Франция в жизни и творчестве В.К. Кюхельбекера

МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

им. М.В. ЛОМОНОСОВА

ФАКУЛЬТЕТ ЖУРНАЛИСТИКИ

КАФЕДРА РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ И ЖУРНАЛИСТИКИ

Франция в жизни и творчестве В.К. Кюхельбекера

Курсовая работа

студентки 201 группы д/о

Фаизовой Анны

Научный руководитель –

старший научный сотрудник

Ирина Евгеньевна Прохорова

Москва, 2005

Введение

Путешествие в Европу – один из наиболее важных периодов жизни и творчества Вильгельма Кюхельбекера. За одиннадцать месяцев (сентябрь 1820 г. – август 1821 г.) поэт объехал Германию, Францию и Италию. Это путешествие нельзя назвать обыкновенной поездкой за границу. Перед тем, как покинуть Россию, Кюхельбекер поставил перед собой две задачи: первая – знакомство с культурной жизнью Европы и рассказ об этом русскому читателю; вторая – пропаганда в Европе новейшей русской литературы. За границей поэт общается с выдающимися людьми Запада и стремится обратить внимание европейцев на Россию, русскую словесность и творчество молодых русских литераторов. В Веймаре он беседует на эту тему с Гете.

Особый интерес к пребыванию Кюхельбекера во Франции вызван, прежде всего, активным участием поэта в общественной жизни страны. О пребывании Кюхельбекера в Париже и его отношениях с передовой французской молодежью сохранилось множество слухов, и даже легенд. Поэт активно занимается пропагандой новейшей русской литературы. В июне 1821 г. он читает лекцию о русском языке в обществе «Атеней», которым в то время руководили французские либералы во главе с Бенжаменом Констаном. Лекция была обращена к передовым людям Франции от имени «мыслящих» людей России, так как «мыслящие люди являются всегда и везде братьями и соотечественниками». Поэт объяснял, что реакционная политика российского правительства не имеет ничего общего со стремлениями русского народа, который так же, как французский народ, ненавидит деспотизм и варварство.

Таким образом, Кюхельбекер явился своего рода посредником между русской и французской общественностью. Текст его лекции передавали из рук в руки и русские декабристы, и французские либералы. Францию он воспринимал уже не просто как чужую страну. Он связал с ней часть своей жизни. Воспоминания Кюхельбекера о Франции и французах сохранились, прежде всего, на страницах цикла публицистических писем «Путешествие по Европе», а также в ряде стихотворений («Снова я вижу тебя, прекрасное, светлое море…», «К «Ахатесу» и др.). Интересно, что до поездки в Европу Кюхельбекер относился к Западу без восторга, даже скептически, о чем свидетельствуют «Европейские письма» - воображаемое «путешествие» по Европе, написанное незадолго до отъезда из России. Основная цель курсовой работы – выяснить, как и почему поменялось отношение поэта к Франции и французам, и что нового Кюхельбекер рассказал о них русскому читателю.

Русский поэт, прозаик, критик и драматург Вильгельм Карлович Кюхельбекер (1797-1846) родился в Петербурге, а детские годы провел в имении Авинорм, которое досталось его отцу от императора. В 1808 году Вильгельма отдали в пансион Брикмана в городе Веро; в 1811 году – благодаря рекомендации военного министра Барклая де Толли – он был принят в Царскосельский лицей.

В Лицее сформировались политические и литературные взгляды Кюхельбекера. Его любимыми авторами в тот период были Жан-Жак Руссо, Фридрих Шиллер, а также Вейсс – философ времен Великой французской революции, под влиянием которого Кюхельбекер начал составлять собственный словарь. «Аристократия», «Рабство», «Образ правления» - названия некоторых статей словаря, которые отражают идеи, занимавшие в ту пору ум и душу Вильгельма. Именно тогда он вступает в «Священную артель»¹ - одно из первых преддекабристских тайных обществ. Члены «Артели», среди которых были друзья поэта Вольховский и Пущин, слушали лекции о политических науках у лицейских профессоров Германа, Галича, Куницына.

