Дориан Грей и его отражение в современной литературе

Заключение

В романе Уайльда исключительная одаренность Дориана приводит его к гибели – сначала нравственной, потом – к физической. Виной тому разлад с собственной душой, голос совести человека нельзя заглушить, и преступления против нее – жестоко наказуемы.
На этом фоне столкновение трех характеров – Бэзил Холлуорд, Генри Уоттон и Дориан Грей – представляются единством одного: многогранного, противоречивого. Известно, что в писателе уживаются множество разных личностей, и в романе «Портрет Дориана Грея» Оскар Уайльд таким образом преподносит загадку собственной индивидуальности, клубок идей и парадоксов.
Новая интерпретация Дориана Грея отражает характерные направления восприятия в современной эстетической парадигме: с одной стороны - возведенная в абсолют, даже, воинствующая этика, с др ...

Содержание

Введение 2
Глава 1. Понятие архетипа в психологии и литературе 5
1.1 Архетип в психологии 5
1.2 Архетип в литературе 10
Глава 2. Архетип Дореана Грея и его воплощение в ХХI веке 18
2.1 Символичность образа Дореана Грея 18
2.2 Дориан Грей в ХХI веке 21
Заключение 23
Список литературы 24

Введение

Если человек стремиться к абсолютному внешнему совершенству, и тратит на это много сил и денег, если он зациклен на своей внешности, в современной психологии это называется синдромом Дориана Грея.
Данный синдром выражается в паническом страхе человека перед старением и физическим увяданием, он поддерживает культ молодости, рассматривающий возможно более длительное сохранение образа жизни, в том числе в рамках особенностей, присущих юношескому или более молодому периоду жизни.
Появлением литературного архетипа роковой красоты Дреана Грея, мировая культура обязана Оскару Уайльду, который создал уникального персонажа. Дистанция в почти сто лет позволила сегодня во многом переосмыслить сделанное и содеянное Уайльдом, соотнеся его жизненные, и творческие устремления с поисками его с тарших и младших современников.
Яркое воплощение жизненного явления в слове, человеческая привлекательность свободолюбивой и страстной натуры вызвала многочисленные творческие интерпретации первоисточника, поскольку ни одна из характеристик, ни одна из комбинаций черт характера не стали исчерпывающей характеристикой. Образ Дреана Грея является примером того, как талантливое созданное индивидуальное явление превращается в универсальный архетип.
Актуальность данного исследования состоит в том, чтобы проследить процессы формирования и функционирование универсальных мыслительных формул, структур в исторически меняющемся литературном процессе. Вопрос о том, кем является Дореан Грей в современной художественной традиции.
Объектом данного исследования является архетип Дореана Грея в мировой культуре.
Предметом исследования является трактовка архетипа Дореана грея в романе «Дореан. Имитация» Серф Уилл.
Цель данного исследования состоит в том, чтобы определить культурные истоки мотивации к очередному воплощению данного архетипа в новой культурно-исторической ситуации в рамках индивидуально-личностной трактовке.
Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:
1. Рассмотреть понятие архетипа в психологии.
2. Рассмотреть понятие архетипа в литературе.
3. Выявить особенности символичности образа Дореана Грея.
4. Определить особенности воплощения образа Дориана Грея в ХХI веке.
Теоретическая значимость данной работы состоит в попытке самостоятельного анализа и обобщения представленных в литературоведении точек зрения на архетип литературе.
Практическая значимость работы. Материалы, представленные в курсовой работе, могут послужить базой для изучения теории художественного образа в школе, а также для разработки уроков по творчеству конкретных авторов.
Научная новизна исследования состоит в определении эволюционных и революционных взглядов на воплощения архетипа Дореана Грея в современной литературе.
Структура работы. Курсовая работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы.
В первой главе рассматривается понятие архетипа в психологии и литературе
Во второй главе определяются особенности архетипа Дореана Грея и его воплощение в ХХI веке.
В заключении представлены краткие итоги исследования. В списке литературы представлена теоретическая база исследования.

