"Инфернальные мотивы в повести Ф. М. Достоевского "Двойник"".

Под инфернальным или мистическим у писателя Достоевского подразумевается противостояние Добра - Зла (Бог - сатана, Космос - Хаос). Его структурные элементывыстраиваются в некое систему, описывающуюявление двойничества: оппозицииВысших сил и дьявола как на уровне отдельно взятой личности, так и на уровне определенной социальной общности.
Целью данной работы было определение и анализ структурных элементов, проявленийбинарного противостояния Добра и Зла на конкретных примерах.
Подобные двойственные жизненные обстоятельства длягероевпроизведений Достоевского - это в преимущественном большинстве случаевморальный и духовный кризис, обязывающий либо преодолеть подобное состояние, либо погрузится в него полностью. Вопросыдуховного выбора ориентированы, зачастую, наобстоятельства, нацеленныенасюжет ...

Введение 3
Глава 1. Инфернальные мотивы в образе врача в повести Ф. М. Достоевского «Двойник» 10
1.1. Роль образа врача 10
1.2. Крестьян Иванович Рутешпиц как инфернальный герой 16
Глава 2. Образы героев Голядкиных 21
2.1. Инфернальные мотивы в образе Голядкина-старшего 21
2.2. Инфернальные мотивы в образе Голядкина-младшего 26
Список использованной литературы 44

Несмотря на то, что изучение христианских традиций в творчестве Ф. М. Достоевского является одним из доминирующих аспектов влитературоведческих исследованиях о нем, вопрос об инфернальных мотивах в его произведениях, также вызывает большой интерес.
На причинах вплетение в сюжет поэмы «Двойник» инфернальных аспектов, напрямую связанных с сознанием самого писателя и его литературных героев,акцентирует внимание А.А.Станюта, связывая последние с русским менталитетом XIX в. К этому же вопросу обращается И.Д. Ермаков, анализируя феномен «инфернального» в творчестве Ф.М. Достоевского с позиции психоанализа (теория раздвоения личности), А.Н. Латынина связывает этоявление с проблемами экзистенциализма. Об обострении темы сверхъестественного в культуре Серебряного века говорят такие исследователи, как И.В. Кондаков, Л.К. Долгополов и другие .
Сам Достоевский, раскрывая вопросы трагизма человеческого существования, делает это, сталкивая в сознание своих литературных героев божественные и инфернальные силы: «человек есть тайна, я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком» . Творческое сознание писателя чутко реагировало на открывающееся ему в той или иной форме разительное несходство между его идеальными представлениями, мечтаниями о предназначении человека на земле и реальным существованием людей в мире. Это несоответствие тяжело воспринималось Достоевским. Именно поэтому писатель основой своей художественной концепции избрал отдельную личность с ее непримиримым внутренним миром и обыденностью .
Кроме того, проблема, на наш взгляд, заключается и в явной недостаточностиспециальных исследований, в которых раскрывались бы механизмы художественной реализации у раннего Достоевскогофеномена «инфернального».
Данная работа находится в русле решения указанной проблемы. Наматериале повести «Двойник» (1846-1866)осуществляется целостный анализ инфернальных мотивов,рассматриваемых, прежде всего, в плане интертекстуальных связей с сознаем отдельно взятого персонажа.
Апоскольку жанр «повести», согласно его древнерусским корням,представляет собой прежде всего повествование о действительных событиях – своего рода хронику того или иного исторического времени, то достоевская «повесть» воспринимается как повествование об историческом времени не жизни, а смерти.
Но, с другой стороны, эта «реалистическая»картина показана сквозь призму «субъективизма» автора,метафорическим воплощением которого выступает здесь главный персонаж .
Автор здесь устанавливает отношения антагонизма между главным героем и его двойником. Этот последний оказывается несущим изгнание и безумие противником. Помимо мотивов пленения,враждебности и безумия, здесь оказываются имотивы инфернальные, в которые погружается главный герой. Известно, что свой творческий метод, на тот период,Достоевский называл «теоретическим социальным реализмом» .
Олицетворением демонического начала, пребывающего в положении господствующего, выступает в произведении доктор Крестиан Иванович Рутеншпиц, идущий рядом с главным героем на протяжении всего сюжета.