После окончания Лицея (9 июня 1817 года) Кюхельбекер вместе с Пушкиным, Корсаковым, Горчаковым и Ломоносовым поступает на службу в Главный архив Коллегии иностранных дел. В тот же период он преподает русскую словесность воспитанникам Благородного пансиона при Главном педагогическом институте в Петербурге. «Мысль о свободе и конституции была в разгаре, Кюхельбекер проповедовал ее на кафедре русского языка», - пишет в своих воспоминаниях ученик поэта Н.А. Маркевич². Служба не мешает ему быть и активным членом Вольного общества любителей российской словесности, наук и художеств (руководитель – А.Е. Измайлов) и Вольного общества любителей российской словесности (руководитель Ф.Н. Глинка). В это время Кюхельбекер много пишет, печатается и думает о собственном издании (в 1824 году его помыслы осуществились: появился альманах «Мнемозина»). В дни лицейских годовщин он первым обращается к жанру дружеских посланий (стихотворения «К Дельвигу», «Счастлив, о Пушкин…» и др.).

Однако бурная общественная деятельность поэта внезапно оборвалась в 1820 году. 6 мая Пушкина сослали в Екатеринослав за оду «Вольность» и эпиграмму на Аракчеева («Всей России притеснитель, губернаторов мучитель…»). Эта новость взволновала членов Вольного общества российской словесности. На одном из заседаний Дельвиг прочел свое стихотворение «Поэт», в котором утверждал свободу и «в бурное ненастье», и «под звук цепей». Кюхельбекер со свойственной ему горячностью подхватил мысль друга и прочел стихотворение «Поэты». Не жалея громких эпитетов и разительных сравнений, он восхвалял в нем поэтов: «певцов и смелых, и священных,/Пророков истин возвышенных». Судьбу своих друзей Баратынского и Пушкина он сравнивал с участью Мильтона³ и Тассо⁴. Лишь Поэт может противостоять царящим в мире рабству и несправедливости. За это ему приходится терпеть гонения со стороны бесчестных людей, стоящих у власти. Но и они дождутся возмездия:

В руке суровой Ювенала

Злодеям грозный бич свистит

И краску гонит с их ланит,

И власть тиранов задрожала.

Стихотворение было опубликовано в журнале «Соревнователь просвещения и благотворения». Номер журнала попал в руки Александра I. Над головой Кюхельбекера стали сгущаться тучи. Поэту грозила ссылка. Его душевное состояние было нестабильным, он никак не мог найти применение скопившимся силам и пребывал в растерянности: «До сих пор не знаю я, чем решится судьба моя. Вы можете себе представить, что беспрестанное волнение, неизвестность и беспокойство – состояние не слишком приятное»⁵.

В тот период Кюхельбекер чувствовал, что ему необходимо сменить обстановку. По совету тетки он решает вначале уехать в Дерпт, читать немецким студентам лекции о русской литературе. Но Дельвиг неожиданно предложил ему стать секретарем у Александра Львовича Нарышкина (обер-камергер; «вельможа, богач и меценат, знаменитый острослов, знаток музыки и живописи», как характеризует его Юрий Тынянов⁶). Нарышкин на несколько лет уезжал в Европу, и ему нужен был секретарь, который мог бы писать и объясняться на трех языках.

8 сентября 1820 года Кюхельбекер вместе с Нарышкиным и его доктором Алиманном отправился в Европу. Поэт выехал из России в то время, когда в европейских странах одно за другим происходили восстания с провозглашением конституций. 9 марта 1820 года на верность конституции присягает король Испании Фердинанд; в июле того же года происходит революция и провозглашается конституция в Неаполе; в июле же – революция в Сицилии. За время пребывания Кюхельбекера в Европе произошли революции в Пьемонте (март 1821 года) и Португалии (сентябрь 1821 года). Список такого рода «подземных толчков» завершает восстание в Валахии (февраль 1821 года) и начало борьбы греков за независимость от турецкого ига.

Пылкий и восторженный, увлеченный мыслями о свободе народа и конституции, Кюхельбекер был рад окунуться в эту революционную среду. Перед самым отъездом он написал стихотворение «Прощание» - прелюдию к грядущему путешествию: «Прости, отчизна дорогая!/ Простите, добрые друзья!/Уже сижу в коляске я,/Надеждой время упреждая…». В последующих строках Кюхельбекер действительно «упреждает время», будто бы зная заранее, что ждет его в Европе:

Пируй и веселись, мой Гений!

Какая жатва вдохновений!

Какая пища для души –

В ее божественной тиши

Златая дивная природа…

Тяжелая гроза страстей,

Вооруженная свобода,

Борьба народов и царей!..