Та же часть личности, которая в результате сформированной целостности стремится к вершинам познания, была определена Юнгом как архетип Мудреца – старца, пророка, который может пролить свет истины на волнующие человечество вопросы. Обычно этот архетип «включается» в бессознательном тогда, когда человек стоит перед выбором, и чем больше таких жизненных моментов приходится переживать, тем сильнее развивается эта часть бессознательного, и тем легче сознанию связаться с нею с помощью сна или других пограничных состояний.
Высший этап психической деятельности, когда человек способен узреть и понять закономерные процессы своего внутреннего мира и окружающего его внешнего мира, «когда осознается целостная взаимосвязь, основанная на определенных законах между внутренним его содержанием и внешним окружением»,7 Юнгом была определена как архетип «Бога». Ему и предшествует «Мудрец», который толкает человека к пониманию ключевых моментов жизни.
Таким образом, по мнению Юнга, активизация подсознательного происходит, когда возникает ситуация, соответствующая тому или иному архетипу. И тогда, подобно инстинктивному влечению, архетип, вопреки всякому разуму и воле, прокладывает себе путь. При этом конкретная форма архетипа реализуется символическим путем, через некий образ в психике индивида.
Оговоримся специально, что структурные компоненты коллективного бессознательного в психологии называются по-разному: архетипы, доминанты, изначальные образы, имаго, мифологические образы, поведенческие паттерны. Все эти термины используются в нашей работе. При этом под имаго (образ) мы будем понимать отображение субъективного комплекса функций объекта реального мира ( а не самого реального объекта). Под поведенческим паттерном – стереотипные реакции, вызванные восприятием окружающего мира.
1.2 Архетип в литературе
Литературный архетип — часто повторяющиеся образы, сюжеты, мотивы в фольклорных и литературных произведениях. По определению Большаковой А. Ю., литературный архетип — «это «сквозная», «порождающая модель», которая, несмотря на то, что она обладает способностью к внешним изменениям, таит в себе неизменное ценностно-смысловое ядро».8
Юнговскую интерпретацию архетипа в литературоведении советского периода рассматривали С. С. Аверинцев (статья «„Аналитическая психология“ К.-Г. Юнга и закономерности творческой фантазии») и Е. М. Мелетинский (книга «Поэтика мифа»). Исследователи приходят к выводу, что термин «архетип» обозначает наиболее общие, фундаментальные и общечеловеческие мифологические мотивы, которые лежат в основе любых художественных и мифологических структур «уже без обязательной связи с юнгианством как таковым».9
Основополагающее значение для формирования теории архетипа в русском литературоведении имели работы Ф.И. Буслаева, который еще в середине XIX века объяснил существование сходных фольклорных образов и мотивов у разных народов проявлением неких единых законов человеческого мышления, основанного на схожести психологических механизмов, базирующихся на врожденных свойствах человеческой натуры.10
Основываясь на материале анализа фольклорных жанров, таких, как духовные стихи, заговоры, легенды, иконография, Буслаев приводит примеры взаимодействия книжных и фольклорных образов и делает вывод об их архетипическом характере, то есть восхождении к аналогичным образам разных культурных традиций. По мысли Буслаева, сходство мифических образов, метафор у разных народов объясняется единообразием «коренных» воззрений, «первообразов», обнаруживающихся в древних преданиях.
Ученый придавал большое значение ориентации эпоса на далекое прошлое; именно благодаря этой ориентации, считал он, «первообразы» обладают такой живучестью. Таким образом, для тех, кто создает эпическую традицию в более поздние исторические времена, прошлое оказывается и областью вечных идей, и вместилищем высшей религиозности, и мерилом нравственности. Существуя как бы вне времени, оно, тем не менее, способно предопределять собою будущее. В прошлом живут почитаемые предки, боги и герои, которых народ считает своими прародителями.
Проблеме архетипа уделял внимание и А.А. Потебня. Осознавая, что поиск конкретных «первоэлементов» в том или ином тексте не является самоцелью, ученый, тем не менее, исследует то, как эти «первоэлементы» реализуются в конкретной фольклорной традиции, видоизменяясь и перекрещиваясь с другими образами.