Итак, система образов произведений строится на взаимодействии двух начал: врача-демона и советника-идеалиста. Этовзаимодействие обусловлено не только внешними факторами, физическим соприкосновением (они постоянно сталкиваются или сопутствуют друг другу), но согласия, внутреннеговзаимопроникновения между ними нет, и эта пропастьуглубляется с появлением нового персонажа – двойника, удачно занявшего место главного героя.
Окружающаядействительность, образы, объекты в этом произведении несет ту же печать демонического присутствия.
Даннаяситуация отражает широкие интертекстуальные связи с европейской классическойлитературой: например, с образами из «Фауста» Гете. Помимо мотива «безумия»,отголосок этого произведения видится и в образе «пса» – узнаваемомдемоническом символе, связанного с темой пустоты и смерти.
В условиях отсутствия какого-либопротивоборства антагонистичное ей начало – демон – естественно обретаетгосподствующее положение в мире (что и отражено в заключительной части повести).
Присутствие дьявола в тексте явлено практически неприкрыто, откровенно – в образеторжествующего и заполняющего душу главного героя «адским» светом демона-лекаря.
Действительно, фаустовская тема о совместного пути двоих – человека и беса, пытающегося уловить егодушу, в произведении является лейтмотивной, причем постепенносгущаясь к концу произведения. Сначала этот мотив едва просматривается внеизменном соседстве этих образов, затем усиливается в актуализирующемся безумии главного героя и достигает максимальной концентрации вфинале произведения, поскольку именно в немстановится «слышимым» и понятным разговор между демоном и центральным персонажем.
Обращает на себя внимание и поднятыйавтором тут же мотив «одурманивания» (выписанные доктором лекарства), причем состояние замкнутости со свойственными ему галлюцинациями и обманом чувствподчеркнуто в произведении.
Итак, художественный хронотоп, в рамках которого существует герой,насквозь пронизан инфернальными мотивами и служит средством реализации идеи о торжестве демонических сил «тьмы» в бездуховном мире. Главный герой, в образе которого явнопрослеживаются черты человека «не от мира сего», оказывается в ситуации пленения и «лукавого»искушения сатаной. При этом автор насыщает конкретный субъективныйопыт своего лирического героя непреходящим смыслом, вписывая всесовершающееся тут и теперь в широкое культурное пространство коллективной памяти человечества об извечной борьбе между добром и злом, светом и тьмой, Богом и дьяволом. Образ титулярного советника Якова Петровича Голядкина в итоге интегрируется вцикле с образами мученика, Фауста, а образ общества и лекаря – с образами демона и Мефистофеля, тем самым определяя двойничество Достоевского - понятие, не имеющее принятого всеми раз и навсегда определения. Говорить об этом можно уже исходя из того, что словарь-справочник «Достоевский: эстетика и поэтика» содержит три статьи под названием «Двойничество».
В.Н.Захаров подчеркивает религиозный аспект этого явления, цитируя Достоевского: двойственность - «обыкновенная черта, не самых обыкновенных людей» (из письма Достоевского к Катерине Юнге - Т.К.) находит разрешение лишь в «обращении к Христу и к христианству» .
Во второй статье двойничество рассматривается с позиций историософии писателя и предстает как «аспект концепции личности у Достоевского в ее национальном и общечеловеческом социально-историческом бытии» . Е.К. Созина обуславливает эпохой особый тип личности, склонной к раздвоению, и описывает механизм появления двойника, ссылаясь на Достоевского.
Автор третьей статьи, М.В. Загидуллина, анализирует этот мотив с точки зрения оппозиций: сердце - ум, гордость - совесть, душа - тело .
На наш взгляд, двойничество Достоевского оказалось емкой формой выражения основ существования человека, его взаимоотношений с самим собой и с миром. Система герой - двойник (герой - двойники) показывает конфликты, включенные в историческую перспективу развития России, и описывает пограничные ситуации - ситуации выбора дальнейшего пути, в которые постоянно помещает героев Достоевский и которые неизбежно приводят их к экзистенциальному выбору между добром и злом, Богом и дьяволом, Космосом и Хаосом.
