Функционально-стилистические особенности юридических текстов

Проблема терминологической точности.Лингвистическая специфика юридических текстов.Юридический жаргон как форма профессионального просторечия.Использование заимствованной терминологии в текстах современных российских законов.
2011 год,ОГУ,"отлично". ...

2.1 Юридический жаргон как форма профессионального просторечия
В настоящее время довольно часто можно наблюдать случаи нивелирования канонов классического русского языка, сложившихся веками. Современный русский язык за последние годы стал лишь инструментом общения, а не первородной основой существования российского общества. Этому способствует активное проникновение в него целого ряда слов, изначально ему несвойственных, возведение в ранг обычной, повседневной лексики элементов тюремного сленга, активное использование жаргонизмов и целый ряд других обстоятельств. Всё это не могло не сказаться и на языке законов. Более того, сейчас уже можно с уверенностью констатировать факт наличия в языке законов особого, юридического жаргона.
В Толковом словаре русского языка С.И.Ожегова понятие, выраженное термином «жаргон», определяется как «речь какой-нибудь социальной или иной объединенной общими интересами группы, содержащая много слов и выражений, отличных от общего языка, в том числе искусственных, иногда условий». Таким образом, основными отличительными признаками жаргона являются однородность лиц, использующих данную речь, нетипичность лексики, то есть содержание в жаргоне совокупности слов и выражений (жаргонизмов), выходящих за рамки обыденного словарного запаса человека, используемого им в повседневной жизни, а так же наличие искусственных, «придуманных» слов и выражений.
2.2 Использование заимствованной терминологии в текстах современных российских законов: возможности и пределы
За последнюю четверть века в России появилось множество новых для нас, но уже давно известных в зарубежных странах правовых институтов и норм, а также понятий и терминов, с помощью которых индивидуализируются правовые нормы. Одной из отличительных особенностей современного российского права является активное использование иноязычной терминологии в юридическом языке (прежде всего, в языке законов). Отметим, что сейчас в различных российских законах используются такие заимствованные термины, как «аваль» (фр. aval), «аккредитив» (от лат. accreditivus — доверительный), «акцепт» (от лат. acceptus — принятый), «бенефициар» (от лат. beneficium — благодеяние), «брокер» (англ. broker), «дилер» (от англ. dealer), «ипотека» (от греч. hypotheke — залог, заклад), «кондоминиум» (лат. condominium), «контракт» (лат. contractus), «лицензия» (от лат. Licentia — свобода, право), «оферта» (от лат. offertus — предложенный), «патент» (от лат. patens — открытый, ясный), «приватизация» (от лат. privatus — частный), «сервитут» (от лат. servitus — обязанность, обязательство, повинность) и целый ряд других.

Актуальность исследования. Рассматриваемая нами проблема – функционально-стилистические особенности юридических текстов относится к проблемам смежных наук, филологической и юридической. В настоящее время активно развиваются такие отрасли знания, как юрислингвистика и лингвоюристика. И это не случайно. Вопрос языковой грамотности, точности и достоверности в оформлении юридических текстов сегодня является более чем актуальным.
Однако, несмотря на всю теоретическую и практическую значимость проблемы, связанной с квалификацией специфической природы юридического языка, она все же не стала осознанно вычлененным объектом исследования в лингвистической науке. В этой ситуации вполне закономерным становится тот факт, что данную проблему, лингвистическую по сути, решают (точнее сказать - вынуждены ре шать) юристы, многие из которых осознают не только юридический, но и лингвистический ее статус. Однако до сих пор специфика языка текста закона должным образом не исследована и учеными-юристами, хотя практическая значимость такой работы очевидна: в юриспруденции слишком большую роль играют лингвистические аспекты; это касается законодательной техники и техники понимания и толкования законов, построения судебных речей и оформления разного рода юридических документов.
Объектом исследования выступает лингвистический аспект юридической литературы.
Предмет исследования - язык и текст закона.
Цель исследования – изучить функционально-стилистические особенности..

Как уже отмечалось выше, использование юридического жаргона теперь характерно и для языка законов, а это уже является, с нашей точки зрения, достаточно серьезной проблемой для отечественного права. Приведем несколько примеров.
