"Одним из наиболее трудных (скорее всего неразрешимых) теоретических вопросов, с которыми когдалибо сталкивается экономист, является проблема благосостояния".
В.Леонтьев "Экономическое эссе"
Эффективность работы экономической системы государства оценивается, прежде всего, благосостоянием населения страны. Благосостояние в свою очередь определяется системой показателей, характеризующих уровень жизни народа. Но уровень жизни не имеет постоянного фиксированного значения, т.к. он изменяется вместе с изменениями в экономике, т.е. с ростом общественных экономических возможностей. Таким образом, благосостояние характеризуется с одной стороны общественными экономическими потребностями, а с другой общественными экономическими возможностями. Общественные потребности это многофункциональная зависимость от уровня культуры, национальных традиций, системы общественных экономических взглядов, климатических условий жизни в стране и целого ряда других показателей.
Однако никакими стараниями эти потребности не могут быть удовлетворены, если в обществе нет для этого соответствующих экономических возможностей. Т.е. экономические возможности это тот верхний предел, который определяет благосостояние народа.
С позиции теории благосостояние можно представить как функцию от национального богатства. Национальное богатство, как мы знаем, является в свою очередь сложной составной величиной и включает в себя:
• орудия и средства производства, имеющиеся у общества на данный момент времени;
• уровень знаний, достигнутых цивилизацией и используемых в данный момент времени в производстве страны;
• мощность внешних источников энергообеспечения в единицах эквивалентного значения, используемая в производстве;
• численность обученных и подготовленных для производства людей.
Без государственного управления экономика сегодня функционировать не может, но как мы убедились вмешательство государства в экономику без понимания сути экономических процессов может привести к бедственным последствиям, как это случилось в период пресловутой "перестройки" в СССР, или как это происходит в России сегодня.
При определенном уровне национального богатства и национального достояния в условиях реализации эффективности принятой обществом экономической модели благосостояние населения страны определяется количеством людей подготовленных для работы в сфере воспроизводства и энергообеспечением их труда.
Но для того, чтобы понять соответствуют ли имеющиеся потенциальные возможности обеспечения благосостояния народа потребностям общества на данном этапе общественного развития, необходимо подсчитать эти потребности.
Экономисты давно уже научились считать подобные показатели. Так как потребности людей характеризуются конкретными товарами, то их выражают в ценах этих товаров и при суммировании получают уровни потребления такие, как, например, "прожиточный минимум", "черта бедности" и т.д.
Сегодня в развитых странах более целесообразно было бы рассчитать такие уровни потребления как нормально потребление и комфортное потребление. Первое из них характеризует начальный уровень потребления, при котором обеспечиваются научно обоснованные нормы питания, потребление одежды и обуви, жилищного обеспечения. Второе дополнительно включает в себя товары длительного пользования, создающие комфортные условия жизни.
В СССР расчеты потребного количества товаров для нормального потребления проводились регулярно, но никогда не анализировались возможности экономического потенциала общества по их удовлетворению. Наши стоимостные оценки экономического потенциала СССР в сравнении с США показывают, что нормальные потребности народа могли быть удовлетворены еще в семидесятых годах, если бы система экономического управления была нацелена на решение именно этих задач, а идеологические установки не ставили экономику с ног на голову.
Мы не зря сказали, что уровни потребления должны учитывать абсолютную прибавочную стоимость, т.е. количество людей, занятых в сфере воспроизводства и общее количество трудоспособного населения. Это означает, что потребности рассчитываются для всего трудоспособного населения, а затем пересчитываются для сравнения с учетом количества людей занятых в сфере воспроизводства. Это было важно для плановой экономики, в которой нарушалось естественное развитие экономики. В рыночной экономике, где рост абсолютной прибавочной стоимости регулируется автоматически, т.е. высвобождение живого труда на каждом новом этапе экономического развития происходит только после обеспечения потребностей общества в товарах, производимых на предыдущем этапе. Сама величина абсолютной прибавочной стоимости, обеспечившая переход к постиндустриальному экономическому этапу, свидетельствует о создании необходимых экономических условий для обеспечения нормального уровня потребления всех членов общества. И тот факт, что в развитых странах капитализма довольно значительная часть населения живет ниже уровня бедности, объясняется не отсутствием экономических возможностей, а недостатками системы управления экономикой, при которой огромная часть экономического потенциала расходуется на нужды далекие от потребностей людей.
Огромную часть прибавочной стоимости "съедает" военное производство. Велики расходы на постоянно растущую бюрократическую структуру общества изза низкого уровня культуры управления и отсутствие научно обоснованных управленческих норм. Но главная беда развитых капиталистических стран гигантская неравномерность в распределении национального дохода между различными слоями общества.
Неравномерность распределения доходов обычно оценивается разницей между суммарным доходом 20% семей с самыми низкими доходами и 20% семей с самыми высокими доходами в % отношении от национального дохода.
В таблице такие данные представлены для США за 1929, 1969 и 1987 годы. Здесь же показаны аналогичные данные в процентном отношении от национального дохода для 5% семей с максимальными доходами.
В Великобритании по данным за 1986 год положение с распределение доходов было еще хуже. Там 20% семей с низким доходом получали 0,3% реального дохода страны, а 20% преуспевающих семей 49,2%.
Это говорит о том, что, хотя развитые капиталистические страны обеспечили невиданный экономический рост, и создали все необходимые экономические предпосылки для обеспечения народам этих стран, по крайней мере, нормального уровня потребления, бедность и экономическое бесправие все еще являются уделом большого количества людей в этих государствах. Многовековая проблема человечества, проблема социальной справедливости, остается не решенной. Острота этой проблемы усугубляется тем, что попытка ее решения на основе социалистических преобразований в целом ряде развитых стран Земли потерпела неудачу.
Мир на пороге третьего тысячелетия снова в поиске решения проблемы социальной справедливости, в поиске ответа на извечный вопрос: можно ли избавить народы от нищеты, голода и экономического унижения? В поисках ответа на этот вопрос, как показывает история, человечество начало регулярно отмечать окончание одного века и начало следующего великими всемирными катаклизмами.
