Анализ публицистики Ильи Эренбурга

Анализ публицистических работ И.Г. Эренбурга, защищена 20.06.12, оценка "отлично". ...

В холодном декабре 1908 года из России, успокаивавшейся после революционного всплеска, выехал в первую свою заграничную поездку Илья Эренбург. Отношения с царской властью не заладились из-за пристрастия молодого человека к большевистским организациям. Во Франции он впервые приобщился к французской культуре, приобрёл первый писательский и журналистский опыт, был заграничным военкором таких известных газет, как «Утро России» и «Биржевые ведомости», информируя о событиях на Западном фронте. Это несомненно пригодится ему в будущем: умение разбираться в перипетиях военных сражений, положений в тылу и на фронте окажется необычайно полезным для человека, чья жизнь выпала на первую половину жестокого двадцатого века.
Произошла революция в России, но, приехав туда в 1917 году, он понимает, что происходящее совершенно не соответствует его ожиданиям: полное отрицание дореволюционного строя, ужасы гражданской войны, отречение от культуры прошлого. Квинтэссенция этих ощущений изложена Эренбургом в статье «Интеллигенция и революция (по поводу статьи А. Блока)», являющейся ответом на так же озаглавленную публикацию русского поэта, горячо принявшего все октябрьские события и первого вставшего на сторону новой власти. Эренбург пытается раскрыть глаза поэту на истинное положение дел, уничтожить это восторженное слепое принятие всего нового и неизведанного. Ведь Блок говорит о революции как о способе достичь «мира и братства народов», но, хотя эти слова и звучат в большевистских речах, для большинства русских людей это пустые слова (парадокс – спустя 30 лет И. Эренбург получит Международную Сталинскую премию именно за «укрепление мира между народами»). И молодой журналист, чуть ли не издеваясь над словами Блока о «революционной музыке», пишет, что он слышит лишь «крики убиваемых, пьяный смех, треск револьверов, винтовок, пулеметов… и бодрый гимн марсельцев, запеваемый чисто по-русски на похоронный лад… над всем слышу один крик — всех, всех, большевиков, меньшевиков, просто людей: «Доколе? Доколе?» , Страшная картина разрушенной России предстаёт перед нами лишь в этих нескольких строчках – такова поразительная способность к схватыванию психологического настроя людей молодого Эренбурга. А каково интеллигенции? Читаем: “Вся остальная интеллигенция и мы, писатели… отвергнутые, затравленные, оплеванные, кричим: «Что вы делаете?» Мещанская мораль? отвратительное благоразумие? Нет, отчаянье зрячих среди слепцов, губящих себя и то, что не их, не наше, а общее — Россию. Или матери, которая хватает падающего в воду ребенка, вы тоже скажете - «не будь мещанкой! Он бы упал и погиб бы в сем водопаде»” . В этой статье впервые проявляется пророческий дар Эренбурга, он предсказывает угрызения совести интеллигентов, сотрудничавших с Советами: «Вы скажете себе — в судный час, когда Россию тащили с песнями на казнь, и я! и я! тащил, и я кричал тем, что хотели удержать, боролись, молились, плакали» . Всё это говорит о ярком публицистическом таланте Эренбурга, проявившемся ещё на заре его творческой деятельности. Более того, мы видим уже вполне сформировавшийся талант аналитика, ясно представляющего себе ситуацию в разрушенной, растерзанной революцией стране, в которой далеко не все тогда разобрались сразу, о чём свидетельствуют мемуары того времени – например, той же Зинаиды Гиппиус. Она писала о полном неведении того, что происходит вокруг и что будет дальше, и о невозможности постичь смысл происходящего – как будто некий информационный вакуум овладел тогда страной.

XX век – самый неоднозначный и сложный для понимания в российской истории. Что же происходило с людьми, непосредственно вовлеченными в самый омут происходивших тогда событий? Тысячи судеб, сталкиваясь, переплетаясь, образуют то, что можно назвать живой тканью истории. И каждая ниточка в нём важна.