В контексте сразу нескольких статей Жилищного кодекса России (ст.ст. 5, 7 и др.), статьи 56 Налогового кодекса России, статьи 28 Федерального закона «О космической деятельности» используется термин «нормы законодательства». Например, в части 8 статьи 5 Жилищного кодекса Российской Федерации содержится положение, в соответствии с которым «в случае несоответствия норм жилищного законодательства, содержащихся в федеральных законах и иных нормативных правовых актах Российской Федерации, законах и иных нормативных правовых актах субъектов Российской Федерации, нормативных правовых актах органов местного самоуправления, положениям настоящего Кодекса применяются положения настоящего Кодекса». При этом в юридической науке устоялось мнение о том, что есть нормы права – его первичные элементы, которые получают формально-юридическое закрепление с помощью нормативно-правовых актов, во многих случаях - законов, но норм законодательства как таковых нет. Первичными элементами законодательства, в соответствии, с различными научными концепциями, могут являться те же самые нормы права, статьи нормативного акта (принципиальное соответствие нормы права статье нормативного акта), сам нормативный акт, либо нормативные предписания. Отсюда вывод: термин «нормы законодательства» создан искусственно, это юридический жаргонизм, форма которого входит в противоречие со смыслом выражаемого понятия. Поэтому часть 8 статьи 5 ЖК РФ корректнее было бы изложить следующим образом: «в случае несоответствия норм жилищного права, содержащихся в федеральных законах… (далее по тексту)».
Соответственно, проявлением юридического жаргона является и использование в российском законодательстве такого термина, как «институт законодательства» (гражданского, семейного и т.д.). Данный термин употребляется в статье 11 Налогового кодекса России, а также в статье 1 Федерального закона «О валютном регулировании и валютном контроле» . Так, например, в части 1 статьи 11 Налогового кодекса Российской Федерации закреплено следующее положение: «Институты, понятия и термины гражданского, семейного и других отраслей законодательства Российской Федерации, используемые в настоящем Кодексе, применяются в том значении, в каком они используются в этих отраслях законодательства, если иное не предусмотрено настоящим Кодексом». В настоящей ситуации, как и в случае с термином «нормы законодательства», происходит терминологическая подмена понятия. В юридическом языке может использоваться только термин «институт права», но не «институт законодательства». При этом он должен быть задействован лишь тогда, когда это действительно необходимо. В приведенном контексте его употребление, с нашей точки зрения, является излишним. Понятие, выраженное термином «институт права» трактуется как «обособленная группа норм, регулирующих однородные общественные отношения», а значит, институты права не могут применяться в каком-либо значении, как того требует часть 1 статьи 11 Налогового кодекса Российской Федерации, они могут лишь находить свое выражение, закрепляться в нормативных правовых актах. Поэтому в статье 11 НК РФ в данном случае использована совершенно абсурдная формулировка, не имеющая под собой надлежащей правовой основы. Кроме того, вряд ли можно говорить о терминах и понятиях, принадлежащих к каким-либо отраслям законодательства, как это предполагается исходя из текста этой же статьи НК РФ. Термины (напрямую), также как и понятия (опосредованно - с помощью терминов) могут лишь использоваться в законодательстве, а принадлежать они могут к определенным отраслям права. 
Исходя из изложенного, полагаем, что часть 1 статьи 11 НК РФ можно было изложить следующим образом: «термины гражданского, семейного и других отраслей права используются в настоящем Кодексе в том же значении, что и в законах, соответствующих этим отраслям права, если иное не предусмотрено настоящим Кодексом».
В российском законодательстве активно употребляется и такой юридический термин-жаргонизм, как «регулирование правоотношений», который задействован, например, в статье 1 Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях», в статье 1 Федерального закона «О почтовой связи», в статье 1 Федерального закона «Об обязательном пенсионном страховании в Российской Федерации», а также в тексте некоторых других нормативных правовых актов. При этом отметим, что само его существование также стоит на грани юридического абсурда, ведь правоотношение – это уже «урегулированное нормами права общественное отношение, участники которого являются носителями субъективных прав и обязанностей». Еще более абсурдно использование такого выражения, как «правовое регулирование правоотношений», которое задействовано, например, в названии статьи 3 Федерального закона «О порядке рассмотрения обращений граждан Российской Федерации». Очевидно, что регулировать можно определенные общественные отношения, но не правоотношения. Соответственно, в законодательном тексте возможно лишь употребление термина «регулирование общественных отношений». 
