Образы стихии в повестях Белкина

Введение
Глава I. Повести Белкина
§1. История написания повестей
§2. Стихия в повестях Белкина
Глава II. «Метель»
§1. История создания повести
§2. Стихия и изменение судьбы героев в «Метели»
Заключение
Список использованной литературы

И Бурмин теперь вкушал счастье подле обретенной супруги благодаря тому, что доверился воле случая.
Пятая повесть «Барышня-крестьянка» носит водевильный характер. В эти дни Пушкин успел еще и заняться «делами»: совсем недавно выяснилось, что 19 сентября он появился по делам имения в близлежащем городке Сергаче. Можно предположить, что человек, сочинивший за несколько дней такую повесть, находился в радостном, спокойном состоянии духа. Вот ведь как выдумано! Да разве случается такое в жизни? Барин ходит на свидания с крестьянкой, не подозревая, что это барышня, а потом не узнает свою любимую… Выдумка, шутка! Да, но Пушкин ведь не отвечает за правдоподобие: мало ли что угодно рассказать г-ну Белкину, да еще со слов девицы К. И. Т.!
В «Барышне-крестьянке» казавшийся романтическим герой, носивший даже перстень с изображением черепа, оказывается простым и добрым человеком, находящим свое счастье с милой, но обыкновенной девушкой, а ссора их отцов, не породив ничего трагического, решается добрым миром.
В повести доминирует тема жизни и счастья, а тема смерти дробится, а тема смерти мельчает и предстает в виде «мертвой головы» на черном кольце Алексея Берестова.
Алексей, несмотря на роковое кольцо, на таинственную переписку и на мрачную разочарованность, был добрый и пылкий малый и имел сердце чистое…
«Отцы Лизы и Алексея рассорились не на жизнь, а на смерть. В родительской распре вынуждены участвовать и дети. Но сгорающая от любопытства Лиза наряжается крестьянкой, встречает Алексея в лесу, приводит его в восхищение своей красотой, веселостью и умом.
Романтичный Алексей продумывает о том, не жениться ли на девушке, которую считает дочкой деревенского кузнеца.
Тем временем отцы примиряются и решают поженить детей. Алексей, не желающий расставаться со своей деревенской подружкой, в отчаянье. Он приезжает к Муромским, не застает хозяина, решает увидеться с дочерью и объявить, что никогда не станет ее мужем, а находит свою прелестную крестьянку, наряженную уже не в сарафан, а в милое кружевное утреннее платьице.
Лиза не отталкивает этого посетителя, бросившегося к ее ногам. Она все ему объясняет. Довольные родители благославляют детей, соединившихся волею случая».
Если в изображении отцов Пушкин рисует их настоящее как антитезу их прошлой жизни (оба – и Берестов и Муромский – поселились в деревне, и каждый из них по-новому «проказничает» в деревне) и подчеркивает, что в представлении отцов будущее базируется на настоящем, то в обрисовке каждого из детей, противопоставленных отцам, их вкусы, их интересы – опровержение вкусов, интересов отцов, а в опровержении настоящего отцов – как бы залог их собственного будущего.
Исследователи видели в повести идеализацию помещичьих нравов или разоблачение темы «крестьянки-барышни», обращая внимание лишь на развязку повести, на ее мирный, благополучный и бездумный конец.
«Вы хотите, чтобы крестьянка оказалась барышней?» – как бы говорит он (Пушкин): – извольте.
В действительной жизни женятся, за малыми исключениями, на ровнях, а литературные барышни – только манекены барышень, одетые в крестьянский маскарадный костюм».
Сын расчетливого, самодовольного Берестова, воспитанный в университете и мечтающий о военной службе, приехал в деревню с налетом столичной моды. Он привез с собой и мрачное разочарование, и речи об утраченных радостях и об увядшей юности, и черное кольцо с изображением мертвой головы.
Все это, как и таинственная, романтическая переписка, собака Сбогар и французский язык, делает Алексея скорее сыном «истого европейца» Муромского, чем сыном провинциального медведя Берестова, а тяга Лизы к сарафану и к лаптям скорее пристала бы дочери Берестова, чем дочери Муромского.
Черты, свойственные Алексею и «чрезвычайно новые» для той губернии, лишь внешний налет, но такова норма, таким должен быть молодой человек в представлении барышень.
Недаром, когда Настя рассказывает, как Алексей – «стройный, высокий, румянец во всю щеку» – играл в горелки и предстал перед крестьянскими девушками без этого внешнего налета, Лиза переспрашивает: «Право? А я так думала, что у него лицо бледное. Что же? Каков он тебе показался? Печален, задумчив?» – и не без удивления слышит ответ Насти: «Что вы? Да этакого бешеного я и сроду не видывала». Все дальшие рассказы Насти вызывают у Лизы сначала недоверие: «Воля твоя, Настя, ты врешь», затем удивление: «Да как же, говорят, он влюблен и ни на кого не смотрит?»; наконец, после того как Настя охарактеризовала Алексея как веселого и доброго барина, – желание его видеть («Как бы мне хотелось его видеть!» – сказала Лиза со вздохом»).
