Рыцарство

ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА 1. ПОНЯТИЕ И ОСОБЕННОСТИ РЫЦАРСТВА
1.1 Рыцари средневековья
1.2 Крестовые походы
ГЛАВА 2. КУЛЬТУРА РЫЦАРСТВА
2.2 Святой Грааль и Братство Грааля
2.2 Традиция рыцарских турниров
2.3 Идеал рыцарской верности и традиции обета
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Герцог Бургундский Филипп Добрый поклялся на кресте, что готов когда угодно один на один сразиться с Великим Турком, если тот примет вызов. Фруассар описывает поединок во время Столетней войны Эдуарда III с французским дворянином Эсташем де Рибмоном. Английский король выбирает в первой схватке с французами именно этого рыцаря, имевшего репутацию сильного и смелого воина. Несмотря на достоинства противника, Эдуарду III удалось одержать над ним победу. О том, что он сражался с королем, рыцарь узнал только после того, как получил в дар новую одежду и приглашение отужинать в замке Кале со своим могущественным соперником.
Обычай устраивать личные поединки накануне сражения перед строем двух войск сохранился вплоть до конца средневековья. Так знаменитый Баярд в сражении за Италию в 1501 году вызвал Сотомайора на поединок, который получил название «Вызов при Барлетте». Нередко на месте памятного поединка ставился камень, к которому рыцари совершали своеобразные паломничества.
Подобного рода поединки – явление, известное многим культурным мирам. Гектор и Ахилл, Пересвет и Челубей – этот перечень имен может быть с легкостью продолжен.
Однако европейская средневековая цивилизация являет их в своеобразии собственного социокультурного ландшафта. Такого рода событие как поединок правителя и поданного, пусть рыцаря, пусть дворянина, но человека, стоявшего в системе иерархических отношений безусловно ниже властителя - явление достаточно органичное на европейской почве. Нечто подобное трудно представить себе в арабском, китайском, древнерусском обществах. Рыхлость европейской средневековой государственности, относительная сила феодальной элиты во взаимоотношениях с королевской властью, породившая идею рыцарей круглого стола, создавали особую атмосферу эгалитаризма, в которой и возможен был поединок между королем и дворянином как символически равными фигурами на игровом поле европейской культурной традиции.
Этот эгалитарный дух отражают и рыцарские праздники. Пример тому – празднества Артурова цикла в английском королевстве (сочетание пиршеств за круглым столом с рыцарскими поединками), в ходе которых утверждался союз между королем и его рыцарями.
2.3 Идеал рыцарской верности и традиции обета
Кодекс рыцарской чести предполагал в качестве непреложного правила поведения членов этого сословия их верность слову. Подобно тому, как члены варварского комитата служили своему вождю во многом в силу необходимости защищать интересы своей групповой идентичности, что чаще всего осознавалось как долг перед тем или иным конунгом, вождем и племенем, так и рыцарские сообщества, группировавшиеся в ордена, братства, линьяжи, осмысливали свой групповой интерес через призму долга верности слову. Эта ценностная установка рыцарского мира находила различного рода выражения в самых разных обычаях и ритуалах. Именно с ней был связан обычай рыцарского обета, находившего самые причудливые формы.
Фруассар рассказывает, что сам видел английских рыцарей, прикрывавших один глаз тряпицею во исполнение данного ими обета взирать на все лишь единственным оком, пока не совершат во Франции доблестных подвигов. Французский король Людовик Толстый клянется, что не возьмет в рот ни крошки съестного, пока не возьмет замка сеньора де Куси. Знаменитый коннетабль Франции Бертран дю Геклен клянется не брать в рот мяса и не снимать платья, пока не овладеет Монконтуром.
