Научное мышление в юриспруденции

Работа рассматривает стили научного мышления в юридической науке. ...

Введение 3
Глава 1. Структура стиля научного мышления в юриспруденции 5
1.1. Социокультурные аспекты функционирования культуры права в обществе 5
1.2. Генезис стиля научного мышления в юриспруденции 9
Глава 2. Развитие научного мышления в современном праве 14
2.1. Элементы научного мышления европейского и отечественного права 14
2.2. Понятие юридической истины в юриспруденции 19
Заключение 22
Литература 24

Стиль научного мышления в науке – есть исторически сложившаяся совокупность методологических регулятивов, идеалов и норм науки, философских принципов, определяющих содержание и направленность изменений науки на исторически-конкретном этапе ее развития. Понятие Стиль научного мышления, наряду с понятиями "парадигма", "научно-исследовательская программа", "тема", "философские основания науки", "базовые модели знания" и др., относится к ряду средств метатеоретического исследования структуры и динамики юриспруденции. Первоначально понятие Стиль научного мышления было связано с вопросом об особенностях фундаментальных исследований: предполагалось, что господствующая наука или лидирующая фундаментальная теория определенной эпохи полностью определяли стиль научного мышления этой эпохи (а именно: категориальный состав знания, определенный тип логической организации знания). В ходе исследования феномена стиля научного мышления были уточнены представления о его сложной гетерогенной природе . Стиль научного мышления является и социокультурным, и внутринаучным феноменом и формируется под их воздействием. Основной механизм социокультурной детерминации стиля научного мышления связан с системой конкретно-исторических норм и идеалов науки, уходящих корнями в культуру эпохи. Нормы и идеалы науки, воплощаясь в ........

1.2. Генезис стиля научного мышления в юриспруденции
Концептуальную реконструкцию юридического мышления вполне естественно начинать с подробного рассмотрения его культурно-генетических аспектов: то, что мы сейчас понимаем под правовым знанием, юридическим фактом, юридической истиной или квалификацией правонарушений вряд ли будет правильно считать атрибутом всех эпох и культур. Очевидно, что каждая эпоха и цивилизационный тип особым образом маркируют (через иные ментальные компоненты и, прежде всего, юридическую парадигму) правила и принципы оценочно-познавательной деятельности в правовой (политической) сфере. Поэтому стиль юридического мышления чаще всего сохраняет свою специфику и транслируется практически в «нетронутом» виде из поколения в поколение его носителей до тех пор, пока не разрушен адекватный ему цивилизационный механизм, продуцирующий и постоянно воспроизводящий способы и формы осмысления и понимания всего происходящего в правовом (национальном) поле. С другой стороны, особенности юридического мышления являются важнейшим индикатором развития правовой и общей культуры в рамках конкретного национального и цивилизационного типа, которому данный стиль мышления имманентен: последний является надежным критерием отличия одного социума от другого, например, условного Запада от такого же условного Востока. По деформациям же ранее устоявшихся мыслительных процедур и категорий можно судить о наличии, содержании и направленности перемен во всех сферах жизни общества и даже прогнозировать будущее как собственных, так и родственных политико-правовых «историчностей».
В генезисе любого, в том числе и правового мышления необходимо различать три важных этапа: предпосылки, происхождение и развитие. Так, к предпосылкам  юридического мышления в России можно отнести комплекс славянских предправовых символов (мифов, ритуалов, сакральных текстов, различных метафоризаций и т.п.), формирование первых правовых норм (в России «Правд», в иных местах других источников, например, древних законов Вавилона, правовых норм Моисея и т.д.), а также появление различных форм коллективного и индивидуального сознания субъектов права.
В европейской цивилизации собственно юридическое мышление возникает в античной культуре (Древняя Греция и Рим), в рамках которой складывается определенный порядок судопроизводства, весьма активно развиваются иные юридические практики. Именно в этот период возникает острая потребность, определенный социальный заказ на стройные, ясные и явные, непротиворечивые юридические рассуждения (умозаключения и аргументацию): отсутствие правил, регулирующих последние, а также определенного видения правовой действительности часто приводили к судебным ошибкам и несправедливости.
Еще Аристотель отмечал безмерную тягу к справедливости и порядку уже на этих, ранних стадиях развития юридического мышления и, соответственно всей европейской политико-правовой практики, утверждая, что «люди, когда спорят о чем-либо, прибегают к судье, идти в суд, значит обратиться к справедливости, ибо судья желает быть как бы олицетворенною справедливостью; к тому же люди ищут беспристрастного судью и кое-где судей называют «посредниками», чтобы этим обозначить, что люди, достигнув справедливого решения, станут держаться середины»9.