В Уголовном кодексе Российской Федерации также активно используются некоторые выражения, составляющие юридический жаргон. Так, в контексте статьи 27 УК РФ содержится следующая формулировка: «если в результате совершения умышленного преступления причиняются тяжкие последствия...». Юридическим жаргонизмом в данном случае является выражение «причиняются последствия», так как представляется очевидным, что последствия могут только наступать, а причиняется вред, ущерб. Соответственно, в исследуемом контексте необходимо было использовать выражение «наступают последствия». Или, например, в контексте статьи 40 УК РФ закреплено положение, в соответствии с которым, «не является преступлением причинение вреда охраняемым уголовным законом интересам в результате физического принуждения, если вследствие такого принуждения лицо не могло руководить своими действиями (бездействием)». Отметим, что, действительно, можно руководить либо не руководить своими действиями в силу каких-либо причин, но руководить своим бездействием не представляется возможным. В бездействии можно лишь пребывать (находиться в состоянии покоя, неподвижности). Поэтому выражение «руководить бездействием» - это также юридический жаргонизм, а в тексте статьи 40 УК РФ вполне возможно использовать следующую формулировку: «не является преступлением причинение вреда охраняемым уголовным законом интересам в результате физического принуждения, если вследствие такого принуждения лицо не могло руководить своими действиями либо пребывал в бездействии». 
Юридическим жаргонизмом является и такой термин, как «легализация (отмывание) денежных средств и иного имущества», задействованный в контексте статей 174 и 174.1 УК РФ. Представляется, что в данном случае вполне возможно обойтись без слова «отмывание», которое, собственно, и связывает термин с юридическим жаргоном. Тем более, что оно не несет никакой самостоятельной смысловой нагрузки, а служит лишь своеобразным «спутником», синонимом слова «легализация» в данном конкретном случае. Более правильным в данном случае будет употребление выражения «легализация незаконно полученных денежных средств и иного имущества». 
Кроме этого, в УК РФ употребляются такие юридические термины-жаргонизмы, как «загладить вред» и «деятельное раскаяние» (например, в тексте статьи 75 УК РФ). При этом отметим, что вред в российском праве в определенных случаях подлежит возмещению, а не «заглаживанию». Процедура «заглаживания вреда» не определена в юридической науке. Право на существование в законодательном тексте термина «деятельное раскаяние» также вызывает определенные сомнения. Дело в том, что раскаяние вряд ли может быть деятельным. Термин «раскаяние» трактуется лишь как «сознание своей вины, сожаление о совершенном проступке». Иными словами, раскаяние – это не действия, это процесс, непосредственно связанный с душевными переживаниями человека, переосмыслением содеянного. Любые действия в данном случае могут являться лишь последствием раскаяния, но не его частью. Поэтому деятельное раскаяние невозможно, а в российском законодательстве и правоприменительной практике можно говорить лишь о «действиях в результате раскаяния». 
Приведенные случаи использования терминов-жаргонизмов в юридических актах в большинстве своем являются негативными примерами словесного проявления профессиональной юридической деятельности. То есть, например, такие термины, как «признательные показания», «нормы законодательства» являются непродуманными и несоответствующими выражаемым юридическим понятиям профессионализмами, привнесенными в законодательный текст. При этом, исходя из функционально-стилистической принадлежности, данные термины есть элементы специальной юридической терминологии, это ее своеобразное деформированное «крыло».
Существует и обратная сторона данной проблемы. Юридические термины, которые задействованы в законодательстве, попадая в лексикон лиц, занимающихся, прежде всего, правоприменительной деятельностью, могут становиться жаргонизмами. Так, например, в профессиональной юридической среде дольно часто можно услышать «дОговор вместо «договОр», «прИговор» вместо «приговОр», «осУжденный» вместо «осуждЕнный» (при этом отметим, что в настоящее время появились достаточно спорные новации, одобренные Министерством образования и науки Российской Федерации, разрешающие произносить «дОговор вместо «договОр»). Мы считаем, что такое искажение юридической терминологии, обусловленное низкой интеллектуальной подготовкой и правовой культурой отдельных лиц, уничижает юридический язык. Стандартные юридические термины в данном случае становятся частью юридического жаргона, а это недопустимо. Для предотвращения таких ситуаций необходим комплекс просветительских и образовательных мер для лиц, занимающихся профессиональной юридической деятельностью (пропаганда в СМИ, лекции в организациях, введение юрислингвистических дисциплин в образовательный процесс и т.д.).