Двоиничество явилось продуктивной моделью в создании мифов , его «фантастический колорит» привлек внимание романтиков. Семантическое поле, возникшее вокруг двойничества, насыщено культурными и литературными составляющими, словно шлейф, следующими за каждым его появлением у Достоевского.
Двоиничество Достоевского - структурное явление. В оппозициях Добро - Зло, Бог - дьявол, Космос - Хаос, лежащих в основе двойничества в творчестве писателя, отрицательный полюс предстает как совокупность эквивалентных мотивов, образов, топосов и ситуаций, складывающихся в парадигму демонического. Центральным элементом этой парадигмы является мотив сделки (контакта) с нечистой силой .
Э.М. Жилякова описывает представления Достоевского о демоническом как «<...> трагический разрыв между «великим и прекрасным», данным от Бога, и духовным нигилизмом, мятежом против Бога, отпадением от мира людей». В статье «Демонические герои» «демоническое» становится синонимом «двойничества», и это совершенно закономерно, поскольку двойственность всех возможных явлений в творчестве Достоевского заключает в себе борьбу светлого и темного начал (Бога и дьявола) как на уровне одной личности, так и на уровне социума .
Цель исследования заключается в выявлении и интерпретации как заимствованных, так и созданных Достоевским соответствующих мотивов, из которых выстраивается феномен инфернального - демоническое начало в герое и мире .
В данном исследовании автор опирается на примеры анализа произведений Достоевского и других писателей с точки зрения наследования мифопоэтических принципов организации текста (Е.М. Мелетинский, В.Н. Топоров, С. Ю.Неклюдов, Р.Я. Клейман, Б.С. Кондратьев, Е.Г.Чернышева) .
Выявление и описание структуры инфернального в художественном мире Достоевского - задача, которую мы решаем, опираясь на традиции структурно-семиотических, компаративных, мотивно-тематических и интертекстуальных разборов произведения «Двойник».
Мотив инфернального в творчестве Достоевского неоднократно попадал в поле зрения исследователей, однако до сих пор не существует монографии на эту тему. В то же время вряд ли кто-нибудь станет отрицать, что для Достоевского мотив инфернального - основа мироощущения.
Исследования М.Ю. Лотмана , Е.М. Мелетинского , В.Н. Захарова раскрывают инфернальное Достоевского с точки зрения исторической и теоретической поэтики.
Несколько особняком стоят исследования этого феномена М.М. Бахтиным , который рассматривал указанный феномен Достоевского в контексте теории диалога. В западных исследованиях эта линия была поддержана Д. Даноу и Д. Малькольмом .
Новизна нашего исследования заключается в анализе инфернального в поэме «Двойник» Достоевского как структурного явления и описании этого феномена с точки зрения структурных «констант», составляющих отрицательный полюс оппозиции Добро - Зло и складывающихся в парадигму демонического: раскрывается заложенный в творчестве Достоевского мифопоэтический потенциал, выявляется мифопоэтические элементы с демонической семантикой. До настоящего момента сколько-нибудь подробное описание этой парадигмы отсутствовало.
Таким образом, феномен инфернальной двойственности заключает в себе центральную тему творчества Достоевского - противостояние Добра и Зла. Без детального анализа формальных приемов, при помощи которых Достоевский описывает это противостояние, невозможно понять механизмы функционирования инфернальногов творчестве писателя.
Темное начало и в мире, и в человеке у Достоевского существует подобно миражу, то возникающему, то вновь исчезающему. Образы, топосы, мотивы и ситуации, участвующие в описании взаимоотношений героя с демоническим двойником (внутренним или внешним), не обнажаются, не е творчества писателя и складываются в парадигму демонического, описывающую законы существования мира Зла, отрицательного полюса бытия. Эти элементы возникают на разных уровнях структуры текста: на уровнях мотивов, образов, топографии, криптограмм, аллюзий.