Конец восемнадцатого, начало девятнадцатого столетий были отмечены Великой французской революцией, написавшей на своих знаменах рвущиеся из сердец миллионов людей слова: Свобода, Равенство, Братство. Но ни один из лозунгов не был осуществлен.
Начало двадцатого века ознаменовалось Великой Октябрьской Социалистической революцией, которая объявила коммунизм и его первую стадию социализм единственной научно обоснованной формой общественного строя, способной установить, наконец, справедливость и социальный мир на Земле. Сегодня этот социалистический мир лежит в развалинах, уничтоженный его же собственными идеологами, а ответа на извечный социальный вопрос нет.
Стоящие у руля "обновляемой" России новые реформаторы, занятые разграблением национального богатства, естественно не хотят искать ответ на этот вопрос, изредка заявляя сквозь зубы, что капитализм всетаки лучше, чем социализм. Хотя многие из них еще недавно твердили, что историю нельзя повернуть вспять. Да и реалии капитализма показывают, что эта экономическая модель еще очень далека от решения проблемы социальной справедливости, которая веками, тысячелетиями мучила лучшие умы человечества.
Двадцать пять миллионов американцев, ежедневно встающие в очередь за бесплатным супом, вряд ли могут олицетворять то будущее, к которому стремятся жители России, привыкшие в условиях социализма, хотя и к далеко не обильному столу, но достаточно сытному, не требующему унизительных подачек, они ждут от реформ.
Не грех вспомнить и слова великого Д.Кейнса, которыми он характеризовал капиталистическую модель экономики: "Чем богаче общество, тем сильнее тенденция к увеличению разрыва между фактическим и потенциальным объемом производимой продукции, тем очевидны и возмутительны недостатки экономической системы".
Конечно, развитие рыночной экономики объективно сопровождается повышение материального благосостояния большей части трудящихся, без этого экономика просто не может развиваться. Это снижает реакцию населения, особенно многочисленного среднего класса, который сегодня в капиталистических странах это малоактивная посредническая среда, сфера услуг. Но сохраняющаяся бедность и несправедливость в распределении доходов не устраняют проблемы социальной несправедливости, а лишь загоняют болезнь в глубь.
В известном "Завещании" французского священника Жана Мелье, текст которого был настольной книгой многих борцов за социальную справедливость в прошлом столетии, сказано: "Неравенство глубоко несправедливо, потому что оно отнюдь не основано на заслугах одних и проступках других; оно ненавистно, потому что с одной стороны лишь внушает гордость, высокомерие, честолюбие, тщеславие, заносчивость, а с другой стороны, лишь порождает чувства ненависти, гнева, жажды мщения, сетования и ропот. Все эти страсти оказываются впоследствии источником и причиной зол и злодеяний существующих в мире".
Что же мешает установить социальный мир на Земле? Как же добиться социальной справедливости и остановить угрозу эскалации зол и злодеяний? Интуитивно все борцы за социальную справедливость всегда ощущали, что в ее основе лежит свобода. Именно свобода провозглашена первым идеалом Великой французской революции. Свобода это отторжение рабства, крепостничества, зависимости одних людей от других. Но возможна ли абсолютная свобода? Человек живет в обществе, зависит от общества, а значит никогда не может быть абсолютно свободен. Он может обрести свободу вне общества, но тогда он перестанет быть человеком.
Понятие свободы многогранно. Оно включает в себя свободу политическую, экономическую, поведенческую, или нравственную, но ни одна из них не может носить абсолютного характера.
Свобода нравственная, поведенческая всегда ограничена нормами общественной морали, выработанными человечеством за время его существования, проверенными тысячелетиями общественной жизни, показавшими, что без соблюдения моральных устоев общество деградирует и вымирает.
Свобода экономическая всегда ограничена необходимостью участия в общественно полезном труде. Это обстоятельство составляет основу экономического равенства, без которого экономической свободы не бывает.
Однако и экономической и поведенческая свобода во многом определяются рамками государственности со всеми ее юридическими, правовыми нормами, т.е. в конечном итоге сводится к политической свободе.
Но есть еще одна сторона свободы человеческой личности свобода интеллектуальная, свобода мышления. Именно эта сторона свободы людей может и должна носить абсолютный характер. Мышление, интеллектуальная свобода это то, что создало человека, определяет человека, развивает человека, совершенствует человеческое общество, в том числе его бытие, возвышает человека над животным миром Земли, открывает ему дорогу в Космос.
Что нужно для обеспечения интеллектуальной свободы? Экономическая независимость каждого человека, участвующего в общественном труде и полные политические гарантии интеллектуальной свободы при соблюдении норм морали и нравственности.
Что такое экономическая независимость? Это обеспечение каждому человеку, занятому в общественно необходимом труде уровня жизни, как минимум соответствующего нормальному потреблению, независимо от профессии, сферы труда и уровня подготовки к труду.
Таким образом, экономическая свобода это экономическая независимость, при которой обеспечивается интеллектуальная свобода каждого человека. При этом экономическое равенство определяется как равное участие всех членов общества в общественном труде, но не означающее равенство в распределении доходов общества, т.е. равное распределение национального дохода между участниками общественного труда.
Экономическая независимость это справедливое неравенство в распределении национального дохода общества, при котором учитывается вклад каждого занятого в создании национального дохода и национального богатства государства.
Возникает вопрос: почему же тысячи лет борцы за социальную справедливость в разных странах мира требовали и проповедовали равенство в распределении доходов как обязательное условие социального мира?
Тысячи лет миллионы людей на Земле жили в условиях бедности и бесправия. Подавляющая часть человечества занималась тяжелым трудом. При низком уровне разделения труда и отсутствии источников внешнего энергообеспечения труд людей мало отличался один от другого, был однообразен и мало продуктивен. И только горстка правителей прибывала в роскоши, практически не занимаясь физическим трудом, который тогда действительно лежал в основе всего, что воспроизводилось.
В этих условиях казалось совершенно справедливым общество, в котором все будут одинаково трудиться и получать одинаковые доходы. На этом и были основаны первые утопические теории социальной справедливости. Первоначально такие теории создавали религии.
