Евроатлантическая безопасность и политика РФ

-
...

Список литературы
1. http://www.kunstkamera.ru/history/
2. www.encspb.ru – Энциклопедия Санкт-Петербурга
3. Вернадский В.И., Создание Кунсткамеры и её положение среди современных ей музеев / Труды по истории науки России, М., «Наука», 1988 г., с. 148-151 и 153
4. Итс Р. Кунсткамера. Л.: «Лениздат», 1980
5. Никитенко Г. Ю., Соболь В. Д. Дома и люди Васильевского острова. - М :Центрполиграф, 2007. - 735 с.
6. Пирогов П.П. Васильевский остров. Л.: «Лениздат», 1966
7. Пукинский Б.К. «Санкт-Петербург. 1000 вопросов и ответов» - СПб: «Норинт», 1997
8. Решетов А.М. Музей антропологии и этнографии РАН в последней четверти XIX – первой четверти XX века: проблемы создания и реорганизации // Кунсткамера вчера, сегодня, завтра. СПб, 1997. Т. 1. С. 9–44
9. Синдаловский Н.А. «Петербург. От дома к дому... От легенды к легенде». - СПб: «Норинт», 2002
10. Стецкевич Е.С. Художники Академии наук и Кунсткамера в XVIII в. //Кунсткамера. Этнографические тетради. — 1997. — Вып. 11. С. 248–267: ил. — Библиогр. в примеч.: с. 264–267
11. Таксами Ч.М. Петровская кунсткамера. М.: «Альфа-Колор», Санкт-Петербург, 2000







Список иллюстраций
Иллюстрация 1. Главный фасад. Чертеж
Иллюстрация 2. Главный фасад. Чертеж XVIII век
Иллюстрация 3. Боковой фасад. Чертеж
Иллюстрация 4. Кунсткамера
Иллюстрация 5. Кунсткамера. Башня Кунсткамеры

Введение



Создание Североатлантического договора - НАТО - военно-политического союза было организовано на основе Североатлантического договора, который был подписан 4 апреля 1949 в городе Вашингтон несколькими ведущими государствами: к ним относились США, Великобритания, Франция, Бельгия, Нидерланды, Люксембург, Канада, Италия, Португалия, Норвегия, Дания, Исландия. Договор был создан для создания общей системы безопасности. Сторонами было заключено обязательство коллективно защищать того, на кого будет организовано нападение. Фактически с самого своего основания, НАТО стремилось к противодействию Советскому Союзу и, позже, странам-участницам Варшавского договора (с 1955 г.). Складывая вместе причины появления НАТО в первую очередь нужно упомянуть экономические, политические, социальные. Значительную роль сыграли стремление обеспечить совместную экономико-политическую безопасность, понимание потенциальных угроз и рисков для цивилизации Запада. В основе НАТО лежит, главным образом, желание готовиться к новой потенциальной войне, оградить себя от ее огромных рисков. Оно же, одновременно с тем, определяло и тактику военной политики СССР и советских стран.
Окончание "холодной войны" создало изменения в деятельности альянса. В это время заложили как позитивные (демилитаризация, политизация, курс на сотрудничество с РФ), с позиции интересов России, так и негативные (увеличение и глобальная ответственность) тенденции изменения блока, которые и получили свое развитие.
Исходя из этого, Североатлантический альянс, начальство которого объявило к началу 90-х годов о важности его трансформации с переносом акцентов работы с военного компонента больше на политический, стал выдвигать себя как основу европейской безопасности. Однако, в научных политологических кругах данной теме уделяется крайне мало внимания. Это определяет актуальность исследования.
Объектом исследования является евроатлантическая безопасность.
Предмет исследования - место политики РФ по отношению к евроатлантической безопасности.
Цель исследования - охарактеризовать место политики РФ по отношению к евроатлантической безопасности.
Задачи исследования:
1. рассмотреть историю и современное состояние обеспечения безопасности в Европе.
2. проанализировать специфику евроатлантической безопасности и места в ней России.
Итак, работа состоит из введения, двух глав, заключения и библиографического списка.

Сложности с учреждением неизменного оперативного штаба ЕС не оригинальны: в документальной основе ЕС и НАТО еще нет договора об обмене скрытой информацией и информацией для рабочего пользования, договор об обеспечении защиты персонала ЕС силой НАТО, договор о слежении за транспортными средствами [2, p. 3]. Помимо внешнего противодействия от США, на современном уровне развития сотрудничество организаций между собой существенно усложнятся несколькими вначале заложенными ограничениями на институциональном уровне, а еще трудностями денежного и военного взаимодействия.