Вообще, влияние Аристотеля на формирование западноевропейского юридического мышления трудно переоценить. В рамках конструируемого им социально-философского дискурса, Аристотель впервые обозначает данную область мышления и рассуждения как идеальный, а, следовательно, подлежащий теоретизированию объект, относящийся к существующей юридической и, прежде всего судебной практике. Он приступает к описанию и нормированию юридического мышления и таким образом достаточно близко подходит к сущности самого права: утверждает, что справедливость всегда связана с исполнением законов и все законное в известном смысле справедливо и, тем самым, вообще задает (определяет) уникальное место  права в западно-европейском (позже – западном) социально-политическом бытии, очерчивает ее ценностно-смысловой контур.
Следующий шаг в установлении европейской рациональной (юридической) традиции и логически, и исторически делают римляне. Римская правовая цивилизация – характерный результат социальности, духовности, историчности и ментальности древних римлян.  В целом, оставаясь в Аристотелевом универсуме рассуждений, представители римской правовой школы уже выходят за рамки имманентной греческому мышлению этической проблематики. Если для греков космические глубины (макро- и микроуровня, в том числе и сам человек) были полны тайн и вызывали священный трепет, римлян более всего интересует социальный космос. Это следующий, закономерный, если внимательно рассмотреть содержание греческого гуманитарного наследия, шаг в становлении Запада. Для римлян Вселенная уже не выглядит бесконечной, она сужается до пределов государства, а имперский социум расширяется до масштабов Космоса. Государство объединяет «атомизированных» индивидов в единую социальную целостность, связывает их между собой политическими и юридическими узами. Индивид как бы «приковывается» к государству нормативными «цепями» долга, ответственности и дисциплины. Идея римского права, неизбежно в этих условиях, перемещает акценты с этико-юридических изысканий (свойственных Платону, Ксенофонту, Аристотелю, Плотину и др.) в плоскость управления и организации власти, в область действия властных субъектов и подчиненных им судов. Этика греков навсегда сменяется правовым этатизмом римлян: тонкие «морализаторские» абстракции растворяются в точно выверенных и гарантированных государственно-правовых механизмах и процедурах (чего стоит, например, эволюция гражданского процесса от легисакционного через формулярный к экстраординарному). Тем не менее, как отмечает В.Г. Марача, «фактически признавая права властных субъектов, власть себя упорядочивала, организовывала и в определенной мере шла на ограничение своих возможностей властвовать беспредельно … переход к праву представляет собой способ институциональной самоорганизации власти»10.
Более того, ясно, что подобное отношение права и власти в поздней античности не просто имело место, но было в полной мере отражено на логико-аксиологическом уровне юридического мышления и, тем самым, определило интенциональность (намерение) его развития. Формирование римского права, его место и роль в политическом развитии Римской империи (в том числе, известный «юридический взлет» этого государства и не менее известное, трагическое падение) выступили тем катализатором, который запускает процессы создания собственного стиля юридического мышления: переосмысливаются и определяются категории, используемые в судопроизводстве, новое прочтение получают такие понятия как «право», «справедливость», «наказание», «власть», «народ», «гражданин», «личность» и др.11 Соответственно, складываются и специфические правовые рассуждения: подведение под юридическую норму (закон) частного случая, выяснение и доказательство того, нарушена ли правовая норма (статья закона) или нет, апелляция к справедливости, отождествляемой с правовой нормой и судебным решением и т.д.
В итоге, греко-римские формы воспроизведения политико-правовой действительности в мышлении, способы построения юридических понятий, как, впрочем, и инструментарий всей юридической практики стали субстанциональным началом и источником уникального в своей самодостаточности европейского (евроамериканского) правового континуума. Укорененность же основных структур юридического мышления в более широкой реальности – правовом менталитете – несомненно, обеспечивает их сохранение и фиксацию на уровне инварианты национального развития, трансляцию на весьма далекие «временные расстояния» и, в определенном смысле, темпоральную «вненаходимость». Именно к однородности юридического мышления современные исследователи апеллируют в поисках единых оснований западной правовой традиции, когда выводят и анализируют «некие рационально-этические принципы, следовать которым есть веление правового разума»12. Общность юридического мышления, единые «сгустки» логической практики в сфере правовых и политических отношений ведет к постепенному формированию «широкомасштабной» правовой культуры, распространившейся и на континентальную, и на островную Европу. Поэтому, несмотря на известные различия между семьями общего и романо-германского права, в принципе, они покоятся на единой стилистике правового мышления (формах и способах юридической логики) и правового языка, соответственно, одинаковых мировоззренческих основаниях. В частности, характеризуются схожими методами конструирования легальных, прикладных и, во многом, научных определений, способами реконструкции норм права, общими подходами к моделированию правоотношений и нормативных умозаключений, весьма схожей (и с формальной, и с содержательной стороны) эротетической логикой, которая в данных правовых системах находит в юридической практике многообразное применение (в судебном и административном процессах, деятельности следственных органов и т.д.), оперированием одним и тем же списком модальностей нормативности (например, «обязанность», «правомочие», «обязательно», «запрещено» и др.)13.