Данное исследование продолжает анализ текстов Достоевского с точки зрения наследования мифопоэтической традиции, согласно направлению, указанному В.Н. Топоровым (В.Н. Топоров считает одним из проявлений мифопоэтического использование Достоевским известных литературных конструкций («схем», под которыми подразумеваются системы персонажей или связанные ряды мотивов). Кроме того, Топоров отмечает, что Достоевский не только задействовал сложившиеся культурные коды, но и создавал свои собственные, неоднократно повторявшиеся на протяжении творчества писателя: «При всей несравненной сложности романов Достоевского оказывается, что в них легко выделяются некоторые заведомо общие схемы (от которых автор, в отличие от большинства его современников, не хотел отказываться), наборы элементарных предикатов, локально-топографических и временных классификаторов, которые могут быть заданы списком, набор метаязыковых операторов и, наконец, огромное число семантически (часто символически) отмеченных кусков текста, которые могут появляться в разных частях одного или нескольких произведений. В этом смысле романы Достоевского аналогичны мифопоэтическим текстам) .
Это направление заключается в выявленииэквивалентных мотивов, образов, топосов и ситуаций как в пространстве произведений Достоевского, так и в пространстве всей русской литературы.
Объектом нашего исследования является повесть Ф. М. Достоевского «Двойник». Предметом исследования – мотивы инфернальной двойственности в повести Достоевского.
 

Здесь стоит вспомнить «Фауста» Гете, где главному герою Мефистофель является первоначально в образе черного пуделя, это отмечают так же исследователи В. Н. Захаров и Ветловская. В повести «Двойник» этот образ несет два значения. Во-первых, она становится предзнаменованием будущих событий, а именно появление в жизни Голядкина его двойника, который так же рассматривается нами как инфернальный герой. Во-вторых, эта собачка тесно связана и с Крестьяном Ивановичем Рутеншпицем, она как бы выступает его символом. Вспомним, что часть фамилии доктора – «Шпиц» означает породу собаки, следовательно, можно говорить о переклички сюжетов Гете и Достоевского. Доктор Рутеншпиц непосредственно связан с образом черта или беса.Об этом свидетельствуют и его горящие глаза, по которым, в народных поверьях, можно узнать нечистого. Так, в начале произведения акцент делается на «выразительном, сверкающем взгляде» Крестьяна Ивановича, который приводит в замешательство главного героя. И в финале повести вновь появляется этот взгляд, но уже в полном своем проявлении, тогда черт открывается Якову Петровичу: «два огненные глаза смотрели на него в темноте, и зловещею, адскою радостию блестели эти два глаза». Зловещий образ предстает перед главным героем, отбирая у него окончательно его душу, тело, и как следствие, наделяя его неизлечимым безумием.Доктор полностью теряет свои специфичные качества и становится совершенно очужденным. «Незнакомец важно и торжественно приближался к господину Голядкину... Господин Голядкин эту фигуру очень хорошо знал. Он ее видел, очень часто видал... &lt;…&gt; недоставало только сигарки во рту для дальнейшего сходства... Зато взгляд незнакомца, какуже сказано было, оледенил ужасом господина Голядкина. С важной и торжественной миной подошел страшный человек к плачевному герою повести нашей... Герой наш протянул ему руку; незнакомец взял его руку и потащил за собою...». Здесь явно видно то, что Крестьян Иванович предстает в каком-то совершенно другом облике, который не знаком главного герою. Это зловещий образ, цель которого стереть Якова Петровича как личность, он отбирает у него его собственное «Я», вместо того, чтобы помочь приобрести его вновь.