А.А. Потебня полагает, что многие фольклорные мотивы восходят к мифологическим первообразам, в которых отразилось осмысление народом таких природных явлений, как солнце, утренняя и вечерняя заря и др. При этом народно-поэтическое творчество использует не сами мифы, а их более поздние трансформации.
Вывод Потебни состоит в том, что « …мифический образ – не выдумка, не сознательно произвольная комбинация имевшихся в голове данных, а такое их сочетание, которое казалось наиболее верным действительности. Миф может быть усвоен народом только потому, что пополняет известный пробел в системе знаний».11
Модификациям известных образов христианства, язычества, фольклора немало внимания уделил и академик А.Н. Веселовский.
Исследуя образы мирового древа, судьбы, мотивы змееборчества, кровосмешения и многие другие, ученый приходит к выводу, что архетипы являются многослойными образованиями, в которых сложным образом переплелись влияния различных культур.
Исследователь считает, что «старые образы» хранятся в темных глубинах нашего сознания, периодически всплывая оттуда, но не спонтанно, а в ответ на определенную социальную потребность, причем для самого сознающего возникновение в памяти «старого образа» всегда имеет элемент случайности, неожиданности.
Хотя эти образы имеют всеобщий характер, но индивиду кажется, что они вызываются из его собственных воспоминаний, проистекают из его личностного опыта. Этим обусловлено их особое эмоциональное воздействие.
Приведённые факты и определения позволяют заключить, что проблема архетипов интересовала русских ученых еще до появления концепции К.-Г. Юнга. Можно говорить о существовании в русской науке XIX века собственной концепции архетипов, предшествовавшей юнговской и во многом отличной от нее. Концепция эта выявляет первообразы, но не отождествляет их с конкретными литературными образами, сюжетами и мотивами, несводимыми к архетипической базе.
Учитывая изначальную связь архетипов с психологией, они, тем не менее, не сводят все к последней. Архетипы для них – это не абстрактные обитатели «коллективного бессознательного», а живые, осознанно востребованные народной поэзией «первообразы» языка, фольклора, литературы.
Литературные архетипы связаны между собой особыми диалогическими отношениями. Особые диалогические отношения текстов обозначены «интертекстуальностью».12
Любой текст является диалогом со всеми прочими предшествующими ему или последующими текстами. Любой текст ведет самостоятельный диалог с читателем. Автор создает свой текст с намерением что-то донести до читателя, но после завершения работы и получения данного текста читателем текст перестает принадлежать автору, и читатель, воспринимая и интерпретируя текст, имеет на него свои права.
Присутствие интертекста в произведении «обнаруживает себя в виде отдельных стилистических структур, несущих коммуникативное задание – нахождение отклика со стороны получателя, как интеллектуального, так и эмоционального».13
Эти структуры являются не чем иным, как маркерами наличия в тексте аллюзий и прочих следов присутствия дополнительных литературных или культурных плоскостей.
Из вышесказанного можно сделать вывод о том, что аллюзия, в свою очередь, свидетельствует о присутствии других текстов в данном тексте, то есть является маркером интертекстуальности.
В частности, Владимирова Н.Г. определяет интертекстуальность как характерную стилистическую фигуру, или намек на известный как литературный, так и исторический факт, или риторическую фигуру.14
Хализев В.Е. считает интертекстуальности образами литературы в литературе, и, таким образом, заключает, их по содержанию как точную или неточную.15
Фатеева Н.А. в своих работах утверждает, что аллюзия зачастую может оборачиваться как цитатой, так и реминисценцией, и, соотвественно, наоборот.16
В большинстве своих работ, где они следует концепции Ж.Женетта, который определяет аллюзию в равнозначных категориях интертекстуальности, Фатеева Н.А. концентрирует свое внимание именно на многообразии форм.