Глава 2. Развитие научного мышления в современном праве
2.1. Элементы научного мышления европейского и отечественного права
Однако единство европейского правового мышления в современной литературе является достаточно дискуссионным вопросом. Так, Рене Давид пишет: «Система романских правовых систем – это система относительно рациональная и логическая… Английское право, напротив, создавалось без каких бы то ни было забот о логике, в рамках, которые были навязаны судебной процедурой … положения английского закона тонут, в конце концов, в массе решений судебной практики, авторитет которых заменяет закон. Общий дух закона и цель его рискует быть забытыми и утерянными в массе решений, каждое из которых разрешает лишь какой-либо частный вопрос»14. Напротив, известный английский историк права Мейтленд еще в 1888 г. указывал: «Английские юристы уже в течение последних шести веков преувеличивают уникальность нашей системы права… Я знаю достаточно, чтобы утверждать следующее: существуют огромные массы средневекового права чрезвычайно сравнимого с нашим»15. М. Вебер, в свою очередь, отмечал, что «праву Англии, ведущей капиталистической страны Европы в ХIХ столетии, не была присуща формальная рациональность. Оно было примером частично «традиционного» типа права (основанного на унаследованной вере в священность духовных традиций) и частично «харизматического» типа (основывающегося на признании особо выдающихся качеств отдельных личностей, особенно судей)»16. Более того, некоторые правоведы Западной Европы в последнее время все чаще и чаще обращают внимание на то, что «в рамках основных современных систем принято различать, с одной стороны силлогизм и дедуктивное суждение, в основе которых - принципы, перешедшие из нормативной системы, преобладающей в частных правовых системах романо-германских государств, а с другой стороны, суждение преимущественно аналогическое, которое преобладает в частных правовых системах типа «common law» («общее право»), основанных главным образом на юридических «прецедентах»»17. И тем не менее, по типу функционирования и воспроизводства права здесь мы фиксируем высокорационализированные, максимально логизированные, в целом, ориентированные на присущие классической (аристотелевой) логике (конечно, с учетом дальнейшей ее модернизации Ф.Бэконом и Дж. Миллем) дедуктивно-индуктивные способы рассуждения правовые системы.
Подобные разногласия являются достаточно продуктивными с точки зрения истории европейского права, юридической антропологии и сравнительного правоведения. Они, скорее всего, связаны с тонкостями культурной и цеховой традиции романо-германского и англо-саксонского права, поэтому вряд ли вообще относимы к собственно логическому аспекту юридического мышления, тем более что многие современные историки права отмечают известное сближение двух европейских семей после окончания второй мировой войны.
В целом же можно выделить несколько важнейших процессов, определивших формирование неповторимого стиля и структуры юридического мышления в Западной Европе. Это, прежде всего, достаточно раннее возникновение корпуса юристов-профессионалов; создание юридических школ, где изучают законы и осваивают на примерах отдельных процессов способы юридического мышления; систематизация всего правового материала и «комплектование» институтов и отраслей права; наличие адекватных этических представлений (прежде всего о порядке и справедливости), обусловивших возникновение канонического права (Corpus Iuris Canonica) и повсеместное распространение в Новое Время идей естественного права. Очевидно, что смена этических представлений, ядром которых для любого правоведа все же являются идеи справедливости, как правило, влечет за собой смену основных юридических понятий и, следовательно, определенных аспектов юридического мышления.
Кроме данных факторов, генезис правил и принципов оценочно-познавательной деятельности, присущих западному стилю мышления в области права и политики, определяет сложившаяся в европейской цивилизации, начиная с античности, и постоянно совершенствующаяся практика договорных правоотношений, когда даже западноевропейский вассалитетв отличие от всех других форм личной зависимости по своей сущности был контрактным, то есть представал как внешне выраженное (логизированное) юридическое отношение, фиксирующее взаимные права и обязанности сюзерена и вассала. Таким образом, моральный принцип преданности формализовался, облекался в договорную форму, приобретал ригористически-деонтическое прочтение18. При становлении подобных взаимоотношений неизбежно возникает и вполне рациональная схема разрешения споров между сторонами договоров: конфликты между вассалами и сюзеренами подлежали судебному рассмотрению. Последнее же, несомненно, стимулирует постоянное развитие логико-правовой техники, особых риторических и психологических приемов, иного инструментария, используемых в ходе судебной тяжбы. Поэтому «сутяжничество» высших слоев общества, как и договорное закрепление взаимных прав и обязанностей вассалов и сюзеренов знаменовало собой важный вклад в формирование юридического мышления (правового менталитета) Запада как неповторимого, самодостаточного феномена, отличающегося от правового мышления представителей незападных культур, а также связанного со стремлением носителей западной правовой ментальности постоянно совершенствовать именно логико-формальную сторону юридической практики.