«Автор иронизирует над Алексеем, над внешними, запоздалыми, модными чертами.
Но весь ход повести в значительной мере определяется тем, что Алексей, несмотря на свое роковое кольцо, на таинственную переписку и на мрачную разочарованность, «был добрый и пылкий малый и имел сердце чистое, способное чувствовать наслаждение невинности», а с другой – тем, что он «не разделял ни неудовольствия расчетливого помещика, ни восхищения самолюбивого англомана».
Наперсница Лизы Настя и воспитательница «барышни» мисс Жаксон играют в повести важную роль: они точно ведут между собой тайную борьбу за судьбу Лизы.
Настя подсказывает Лизе мысль нарядиться крестьянкой, в сарафан и лапти; мисс Жаксон толкает на мысль нарумяниться, насурмиться, надеть фальшивые локоны, взбитые, как парик Людовика XIV.
Отцу Лиза нравится в роли барышни-куклы Бетси, Алексею Лиза нравится в роли Акулины.
Пафос повести – в особенностях характера, в самобытности веселой, жизнерадостной Лизы Муромской, о которой Пушкин, в отличие от всех других персонажей, рассказывает без малейшего оттенка иронии и усмешки. За ее мыслями и чувствами, за ее проказами, которыми восхищается и автор таятся серьезные невысказанные мысли Пушкина.
Много говорилось о народности Пушкина, но в этой повести с маскарадом и переодеваниями, веселыми, бездумными ситуациями Пушкин не менее народен, чем во многих других произведениях.
Смуглая, черноглазая семнадцатилетняя уездная барышня, дочь англомана, наследница прилучинского замка, Лиза делает смешным все искусственно прививаемое и как бы ведет борьбу и с модным разочарованием Алексея, и с англоманией отца, и с глупостью своей гувернантки, и с самодовольством своего будущего расчетливого свекра.
«Увидеть тугиловского барина у ног дочери прилучинского кузнеца» – за этой, пусть «темной, романтической надеждой» капризной, избалованной Лизы таится большая перспектива: автор словно намечает программу будущего, к осуществлению которой призваны дети, но не отцы.
То обстоятельство, что смуглая, черноглазая семнадцатилетняя Лиза, представ перед тугиловским барином Алексеем в сарафане и в лаптях, внушила ему любовь к Акулине, дочери прилучинского кузнеца Василья.
А Алексей Берестов, привыкший играть роль разочарованного героя, под влиянием крестьянки Акулины, пусть мнимой Акулины, сбросил с себя налет байронизма, изменил своим сословным предрассудкам и собирался жениться на крестьянке, – все это обязывает нас в водевильном сюжете повети-сказки искать живую, волнующую мысль и мечту Пушкина.
Дочь англомана, Лиза превращается в Акулину, из Акулины – в блестящую барышню-куклу Бетси для того, чтобы утвердить Акулину, – в этом смысл повести.
В самом деле, ведь после встреч и свиданий в течение двух месяцев влюбленный Алексей, «как ни привязан был к милой своей Акулине», все помнил расстояние между ним и бедной крестьянкой», но после решения отцов женить детей, после «торжественного обещания отца сделать сына нищим» Алексею пришла в голову романтическая мысль жениться на крестьянке и жить своими трудами.
Эта часть повести дана в форме прямой, а не косвенной речи, в форме развернутого, как и беседа Лизы с Настей, диалога.
Алексей в ответ на вопрос о барышне Муромской искренне уверяет Акулину, что она лучше Бетси.
В повести природа представлена свежестью ветерка, прохлады в сумраке ночи, перекатного шума:
«Заря сияла на востоке, и золотые ряды облаков, казалось, ожидали солнца, как царедворцы ожидают государя; ясное небо, утренняя свежесть, роса, ветерок и пение птичек наполняли сердце Лизы младенческой веселостью; боясь какой-нибудь знакомой встречи, она, казалось, не шла, а летела.
Приближаясь к роще, стоящей на рубеже отцовского владения, Лиза пошла тише. Здесь она должна была ожидать Алексея…
Лиза вошла в сумрак рощи. Глухой, перекатный шум ее приветствовал девушку. Веселость ее притихла.
Мало-помалу предалась она сладкой мечтательности. Она думала… но можно ли с точностью определить, о чем думает семнадцатилетняя барышня, одна, в роще, в шестом часу весеннего утра? …Она шла по дороге, осененной с обеих сторон высокими деревьями».
В лесу Лиза встретила впервые Алексея и молодые люди понравились друг другу. Именно стихия помогла девушке встретиться с молодым человеком.