В исследованиях Н.А. Фатеевой интертекст от цитаты отличает то, что в ходе создания художественного произведения заимствование элементов, как правило, происходит выборочно, а формирование целого высказывания или строки, так сказать, текста-донора, который соотносим уже с новым текстом, как бы присутствуют уже в последнем, то есть находятся в позиции «текст за текстом».17
В ходе создания интертекстуальности «автор, по сути, эксплуатирует реконструктивную интертекстуальность, то есть своеобразно регистрирует общность как «своего», так и «чужого» текстов, и в ходе развития авторской мысли на первое место, в итоге, выходит некая конструктивная интертекстуальность, главная цель которой состоит в том, чтобы организовать все заимствованные в данном, конкретном случае элементы именно таким образом, чтобы они сразу же оказались общими узлами сцепления в семантико-композиционной структуре нового текста».18
Таким образом, высказывание автора тесно вплетено в ткань общего множества других высказываний, которые его формируют, так как, совершенно справедливо будет то, что в любой оборот речи одного человека в развернутой форме высказывания вложено слово другого.
Иными словами, монологизм ситуации развернутого высказывания уступает место постоянному и цикличному диалогизму, а уже единое слово, как правило, уступает место расщепленному, в которое, по сути, уже вложена чужая, но подходящая по содержанию, смысловая направленность, где, таким образом, уже каждое высказывание может, в принципе, рассматриваться как ответ уже на все предыдущие, а каждый знак и каждое слово текста выводит высказывание за его пределы».19
Прецедентные тексты можно определить следующим образом: «значимые для той или иной личности в познавательном и эмоциональном отношениях, имеющие сверхличностный характер, т.е. хорошо известные и широкому окружению данной личности, включая ее предшественников и современников, и, наконец, такие, обращение к которым возобновляется неоднократно в дискурсе данной языковой личности».20
С тех пор понятие прецедентных феноменов (прецедентное имя, прецедентное высказывание, прецедентная ситуация, прецедентный текст) активно используется лингвистами, причем нередко в значении, тождественном значению термина интертекстуальность.
Интертекстуальность соотнесена с эстетической ценностью, культурной значимостью, вневременностью (интертекстуальные знаки – феномены культуры, предполагающей межпоколенную связь), прецедентность – с тем, что происходит сейчас и актуально сегодня, но вовсе не обязательно будет значимо завтра.21
Интертекстуальные знаки проверены временем и традицией: они существуют в течение жизни нескольких поколений людей в виде некоего культурного кода, существование прецедентных феноменов ограничено временем их рецепции и реинтерпретации.
Именно для прецедентных феноменов важна «техническая» поддержка, прежде всего средствами массовой коммуникации, обеспечивающая тотальную их рецепцию максимально широким кругом потребителей.
Таким образом, интертекстуальность – это транслируемый код культуры как системы традиционных для человечества ценностей материального и духовного характера, прецедентность – явление жизни, которое может стать или не стать фактом культуры. Однако, если эта черта проявила себя особенно при создании определенного архетипа, то тогда начинается длительный процесс движения, который захватит не одну эпоху и не одно литературное течение.
В процессе движения литературного архетипа из одного жанра в другой, из одной эпохи в другую именно интертекст становиться тем связующим звеном, который позволяет увидеть это движение в динамике.
С одной стороны мы видим узнаваемые черты архетипа в персонажах различных авторов, это происходит благодаря интертексту, который объединяет сходные по составу образы.
С другой стороны именно при помощи интертекстуальности архетип становиться доказательством определенной закономерности, которая проявляясь в различных жизненных условиях, ситуациях и эпохах, всегда строиться и действует по одним и тем же правилам.
Таким образом, некогда созданный архетип при помощи интертекстуальности не только транслируется, но и исследуется авторами различных литературных направлений и эпох, и тем самым по истечение определенного периода времени отражает закономерности, которые проявляются по отношению к данному архетипу.
Глава 2. Архетип Дореана Грея и его воплощение в ХХI веке
2.1 Символичность образа Дореана Грея
В романе Оскара Уайльда органически объединены основные эстетические положения теории искусства и их художественная реализация. Архетипы Уайльда не только символичны, но самым тесным образом перекликаются с психологией. Так Дориан Грей олицетворяет вечную молодость, лорд Генри – это проповедник идей философии беспредельного наслаждения (гедонизма), Бэзил Холлуорд представлен как служитель Искусства, Сибила Вэйн - воплощение театральности жизни и психологических ролей т.д.