Не способные объяснить причины экономического неравенства, бедности и нищеты, в которых прибывала большая часть людей, а тем более устранить эти причины, религии занимали позиции примиренчества, нейтрализации народного недовольства, а потому они были основаны на поощрении и возвеличивании бедности. "Легче верблюду пройти через игольное ухо, чем богатому войти в Царство Небесное" эти слова Иисуса Христа говорят о первоначальном отношении христианства к распределению национального дохода. Раннее христианство явилось практически генератором всех социалистических идей, которые были развиты в дальнейшем теоретиками социалистического утопизма применительно к своим взглядам на общественные устои. При этом главным требованием социальной справедливости стало требование равенства в распределении доходов.
Структуры власти в государствах, где пробивало себе дорогу христианство как идеология, первоначально преследовавшие ее сторонников, довольно быстро разобрались с ее необходимостью, возведя ее религиозные взгляды в ранг государственной социальной политики. Религия стала опорой государства, определяя стабильность социальной обстановки, внося примирение в общество в условиях несправедливого распределение национального дохода.
Однако, перейдя в ранг государственной, религия постепенно стала превращаться в хранителя государственных устоев. Борьба за власть привела церковь к борьбе с инокомыслием, а страх за потерю появившегося церковного богатства, сделал эту борьбу кровавой и беспощадной.
Основанный в 1232 году папой Григорием IX трибунал святой инквизиции для борьбы с ересями и еретиками навсегда вошел в историю кровавых ужасов человечества, на ряду с фашистскими и сталинскими лагерями. Список жертв инквизиции составил около 5 млн. человек. Цифра огромная для Европы того времени. Но это дикое покушение на свободу человеческого интеллекта не остановило и не могло остановить вольнодумства. Забытые церковью идеи социального равенства обрели новых идеологов социалистов утопистов.
В 1535 году удар топора на эшафоте лондонского Тауэра оборвал жизнь основателя утопического социализма Томаса Мора, который занимал в Англии важнейшие государственные посты член парламента, управляющий королевской казной, спикер палаты общин, лордканцлер. Но его роман "Утопия" (1516) дал название целому направлению общественной мысли, названной утопическим социализмом.
Сегодня можно только гадать о существовании неутопической теории социализма, но нельзя не восхищаться мужеством, доходящим до самопожертвования, с которым его идеологи несли идеи утопического социализма в народные массы.
Нельзя не приклонить голову, например, перед изумительной силой духа Томмозо Кампанелла: 29 лет в тюрьме, страшные пытки и издевательства, и там, в тюрьме, еле живой, с начинающейся гангреной он пишет свой "Город Солнца" гимн высвобождения человеческого разума.
Это была утопия, но она давала надежду. Надежду на торжество социальной справедливости. А потому утопический социализм нашел поддержку у различных людей в разных странах. Предлагаемые ими модели утопического социализма чемто отличались друг от друга, но в одном они были едины: справедливого общества нельзя построить без уничтожения частной собственности, прежде всего на землю, а также на средства производства.
В отличие от христианского социализма утопический социализм требовал изменение существующего строя и требовал решительных действий. Но Равенство и Братство остались за чертой буржуазных преобразований и уж, конечно, прежде всего, буржуазия после прихода к власти закрепила юридически неприкосновенность частной собственности. "Смена вывесок" не изменила положения народных масс, но позволила ускорить развитие промышленности, создавая предпосылки для такого изменения. Но предпосылками нельзя накормить людей, а потому единственной опорой буржуазии в социальной политике продолжала оставаться церковь с ее призывом к смирению и обещанием райской жизни после смерти.
Однако быстро растущий пролетариат не хотел мира. Первая промышленная революция показала огромные возможности в развитии общественных производительных сил, а значит и в росте производства потребительских товаров. Теоретикам социализма казалось, что достаточно отобрать у капиталистов фабрики и заводы, уничтожить собственность, чего не сделала буржуазная революция, и материальные блага рекой польются в руки пролетариата. Но нужна была новая идеология, новая религия, которая нейтрализовала бы, заменила, церковные догмы.
И такой религией стал марксизм. Стержнем марксистской идеологии была теория прибавочной стоимости. Это сегодня видна ее социальная несостоятельность, а тогда, в период бурного роста индустриального пролетариата было очень убедительно и выгодно теоретически обосновать, что именно пролетариат создатель всех материальных благ, что он определяет развитие производительных сил, а значит, только он способен построить социально справедливое общество. Не удивительно, что такая теория была с восторгом принята почти всеми направлениями социалистической мысли во всем мире. Между тем, хотя по выражению К. Маркса, социализм обещал быть прыжком из царства необходимости в царство свободы, его теоретические воззрения такого прыжка в свободу не обосновывали. Кроме того, на начальном этапе, продолжительность которого определить было невозможно, это государство представляло собой диктатуру рабочего класса, что естественно отодвигало на неопределенный срок понятие свободы.
Вообще говоря, К. Маркс не создал экономической теории социализма. Вопервых, он не мог этого сделать, так как изучал экономику капитализма, а значит выводы из этой капиталистической экономики к экономике социализма не имели никакого отношения. Вовторых, он не мог создать даже законченной, правильной теории рыночной экономики. Для создания экономической теории экономики у науки того времени не было ни моделей, ни методологии системного анализа.
Это, конечно же, не вина К. Маркса, как талантливый и добросовестный исследователь, он интуитивно предсказал многие стороны будущего развития капитализма:
• увеличение концентрации богатства,
• быстрое сокращение числа мелких и средних предприятий,
• постепенное уменьшение конкуренции,
• непрерывные технический прогресс,
• относительно регулярно повторяющиеся кризисы, или деловые циклы, как их называют на Западе.
К революционным событиям начала двадцатого столетия сторонники марксизма подошли без четких теоретических концепций, имея на вооружении лишь два твердых убеждения: надо уничтожить частную собственность и установить диктатуру пролетариата.
Что касается социальной справедливости, то предполагалось, что вопрос будет снят с повестки дня, т.к. устранение эксплуатации человека человеком в результате устранения частной собственности приведет к уничтожению причин антагонизма в общественных отношениях, а значит и установлению социального мира.
Надо сказать, что практическая деятельность сторонников марксизма была гораздо значительнее теоретических построений. Благодаря притягательной силе марксистской теории для растущего рабочего класса социализм вырос в мощное общественное движение.
