и непререкаемым авторитетом в области психоанализа детей раннего возраста.
2.2 «Зеленый дом» в психологии Ф. Дольто
Ранний возраст – крайне важный период, когда можно своевременно поддержать семью и предотвратить дальнейшее углубление сопутствующих всякому развитию ребенка проблем. К этому выводу пришли специалисты, работающие с детьми раннего возраста, на основании разносторонних исследований, проведенных во многих странах
Как полноценный уход, отвечающий потребностям ребенка, так и профилактика трудностей отношений в семье, между родителями и детьми, приносит положительные результаты: способствует успешному развитию ребенка, закладывает фундамент физического и психического здоровья, укрепляет близкие эмоциональные связи.
Открытие языка детства, позволяющего нам понять мир маленького человека, распространение психологических и психоаналитических знаний среди родителей и педагогов, во многом связаны с именем Франсуазы Дольто и её Зеленым Домом. Во всем мире работают более трехсот «зеленых домов», и каждый из них особенный: сохраняя основополагающие принципы модели, несет на себе печать культурного своеобразия страны и организации, которая его поддерживает18.
Слова З.Фрейда: «Отход ребенка от родителей должен быть неизбежной задачей для того, чтобы социальному положению ребенка не угрожала опасность»19, возможно, были толчком к идее Зеленого дома Ф. Дольто.
Изначально Зеленый Дом был создан «в пику» существующим на тот момент в обществе способам сопровождения семей с детьми. Выбирая стиль негативного определения предлагаемого подхода, команда не случайно писала в своем представлении: «Это не консультация, не детский сад, не группа, где ребенка можно оставить на час…»
Намерение создать просто «пространство досуга и общения детей и родителей» касалось, главным образом, самого типа, можно сказать, тональности приема, а именно: отказаться как от «предоставления услуг» (новой услуги), так и от «сопровождения» (социальной опеки и поддержки семей, что представлено в социальных службах). Иначе говоря, команда искала нечто радикально отличное от других: вместо «лечебного», «патронирующего», «развлекательно-развивающего» пространства команда хотела создать пространство жизни.
Это выражалось в том, что родителям предлагалось, в первую очередь, позиционировать себя по-другому – чтобы они чувствовали себя в Зеленом Доме свободно, существовали в согласии со своим собственными ритмами, были бы протагонистами, а не пользователями проекта и, соответственно, приходя, продолжали бы чувствовать себя родителями – то есть в полной мере отвечающими за своих детей, за их воспитание, за отношения, которые они с ними выстраивают в своей естественной, никем не контролируемой форме.
Идея состояла в том, чтобы пространство Зеленого Дома населялось самими родителями и детьми, чтобы никто не чувствовал себя ни подвергающимся лечению, ни наблюдаемым, ни осуждаемым, ни исправляемым, ни… В двух словах, не чувствовал бы себя в роли «воспринимающего», в роли того, на кого направлено воздействие, что ставит родителей в ситуацию зависимости, в позицию инфантильную, лишает их ответственности и уверенности.
Соответственно, один из основных принципов: позволить изначально случиться всему, дать возможность каждому быть согласно своему состоянию, ритму, желанию, которое размечает наше освоение нового пространства или же обживания уже хорошо знакомого, и, в конечном итоге, ухода-расставания со ставшим уже привычным. Отсюда та доброжелательная нейтральность, которая витает в воздухе Зеленого Дома, которую отмечает каждый, переступающий его порог20.
Это естественно, не отменяет моменты столкновений и «выяснения желаний», иногда случающихся между родителями, упреков принимающим – все это свидетельствует в пользу того, что жизнь проявляется в Зеленом Доме во всей ее полноте и многообразии. Вокруг этих столкновений и завязывается зачастую словесный обмен, растекающийся ручейками, ведущими в самые разные стороны, иногда добирающимися до проявлений бессознательного желания.
Ставя перед собой задачу работать с проявлениями бессознательного желания, с субъективной историей, родительской «передачей», команда создателей Зеленого Дома размышляла над вопросом, в каких условиях это возможно? Ответ был один – в повседневности, в банальности отношений, в обыкновенности. Как писал Морис Бланшо, «когда «ничего не происходит» – вот она повседневность! Но каков смысл этого неподвижного движения? На каком уровне располагается это «ничего не происходит»? Для кого «ничего не происходит», если для меня всегда происходит что-то? Другими словами, кто же этот КТО повседневности? И в то же время, почему это «ничего не происходит», звучит так, словно нечто существенное должно было бы произойти?»21.
Таким образом, нужно, чтобы жизнь просто текла, как она течет, чтобы родители просто чувствовали себя родителями… Нужно, чтобы общение шло непринужденно, чтобы естественно чувствовали себя все - дети, родители, принимающие. Именно такой «несвязанный» прием, предлагаемый родителям, ставит их перед необходимостью самим искать и находить более подходящий для них способ бытия в Зеленом Доме – говорить, знакомиться, делиться тревогами, молчать, задавать вопросы, играть с ребенком, читать журнал, думать о своем…
В то же самое время не стоит строить иллюзии относительно того, что это легко – прийти в незнакомое пространство и «бытовать» в нем со своим «своим». Именно потому, что Зеленый Дом предлагает то, что другие институции не предлагают, это может «смущать» родителей, вызывать самые разные реакции – от закрытости и осторожности до неестественной активности и проявлений восторженного энтузиазма.
Главное, это дать времени время, позволить продвигаться и открываться каждому в согласии с его собственным ритмом, в поисках своего собственного желания, которым проникнута жизнь и которое неизменно проникнуто желанием других.
Родители, приходя в Зеленый Дом, в конечном итоге, просто (как будто это просто?) подтверждаются в своей родительской роли. Это может выразиться в целой череде важных, но, может, невидимых на первый взгляд, микро-Событий: в выходе «в люди» - представлении новорожденного Другому, который, в свою очередь, представлен группой родителей и детей; в артикулировании перехода от «мы» (материнского ощущения единства, семейной спаянной группы) к «он» (его зовут, он не хочет…) в обращении к третьему лицу; в обретении уверенности, что ребенок/мама - «как все», и он/она делают то, что делают все – ошибки, недосмотры, запоздалые понимания22.
Как может выразиться во взгляде на ребенка со стороны, словно бы чужими/новыми глазами; в предоставлении малышу возможности справляться самому в группе других детей и родителей; в открытии своих собственных реакций в моменты, когда ребенок переживает столкновения с другими…