Несомненно, рыцарский обет своими истоками восходит к временам варварства. Вспомним рассказ Тацита о том, как хатты вдевали в ноздри кольца и не вынимали их, пока не убьют врага. Не сдержать данного слова или обета означало обнаружить свою слабость. Аскетическая составляющая также роднит рыцарский обет с варварским обычаем. Воздержание призвано было стимулировать скорейшее выполнение обещанного. При этом родство варварского и рыцарского обычаев прослеживается в их нередко магической подоплеке. Зачастую как знак обета используются оковы. Так, герцог Жан Бурбонский вместе с шестнадцатью другими рыцарями и оруженосцами дает обет в течение двух лет каждое воскресенье носить на левой ноге цепи, подобные тем, что надевают на пленников, пока не отыщут они шестнадцати рыцарей, которые пожелают сразиться с ними в пешем бою.
Эта магическая форма, роднившая рыцаря с варваром, в средневековую эпоху получила новое смысловое наполнение благодаря христианству. Й. Хейзинга проводит параллель между веригами, которые носили кающиеся грешники во время паломничества, а также кандалами, в которые заковывали себя благочестивые подвижники и аскеты, и emprises (путами) рыцарей. В идеале обет приносился во имя исполнения божьего дела. Христианская этика способствовала закреплению на ценностном уровне понятия верности как одного из важнейших структурообразующих идеалов социума. Вольфрам фон Эшенбах начинает свой знаменитый роман «Парцифаль» вступлением о верности и неверности. Тот, кто был неверен, не имел ничего святого, неминуемо попадет в ад. Рыцарственный дух, соединенный с отвагой и верностью, поможет заслужить спасение.
Верность слову, выраженная в клятве, стоит за таким ритуалом как оммаж. Оммаж являлся обрядом, скреплявшим личный договор между рыцарем и его сеньором. Рыцарь при этом объявлял себя «человеком» сеньора, его вассалом (отсюда и происхождение термина (hommagium от homo). Кладя соединенные руки в ладони сеньора и произнося формулу: «Сир, я становлюсь вашим человеком», рыцарь приносил присягу на верность на мощах святых. Предательство рыцарем своего господина было сродни предательству Иуды. Во имя исполнение этого долга чести рыцарь в идеале должен был пожертвовать всем, включая дружеские узы и даже жизнь.
В «Песне о Нибелунгах» воплощение рыцарской чести, маркграф Рюдегер Бехларенский вынужден выбирать между дружбой с Хагеном и вассальной верностью Этцелю и Кримхильде. После мучительной внутренней борьбы он решает погибнуть, защищая дело своих господ. При этом он уплачивает последний долг дружбе с бургундами – вручает Хагену свой щит. Величие этого жеста, отмечает А.Я Гуревич, по достоинству оценивается окружающими, глаза которых покраснели при виде передаваемого им щита.
Отстаивая честь своего сеньора, Хаген идет на убийство Зигфрида, не раскаивается в содеянном (несмотря на то, что врага своих господ – бургундских королей – он одолевает хитростью, а не в честном рыцарском бою, в котором Зигфрид был бы явным победителем), открыто признает, что он убийца Зигфрида. Более того, Хаген выполняет свой вассальный долг, даже узнав о пророчестве, гласящем, что никто из бургундов, стало быть, и он сам, не возвратится живым из державы гуннов. И доблестно сражается и умирает за честь своих королей.
Верность сеньора вассалу не менее значима, чем верность вассала сеньору. Сеньор, не заботящийся о жизни своего вассала, имел мало шансов приобрести других военных слуг. В критический момент сражения с гуннами бургундские короли, чьи воины истекают кровью, получают шанс спастись самим и спасти свои дружины ценой выдачи Хагена, их вассала – этого требует Кримхильда, жаждущая отомстить за Зигфрида.
Верность распространяется и на отношение рыцаря с Богом. Причем верность понимается рыцарским сословием как взаимное обязательство. Господь мыслился не только Богом верных рыцарей, но и верным Богом. В рыцарском сознании он предстает как защитник и даритель благ тем рыцарям, которые праведно исполняют свой долг. Не случайно Христос в миниатюрах псалтырей XII века представлен с мечом и щитом, в кольчуге, со шлемом на голове, окруженный свитой рыцарей и министериалов. В образах феодального быта рисуется и день Страшного суда, когда Господь со своими лучшими рыцарями соберет свой двор, свою курию и будет судить правых и виноватых, верных и неверных.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Средневековая цивилизация Запада и рожденная в ее лоне культура рыцарства – явления, которые можно понять лишь в режиме «большого времени». Истоки этих феноменов в варварском мире, их культурный резонанс во многом определяет характер культурных ценностей современного европейца. Идеалы героизма, мужества, честности, верности долгу, «высокой» любви, словом все-то, что составляет «сухой остаток» живой и многообразной картины рыцарской культуры Западной Европы, имели ярко выраженную индивидуалистическую интонацию.