Буржуазнодемократическая революция в России в феврале 1917 года, переросшая в Великую Октябрьскую Социалистическую революцию, была в этом плане обоснована теоретически не марксизмом, а руководителем российской социалдемократии В.И. Лениным, ученье которого, как понимали его сторонники, существенно отличалось от концепций марксизма, а потому получило название ленинизм. Более того, ленинское положение о возможности победы социализма в России противоречило научной основе марксизма его историческому материализму.
В условиях крестьянскофеодальной России "революционный прыжок в социализм" означал прыжок выше головы, т.к. нельзя было перепрыгнуть через индустриализацию, которую в нормальных условиях развития должен был провести капитализм. Теории такого прыжка не было и не могло быть. От неминуемой экономической и политической гибели Россию спасла не теория марксизма, а смелый отказ от ее кардинальных положений.
Только В.И. Ленин, как самый выдающийся теоретик социализма после К. Маркса и Ф. Энгельса, смог убедить ортодоксальных марксистов в необходимости создания в стране нормальной товарной экономики. Отказ большевиков от ликвидации денег и переход от военного коммунизма к новой экономической политике (НЭП) позволил России оправиться от тяжелейших экономических последствий гражданской войны. По существу в стране был создан государственный капиталистический строй, который ставил своей задачей максимально быструю индустриализацию страны за счет подъема уровня образования и максимального использования получаемой обществом общей прибавочной стоимости в интересах развития промышленности.
Однако после смерти В.И. Ленина страна встала на путь форсированной индустриализации, который и привел к практическому созданию новой плановой экономической системы. Индустриализация страны получила гигантское ускорение, благодаря двум социальным факторам искусственному сдерживанию развития сельскохозяйственного производства и социальной политики экономического равенства всех занятых в народном хозяйстве страны.
Первый из факторов реализовывался жестким государственным ценообразованием в сельскохозяйственном производстве, благодаря которому подавляющая часть общей прибавочной стоимости изымалась из сельского хозяйства и использовалась для развития промышленности. Результатом такой политики были:
• постоянный дефицит в стране продуктов питания,
• запущенность социальной сферы,
• низкая культура земледелия,
• хроническое отставание в переработке сельхозпродукции.
Правда, созданная в результате индустриализации страны сельскохозяйственное машиностроение давало быстрый рост относительной и абсолютной прибавочной стоимости, но вся она использовалась для развития промышленного производства, в том числе в значительной степени для развития военного производства, что было вызвано угрозой близкой войны с фашизмом.
В послевоенный период, когда диспропорция между промышленностью и сельским хозяйством достигла угрожающих размеров, были предприняты серьезные шаги в области сельского хозяйства, что привело к значительному росту производства зерна, развитию животноводства, молочного производства и других направлений. Эти успехи обеспечили бурный рост экономики в 6070 годах не только в сфере потребления, но и в других сферах народного хозяйства. Завоевание Советским Союзом первенства в космических исследованиях одно их проявлений этих экономических успехов.
Однако жесткое ценообразование, сохранение искусственно заниженных цен на продукты питания при росте заработной платы у всех слоев населения продолжало сдерживать естественное развитие сельского хозяйства. Постоянно живущие на дотациях колхозы и совхозы не могли самостоятельно определять направление капиталовложений, а бюрократическочиновничий подход к централизованному решению вопросов сельскохозяйственного развития приводил к тому, что выделяемые государством средства буквально зарывались в землю, не давая отдачи.
Низкие цены на зерно и хлеб создавали абсурдную экономическую ситуацию. СССР, производя зерна на душу населения больше, чем в США, закупал в США зерно, т.к. в стране его постоянно не хватало. Но если в европейских странах хлеб в магазинах покупали буквально кусочками, то в СССР его везде брали буханками, в том числе для откорма домашнего скота, а в помойки городов выбрасывались тысячи тонн хлебных отходов. Огромные потери давали гигантские элеваторы, в которых зерно свозилось прямо с полей, в неприспособленном для перевозки зерна транспорте за сотни километров. Проблемы были и с другими сельскохозяйственными продуктами (молоко, хлопок и т.д.), т.к. в сельскохозяйственных предприятиях отсутствовали базы для хранения и переработки собираемой продукции. Сельскохозяйственное производство в стране перестало развиваться, заложив фундамент для общего экономического застоя.
Второй фактор, определявший ускоренную индустриализацию страны социальная политика экономического равенства в распределении общественного продукта был, пожалуй, единственным, но очень важным следствием реализации теоретических концепций социализма в области социальной политики.
Утопическая идея о равенстве распределения национального дохода при государственной собственности на землю, орудия и средства производства, жилища и т.д. в период проведения индустриализации действительно соответствовала социальной необходимости. Бедная, аграрная страна с чрезвычайно низким уровнем общей прибавочной стоимости после революции была очень однородна по составу населения, уровню подготовки к труду, с преобладанием неграмотных и малограмотных, крайне низким уровнем энерговооруженности производства. Экономика не могла обеспечить никакого другого уровня потребления, кроме уровня бедности. В этих условиях всеобщая бедность, которую давало экономическое равенство, в сочетании с обещанием богатого будущего, но не в раю, как предлагало христианство, а на Земле, была той животворной идеей новой религии, которую с воодушевлением принимали народные массы. "Нынешнее поколение людей будет жить при коммунизме!" обещала партия, и ради этого стоило и поголодать, и ютиться в неблагоустроенных квартирах.
Но в послевоенный период, когда экономика быстро развивалась, период всеобщей бедности закончился, практически был решен вопрос достижения нормального уровня потребления и создались условия для перехода какойто части людей к условиям комфортного потребления.