Пожалуй, одной из самых заметных таких ниточек была судьба Ильи Григорьевича Эренбурга, знаменитого советского писателя, поэта, общественного деятеля, журналиста-международника в самом прямом значении этого слова. Это та самая ситуация, когда и эпоха влияет на человека, и человек на эпоху – именно Эренбург ввел в обиход понятие «оттепель» по отношению к целому периоду советской истории. Но гораздо больше он сделал ещё до этого. Его военные корреспонденции из разных горячих точек Европы, а также агитационная работа во время Великой Отечественной войны представляют собой памятник самоотверженности, патриотизму репортёра, являясь блистательным примером яркого, четкого, как военный шаг, стиля и вдохновляющей публицистики. Как отзывался о нём И.Х. Баграмян, Маршал Советского Союза, «перо Эренбурга поистине было действенней автомата». Вот что значит «глаголом жечь сердца людей»!

Именно это и вселяет в Эренбурга убежденность в том, что за Советским Союзом – будущее: «В этом письме (уральского учителя) имеется то, чем мы вправе гордиться: наша глубокая заинтересованность в судьбах всечеловеческой культуры. Скифами оказались не мы… Нас называли беспризорными. Но вот больной мир слег, он начал хрипеть и вокруг – пустота. Оказывается, наследство придется перенять нам. Кто же пойдет отстаивать все, что было лучшего в этом старом мире: и Бальзака, и собор богоматери, и великую веселость парижского народа – французские литераторы или уральские учителя?...»Это и называется глубокой аналитической позицией автора, способного объять как происходящее за рубежом, так и на Родине, проанализировать и сделать выводы, которые, пожалуй, будут недалеки от истины. И подобные рассуждения повлияли на взгляды журналиста, да так серьёзно, что, во-первых, он стал ярым антифашистом, во-вторых, стал активно сотрудничать с советской прессой, в-третьих, что, наверное, было самым важным в работе Эренбурга, начал формировать положительный образ СССР на страницах западной прессы. Его статьи, репортажи, очерки перепечатывались самыми известными западными газетами и журналами. Во время гражданской войны в Испании в 1936-1937 гг. Эренбург, наравне с Михаилом Кольцовым, публиковал пронизывающие до глубины души репортажи с места военных действий. Его статья «Враги» рассказывает о положении дел в Испании за месяц до начала войны (была опубликована в мае 1936 г., война началась в июне.) Эренбург знакомит советского читателя с положением дел в далёкой Испании очень просто – путём всевозможных сравнений с российской культурой и историей. Так, испанская знать у него – Митрофанушки: «ленива, жадна и безграмотна». Интеллигенция напоминает чеховских героев, автор довольно скептически отзывается об одном из них: в русской революции его больше всего занимают Азеф и Распутин, Леонида Андреева тот считает «новатором». Разумеется, у любого советского человека все эти качества неизменно вызывали самые определённые мысли по поводу «колеблющейся» интеллигенции. Это описание наиболее полно и ясно отражало распределение политических сил в Испании. События в такой далёкой стране сразу становились близкими и понятными. Это было очень важно даже не столько для самого Эренбурга и его газеты, сколько для советского правительства: необходимо было объяснить собственному народу, почему мы интересуемся происходящим где-то за тридевять земель, почему отправляем туда свои войска и помощь. В этом проявилось, пожалуй, главное назначение международной журналистики – не просто информировать людей о событиях за рубежом, но и делать это максимально понятно, сближая разные культуры, преодолевая трудности перевода, при этом не упрощая самой сути новостей. И Илья Эренбург блестяще справляется с этой задачей. В своих заграничных статьях он затрагивает широчайший спектр тем, о чем говорят заголовки его статей: «Художники в Париже», «Рождение автомобиля», «Сюрреалисты», «Болезнь века (о судьбах молодежи в капиталистических странах)», «Гражданская война в Австрии», «Памяти Анри Барбюса», «Свободу Тельману!». Нужно добавить, что за эти два десятилетия Эренбург объехал всю Европу, посетил все её уголки, и внушительное количество статей посвятил европейским