Именно специфика социокультурного ландшафта рождения и бытования рыцарской культуры в Европе придала ей своеобразное звучание и оформление в соответствующих эпохе понятиях и ценностях. Подчеркнем, что в этом смысле чрезвычайно значимыми оказались исторические условия генезиса рыцарства, элита которого обладала относительно широкими материальными и властными ресурсами, чтобы «держать дистанцию» по отношению к правителю. Значимыми оказались и отношения внутри рыцарской среды, позволившие сформироваться относительно автономной человеческой личности мелкого и небогатого рыцаря. В этом смысле образ д;Артаньяна, культовый образ для европейца, является квинтэссенцией мироощущения свободной личности, для которой понятия долга и чести опосредованы ее личным выбором.
Именно это своеобразие вкупе с теми смыслами, которые были переданы средневековому Западу античной и христианской культурными традициями со свойственными им персонализмом и гуманизмом, зададут рыцарской среде особое интонирование темы человека. При этом важно подчеркнуть, что при всей своей избыточности, или, что одно и то же, романтизации, рыцарские идеалы и ценности во многом будут направлять духовные поиски европейцев последующих эпох. Как и культура варварской Европы, культура рыцарского мира внесет свой вклад в тот культурный багаж, который ляжет в основу европейского гуманизма, пронизанного ценностью и значимостью человеческого «Я» во всех проявлениях его диалога с окружающим миром.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Бессмертный Ю.Л. Казус Бертрана де Борна, или «Хотят ли рыцари войны»? // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. М, 1999, С.131-148.
Виоле-ле Дюк Э. Жизнь и развлечения в средние века. СПб, 1997.
Вольфрам фон Эшенбах. Парцифаль. //Средневековый роман и повесть. М, 1994.
Гуревич А.Я. Средневековая литература и ее современное восприятие. // Из истории культуры средних веков и Возрождения. М., 2003.
Даркевич В.П. Народная культура средневековья: светская праздничная жизнь в искусстве IX-XIV вв. М., 1988.
Кардини Ф. Истоки средневекового рыцарства. М, 1987.
Носов К. С. Рыцарские турниры. СПб, 2002.
Пастуро М. Повседневная жизнь Франции и Англии во времена рыцарей Круглого стола. М., 2001.
Руа Ж. Ж. История рыцарства. М., 2001.
Хейзинга Й. Осень Средневековья. М., 1988.
Ястребицкая А.Л. Праздники и торжества в средневековой Европе в свете современных исследований: темы, проблематика, подходы к изучению.//Культура и общество в средние века – раннее новое время. Методика и методология современных историко-антропологических и социокультурных исследований. М., 1998. С. 100 – 185.
Бессмертный Ю.Л. Казус Бертрана де Борна, или «Хотят ли рыцари войны»? // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. М, 1999, С.131-148.
Гуревич А.Я. Средневековая литература и ее современное восприятие. // Из истории культуры средних веков и Возрождения. М., 2003.
Кардини Ф. Истоки средневекового рыцарства. М, 1987.
Руа Ж. Ж. История рыцарства. М., 2001.
Руа Ж. Ж. История рыцарства. М., 2001.
Гуревич А.Я. Средневековая литература и ее современное восприятие. // Из истории культуры средних веков и Возрождения. М., 2003.
Носов К. С. Рыцарские турниры. СПб, 2002.
Носов К. С. Рыцарские турниры. СПб, 2002.
Пастуро М. Повседневная жизнь Франции и Англии во времена рыцарей Круглого стола. М., 2001.
Гуревич А.Я. Средневековая литература и ее современное восприятие. // Из истории культуры средних веков и Возрождения. М., 2003.
27