Утопическая идея экономического равенства пришла в противоречие с реальным развитием экономики. Создать комфортные условия потребления для всего населения уровень экономики не позволял. Кроме того, наука и техника создавали все новые и новые потребительские товары длительного пользования высокой стоимости. Это ставило социалистические страны перед альтернативой: либо сохранить и постепенно увеличивать уровень нормального потребления, не выпуская высокотехнологические товары; либо организовывать постепенное внедрение в производство таких товаров, но распределять их по какимто социалистическим принципам. Был избран второй путь, но с прежним принципом распределения равномерное повышение для всех заработной платы на основе соблюдения требований товарного баланса. В условиях ограниченных ресурсов продовольствия это было гибельное решение для социализма. Большая часть населения, естественно, увеличенную заработную плату направляла, прежде всего на закупку продовольствия и других товаров первой необходимости, что обостряло дефицит продовольственных товаров и вело к скрытой инфляции. Высокотехнологичные, дорогостоящие товары стали приобретать люди в основном с "левыми" доходами, что обостряло социальную обстановку, вызывая справедливое недовольство, прежде всего в среде интеллигенции. Равенство в распределении национального богатства вошло в противоречие с развитием общественной жизни.
С философских позиций неравенство всегда было условием развития материи, особенно в ее живой форме. Неравенство людей совершенно объективно. Люди отличаются друг от друга не только по внешнему виду, но и по своим физическим данным, умственным способностям, предприимчивости, работоспособности, нравственным наклонностям, призванию в творчестве и т.д. Но если физическую разницу людей можно устранить с помощью внешних источников энергии, то творческие способности, интеллектуальные различия человечество поднимать до высокого уровня у всех людей не научилось.
Отсюда и различный трудовой вклад людей в создание общественного продукта, в развитие национального богатства, в расширение человеческих знаний, т.е. во все то, что определяет благосостояние нации.
Понятно, что ученый, инженер, конструктор, изобретатель вносят гораздо больший вклад в общественное благосостояние, нежели те, кто ее тиражирует, транспортирует, реализует на рынке. Не менее важной для общества является и организаторская информация, или, как ее теперь называют, предпринимательская, если она не сводится к простой спекуляции.
В эпоху научнотехнической революции роль знаний в развитии экономики и повышении общественного благосостояния стала очевидной. Поэтому уравнительская система распределения национального дохода не только вызывала недовольство работников интеллектуального труда, но и тормозило развитие экономики, т.к. не позволяло использовать в полной мере огромный научнотехнический потенциал страны. Создались условия, когда социальная справедливость требовала установления справедливого неравенства.
Противоречие, которое возникло в связи с экономическим равенством в распределении, обусловило появление группы людей, для которых это стало ограничением их экономических возможностей. В результате эти группы людей стремились изменить это положение.
Основу этих общественных сил составляли представители "теневой экономики", деятельность которых в последние годы существования СССР носила полуоткрытый характер, и которые накопили огромные денежные средства. Они не могли в силу действующего законодательства использовать эти средства для покупки земли, строительства особняков, покупки валюты, поездки за границу, приобретения импортной техники и прежде всего автомобилей. Эти силы были готовы материально поддержать любые политические течения, способные изменить существующий государственный строй.
Однако устремления "теневых капиталов" остались бы несбыточной мечтой, если бы аналогичная экономическая целеустремленность не появилась бы у верхушки властных структур и, прежде всего в руководстве КПСС.
КПСС была становым хребтом государства в СССР. Она пронизывала все экономические и социальные решения государственного руководства на местах. Религиозная идеология требовала религиозного построения. Когда большевики пришли к власти, в партии, как в любой новой религиозной организации, главными требованиями к партийным руководителями были аскетизм, презрение к материальному обогащению, скромность в личной жизни и верность пролетарскому духу марксизмаленинизма.
Однако по мере роста национального богатства страны, улучшение благосостояния народа у руководства партии и страны появлялось все больше возможностей для комфортной, а то и просто роскошной жизни. Эти возможности привлекали в руководство партии отнюдь не склонных к аскетизму людей. Вместе с тем однопартийная система, имевшая в своих руках все рычаги власти, в отсутствии политических конкурентов и критиков вела к неминуемому разложению верхушки партийной системы. Партийные лидеры могли в одночасье обойти зарубежных миллионеров, но законы государства и нормы социальной партийной морали не допускали видимого народу обогащения.
Так, сошлись интересы теневой экономики и верхушки партийногосударственного руководства, а с учетом упомянутого уже социального недовольства самой активной части населения страны в лице интеллигенции, создались те условия, которые привели к разрушению "первого в мире социалистического государства".
Противоречащее диалектике развития экономическое равенство в обществе товарной экономики, искусственно соблюдавшееся в стране, привело к разрушению не только этого равенства, но и установившего его мощного государства со всем его огромным аппаратом насилия и подавления инакомыслия. Рыба загнила с головы. Это правило стало для России роковым. В который уже раз.
Новые реформаторы экономики России, пришедшие к власти в результате государственного переворота, первым делом устранили определившее его противоречие установили экономическое неравенство в распределение национального дохода. Но установили так, что сразу многократно "переплюнули" все капиталистические страны. Социальное неравенство стало абсолютным, ибо главные движущие силы общественного и, прежде всего, экономического развития научнотехническая интеллигенция оказались в яме нищеты и общественного унижения. Социальное неравенство перешло в острую социальную несправедливость.
Для того, чтобы решить проблему социальной справедливости надо решить 2 вопроса: вопервых, сохранить социальное равенство возможностей для всех членов общества, что очень неплохо решалось в СССР, а вовторых, обеспечить справедливое неравенство в распределении национального дохода, так, чтобы это решение не перешло в свою противоположность, как это произошло в реформированной России.
Решение первого вопроса это функциональная обязанность государства как органа экономического управления потоком труда. Эту функцию в какойто мере государство выполняло всегда с момента своего возникновения, правда, длительное время это равенство касалось только вполне определенных слоев общества. Такое положение, безусловно, сдерживало развитие цивилизации, т.к. она "прошла мимо" тысяч и тысяч выдающихся талантов, которые могли бы очень много сделать для человечества, но экономические условия не позволяли решить проблему равных возможностей для всех людей. Экономические успехи СССР в период индустриализации в огромной степени объясняются тем, что пойдя на ограничение потребления для всей нации, руководство страны создало все возможное для решения проблемы равных возможностей всем слоям населения и, прежде всего, всем детям. Именно благодаря этому был создан могучий интеллектуальный потенциал страны, которым Россия и сегодня может гордиться. Новое реформирование экономики нанесло системе обучения и подготовки страны огромный ущерб. Прежде всего, это касается подготовки детей. Ликвидация детских дошкольных учреждений, творческих кружков, дворцов пионеров, домов культуры, стадионов и спортивных площадок это преступление перед будущим России. Но еще сохранились кадры, а значит можно сохранить и улучшить дело открытия и подготовки талантливых специалистов. Дети должны стать главной заботой общества и не на словах, а на деле. Нельзя забывать и прекрасные традиции российской высшей школы.