городам и местечкам. По объёму вмещаемой информации это настоящий путеводитель для любого туриста. Но путеводитель этот особенный: автор обращает внимание не на материальные достопримечательности, а на отличительные культурные черты, на психологическую атмосферу города. Так, в описание немецкой столицы он вкладывает все возможные ощущения, которые может почувствовать путешественник, но не умом, а сердцем: «Когда подъезжаешь к Берлину, он светится издали, как гигантский циферблат. Он равномерно вздыхает, как образцовый хронометр. Это сердце старой Европы. Мысль может спешить, ноги могут отставать, — сердце знает свой счет, свою меру». Можно только поражаться возможностям журналистского чутья – моментального и полного восприятия духа старого европейского города.Варшаву Эренбург называет «польским Мадридом», Париж – «конгломератом кротовых нор», Прагу – «двенадцатиперстной кишкой, которая не может стать ни мозжечком, ни икрами» (намек на срединное географическое, и не только, положение). За каждым из этих необыкновенно точных выражений – бездны смысла, очень тонко схваченная характеристика европейских городов, облачённая в поэтическую форму – да это просто высший журналистский пилотаж! Изысканная игра слов, эпитеты, метафоры, культурные реминисценции и аллюзии – всё это делает корреспонденции Ильи Эренбурга поистине захватывающим чтением, особенно для малоискушенного советского читателя.Европейский этап очень показателен в отношении того, как полярно могут меняться взгляды человека: Эренбург из врага советского правительства превратился в активнейшего пропагандиста СССР за рубежом, создавая своей родной стране имидж в иностранной прессе. Это закончилось тем, что в годы Второй мировой войны Эренбург вернулся в Советский Союз. Его позиция зарубежного наблюдателя была утрачена, но именно амплуа защитника Родины на международной информационной арене помогло эмигранту вернуться и обрести там своё место.Часть втораяу военного журналиста свой фронтОднако всё было не так просто: как известно, в 1939 году был подписан пакт Молотова-Риббентропа, и советские антифашисты оказались, мягко говоря, в сложной ситуации. Но Эренбурга, известного яростного противника фашизма, «личного врага Гитлера», как его прозвали в войну, не арестовывали вплоть до начала войны. Вообще отношения Эренбурга с советской властью и, в частности, со Сталиным были особыми: так, «вождь народов» был личным цензором Эренбурга – все статьи журналиста военного периода перед публикацией отвозились генсеку на проверку. Для этого «высочайшего» рецензирования находились объективные причины: статьи Эренбурга отличались силой и напором, они были чрезвычайно экспрессивными даже для советской пропаганды, имевшей к тому времени немалый опыт, ведь одним из важнейших направлений партийной политики было именно агитационное. Уж слишком враждебным и непримиримым был тон Эренбурга, не говоря уже о том, что он был одним из создателей лозунга «Убей немца!», весьма популярного среди солдат. Но тому есть объяснение: во-первых, Эренбург – еврей, и для него вопрос отношения фашистов к его нации был очень болезненной темой; во-вторых, он был хорошо осведомлен, что творят немцы на оккупированных территориях – журналисту пришлось скрываться в советском посольстве во время захвата Парижа фашистами, да ещё и до этого приходилось видеть зачатки националистического движения в поездках по Европе и в 20-е, и в 30-е годы.Надо пояснить, что в первые месяцы войны население СССР надеялось на здравый смысл простых немецких солдат, которые, оказавшись на территории собратьев - советского пролетариата, восстанут против сил СС. Эренбург считал своей миссией разрушить этот миф. Он противопоставлял свои статьи немецкой контрпропаганде – листовкам, рассылавшимся по линии фронта и попадавшим в тыл. Поэтому бойцы в окопах сначала в газетах искали его статьи – Эренбург, получивший прозвище «снайпер пера», точнее всех из военных корреспондентов выражал отношение солдат к врагу, который на их глазах безжалостно уничтожал всё и вся – поэтому какая может быть пощада к нему? По воспоминаниям К. Симонова, в одном большом партизанском отряда существовал рукописный приказ: «Газеты после прочтение употреблять на раскурку, за исключением статей Ильи Эренбурга». Можно сказать, что это высшая похвала для любого журналиста.