«С своей стороны Алексей был в восхищении, целый день думал он о новой своей знакомке; ночью образ смуглой красавицы и во сне преследовал его воображение. Заря едва занималась, как он уже был одет.
Не дав себе времени зарядить ружье, вышел он в поле с верным своим Сбогаром».
Молодые люди встречались обычно рано утром, когда природа еще была в полусне. В этом контексте Алексей проснулся с зарею, чтобы увидеть милую Акулину.
Также описание погоды мы видим в отрывке об отцах молодых людей:
«В одно ясное, холодное утро (из тех, какими богата наша русская осень) Иван Петрович Берестов выехал прогуляться верхом. В то же самое время Григорий Иванович Муромский, соблазнясь хорошею погодою, велел оседлать куцую свою кобылку».
Так соседи примирились и сосватали детей.
Стихия чувств соединяет не только молодых, но и заставляет помириться старых враждующих соседей и все оканчивается хорошо. Повесть «Барышня-крестьянка» содержит в себе мысли об общности языка людей разных сословий и классов.
Жизнеутверждающий эмоциональный заряд произведения в общей идейно-художественной структуре цикла взрывает настроение подавленности, горя и безысходности. Несмотря ни на что жизнь продолжается: «Да здравствует солнце, да скроется тьма!»
««Барышня-крестьянка» перекликается с «Метелью». Сходны в этих повестях некоторые сюжетные мотивы и отдельные фрагменты. Ситуация неожиданных совпадений лежит и в основе «Метели», и «Барышни-крестьянки», хотя в первой повести она носит драматический характер, а во второй – комедийный. Мотив деспотической родительской власти, усиливающей сложность взаимоотношений влюбленных, также повторяется в обеих повестях: «Наши любовники были в переписке, и всякий день видались наедине в сосновой роще или у старой часовни. Там они клялись друг другу в вечной любви, сетовали на судьбу и делали различные предположения. Переписываясь и разговаривая таким образом, они (что весьма естественно) дошли до следующего рассуждения: если мы друг без друга дышать не можем, а воля жестоких родителей препятствует нашему благополучию, то нельзя ли нам обойтись без нее?» («Метель»). «Он (Алексей Берестов) ушел в свою комнату и стал размышлять о пределах власти родительской… В первый раз видел он ясно, что он в нее страстно влюблен; романтическая мысль жениться на крестьянке и жить своими трудами пришла ему в голову… Он написал Акулине письмо самым четким почерком и самым бешеным слогом, объявлял о грозящей им погибели, и тут же предлагал ей свою руку» («Барышня-крестьянка»)».
Кроме того, сходны и финалы повестей. Именно случай сводит Бурмина с Марьей Гавриловной, с которой он был когда-то обвенчан. Именно из-за такого сюжетного поворота мгновенно разрешается тупиковая ситуация и герои становятся счастливы. Аналогичный сюжетный поворот есть в «Барышне-крестьянке». В конце повести Алексей Берестов узнает, что возлюбленная его крестьянка Акулина и Лиза Муромская оказываются одним лицом. Сцены узнавания в повестях разыгрываются в одинаковой эмоциональной атмосфере.
Улыбка автора, добрая, умная, порою грустная, прямо или полускрыто присутствует во всех повестях, и, разглядывая сложный, трудный пушкинский черновик, догадываемся, каких больших усилий стоила автору эта веселая легкость.
Заключение
Образы стихии в повестях помогают людям обрести счастье и показывают безвременную утрату.
Так, в повести «Выстрел» тема гибели человека достигает трагического звучания. Одержимость Сильвио, его целеустремленная натура, дерзко вмешивающаяся в установившийся «миропорядок», его предопределенная всем ходом событий и сущностью натуры гибель – все это читается в повести как трагедия. Тема трагической судьбы человека переходит и в повесть «Метель» (гибель Владимира).
В повести «Метель», благодаря стихии случай сводит двух молодых людей, которые не знают, что уже повенчаны в церквушке. Это судьба благословляет молодых.
Перелом мотивов трагической безысходности наступает в «Гробовщике». Кроме эпиграфа в ней нет ничего трагического, в основном это пародийное произведение. Здесь несчастье – лживый сон, а счастье – пробуждение.
Смысл «веселого лукавства ума» Пушкина заключается в найденной им форме повествования («Гробовщик») и был подчинен двойной цели: выявление типа гробовщика в профессиональном и в человеческом плане, а также была выявлена обусловленность человеческого профессиональным и социальным. В «Гробовщике» мы встречаемся с двумя реальными стихиями – проливным дождем и пожаром.
В «Станционном смотрителе», несмотря на глубокую драму Самсона Вырина, уже нет той трагической безысходности, какая захватила Сильвио и Владимира. Жизнь смотрителя печальна и одинока, но не безнадежна. Тема счастья преобладает в повести.