Переход к новой экономической модели потребует и решения новых задач регулирования потока живого труда, то есть, в тех областях, где у нас нет ни теоретического, ни практического опыта. Речь идет об ускорении движения рабочей силы, неизбежного при переходе к стоимостному регулированию производства. На Западе это называется регулированием безработицы. Регулирование безработицы это не только и не столько оказание безработным материальной помощи, предотвращение психологического и морального стресса, но, прежде всего, создание системы переподготовки, позволяющей любому человеку "найти себя" в новой, избранной им специальности. Залогом этого должна стать высокая общая подготовка всех молодых людей в стране. В вопросе регулирования безработицы нельзя пренебрегать и огромным мировым опытом.
Безработица необходимое условие экономического роста и мы должны отойти от устоявшихся в стране стереотипов, спокойно относится к закономерной перемене труда. При этом нужно избавиться от одного из главных мифов теоретиков рыночной экономики о регулировании безработицы через рынок труда.
Это можно показать на примере общества В. Петти. Если из 1000 человек, составляющих общество, 100 человек оказались безработными, то только потому, что остальные 900 человек могут производить хлеба, мяса, одежды, обуви и других необходимых людям товаров для удовлетворения потребностей 1000 человек. И никому они не нужны ни в сельском хозяйстве, ни в промышленности, ни в строительстве, ни в торговле, ни в других сферах труда. Они "лишние", потому что общество еще не создало других товаров, необходимых обществу, например, паровых машин.
Правда, какойнибудь владелец мастерской может выгнать одного из своих работников и взять вместо него безработного, но платить ему меньшую заработную плату. Но какой же это рынок, если количество безработных сохранилось? Просто безработица помогает работодателям поддерживать минимальный уровень заработной платы, если этому не воспротивится профсоюз или государство.
Теперь допустим, что в обществе В.Петти появился Уатт со своей паровой машиной и убедил одного из фабрикантов организовать ее производство. Фабрикант построит новое производство, наймет 100 имеющихся в стране безработных, обучит их и начнет выпускать паровые машины, одновременно ликвидировав безработицу. Правда труд всегда авансируется и фабриканту нужны средства для выплаты заработной платы. Это должны быть не просто дополнительные деньги, это должны быть деньги обеспеченные потребительскими товарами. И такие товары в стране есть. Значит, фабрикант может взять кредит у государства, важно только, чтобы они были обеспечены потребительскими товарами. Но, купив у фабриканта паровую машину, другой работодатель повысит, тем самым, в несколько раз производительность труда. В результате у него высвободится 1015 человек рабочих, что опять приведет к безработице. Но эта "безработица" опять обеспечена потребительскими товарами, а значит нужно найти приложение труду высвободившихся работников.
Проблему безработицы в обществе В.Петти могло разрешить и государство, призвав, например, всех безработных в армию, обложив остальные 900 человек налогом. Между прочим, без всякого снижения их уровня жизни. Государство могло бы построить и фабрику по производству паровых машин и получать от нее прибыль. Или наняла бы всех безработных для строительства дорог, которых в любой стране всегда не хватает количественно или качественно, что обычно и делает государство в кризисные для экономики периоды, ибо на это чиновникам не надо много ума.
Важно понять, что в нормально развивающейся экономике никакого регулирующего влияния рынка труда нет. Есть 100 человек безработных, которые появились в результате роста общей прибавочной стоимости, и труд которых может быть обеспечен необходимыми им потребительскими товарами. А это означает, что этих людей, после соответствующей подготовки, можно использовать в любой сфере труда.
При этом есть две возможности по их использованию. Вопервых, предоставить дело случаю. Уповая на то, что появится какойто предприниматель, который найдет деньги, организует выпуск нужных товаров, заняв всех безработных. Вовторых этим вопросом займется государство. Но еще лучше, если государство, надеясь на предпринимателя, будет помогать его появлению, а одновременно позаботится о создании новых рабочих мест вне сферы воспроизводства, например, в области здравоохранения. В обществе В. Петти таких работников, как младший медицинский персонал, нет, а это очень необходимо государству. Чтобы люди не вымирали, как в России.
Сегодня предпринимательское трудоустройство постоянно стремится возвратить людей в сферу воспроизводства, а так как она закономерно сужается, это ведет к разбуханию посреднического звена. Но посредническое звено не создает прибавочной стоимости и не участвует в создании национального богатства, а потому его чрезмерный рост только ухудшает экономические показатели общества. Кроме того, нельзя забывать, что "самостоятельное устройство" безработных ведет к эффекту В. Петти, то есть к появлению антиобщественных элементов и безразличия общества к судьбам неустроенных людей. Вот почему роль государства в решении проблемы безработицы становится определяющей.4
Вторая часть проблемы социальной справедливости обеспечение справедливого неравенства. Задача не менее сложная, как в теоретическом, так и в практическом плане. Прежде всего, нужно понять какие причины ведут к гигантской неравномерности в распределении доходов.
С того самого времени, как люди стали задумываться о справедливости и несправедливости в общественных отношениях они постоянно приходили к выводу, что в основе несправедливости лежит частная собственность, прежде всего на землю, орудия и средства производства. Эта идея пронизывала все теории социалистов утопистов, но свое теоретическое обоснование она получила в трудах К. Маркса.
Само название его главного труда "Капитал" говорит о том значении, которое К. Маркс придавал постоянному капиталу, как он называл орудия и средства производства. Капитал по К. Марксу являлся основой дохода и постоянного роста прибыли. По его модели экономики орудия и средства производства "переносили" свою стоимость на предмет труда, к этой стоимости добавлялось стоимость живого труда, включающая прибавочную стоимость. Капиталист, присваивая прибавочную стоимость, использовал часть ее для увеличения капитала, а часть на свои личные нужды. Возросший капитал позволял ему увеличить количество работников, а значит, и величину прибыли. Таким образом, прибыль была всегда связана с капиталом.