И здесь Рутеншпицвоплощается в образе может быть черта, который в прямом смысле слова отбирает душу у человека, чему свидетельствуют следующие строки: «Только что проговорил господин Голядкин, что он вручает вполне свою судьбу Крестьяну Ивановичу, как страшный, оглушительный, радостный крик вырвался у всех окружающих его и самым зловещим откликом прокатился по всей ожидавшей толпе». Яков Петрович как будто, сам того не зная, дал согласие на то, что отдает душу свою во владение черту, а окружает их нечистая свита, во главе которой Голядкин – младший. Далее мысль о причастности доктора к нечистой силе только подтверждается: «Вдруг он обмер: два огненные глаза смотрели на него в темноте, и зловещею, адскою радостию блестели эти два глаза. Это не Крестьян Иванович! Кто это? Или это он? Он! Это Крестьян Иванович, но только не прежний, это другой Крестьян Иванович! Это ужасный Крестьян Иванович!..». Произошла подмена одного человека неким неизвестным Голядкину существом. Это подтверждает и то, что последняя фраза Рутеншпица произнесена с акцентом:«— Ви получаит казенный квартир, с дровами, с лихт и с прислугой, чего ви недостоин, — строго и ужасно, как приговор, прозвучал ответ Крестьяна Ивановича»,- в начале произведения доктор говорит на абсолютно чистом русском языке, происходит полное отчуждение доктора и пациента.Это еще раз подтверждает мысль о том, что в финале повести черт открывается главному герою и здесь уже не остается сомнений в инфернальности доктора Рутеншпица.Образ врача в повести Ф.М. Достоевского «Двойник», является сюжетообразущим. Так, не смотря на то, что Крестьян Иванович Рутеншпиц появляется в повествовании всего 2 раза, он является неотъемлемой частью произведения. Встреча доктора и пациента открывает повесть, при первом своем возникновении, данный герой помогает раскрыться господину Голядкину, становится понятным, что именно представляет из себя Яков Петрович. Второе появление Крестьяна Ивановича, оно же последнее, завершает повествование. Образ врача является ключевым в одном из самых главных поворотов сюжета, Рутеншпиц сам непосредственно участвует в вытеснении главного героя из его жизни и замены его на двойника – господина Голядкина-младшего. Но это не единственная подмена в повести. По сути, Крестьян Иванович не выполняет долженствующих обязанностей. Он так и не смог помочь своему пациенту, это доктор только на словах. И В конце произведения, Рутеншпиц, как врач, подменяется образом нечистого, который завладевает душой человека.Глава 2. Образы героев Голядкиных2.1. Инфернальные мотивы в образе Голядкина-старшегоНа первый взгляд, Голядкин — личность вполне благополучная и простая. Но это не так. Буквально с первых страниц повести Голядкин дан в состоянии опасного для него умственного непомерного возбуждения. Причина его — гипертрофированная амбициозность. Если у Макара Девушкина, смирного словно мышонок, амбиция, хотя и присутствовала, но заявляла о себе довольно робко, /стыдился бедности, мог изредка «копейку ребром поставить», то есть гульнуть/, то Голядкин прямо-таки одержим приторможенным до поры чувством ущемленности собственного достоинства и в целом жизненного статуса. Не сообразуясь с наличием скромных собственных ресурсов как материальных, так и духовных, он пытается одним отчаянным скачком изменить свое жизненное положение, переместившись в «высший свет». Задумано это осуществить с помощью женитьбы на дочери «его превосходительства» Берендеева, Кларе Олсуфьевне. Эта бессмысленная идея обнаруживает духовную и умственную несостоятельность персонажа. Начав действовать, Голядкин сразу же оказывается в курьезном положении отвергнутого и осмеянного жениха, и на этом история вполне могла бы казаться завершенной. На самом же деле изложенное явилось преамбулой главного действия, связанного с появлением у Голядкина его удачливого двойника, Голядкина-младшего. С этого момента повесть приобретает отчетливо выраженный фантастический характер. Голядкин-младший, воплощая раскрепощенные амбиции Голядкина—старшего, пуская в ход ловкость, нахальство, интриги, прямой обман, легко добивается всего, чего его добропорядочному двойнику не суждено было осуществить. Бесплодная борьба Голядкина-старшего с удачливым двойником изнуряет несчастного чиновника и приводит его к помешательству.Природу «двойничества» глубоко раскрывает М.М.Бахтин. По мнению ученого, это явление основано на эффекте пародирования, которое представляет собою «создание развенчивающего двойника». Художественная функция двойника, таким образом, состоит в раскрытии глубинной сути явления, характера персонажа. В нашем случае это обнаруживается в «добропорядочном» Голядкине-старшем, таящихся в подсознании темных, «содомских» качеств его сознания.Бахтин указывает на то, что использование эффекта двойничества у Достоевского приобрело устойчивый характер: «...