В романе красивые люди, блестящие высказывания, совершенные произведения искусства, при этом салонная красота оборачивается пустым украшательством. Данный роман посвящен нетождественности искусства и жизни, иллюстрацией чему служит история Дориана Грея: портрет, вбирающий в себя следы пороков реального человека, в финале остается безупречно прекрасным шедевром, тогда как его умирающий «хозяин» обретает свои истинные черты.
Не желая распрощаться с молодостью и красотой, любуясь собственным изображением, Грей однажды восклицает: «Если бы портрет менялся, а я мог всегда оставаться таким, как сейчас!»22
Фантастическая мысль автора разрешает этому пожеланию исполниться: внешность Дориана остается неизменно прекрасной, в то время как чудовищные преступления уродуют портрет. Чудовищная картина становится символом моральной деградации Грея.
Понятия Дориана о совести и чести истончаются под влиянием постоянных проповедей Генри Уоттона, где теория наслаждения изложена дьявольски обольстительно.
Изречения лорда Генри поражают воображение, потому что противостоят обыденной, буржуазной морали, его мышление неповторимо и неординарно, как и у автора, создавшего незабываемый образ: «Единственный способ отделаться от искушения - уступить ему»23, «Лишь посредственность - залог популярности»24, «Любовь питается повторением, и только повторение превращает простое вожделение в искусство»25, «Всякое преступление вульгарно, точно так же, как всякая вульгарность – преступление».26
Страсть Уайльда к парадоксам – это единственный шанс выжить в мире лицемеров. Однако не следует забывать, что любая идея не только увлекает за собой других, но и приводит их к гибели. Усвоивший философию гедонизма Дориан Грей в своей погоне за наслаждениями и новыми впечатлениями теряет представление о добре и зле, ведь этого на практике требует попытка воплотить искусство в жизнь. Произведения искусства становятся для него значительнее, чем реальная жизнь.
Любовь к актрисе Сибиле Вэйн оказывается любовью, испытываемой героем к героиням Шекспира. Любовь же Сибилы была настоящей, и это сделало невозможным для нее изображать чужие страсти, «искусство лжи», так ценимое Дорианом, она утратила.
Несоответствие между идеалами влюбленных привело к самоубийству девушки (как завершение ее собственной пьесы), Дориан же подавил попытку стать человеком – идеи гедониста Генри Уоттона победили в схватке между жизнью и искусством: забыв о терзаниях совести, он спокойно отправляется в оперу, чтобы послушать знаменитую итальянскую певицу Патти. Тем самым писатель ставит красоту выше нравственности. Однако объективный смысл романа опровергает это утверждение. История жизни и смерти Дориана Грея становится осуждением гедонизма, нравственного нигилизма и индивидуализма.
2.2 Дориан Грей в ХХI веке
В современной литературе самым ярким воплощением архетипа Уайльда мы находим в книге «Дориан. Имитация» произведении, где речь идет о нравственном преступлении и цене за него, о соотношении искусства и действительности, искусства и морали.
В данном случае классический сюжет Оскара Уайльда перенесен в современную действительность: художник Холлуорд создает великолепную видеоинсталляцию, в центре которой — молодой красавец Дориан Грей, и дарит ее герою.
Грей отправляется в бесконечный «загул»: ведет самый беспутный и безнравственный образ жизни, какой только можно себе представить. Проходят десятилетия, а герой остается молодыми прекрасным, зато день ото дня меняется его видеодвойник становясь все безобразнее.
Впрочем, катастрофа все равно неизбежна, а возмездие — неотвратимо… Такой затейливый роман можно было написать только по следам Оскара Уайльда, чей классический герой и сюжет (от него, впрочем, мало чего осталось) положен в основу этой книги.
В этой книге Лондон падает на колени перед воплощением чистой красоты — современным Дорианом. Наркотики, секс, красота основные составляющие портрета нового Дореана.