Проведенный анализ проблемы использования юридических терминов-жаргонизмов в современном российском законодательстве позволил нам сделать вывод о том, что она обусловлена двумя основными причинами, которые условно можно объективировать как внешняя и внутренняя. 
1. Внешняя причина. В некоторых случаях использование юридических терминов-жаргонизмов в текстах законодательных актов, таких, например, как «легализация (отмывание) денежных средств и иного имущества» в тексте УК РФ, происходит под воздействием норм зарубежного права. Выражение «отмыть деньги» было впервые употреблено в законодательстве США в 1982 году. При этом исторические корни возникновения этого термина относят к 30-м годам прошлого столетия, когда американские преступники легализовывали наличные средства, полученные незаконным путем, через систему прачечных. В российском законодательстве был переведен и скопирован зарубежный термин, без надлежащей проработки и адаптации в юридическом языке. 
2. Внутренняя причина. Использование юридических терминов-жаргонизмов в российском законодательстве – это, во многом, и часть внутренней правотворческой деятельности. Такие термины, как «нормы законодательства» или «регулирование правоотношений» являются результатом исключительно российского законотворчества, без влияния каких-либо внешних факторов. В свою очередь, предпосылки подобного появления юридических терминов-жаргонизмов в текстах законов весьма различны. В каких-то случаях, это очевидные упущения субъектов законотворческой деятельности (вряд ли есть объяснение внедрению в законодательный текст таких выражений, как «причиняются последствия», «загладить вред»), в каких-то случаях, это неудачные наименования правовых институтов («деятельное раскаяние»), а в каких-то случаях это может быть неоправданное желание сократить законодательный текст (выражение «руководить своими действиями (бездействием)». 
Безусловно, что данные терминологические решения значительно снижают качество законодательного текста, отрицательно сказываются на эффективности применения правовых норм. 
2.2 Использование заимствованной терминологии в текстах современных российских законов: возможности и пределы
За последнюю четверть века в России появилось множество новых для нас, но уже давно известных в зарубежных странах правовых институтов и норм, а также понятий и терминов, с помощью которых индивидуализируются правовые нормы. Одной из отличительных особенностей современного российского права является активное использование иноязычной терминологии в юридическом языке (прежде всего, в языке законов). Отметим, что сейчас в различных российских законах используются такие заимствованные термины, как «аваль» (фр. aval), «аккредитив» (от лат. accreditivus — доверительный), «акцепт» (от лат. acceptus — принятый), «бенефициар» (от лат. beneficium — благодеяние), «брокер» (англ. broker), «дилер» (от англ. dealer), «ипотека» (от греч. hypotheke — залог, заклад), «кондоминиум» (лат. condominium), «контракт» (лат. contractus), «лицензия» (от лат. Licentia — свобода, право), «оферта» (от лат. offertus — предложенный), «патент» (от лат. patens — открытый, ясный), «приватизация» (от лат. privatus — частный), «сервитут» (от лат. servitus — обязанность, обязательство, повинность)5 и целый ряд других.
 Основной предпосылкой внедрения иноязычных терминов в российский юридический язык служит интернационализация юридической терминологии. Данная тенденция объясняется все большей интеграцией мирового сообщества, процессом ассимиляции языков, активным развитием научной мысли. А.С. Пиголкин отмечал, что «обновление правового языка (да и литературного языка в целом) — процесс естественный, постоянный, требующий зачастую активного применения иноязычных семиотических средств, что обусловлено информационными потребностями, международными деловыми связями»6. Поэтому в современном юридическом тезаурусе появились такие термины, как «демпинг», «инновация», «клиринг», и целый ряд других, обладающих международным характером и не имеющих общеупотребительных аналогов в русском языке.
Очевидно, что их полное освоение и привыкание к ним всех пользователей нормативных актов — достаточно длительный процесс, который может охватить не одно десятилетие. Это доказывается судьбой иноязычных наименований других понятий, введенных в юридический язык ранее. При этом отметим, что в случае удачной адаптации большинство внедренных терминологических новаций становится незаменимым языковым инструментом. Так, например, в настоящее время ни у кого уже не вызывает сомнения актуальность употребления в законодательном тексте таких юридических терминов, как «вексель», «концессия», «контрагент», «сервитут», которые также были заимствованы из других языков в различное время. 