Сложности в институциональной сфере характеризуются наличием так называемой "проблемой участия" и обстановкой "двойного вето", ведь они соединены с определенным бюрократическим тупиком, появившимся во время расширения ЕС в 2004 г.. Суть основывается на том, что Кипр и Мальта стали членами Европейского союза, но не вступают в состав НАТО. Соответственно, они не получили доступа к информационным протоколам Альянса и не получили шансов быть в роли в заседаниях на уровне Североатлантический Совет – Комитет по политике и безопасности (КПБ) ЕС, а они являются главным механизмом взаимодействия Брюсселя и Вашингтона. Ситуация "двойного вето" состоит в политических несогласиях Турции (как члена НАТО, но не ЕС) и Кипра (он член ЕС, но не НАТО) и последовательной блокировке ими расширения повестки дня заседаний Североатлантического Совета – КПБ ЕС. Турция заблокировала внесение на общий суд организаций ряда новейших проблем, а Кипр в отместку блокирует надежды Турции на вход в ЕС [3, p. 33]. В ходе 8 лет ситуация не проявила определенных тенденций к какому-либо разрешению конфликта. Обе упомянутые трудности, ставшие следствием как несовершенства институциональной структуры сотрудничества, так и грамотной политики отдельных государств-членов, вылились в состояние, при котором формирование взаимоотношений ЕС и НАТО по главным проблемам европейской и интернациональной безопасности оказалось заблокированным. Значительные трудности появляются и на уровне денежного снабжения активности организаций. Сотрудничество США и НАТО с Европейским союзом подразумевает как знание диалогов с партнерами и консультации с союзниками, так и укладывание на них большего бремени. Прагматичная внешняя политика Б. Обамы требовала от союзников роста европейских сил в Афганистане и деления бремени ответственности в Ливии. Если в главном случае европейцы избавлялись полумерами и символическими жестами, то в ливийской "Одиссее" уже без помощи других брали на себя инициативу.
Главной причиной тут является неимение у европейцев целостности в вопросе боевых расходов на потребности вооруженных сил. Сказывается и тот факт, что в связи с экономическим кризисом в ЕС боевые бюджеты в большинстве стран подверглись сокращению вследствие необходимости понизить бюджетные дефициты. Только 6 из 26 европейских союзников по НАТО тратят на эти цели 2% ВВП и только немногим не в такой мере пятидесяти процентов из государств-членов альянса добились установленного в объединении 20% уровня боевых расходов в бюджетах [6]. Ограниченность ресурсов и противоречия по вопросам системы финансирования операций в рамках ЕС и НАТО, при невозможности роста в ближнем будущем расходов стран-членов на защиту, делает актуальной проблему о повышении эффективности управления деньгами. Речь, до этого идет только о внутренних реформах в рамках НАТО и о развитии коллективных устройств финансирования в рамках ЕС. В сфере военного командования и кризисного реагирования Брюсcель продолжает быть в зависимости от Вашингтона, в особенности в том, что касается планирования, командования, контроля и системы коммуникаций. Функционально университеты ЕПБО в существующем сейчас варианте предусмотрены, скорее всего, для проведения сравнительно несущественных боевых, гражданских и комплексных антикризисных операций. Оперативный потенциал организаций в настоящее время представлен Оперативно-тактическими группами ЕС и Силами реагирования НАТО (nrf – nato response force). Объявление в 2006 г. о совершенной боеспособности Сил реагирования (СР) НАТО, способных делать оперативные задачи в хоть какой точке мира и совершать операции хоть какого типа [3 p. 16], по сути, стало свидетельством того факта, что страны ЕС, невзирая на действенное формирование ЕПБО, в целом продолжают развивать курс США в рамках НАТО. Дело в том, что, хотя контингенты состоят из государственных подразделений, выделяемых государствами в условиях ротации, на этот момент СР целиком комплектуются европейскими военнослужащими, а США дают лишь отдельные виды военного обеспечения. В ситуации ограниченности численности военнослужащих в Европе большая часть из них приписано и к силам ЕС, и к СР НАТО, что формирует сложность "фиктивного участия". А с развитием Оперативно-тактических групп ЕС сфера возможных несогласий с Альянсом может раздаться в силу такого, что имеющиеся сейчас программы инвестиций не подходят нуждам современных многонациональных сил. Различные политические ценности, различное видение роли и задач США в регионе и несовпадение точек зрения на функции всех организаций значительно ограничивают их потенциал сотрудничества как в трансатлантическом регионе, так и на всем пространстве международной безопасности.