В «Барышне-крестьянке» апофеоз счастья. Веселая, задорная, искрящаяся юмором, она заключает повести Белкина. Жизнеутверждающий эмоциональный заряд произведения в общей идейно-художественной структуре цикла взрывает настроение подавленности, горя, безысходности. Несмотря ни на что, жизнь продолжается: «Да здравствует солнце, да скроется тьма!»
Список использованной литературы
Анненков П. В. Материалы для биографии А. С.Пушкина / Вступ. ст. Г. М. Фридлендера; коммент. А. А. Карпова. – М.: Современник, 1984. – 476 с.: ил. – (Б-ка Любителям рос. словесности. Из лит. наследия).
Белинский В. Г. Сочинения Александра Пушкина / Вступ. статья и прим. К Тюнькина. – М.: Худож. лит, 1985. – 560 с.
Болдино. Осень 1830 года: Фотокнига. – М.: Планета, 1989. – 592 с.: ил.
Гроссман Л. Пушкин. – М.: Мол. гвардия, 1958. – 526 с. – (Жизнь замечат. людей).
Гукасова А. Г. Болдинский период в творчестве А. С. Пушкина. – М.: Просвещение, 1973. – 304 с.
Лотман Ю. М. Пушкин. – СПб.: Искусство–СПБ, 2005. – 846 с.
Одиноков В. Г. И даль свободного романа. – Новосибирск: Наука, 1983. – 160 с.
Петров С. М. А. С. Пушкин. Очерк жизни и творчества. – М.: Изд-во Сов. Россия, 1961. – 240 с.
Пушкин А. С. Сочинения / Прим. Д. Д. Благого, С. М. Бонди, С. М. Петрова; оформ. О. Бакушева. – М.: Олма-Пресс, 2002. – 800 с.
Пушкин А. С. Сочинения в 3 т. Т. 3. Проза. – М.: Худож. лит., 1986. – 527 с.
Пушкинские места России. – М.: Профиздат, 1984. – 320 с.
Труайя А. Пушкин: Биография в 2 т. Т. 2 / Пер. с фр. М. И. Писаревой. – СПб.: Вита Нова, 2005. – 560 с.: ил.
Тыркова-Вильямс А. В. Жизнь Пушкина в 2 т. Т. 2. 1824 – 1837. – 4-е изд. – М.: Мол. гвардия, 2004. – 514 с.: ил. – (Жизнь замечат. людей).
Чулков Г. И. Жизнь Пушкина / Вступ. статья и комментарии М. В. Михайловой. – М.: Республика, 1999. – 446 с.: ил.
Петров С. М. А. С. Пушкин. Очерк жизни и творчества. – М.: Сов. Россия, 1961. – С. 161–162.
Там же. С. 162.
Гукасова А. Г. Болдинский период в творчестве А. С. Пушкина. –М.: Просвещение, 1973. – С. 151.
Болдино. Осень 1830. Фотокнига. – М.: Планета, 1989. – С. 90.
Одиноков В. Г. И даль свободного романа. – Новосибирск: Наука, 1983. – С. 117.
Пушкин А. С. Сочинения в 3-х т. Т. 3. Проза. – М.: Худож. лит., 1986. – С. 53.
Гукасова А. Г. Болдинский период в творчестве А. С. Пушкина. – М.: Просвещение, 1973. – С. 156–157.
Там же. С. 158.
Там же. С. 159.
Там же. С. 70.
Гукасова А. Г. Болдинский период в творчестве А. С. Пушкина. – М.: Просвещение, 1973. – С. 183.
Труайя А. Пушкин: Биография в 2. Т. 2 / Перевод с фр. М. И. Писаревой. – СПб.: Вита Нова, 2005. – С. 170–171.
Пушкин А. С. Сочинения в 3 т. Т. 3. Проза. – М.: Худож. лит, 1986. – С. 76–77.
Там же. С. 83.
Там же. С. 84.
Пушкин А. С. Сочинения в 3 т. Т. 3. Проза. – М.: Худож. лит, 1986. – С. 61.
Там же. С. 61.
Там же. С. 67.
Там же. С. 67.
Там же. С. 68.
Там же. С. 69.
Труайя А. Пушкин: Биография в 2 т. Т. 2 / Перевод с фр. М. И. Писаревой. – СПб.: Вита Нова, 2005. – С 170.
Гукасова А. Г. Болдинский период в творчестве А. С. Пушкина. – М.: Просвещение, 1973. – С. 196.
Пушкин А. С. Сочинения в 3 т. Т. 3. Проза. – М.: Худож. лит., 1986. – С. 90.
Там же. С. 92.
Там же. С. 93.
Одиноков В. Г. И даль свободного романа. – Новосибирск: Наука, 1983. – С. 124–125.
1
8