Сегодня мы совершенно точно знаем, что ни постоянный, ни переменный капитал не создают прибыли, а постоянный капитал даже и самой относительной стоимости, а значит и цены товара. Но странно другое: как теоретики марксизма на протяжении многих лет не обратили внимание на тот факт, что постоянный капитал, продолжают приносить прибыль капиталисту после того, как он возвратил себе все деньги, которые вложил в его создание?
Рассмотрим пример. Капиталист берет ссуду банке и на эти деньги строит завод. Через шесть лет он полностью, даже с процентами, выплачивает ссуду. Кому дефакто теперь принадлежит завод? Капиталисту? Почему? Ведь он в производство не вложил ни единой копейки, более того, все годы получал с этого производства часть прибыли для удовлетворения собственных нужд. Эту прибыль он получал, можно сказать, законно, т.к. за предпринимательство нужно платить. Но почему ему должен принадлежать завод на правах частной собственности?
Возьмем другой пример. Работник завода взял ссуду в банке и купил квартиру. Через пятьшесть лет он полностью, даже с процентами, выплачивает ссуду банку из своей собственной заработной платы. Спрашивается: кому принадлежит квартира? Конечно, работнику завода, т.к. он практически купил ее на свои заработанные деньги, выплачивая ссуду банку из своей заработной платы.
Но капиталист выплачивал ссуду не из своей заработной платы, а из тех денег, что давали ему потребители его продукции, оплачивая дополнительную наценку на товары, которые и формировали амортизационные отчисления. Тогда, по аналогии, собственник завода тот, кто оплатил ссуду общество. Дефакто.
Но что значит завод принадлежит обществу? Это значит, что он не принадлежит никому. Такой завод работать не будет. А потому общество молчаливо соглашается на то, что заводом владеет человек, который этот завод построил. Он становится его хозяином, но деюре, а не дефакто! За управление заводом общество обязано теперь его владельцу выделять часть национального дохода, в зависимости от решения общества. Мы показали, что эта оплата труда капиталиста объективно никак не связана с величиной капитала, вложенного в создание завода, которым он владеет.
Но, необходимость капитальных вложений в производство с целью его поддержания, а главное, модернизации в условиях постоянной инфляции делает практически невозможным в современных условиях частное владение крупными предприятиями без их акционирования. Даже такие мульти миллиардеры, как Генри Форд, вынуждены были акционировать свои компании.
Акционирование компаний и фирм и постоянный рост численности акционеров это общемировая тенденция, существенно реформирующая отношения собственности в капиталистическом мире. Рост численности акционеров стал оказывать все большее воздействие на распределение национального дохода капиталистических стран после того, как во второй половине двадцатого века приобретать акции различных компаний стали пенсионные фонды. В Великобритании, например, в 1983 году пенсионные фонды и страховые компании (практически те же пенсионные фонды) владели 51% обыкновенных акций страны. В США 15 млн. членов Американской ассоциации, удалившихся от дел, представляют через владения своего пенсионного фонда самый крупный блок собственников в промышленности страны.
Однако основным владельцем акций в капиталистических странах продолжает оставаться узкая общественная прослойка самых богатых людей. Например, в США в 1983 году 10% семей, получавших самые высокие доходы владели 72% всех акций, имеющихся в США, а также 86% необлагаемых налогом облигаций, 70% облагаемых налогом облигаций и 50% всего недвижимого имущества.
Доходы, выплачиваемые на основе выплат дивидендов, процентов, рентных платежей и других выплат, которые мы назвали рантьедоходами, продолжают оставаться основным источником перераспределения национального дохода в пользу ограниченного контингента лиц, что ведет к неоправданному экономическому расслоению общества. В США, например, по данным В. Леонтьева, в период с 1880 по 1950 г. выплаты такого рода устойчиво составляли 2530 % национального дохода страны.
Однако причиной такого распределения национального дохода нельзя назвать отношение собственности к орудиям и средствам производства.
В самом деле, разве можно назвать владельцев акций владельцами предприятий? Нельзя ни фактически, ни юридически. Но акционерное общество как владелец предприятия или компании это опять расплывчатое понятие. И вот тут оказывается, что право собственности это весьма неоднозначное и сложное определение.
В капиталистических странах правоведение рассматривает такие характеристики права собственности как "полная", "общая", "либеральная".
Такая многогранность и неоднозначность в определении понятия собственности показывает, что демагогические, популистские лозунги, под флагом которых идет реформирование форм собственности в России, и которые утверждают, что переход от государственной к частной собственности приведет к появлению мотивации в труде, повысит производительность этого труда и приведет общество к процветанию, не имеет ничего общего ни с экономическим значением собственности, ни с политическими и экономическими целями реформаторов.
Собственность не является объективным условием воздействия на какиелибо экономические процессы. Именно поэтому ни в модели рыночной, ни в модели плановой экономики форма собственности не проявляется и не может проявиться.
Но собственность на орудия и средства производства как право на управление, изменение, уничтожение есть право на уничтожение национального богатства страны. А потому проводить приватизацию орудий и средств производства не оговорив ответственности собственника за национальное богатство, его права и обязанности в отношении этого богатства могут только люди, для которых безразличны национальные интересы страны.
В Швеции, например, государственные власти не разрешат хозяйствовать на сельскохозяйственной ферме даже законному наследнику этого частного предприятия, если у него нет специальной подготовки, т.е. если он не окончил сельскохозяйственного колледжа. В России же приватизирует кто угодно и что угодно, не задумываясь о страшных последствиях этого уничтожения национального богатства.
Если обобщить все стороны отношений собственности с точки зрения собственности на орудия и средства производства, то их можно свести в три направления:
• ответственность за сохранение, развитие и использование орудий и средств производства;
• право на доход от использования орудий и средств производства;
• право на управление орудиями и средствами производства.
Первое из них тривиально (но не для российских реформаторов). Второе направление мы уже рассмотрели. Каково же влияние на экономику третьего направления? Какова роль управления в распределении доходов? Каково влияние собственности на управление?