Резюмируя вышеупомянутое, следует сказать, что в силу вначале заложенных ограничений на уровне политических договоров, кризиса на институциональном уровне, расхождений в позициях стран–членов и проблем финансового и военного взаимодействия ЕС и Североатлантический блок не самым наилучшим образом приспособлены к налаживанию настоящего диалога. "Основная движущая и направляющая держава" Альянса – США – часто играет "в одни ворота" и служит катализатором новейших размежеваний, при этом усиливая непонимание и удерживает взаимодействия организаций. При всем этом, Европейский альянс остается самым близким партнером Белого дома в глобальной перспективе, и поэтому отношения США, ЕС и НАТО в современных реалиях следует анализировать с позиций "комплексной взаимозависимости" и осознания необходимости обретения внутреннего консенсуса в "трансатлантических играх".
2. Евроатлантическая безопасность в XXI веке
2.1 Характеристика расстановки сил относительно евроатлантической безопасности
Спустя 20 лет после того, как на европейском континенте произошли радикальные перемены, Европа далека от понимания того, куда она движется и каковы должны быть цели этого движения. Идеалы, провозглашавшиеся после окончания холодной войны, реализованы лишь отчасти. В результате расширения евро-атлантических институтов – НАТО и Европейского союза – линия, которая делит Старый Свет на сферы конкурирующего влияния, сместилась на восток, но не исчезла. Иными словами, единая Европа, эпоху которой провозглашала Хартия для новой Европы в 1990 году, не появилась, хотя баланс сил заметно изменился в пользу западных структур. Ни Россия, ни страны, находящиеся между Россией и ЕС, не обрели стабильного места в общеевропейской архитектуре.
Главным достижением европейских процессов считается создание на континенте ситуации, которая препятствует возникновению войн. Построение миролюбивой процветающей Европы привычно называют в числе крупнейших успехов интеграционных процессов 1950-х-1990-х годов, а также плодом бесконфликтного демонтажа коммунистической системы. Однако период после холодной войны оказался, на самом деле, намного менее мирным, чем предшествовавшие ему десятилетия идеологической конфронтации. Помимо междоусобных конфликтов (Югославия, Грузия, Азербайджан, Молдавия, российский Северный Кавказ), спровоцированных перекройкой геополитической карты континента, случились две региональные войны с участием великих держав – косовская в 1999 и югоосетинская в 2008 году.
Институты, на которых строится европейская политика – НАТО, ДОВСЕ, ОБСЕ, Европейский союз, СНГ – переживают кризис разной глубины и продолжительности. Причины упадка в каждом случае свои, но в целом можно сказать, что все структуры так и не смогли адаптироваться к стремительным изменениям, происходящим в мире. Главное из них – смещение центра международных событий в другие части планеты и утрата Европой значения ведущей площадки мировой политики и ее ведущего участника. Сталкиваясь с обостряющейся конкуренцией со стороны лидеров развития – США и Азии, Европа в целом по-прежнему не осознает своих реальных перспектив в 21 веке.
Трезво взглянуть в будущее не позволяет погруженность в прошлое. В случае Евросоюза – это упоение прежними успехами, своего рода самогипноз, имеющий целью внушить самим себе убежденность в том, что если европейская интеграция преодолевала периоды застоя в прошлом, то сможет делать это и в будущем. Иными словами, ЕС исходит из ощущения феноменальной успешности интеграционного проекта во второй половине ХХ столетия, экстраполируя этот успех и на новый век. При этом во внимание не принимается тот факт, что теперь отсутствуют две важнейшие «подпорки», позволявшие Старому Свету концентрироваться на саморазвитии – наличие консолидирующей внешней угрозы и американского патроната, определявшего четкие рамки взаимодействия.
Россия не готова трансформировать великодержавную идентичность, которая была свойственна ей на протяжении последних 400 лет истории. Очевидно стремление взять реванш за прежние неудачи, доказать себе самим и окружающим, что геополитический и экономический коллапс конца прошлого века был исторической случайностью, и Россия в состоянии полностью восстановить мировое влияние.
Но даже если считать эти две системы представлений правомерными, нельзя не признать, что соответствующие им повестки дня исчерпаны. Пока осознание этого отсутствует, поскольку высока инерция восприятия, свойственного 20 веку с его крайне идеологизированной политикой. Кроме того, и Россия, и ЕС предпочитают держаться за иллюзию самодостаточности, рассчитывая – без особых на то оснований – на свою способность сохранить влияние каждый по отдельности.