Последнее обстоятельство было замечено не только в рамках правовой науки. Например, философ и математик Л. Брюнсвик указывает на неразрывную связь между дедукцией и правом, в частности, «открытием силлогизма» и созданием суда присяжных во Франции19. Накладывая господствующие в западном способе мышления силлогистические матрицы на организацию европейского правосудия, Брюнсвик отмечает, что «законодателю остается только сформулировать бульшие посылки; любой закон Кодекса должен быть выражен в общем виде. Суд присяжных устанавливает меньшую посылку. В том случае, когда приговор подтверждает виновность, присяжные выступают посредниками, сближающими общий закон и отдельный случай; приговор есть живой вывод определенного силлогизма в действии».
 Логик  А. Жожа, в отличие от Брюнсвика, устанавливает обратную связь. «Что касается права, оно породило технику доказательства, убеждения посредством доказательства… Юридическая и риторическая техника представляют собой один из источников (одно из начал) логики, … так что кто-то назвал право “математикой социальных наук”»20.  
Актуальные проблемы отечественного юридического мышления обсуждаются  в явно немногочисленных   работах21.  Так, в историко-культурологическом и общетеоретическом  контекстах эта проблема проходит в работе В.Н. Синюкова, который делает весьма интересное замечание относительно особенностей отечественного правового сознания и, соответственно, юридического мышления. «Отсутствие личностной «суверенизации», противостоящей обществу, - специфическая черта русского правового сознания, приводящая через прямолинейные сравнения с принципами западного права к иллюзии отсутствия у русских исходных элементов феномена юридического. Эту черту русского права условно можно обозначить как его надрациональность, автономность от технико-догматического элемента. Российское право значительно более чем западное опирается на духовные механизмы регуляции поведения, не исчерпывающиеся силлогистической юриспруденцией»22. В историческом ракурсе, подтверждение последнему, дальнейшее развитие данной мысли можно встретить и в работах других современных авторов, обращающихся к архаико-традиционному стилю национального мышления, присущим ему правилам и принципам оценочно-познавательной деятельности. В частности, О.Г. Усенко пишет: «Замкнутость жизни и господство натурального хозяйства не способствуют формированию абстрактного мышления. Люди, живущие в таких условиях, не умеют мыслить силлогизмами. Ведущее место … занимают не вербально-логические связи, а процессы припоминания наглядной ситуации… В этих условиях всякая новая информация, чтобы не быть отвергнутой, должна представать как нечто знакомое «старое»”. Познание, таким образом, принимает вид узнавания»23.
Тем не менее, даже в условиях утверждаемого в рамках отечественной правовой традиции примата «духовного» начала над «логическим» (силлогистическим) вряд ли возможно обойти еще одну, сопряженную с семантической и прагматической сторонами юридического мышления проблему - проблему юридической истины. 
Вообще, понятие «истина» многозначно. В различных контекстах, философских, юридических, культурологических дискурсах исследователи вкладывают в него различное содержание, пытаются «приписать» ему определенный смысл и значение. «Так, мы говорим об «истинном» друге, имея в виду его верность. Любитель музыки может сказать о понравившемся ему музыкальном произведении как об «истинном» произведении искусства… Следователь, успешно закончивший дело, скажет, что ему удалось выявить «истинного» преступника, т.е. именно то лицо, которое действительно совершило преступление. Нельзя сказать, что одни из упомянутых употреблений термина «истина» являются правильными, а другие - нет. Все они «правильны» в том смысле, что представляют собой продукты естественного развития языка»24, в том числе и юридического языка как феномена многоаспектной (элитарной, фольклорной, традиционной, профессиональной, столичной, периферийной и др.), но в тоже время единой и единственной человеческой культуры.
Видимо поэтому, проблема юридической истины, как в отечественной, так и в зарубежной правовой науке, всегда далека от какого бы то ни было  окончательного решения. Его нет и не может быть! Хотя, конечно, имеются многочисленные подходы теоретиков, мнения и призывы ученых-процессуалистов, представителей иных направлений правового исследования. Можно вспомнить, хотя бы, слова Х. Позера: «Истина, только истина и ничего, кроме истины, - этого требует суд, и клятвопреступление строго наказуемо…»25. Однако в самом  общем понимании речь идет о том, где лежит граница между истинным и ложным суждением в правовой сфере, какие операции необходимы для получения достоверного знания и что же все-таки считать этим самым «достоверным знанием» в конкретной (национальной) юридической (в частности, судебной) практике.
2.2. Понятие юридической истины в юриспруденции