Если вспоминать аксиомы теории управления, то управление любым производством должно содержать два органа управления, один из которых направляет движение в материальном канале, т.е. управляет технологическими циклами, координируя их работу, а второй управляет потоком информации, среди которой решающее значение в экономическом плане принадлежит деньгам. Но оба эти органа управления должны действовать согласованно, так чтобы в конечном итоге предприятие давало высокую рентабельность.
Как влияет собственность на тот и другой каналы управления? На первый взгляд никак. И тот и другой каналы объективно от собственности не зависят, а эффективность их работы определяется компетентностью руководителей. Более того, и тем и другим управлением занимаются специалисты, которых нанимает собственник.
Это подтверждает и практика экономики. Государственные предприятия могут показывать экономическую эффективность не меньшую, чем частные. Удельный вес государственных предприятий, например, в странах ЕС в середине 80 годов составлял: в энергетике на транспорте и связи 70%, в финансовом секторе 30%, в промышленности 67%, в торговле и сфере услуг менее 2%.
Но и в других отраслях промышленности капиталистических стран есть примеры высокой рентабельности государственных предприятий. Достаточно вспомнить преуспевающий немецкий концерн "Фольксваген". А как не вспомнить коллективные сельскохозяйственные предприятия бывшей ГДР, которые после объединения Германии пытались преобразовать в фермерские хозяйства, но они сохранили коллективную форму собственности и доказали свою конкурентоспособность в борьбе на рынке с фермерами западных земель. В то же время известная фирма "Данлон", производящая автопокрышки, терпевшая большие убытки, а после поглощения японской фирмой "Сумитимо раббер" стала приносить прибыль, увеличив производство на 50% и сократив штат на 30%. А ведь форма собственности не изменилась, изменился хозяин и система управления.
И всетаки субъективное воздействие формы собственности есть. В чем оно проявляется? Прежде всего, в подборе собственником руководителей для управления предприятием. Но по какому критерию, например, отбирались руководители предприятий в СССР? Главный критерий личная известность аппарату и преданность делу партии. В результате в СССР в конце восьмидесятых годов работало руководителей с высшим специальным образованием: в промышленности 36%, в торговле 25%. Какая уж тут компетентность.
В этом плане государственные предприятия, прежде всего, думают о занятости, о предотвращении безработицы, а потом уже о рентабельности. Именно в этом весь секрет более высокой прибыльности частных предприятий по сравнению с государственным сектором.
Однако решающее воздействие в экономической эффективности с точки зрения управления предприятием имеет компетентность руководителей органов управления или менеджеров, как их сейчас принято называть.
Известный американский исследователь в области менеджмента Ф.Друкер говорит: "Традиционные "факторы производства", такие, как земля и труд, транснациональной экономике все больше уходят на задний план. То же относится и к деньгам: становясь транснациональными и доступными, они перестают быть фактором производства, который может дать какойнибудь одной стране преимущество в конкуренции на мировом рынке... В качестве решающего фактора производства теперь выступает менеджмент". России не хватает хороших менеджеров на всех уровнях управления.
При наличии хорошо подготовленных руководителей производства эффективность работы предприятий практически не зависит от формы собственности. Правда, есть одно "но" это вмешательство государственных чиновников в сферу управления предприятием. Эта сторона государственного управления в СССР носила, пожалуй, самый разрушительный характер.
Именно учитывая это положение в европейских капиталистических странах накоплен большой опыт целевого использования государственного предпринимательства. На них возлагаются следующие функции:
• обеспечение деятельности малорентабельных, но хозяйственно важных отраслей (энергетика, транспорт, связь, жилищнобытовое хозяйство);
• "оздоровление" отраслей, переживающих кризисы (например, черная металлургия, судостроение и т.п.);
• помощь жизненно важным научно и капиталоемким отраслям, обеспечивающим ускорение научнотехнического прогресса (авиакосмическая, атомная, электронная, нефтехимеческая и т.д.);
• проведение индустриализации в остальных районах;
• охрана окружающей среды путем внедрения безотходных технологий, строительство очистных сооружений и т.д.
Если в России сегодня наблюдается невиданное социальное расслоение, связанное с экономически необоснованным, зачастую криминальным быстрым обогащением некоторой части населения при обнищании огромного большинства народа, то это результат социальной политики тех структур, которые пришли к власти, обманув население популистскими политическими лозунгами.
Главный вывод, который можно сделать из рассмотрения теории экономического благосостояния общества, говорит о том, что жизненный уровень определяется не формой собственности, и не способом перераспределения национального дохода. Решающую роль играет величина национального богатства, его правильное использование, способность обеспечить нормальный уровень потребления в стране.
Распределение и перераспределение национального дохода в развитых странах определяет сегодня, прежде всего, распределение материальных благ, обеспечивающих комфортные жизненные условия, а для отдельных узких слоев населения уровень роскоши.
Экономический потенциал Советского Союза, созданный за годы Советской власти, обеспечивал создание жизненного уровня, соответствующего уровню нормального потребления для всех жителей страны. Однако идеологизация управления экономикой, партийный волюнтаризм, привели к застойным экономическим явлениям и не позволяли стране перейти к постиндустриальному экономическому развитию.
В 1960 г., когда экономика Советского Союза находилась в расцвете, поражая мир своими успехами, В.Леонтьев писал: "Советская экономика, управляемая преднамеренно безжалостными методами, на протяжении многих лет развивалась такими быстрыми и устойчивыми темпами, что по общему объему национального дохода хотя и не на душу населения Россия сейчас уступает только Соединенным Штатам; производство в некоторых ключевых отраслях советской экономики, в таких, например, как инструментальное машиностроение, даже превысило выпуск в соответствующих отраслях нашей экономики. Напротив, советская политэкономия, т.е. советская экономическая наука, оставалась на протяжении более тридцати лет неподвижной и, по существу, бесплодной громоздким, бесстрастным и непоколебимым памятником Марксу, который поддерживается множеством хранителей и у подножия которого время от времени обновляются свежие цветы и мимо которых проходят нескончаемым потоком вереница людей, переполненных чувством долга".
Среди причин породивших кризис социализма немалая роль принадлежит и бесплодию советской экономической науки, к которой когорта хранителей марксизма не подпускала ни только инакомыслящих, но и сомневающихся.