Европейский союз достиг пика своего экономического, политического и идеологического успеха к концу 20 века, далее развитие застопорилось. Оно требовало перехода на качественно иной уровень интеграции с постепенным преодолением национальных суверенитетов и превращением единой Европы в мощного и конкурентоспособного международного игрока. Шаг в этом направлении был сделан с введением единой валюты, однако необходимые дальнейшие движения по формированию европейского экономического правительства и общеевропейской политической идентичности не последовали. Напротив, расширившийся и ставший намного менее единообразным в культурно-политическом плане Евросоюз не только резко снизил эффективность управления, но и стал расслаиваться на государства разной категории, что противоречит самим идейным принципам европейской интеграции. Ощущение морального эталона, на котором во многом строилась
«мягкая сила» европейской модели, размывается и из-за растущего внутреннего раздражения, и из-за достижения геополитических пределов «механического» расширения и ЕС и НАТО. Дальнейшее расширение, если европейские элиты его захотят, сопряжено с рисками экономического, политического и даже при наименее благоприятном развитии событий военного характера.
В результате внутри Европы появилось множество дисбалансов, а существующие механизмы оказались не в состоянии эффективно нивелировать различие интересов разных государств и групп стран. Принятие Лиссабонского договора, который должен был превратить Европейский союз в консолидированного мирового игрока, пока имеет, скорее, обратный эффект: страны, имеющие внешние амбиции, ищут возможности реализации их за пределами общеевропейских институтов, в частности, путем укрепления двусторонних связей с важными партнерами. А роль единой Европы на глобальной арене постепенно смещается в сторону солидно выглядящего статиста. Это ощущение усугубляется неспособностью европейских союзников ни сформулировать общее видение будущей миссии НАТО (представление Западной и Восточной Европы кардинально отличаются), ни проявить готовность в содействии Соединенным Штатам при решении ими задач в отдаленных от Европы частях земного шара.
Россия, в свою очередь, оправившись от геополитического нокдауна 1990-х годов, достигла пика своего восстановительного развития к концу 2010-х. Международное влияние, которое можно было вернуть, опираясь на нефтегазовые изобилие, укрепление государственных институтов и повышение внешнеполитической активности, было восстановлено к 2007-2008 году. Однако потенциал быстрого геополитического подъема 2000-х годов исчерпан, и страна достигла потолка возможностей, по крайней мере, в своем нынешнем социально-экономическом и политическом состоянии. Мировой экономический кризис наглядно продемонстрировали границы реальной силы России сейчас и впредь. Страна с убывающим населением, недиверсифицированной сырьевой экономикой, изношенной инфраструктурой и падающим качеством человеческого капитала не имеет возможности рассчитывать на лидирующие позиции уже в среднесрочной перспективе, не говоря уже о более дальнем горизонте.
Возможности постсоветской реинтеграции, открывающиеся сейчас, могут привести к ярким политическим успехам в сопредельных странах, несут соблазн перенапряжения в погоне за престижем и отхода от модернизационной парадигмы внутри страны. При этом задача сохранения паритета с соседним Китаем, наиболее активно развивающимся государством мира, скорее всего, станет для России в предстоящие годы и десятилетия основным императивом внешнеполитического развития. Это потребует качественного повышения экономической эффективности и активного привлечения иностранных партнеров для совместных проектов.
Несмотря сложную диалектику отношений, уходящую корнями вглубь веков, Россия и Европа, которая сегодня объединена в ЕС, являются очень молодыми геополитическими образованиями. По сути, Российская Федерация и Европейский союз – ровесники. Российский триколор, знаменовавший конец Советского Союза, взвился над московским Кремлем 25 декабря 1991 года, а Маастрихтский договор, в соответствии с которым создан Евросоюз, подписан полтора месяца спустя. Ни Россия, ни Европа никогда не существовали ранее в нынешних границах и современной национально-государственной форме. Процесс создания новой идентичности – неимперской России, которая пытается внедрить демократические формы правления, и Европейского союза, стремящегося превратиться в консолидированную общность нового типа, – проходит параллельно и дается с большим трудом. При этом Европа и Россия взаимно влияют на создание идентичности друг друга, традиционно выступая в роли полюсов притяжения и отталкивания одновременно.