Антифашистская позиция Эренбурга была очень жесткой и непримиримой. Его воззвания, направленные против нацистов, приобретают сейчас огромное значение: потомки воевавших против фашизма солдат выстраиваются в марши, боготворят Гитлера, возрождают культ «великих» фюрера и дуче – не об этом ли предупреждал журналист? Его призывы остаются актуальными и в наше время.Итак, вот самая первая статья о войне, написанная 23 июня 1941 года. Опубликовать её решились только спустя день, так как редакторы ждали утверждения позиции властей по поводу начавшейся войны. Статья так и называется – «В первый день». В первую очередь автор характеризует противника: «С негодованием, с гневом узнали мы о разбойном нападении германских фашистов на наши советские города». Он уверен в том, что их «ждёт неизбежная гибель», почему же? Писатель видел, что творилось в захваченном Париже, он, как настоящий журналист-международник, в первую очередь говорит о братских нам народах, находящихся под немецким игом: «они поработили братские нам народы — высококультурных чехов, отважных югославов, талантливых поляков. Они угнетают норвежцев, датчан, бельгийцев». И везде фашистов ненавидят – «все народы с нами», а во Франции он видел надпись на стене: «Гитлер начал войну, Сталин её кончит». То есть все надежды Европы сейчас на СССР, и это должно придать мужества нашим бойцам – ведь это правое дело, ответственная миссия. И заметна явная тенденция в журналистской практике Эренбурга – сравнение французов и русских: Франция покорилась Германии, потому что её «разъели измена и малодушие». Это очевидная отсылка к заграничным статьям Эренбурга, где он описывал подавленное, упадническое настроение французской интеллигенции, кому, как не ему, автору романа «Падение Парижа», это знать. У европейцев отсутствует некий нравственный стержень, позволяющий противостоять врагу. А у советского народа гораздо более могучий дух и есть стремление бороться, поэтому у нас есть все шансы одолеть фашизм: «Высокая судьба выпала на нашу долю — защитить нашу страну, наших детей и спасти измученный врагами мир».И Эренбург, пожалуй, первый называет эту войну священной – ещё до знаменитой песни В.И. Лебедева-Кумача, слова которой были впервые опубликованы 24 июня 1941 года – два дня спустя. Эта первая военная статья – квинтэссенция всех мыслей, желаний советского журналиста, патриота, самый первый порыв сердца и пера. Уже на следующий день Эренбург пишет новую статью – уже более длинную, вмещающую большую часть размышлений автора, больше сведений, описывающих то, что видел журналист на оккупированных землях. Он называет немцев «ордой современных дикарей», которых Гитлер «отбросил в доисторическую ночь», он пишет о сожжениях классических книг во Франции, о разрушенном сельском хозяйстве в Бельгии и Голландии, об издевательствах над поляками, которых заставляют забывать родной язык… Но «Фашисты до сих пор имели дело с невинными жертвами». И «час настал», как возвещает нам название статьи: «Мы не хотим для себя чужих земель, мы сражаемся за нашу землю, за нашу свободу, и зрелище нашего мужества наполнит надеждой сердца порабощенных Гитлером людей».Так началась война для Эренбурга. Это была его личная, длительная, ежедневная, изнуряющая битва. Более полутора тысяч статей было написано за четыре военных года, они печатались в газетах, передавались по радио, выпускались книжками за рубежом, распространялись подпольно в оккупированных странах, их зачитывали перед бойцами перед наступлением. Вне сомнения, Илья Эренбург был одним из первых публицистов Отечественной воны, если не самым первым. Статьи назывались «Выстоять!», «Мы выстоим!», «Мы им припомним!», «Отобьём!», «Бить и бить!» - в два первых тяжелых года войны, когда исход был ещё неясен. Хочется ненадолго остановиться на очерке «Отобьём!». Он написан после прорыва немецких войск на юг в 1942 году. Но «наш народ закалился за год войны. Он узнал горечь осеннего отступления. Он узнал гордость зимних побед. Он понял, что разбить немцев нелегко, и