Глава I

Становление и развитие жанра «путешествия» в русской литературе «Европейские письма»

При отъезде из России Кюхельбекер получил от друзей из Вольного общества любителей российской словесности задание: регулярно присылать им письма о самых ярких европейских впечатлениях. Поэт выполнил обещание: из-за границы пришло множество стихотворений, адресованных любимым друзьям, а также цикл публицистических писем «Путешествие по Европе». Работа над произведением была закончена уже в России – в имении сестры Закупе. Кюхельбекер намеревался издать «Путешествие», но, видимо, не нашел издателя, желавшего купить рукопись. В 1824-25 гг. значительная часть произведения была опубликована в различных изданиях⁷, в том числе в альманахе «Мнемозина».

Сам Кюхельбекер считал «Путешествие по Европе» одной из важнейших частей своего творческого наследия. В особенности он ценил свои размышления об изобразительном искусстве. Перед смертью поэт оставил друзьям и близким так называемое «литературное завещание», в котором было сказано: «Путешествие. Пересмотреть и напечатать по усмотрению, кроме Дрезденской галереи, которую прошу издать»⁸.

Однако прежде чем говорить о «Путешествии по Европе», необходимо дать общую характеристику жанра «путешествия» и рассказать о первом опыте «путешествия» в творчестве Кюхельбекера – «Европейских письмах».

Жанр «путешествия» зародился в древнерусской литературе, но настоящую популярность приобрел в XVIII веке наряду с одой, трагедией, сатирой и повестью. В основном это были научные путевые заметки. Русские ученые-путешественники (профессор П. Паллас, доктор И. Лепехин, академики В. Зуев и Н. Озерецковский и др.) в ходе своих исследований постоянно записывали какие-то сведения о природе и промышленности чужой земли. Конечно, такие записи сложно было назвать литературным произведением. Но со временем ученые «путешествия» приобрели публицистическую окраску. Исследователи стали наблюдать за жизнью простого народа. В своих заметках они писали о беспросветной жизни крепостных крестьян и критиковали власть. К примеру, у П. Палласа и И. Лепехина есть множество записей о крестьянской войне Пугачева.

Наряду с учеными «путешествиями» в XVIII веке появляются «путешествия» литературные. Яркий пример – «Путешествие из Петербурга в Москву» А.Н. Радищева, в котором почти нет географических описаний. Путешественник – главный литературный герой. В своем произведении Радищев изображает неправый суд, тяготы и несправедливости набора на военную службу, разврат дворян, отравляющий и крестьян. Бесчеловечную тиранию помещиков он показывает как обычное в России явление, находящее опору в законе; кроме того, оправдывает крестьян, убивших жестокого барина. В этих деталях и эпизодах – правдиво нарисованный образ современной автору России.

Список литературных «путешествий» XVIII века продолжает произведение Д.И. Фонвизина «Письма из Франции». В 1777-78 гг. Фонвизин путешествовал по Западной Европе и посылал из Франции письма своему другу Н. Панину. Публиковать эти послания он не собирался, однако тщательно обрабатывал собранный материал. В результате «Письма из Франции» были опубликованы в XIX веке и заняли почетное место среди известных литературных «путешествий».

Несколько позже Н.М. Карамзин создал «Письма русского путешественника». Это записки (в форме писем друзьям) о путешествии, которое он действительно совершил в 1789-1790 гг., посетив Германию, Швейцарию, Англию и, главное, революционную Францию. Но рассказчика – «путешественника» - нельзя полностью отождествлять с автором, так как не все события переданы в полном соответствии с действительностью. «Путешественник» изображен наивным и восторженным молодым человеком, который ездит по Европе без определенной цели. Из чистого любопытства он знакомится со знаменитостями, посещает революционное Национальное собрание в Париже, любуется историческими памятниками и красотами европейской природы. Но при ближайшем рассмотрении в «чувствительном путешественнике» можно разглядеть умного холодноватого наблюдателя, который внимательно анализирует все, что происходит вокруг него и делает определенные выводы. Таким образом, «путешественник» Карамзина во многом похож на Кюхельбекера в «Путешествии по Европе».

В первой половине XIX века число ученых «путешествий» возросло: наступило время кругосветных плаваний и великих географических открытий, в том числе открытие Антарктиды Ф. Беллинсгаузеном и М. Лазаревым, а также исследования Ю. Лисянского, Ф. Крузенштерна, В. Головнина. Их очерки теперь все меньше походили на научные труды. Путешественники в деталях продумывали сюжет, вводили в повествование множество персонажей, рисовали их психологические портреты и пытались выработать свой авторский стиль.

В этот же период появились «путешествия» А. Пушкина, А. Бестужева-Марлинского, А. Герцена и др. В них уже не было никаких признаков научных трудов, ведь литераторы исследовали чужие земли не как ученые, а как живописцы. Описания чужеземной природы чередовались с рассказами о политической обстановке страны, характере и условиях жизни народа и т.д.