Почти каждый из ведущих героев его романов, — пишет ученый, — имеет по нескольку его двойников, по-разному его пародирующих: для Раскольникова — Лужин, Свидригайлов, Лебезятников, для Ставрогина — Петр Верховениский, Шатов, Кириллов, для Ивана Карамазова — Смердяков, черт, Ракитин. В каждом из них /то есть двойников/ герой умирает /то есть отрицается, чтобы обновиться/ то есть очиститься и подняться над самим собою».Жанровую природу своего произведения Достоевский указал сам в подзаголовке — «Петербургская поэма». Сделано это по-видимому под влиянием Гоголя, назвавшего «Мертвые души» поэмой. На самом деле «Двойник» не поэма, а фантастическая повесть. Некоторые критики, не принимая во внимание фантастических элементов поэтики, пытались объяснить появление Голядкина-младшего как бред главного героя, его галлюцинации. Такое понимание произведения несостоятельно, поскольку Голядкину-младшему здесь дана самостоятельная и притом важная роль. Он, хотя и фантастический, но вполне полноправный персонаж, действующий в произведении на равных правах с Голядкиным-старшим. Его принимают на службу в тот же департамент, он взаимодействует с обширным кругом лиц.Суждения многих авторов о том, что Голядкин-младший — плод помутившегося сознания главного героя опровергается конкретным анализом содержания повести. Все дело в том, пишет В.Н.Захаров, что «двойник героя, Яков Петрович Голядкин-младший — такое же реальное лицо в повести, как сам господин Голядкин, как Антон Антонович Сеточкин, Олсуфий Иванович Берендеев, Клара Олсуфьевна... и другие. Такова художественная установка автора, однозначный смысл которой неоднократно обыгрывался в произведении: не раз Голядкин /пробовал усомниться в реальности двойника... пробовал ущипнуть самого себя и каждый раз Достоевский убеждает героя и читателя в том, что двойник не призрак, не галлюцинация, а реальное действующее лицо, не сон героя, а явь в художественном мире произведения».С этим трудно не согласиться. И все же нельзя упускать из виду и то, что в художественной концепции автора Голядкин-младший — продукт раздвоения личности Голядкина-старшего. Сложность подобного сочетания, смутившая многих читателей и критиков в том, что в произведении столкнулись два способа художественного обобщения, один — психологический /раздвоение/, другой — сюжетный, воплотившийся в фантастическом персонаже. В 70-е годы Достоевский ясно видел ущербность подобного чрезмерного усложнения в сравнительно небольшом по объему произведения, и отказался от его применения в дальнейшем.Чрезвычайно важен вопрос о генезисе «Двойника». Все критики и литературоведы увидели в этом произведении безусловное влияние творчества Н.В. Гоголя, в частности, его фантастической повести «Нос», где художественно воплощен мотив раздвоения героя. Но следует учитывать, что сам этот принцип «двойничества» имеет давнюю историю, на что было указано Бахтиным. Несомненно влияние на Достоевского оказал Э.Т.А.Гофман, который в своих романах «Элексир сатаны», «Житейские воззрения кота Мурра» и других произведениях дал образцы романтической трактовки образов двойников. С этими произведениями Достоевский был хорошо знаком.Несомненно, что ближе всего к «Двойнику» находится повесть Гоголя «Нос». Фантастична сама ситуация, образующая сюжет этого произведения. Состоит она в следующем. У чиновника Ковалева исчез его нос, приняв статус самостоятельного существа и доставив тем самым серьезные неприятности пострадавшему. Мы видим здесь ситуацию досадно трагикомического недоразумения, обыгранного в фантастическом антураже. Фантастический сюжет помог Гоголю раскрыть ничтожный мир петербургского чиновничества. Фантастика в повести Гоголя сочетается с сатирическим изображением бытовой обстановки различных типов Петербурга — это так. И все же отличие «двойника» от произведения Гоголя существенно и оно носит принципиальный характер. Нос как двойник коллежского асессора Ковалева не является продуктом психологического раздвоения, того, что мы видим в «Двойнике». У Гоголя раздвоение Ковалева носит чисто физический характер, у Достоевского — психологический. В этом и состоит существенное различие между ними.