При этом нельзя не заметить, что столь активное проникновение заимствованных слов в современный русский язык российского законодательства предопределило наличие и некоторых немаловажных проблем. Выделим две из них, которые, с нашей точки зрения, являются доминирующими.
    1. Использование иноязычного юридического термина там, где есть реальная, а зачастую и очевидная возможность задействовать более понятный термин с русскими корнями или обрусевший, эквивалентный по своему содержанию заимствованному.
2. Употребление иноязычного юридического термина в неправильной трактовке.
    Наличие первой проблемы во многом обусловлено чрезмерным использованием заимствованной лексики в тексте того или иного закона, что вызвано неоправданным желанием его разработчиков подчеркнуть наукообразность, придать закону дополнительную «солидность». Считаем, что данная тенденция опасна как для законодателя, так и для всех заинтересованных в правильном применении закона лиц. Практически все иноязычные термины изначально непонятны для адресатов законов, и поэтому любая неточность в их использовании оказывает прямое негативное влияние на качество законодательного акта. 
Отметим, что до последнего времени не было никаких нормативных правил использования заимствованных слов в официальном тексте, и лишь с принятием Федерального закона от 01.06.2005 № 53-ФЗ «О государственном языке Российской Федерации» косвенно, но все-таки получила закрепление позиция государства по поводу возможности употребления иноязычных терминов в официальных источниках, в том числе в законодательных актах. Так, в ч.6 ст.1 данного закона установлено положение, в соответствии с которым «при использовании русского языка как государственного языка Российской Федерации не допускается использование слов и выражений, не соответствующих нормам современного русского литературного языка, за исключением иностранных слов, не имеющих общеупотребительных аналогов в русском языке». Исходя из смысла цитируемого установления, можно сделать вывод о том, что употребление заимствованных слов в официальных источниках допустимо, но толькопри условии недостаточности собственных языковых средств.
    Проанализируем, как соблюдается эта законодательная установка, на конкретных примерах.
    Так, вызывает определенные сомнения необходимость употребления в текстах гражданско-правовых законодательных актов такого термина, как «лизинг», у которого есть официальный, «обрусевший» синоним — «финансовая аренда». Данные термины обычно используются вместе (например, в Федеральном законе от 29.10.1998 № 164-ФЗ «О финансовой аренде (лизинге)»). При этом, как отмечает Ю.С. Харитонова, «в отдельных национальных законодательных актах были сделаны попытки присвоить отношениям лизинга оригинальное название, отличное от заимствованного английского или уже имеющегося определения аренды. Так, в Королевском постановлении Бельгии вводится понятие “договор имущественного найма-финансирования”, или “найма-финансирования” (location-financement)… в немецком языке для обозначения договора лизинга иногда используется термин “Mietvertrag kredit”, в литературе континентальной Европы часто применяется термин “финансовая аренда”»7. Поэтому, с нашей точки зрения, есть очевидные возможности для русификации данного термина и в рамках российского права. То же самое относится и к термину «коммандитное товарищество», обладающему официальным, обрусевшим синонимом «товарищество на вере».
 Неоднозначным представляется использование в современном законодательстве и такого термина, как «пролонгация» (например, в тексте статей 98 и99 Бюджетного кодекса Российской Федерации,  ст. 49 Федерального закона от 10.07.2002 № 86-ФЗ «О Центральном банке Российской Федерации (Банке России)»). Русскоязычным аналогом данного термина служит слово «продление», которое полностью отражает суть соответствующего понятия и готово к более активному функционированию на официальном уровне.
    При этом отметим, что движение в направлении устранения излишней заимствованной терминологии в российском законодательстве есть. Так, в Трудовом кодексе РФ уже не задействован иноязычный термин «контракт», который был введен в постсоветский период в текст ранее действовавшего Кодекса законов о труде Российской Федерации в сочетании с термином «трудовой договор». Считаем, что будет логичным и правильным решением исключить термин «контракт» и из других законодательных актов, например, из текста статей 14.23 и 32.11 Кодекса РФ об административных правонарушениях, из Федерального закона от 12.01.1996 № 10-ФЗ «О профессиональных союзах, их правах и гарантиях деятельности», из Федерального закона от 02.03.2007 № 25-ФЗ «О муниципальной службе в Российской Федерации», где он также употребляется в качестве синонима термина «договор», а следовательно, является информационно избыточным.