он понял, что немцев можно разбить». Выразительная парцелляция, анафора, параллелизм предложений - все говорит о вере автора в силы советской армии. Теперь он донес до народа то, что хотел сказать с самого начала – ошибочность представлений о солдатах вермахта: «Прошлой осенью многие бойцы не знали, кто перед ними. Они думали, что гитлеровцы — это люди. Теперь нет человека, который не знал бы, что такое гитлеровец». Всеми возможными способами публицист поддерживает бойцов, называя их друзьями, бросая клич: «Отбейте его (врага) теперь!». И эта мощь, это неугасимое пламя, живущее в печатных словах, передавалось в сердца людей, устремляло их только к одному – к победе. И, наконец, год перелома в военных действиях – 1943. Появляются статьи «Тебя ждёт победа», «Суд идёт!», «Изгнание врага». Всё, возвещённое Эренбургом, начинает сбываться, тон его статей от ободряющего превращается в боевой, уверенный: «Двадцать месяцев проклятые немцы пировали на нашей земле. Теперь настал час ответа. Штыком мы пишем приговор. Пулей ставим точку. Снарядами чистим землю». Четкий телеграфный стиль, слова – как острые гвозди, вонзающиеся в крышку гроба фашистской орды. И в той самой ночи, где обитали приспешники Гитлера, советские люди видят победу. Настал «час ответа», тот самый час, о котором Эренбург писал ещё во второй своей статье.А далее перо публициста следует за историческими событиями. «Путь к Германии», «Освободительница», «Началось!» - об открытии второго фронта, то, чего так долго добивался в своих иностранных корреспонденциях Эренбург – об этом чуть попозже. Сложно представить восторг всего советского народа при этой новости, но журналист находит слова: «Мы столько раз повторяли: «Если бы!..» Мы столько раз слышали: «Накануне решающих боев...» Как хорошо, что это позади! Как хорошо, что решающие бои начались! Забудем о сослагательном наклонении. Нам больше не придется прибегать к глаголам в будущем времени. То, чего мы ждали, свершилось: начато наступление на Германию с Запада».После прочтения этих статей ясно понимаешь все эмоции современников писателя, которые можно выразить одной цитатой: «Друзья, в какие дни мы живём!» Эти небольшие печатные статьи писались оперативно и содержали в себе именно то состояние, которое испытывал тогда каждый, и через них лучше всего проникаться атмосферой того времени, знакомиться с войной, ведь иногда печатное слово доносит до нас гораздо больше, чем, например, фильмы о войне. В случае с публикациями Эренбурга – это совершенно верно: самый дух эпохи заключен в этих лаконичных, затрагивающих самое сердце читателя статьях.Но они не только передают историческую атмосферу, они ещё учат не повторять исторические ошибки. Этому посвящен один из последних этюдов Эренбурга – о ходе Нюрнбергского процесса. Автор призывает к осуждению не только самих обвиняемых, но и всего фашизма в целом. Статья посвящена портретам злодеев, совершивших фантастические преступления против человечества, вина которых безмерна. Он пишет про Гесса и Риббентропа, внезапно потерявших память, «ответственного только перед немцами» Геринга, солдафона фельдмаршала Кейтеля, «специалиста по русским делам» Альфреда Розенберга, палача Чехословакии фон Нейрата… Все получают едкую краткую характеристику. Они, о которых Эренбург писал ещё в первых военных статьях, теперь заклейменные злодеи и будут наказаны. В то время как никогда было понятно, что фашизм - это великое зло, которое должно быть искоренено: «Чувствуешь горячее дыхание истории. Повесят преступников: того требует совесть. Но осудят не только фашистов — осудят и фашизм. Осудят тех, кто его породил, и тех, кто хочет его воскресить, — его предтеч и его наследников». Но Эренбург обращался не только к тому, что происходило на фронте и за границей. Ему присылали многочисленные письма благодарные читатели и с фронтов, и из тыла, и солдаты, и эвакуированные. Он старался отвечать на все, помогал многим попавшим в беду, нуждающимся... Эренбург всячески подчеркивал, что многонациональный народ СССР един в своём порыве противостоять врагу, что ему не следует идти на поводу антисемитской пропаганды немцев, отголоски которой доходили до тыла.