Все художественные компоненты подчинены в повести раскрытию нравственной ущербности эгоцентризма, рождающего «подполье». Заслуживает внимание композиционный строй произведения. Немалая по объему повесть состоит из тринадцати глав. Заметно, что в раскрываемом композиции содержании сравнительно мало действия и персонажей, преобладает же изображение физического и духовного состояния центрального героя, его мыслей, чувств, диалогов. Психологическое содержание в произведении главенствует.Первые пять глав повести носят экспозиционный характер. В них речь идет об утреннем пробуждении героя и отъезде в нанятом экипаже по делам. Вторая глава рассказывает о визите Голядкина к врачу, «доктору медицины и хирургии». Третья посвящена долгому хождению Голядкина по лавкам, где он выбирает и заказывает дорогие вещи, хотя требуемого задатка ни одному продавцу не дает. В четвертой главе содержится рассказ о неудавшейся попытке попасть на званый обед к его сиятельству Берендееву, отцу девушки, к которой герой собирается свататься. В пятой сообщается, что Голядкин все же сумел проникнуть к Берендеевым, где в это время начался бал. Отсюда его с позором изгоняют. В этой же главе происходит первая встреча с двойником, Голядкиным-младшим. Эта глава, собственно, и положила начало фантастического сюжета. Последующие шесть глав посвящены различным эпизодам, раскрывающим характер отношений между Голядкиным и его двойником. И, наконец, тринадцатая, завершающая, глава содержит сцены окончательного краха начинаний Голядкина, его помешательства и торжества двойника-антагониста.Из сложной системы образов мы выделим лишь главные — Голядкина и его удачливого двойника. Первый — самый обыкновенный чиновник, хотя его образ как бы подвергнут фантастическим флером. Эта фантастичность проявляется в том, что, хотя признаки помешательства Голядкина-старшего с первых же страниц носят явный характер, никто, ни слуга, ни сослуживцы, этого не замечают или же до поры просто не придают этому значения. Голядкиным овладела безумная идея — женитьба на Кларе Олсуфьевне, принадлежащей к высшему обществу, что и стало причиной сумасшествия.Автор точен в изображении протекания своего главного героя. От малозаметных признаков прослеживается движение ко все более очевидным. Сознание Голядкина все время двоится. Он постоянно совершает дикие, нелепые поступки, но временами спохватывается и с тревогой задумывается о своем состоянии. Он дважды посещает врача, по всей видимости, шарлатана, — ни малейшей помощи тот оказать не может. Когда ум светлеет, несчастный с ужасом осознает катастрофичность своего положения, у него даже появляются моменты более или менее здравых рассуждений. Так, увлеченный заботами о похищении Клары Олсуфьевны, он вдруг догадывается, что эта девица из высшего общества, начитавшаяся французских романов, совсем не для него, неотесанного служаки. В мысленном монологе, обращенном к девице, он говорит: «Нынче муж, сударыня вы моя, господин, и добрая благовоспитанная жена должна во всем угождать ему. А нежностей, сударыня, нынче не любят...Муж, например, нынче приходит голодный из должности, — дескать, душенька, нет ли чего закусить, водочки выпить, селедочки съесть. Муж закусит себе с аппетитом, да на вас и не взглянет, а скажет: поди-ка, дескать, на кухню, котеночек, да присмотри за обедом, да разве-разве в неделю разок поцелует да и то равнодушно...Вот оно как по-нашему-то, сударыня...».По мере развития действия повести отношение автора к образу Голядкина меняется. Если в первых главах Голядкин-старший предстоит перед читателем главным образом в комических ситуациях, то в последующих и особенно завершающей, он дается в нравственной атмосфере трагизма, рожденного неотвратимостью гибели личности, ставшей жертвой заблудившегося сознанием. И тут у Достоевского, несомненно, перекличка с гоголевскими «Записками сумасшедшего».2.2. Инфернальные мотивы в образе Голядкина-младшегоБольшинство авторов, пишущих о «Двойнике», все внимание сосредотачивают на анализе образа Голядкина-старшего, оставляя в покое его двойника, хотя именно в нем заключена сокровенная суть произведения, на что указал сам автор. В Голядкине Достоевский увидел свой «главнейший подпольный тип». Несомненно, что именно в «Двойнике» писателем намечена впервые тема душевного «подполья», которая в дальнейшем получила углубленную разработку в «Записках из подполья», в романах-трагедиях вплоть до «Братьев Карамазовых».