Помимо противоречивых внутренних явлений и в России, и в ЕС, важнейшую роль для самоидентификации играют внешние факторы – быстро меняющаяся глобальная среда, которая бросает новые и неожиданные вызовы. Формирование действительно многополярного мира, к идее которого и россияне, и европейцы всегда относились позитивно, несет и России, и Евросоюзу угрозу стратегической маргинализации. Это заметно на фоне быстрого роста влияния азиатских стран, прежде всего Китая, и связанной с этим переориентацией внимания Соединенных Штатов с Евроатлантического на азиатско-тихоокеанское пространство. Как представляется, в ближайшие несколько лет этот процесс примет явные и необратимые формы, что остро поставит перед Москвой и европейскими столицами вопрос о месте в мире 21 века.
Задачей, решение которой определит будущее не только Евразии, но и всей мировой политики, является формирование за 10-15 лет общей геополитической идентичности России и Европейского союза, которая связана с необходимостью придать развитию новый импульс в расширенных рамках. Если этого не произойдет, каждая из отдельно создавшихся идентичностей будет, вероятно, концентрироваться на идее «крепости», защиты собственного представления о себе от нарастающего давления внешних обстоятельств. В результате и Евросоюз, и Россия рискуют превратиться через несколько десятилетий из субъектов в объекты мирового процесса.
Интеграция России в единое европейское пространство на основе общих ценностей или технических критериев, на которую рассчитывали в конце прошлого столетия, не состоялась. Помешали не столько идейные расхождения, сколько геополитическая несовместимость двух акторов, каждый из которых по-своему претендует на самостоятельность и лидерство. Возможно, осознание геополитической реальности нынешнего века, которая пока не открывает блистательных перспектив ни России, ни Европейскому союзу, заставит по-новому взглянуть на проблемы интеграции.
Россия и Европа нуждаются в принципиально новой повестке дня, которая соответствовала бы реалиям 21 века:
возвращение Большой Европы в центр мировой политики;
преодоление в контексте экономического взаимопроникновения существующего разделения Европы и устранение остающихся внутренних угроз безопасности;
придание экономического динамизма и повышение конкурентоспособности, нахождение нового баланса между социальной защищенностью и гибким интенсивным развитием;
решение вопроса об идентичности в условиях убывания коренного населения и роста доли инокультурного элемента во всех европейских странах, сохранение культурно-политической самобытности в глобальной проницаемой среде.
Дискуссия о ценностях как объединяющем или разделяющем факторе в отношениях между Россией и остальной Европой, продолжавшаяся на протяжении всех двадцати лет, зачастую носила конъюнктурный характер. Если взглянуть на эту проблему с прагматических позиций, ситуация представляется вполне решаемой.
Европейский ценности, которые имеются в виду в контексте этой дискуссии – не список фиксированных постулатов, а набор выработанных эмпирическим путем базовых принципов о том, как должно быть устроено современное государство, чтобы оптимальным образом выполнять свои функции. К числу таких принципов относятся разделение властей, независимое судопроизводство, свобода информации, баланс интереса личности и общества и т.п. В соответствии с историческим опытом, накопленным европейскими нациями, именно эти правила социально- государственного устройства лучше всего обеспечивают национальное развитие. Однако путь к их реализации был длительным и извилистым. При этом ни один из них не является раз и навсегда утвержденной догмой, сила рационального европейского подхода всегда заключалась как раз в способности гибко подходить к обстоятельствам. Совершенно очевидно, что «ценности» способны служить объединяющим фактором только в самом общем виде, попытка унифицировать их конкретное воплощение, например, в Швеции, Греции, Нидерландах, Ирландии и Италии привела бы краху всей системы.
Россия в силу особенностей своего исторического развития находится дальше от реализации принципов, называемых «европейскими ценностями». Русская история демонстрирует скачкообразное усвоение европейских норм в определенные периоды истории, которое сопровождалось тяжелым процессом преодоления традиции и откатов назад между этими моментами. Особо стоит отметить, что современная российская власть, в каких бы текущих отношениях она ни состояла с Европой и Западом, не отрицает необходимости движения России по европейскому пути развития, споры идут вокруг его темпов и форм. В этом смысле анти-европейские настроения (речь идет не о внешней политике, а о восприятии модели) играют в сегодняшней России меньшую роль, чем в прежние времена. Любопытно, что современную Европу в России часто критикуют как раз за то, что она отклоняется от тех подходов, которые делали ее успешной в истории, ЕС осуждают за догматизм и забюрократизированность, отсутствие гибкости.
Принятие Россией «европейских ценностей», то есть принципов современного управления, будет происходить по мере осознания активной частью российского населения того, что они способствуют достижению результатов, то есть эффективности и прогрессу.