Тема духовного подполья важнейшая в творчестве Достоевского. В дневниковых заметках 1875 года, он писал: «Я горжусь, что впервые вывел настоящего человека русского большинства и впервые разоблачил его уродливую и трагическую сторону...Только я один вывел трагизм подполья...».Подполье, каким его изображает Достоевский, — это эгоцентризм, доходящий до самого подлого цинизма, попирающего высокие человеческие принципы. В «Записках из подполья» его «антигерой» так говорит о себе: «Мне надо спокойствия... Весь свет сейчас же за копейку продам. Свету ли провалиться или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить».«Этот человек, — как пишет В.Я. Кирпотин, — весь вымазан в нравственной и физической грязи... практика его каждый раз оборачивалась грязью и развратом, отвратительным издевательством над доверяющимися ему людьми».«Подполье» прочно утвердилось в жизни, что и побудило Достоевского художественно исследовать это явление. Для осуществления этой цели и понадобился фантастический образ Голядкина-младшего. В образе этого ловкого авантюриста автор воплотил все, что в душе добропорядочного Голядкина-старшего носило рудиментарный, отчасти подсознательный характер. Такова художественная функция этого образа. С помощью фантастического образа, автор получил возможность углубить психологический анализ личности, проникнуть в потаенные глубины сознания «маленького человека», ощущающего свою социальную ущербность, ищущую удовлетворения амбициозных целей.С точки зрения сослуживцев и других людей в образе Голядкина-младшего нет ничего фантастического. Это ловкач-карьерист, шустрый, скользкий, неуязвимый в своей оболочке самоуверенного пройдохи, умеющего добиваться своих целей. А между тем, все в нем фантастично. По своему внешнему облику он точная копия Голядкина-старшего. «Сходство в самом деле разительное, — говорит Антон Антонович, тоже чиновник, — это даже чудесное сходство, фантастическое...Чудо, действительно чудо!. Совпадают не только фамилия, имя, отчество, но и место рождения. Фантастичен сам факт появления Голядкина-младшего в том же учреждении, устроившегося за канцелярским столом как раз напротив Голядкина-старшего. Фантастично полное равнодушие сослуживцев к поразительному факту. В Голядкине-младшем отчетливо выражено бесовское начало. И в обширной художественной галерее бесов Голядкину по праву должно принадлежать одно из видных мест. Именно от Голядкина у Достоевского и следует его зловещие приемники. Это Свидригайлов, Ставрогин, персонажи романа «Бесы», Иван и черт из «Братьев Карамазовых».В данном исследовании мы принимаем точку зрения, где двойник является мистическим героем, а именно чертом, всеми силами пытающегося завладеть душою главного героя. Тогда возникает вопрос: «Откуда взялся этот черт, что заставило его появиться в жизни Голядкина?». И этот вопрос вполне закономерен, ведь ни в народной культуре, ни в мировой литературе, нечистая сила никогда не появляется просто так. Чаще всего сам герой, осознанно или подсознательно, вызывает к себе черта. Вспомним, например, одну из легенд устного народного творчества, где черт украл у матери ребенка, которая по незнанию трижды послала его к черту, отсюда запрет на упоминание его имени вслух, а не то беды не миновать. Для появления демонического существа в жизни человека нужен особый случай или непреодолимое желание что-то иметь – таково условие в традиции мировой литературы. Так, нечисть появляется в произведениях Достоевского, Гоголя, Жуковского, Гёте и др. В повести «Двойник» такой герой тоже появляется не случайно. Можно предположить, что на это повлияла и нежелательная случайная встреча Якова Петровича со своим начальником, тогда он в смятении думает: «Признаться иль нет? &lt;…&gt; или прикинуться, что не я, а что кто-то другой, разительно схожий со мною, и смотреть как ни в чем не бывало? Именно не я, не я, да и только!». В этот момент Голядкин-старший будто отрекается от самого себя, от своей сущности, он не хочет быть собою, не хочет занимать свое тело, свое существование, лучше бы ему быть кем-то другим, более смелым и сильным, а им, Голядкиным, пусть будет кто-то еще.