Таким образом, жанр «путешествия» постепенно сформировался и приобрел популярность среди русских литераторов XIX века. Обратился к нему и Кюхельбекер: еще до поездки в Европу он написал «Европейские письма». Отрывки этого произведения были опубликованы в 1820 году в журналах «Соревнователь просвещения и благотворения» и «Невский зритель».

«Европейские письма» - это воображаемое «путешествие» по Европе. Основную цель этого произведения Кюхельбекер определяет в «Предуведомлении»: «В «Европейских письмах мы предполагаем, рассматривая события, законы, страсти и обыкновения веков минувших, быстрым взглядом окинуть и наш век. Посему мы мысленно переносимся в будущее: американец, гражданин северных областей, путешествует в XXVI столетии по Европе; она уже снова одичала, и наблюдатель-странник пишет своему другу о прошлой славе, о прошлом величии, о прошлом просвещении»⁹.

Здесь очень важно то, что, если в «Путешествии по Европе» Кюхельбекер говорит о реальных событиях напрямую, то в «Европейских письмах» встречаются только намеки на эти события: имена, даты, названия. К примеру, первое письмо содержит пометку: «Кадикс. 1 июля 2519 года». Здесь Кюхельбекер намекает на восстание в испанском городе Кадиксе в июле 1819 года. Далее автор упоминает о борьбе герильясов (испанские партизаны) с наполеоновской интервенцией, о маврах, живших в XIII веке в Гренаде, об архитектурном ансамбле Эскуриал и т.д. Но в целом Европа XXVI столетия является утопией.

Сразу замечу, что о Франции Американец почти ничего не пишет, кроме того, что Париж к XXVI исчез с лица земли. В письмах X и XII встречаются краткие упоминания о моральном облике и характере французов; кроме того, в первых письмах автор говорит о французской интервенции в Испании. Здесь впервые упоминаются «дикие гверилассы» (герильясы), которые при ближайшем знакомстве оказываются не такими уж дикими. Шестьсот лет назад они боролись с наполеоновской интервенцией, и Американец замечает, что характер у них с тех пор не изменился: та же неукротимая гордость, то же чувство собственного достоинства, то же «богатство в именах и титлах».

Американец живет в счастливое время, «когда политика и нравственность одно и то же, когда правительства и народы общими силами стремятся к одной цели». То, что происходило несколько столетий назад в Европе, кажется ему неправдоподобно ужасным: инквизиция, пытки, гонения на мыслящих людей, «беспрестанные нарушения равновесия и священных прав человечества».

Но одичавшая Европа XXVI столетия не кажется герою безнадежной. Интересно его замечание о том, какое значение приобрело теперь понятие «образованность». «Конечно, теперешние испанцы не имеют театра, на котором представляли бы драматические произведения Калдерона и Лопеца; конечно, ни один из атаманов их не в состоянии построить огромного Эскуриала, но в замену у них теперь… нет костров для людей мыслящих, нет цепей для народов свободных и счастливых», - завершает путешественник первое письмо.

В шестом письме Американец рассказывает о своем пребывании на безлюдном острове. В первую ночь он не смог заснуть и отправился на прогулку. «Луна освещала окрестности и распространяла какое-то волшебное мерцание по каштановым рощам, по гладкой поверхности вод, по снежным вершинам Альпов… Водопады шумели, листья дерев трепетали, сердце мое билось… Я чувствовал, что природа вечна, что вечны чувства, потому что и они – природа… Возвышенный над водами Лаго-Маджиоре, я был возвышен над всем земным; я был уверен, что и род человеческий самыми переменами, самыми мнимыми разрушениями зреет и усовершенствуется». Таким образом, Американец выражает надежду Кюхельбекера на развитие и усовершенствование человечества.

Итак, Испания осталась далеко позади; Американец въехал в Италию и уже добрался до великого Рима, который, в отличие от Лондона и Парижа, еще существует. По словам путешественника, в Риме нет ни одного итальянца. Все население составляют иностранцы, среди которых есть и небольшое число французов. В письме X речь идет о различиях между итальянцами, французами, немцами и англичанами. О французах Американец пишет: «Французы – не девятнадцатого и следовавших за ним столетий, а осьмнадцатого и всех предшествовавших революции – могли некоторым образом называться детьми между европейскими народами, но детьми избалованными. Они столько же легкомысленны, столько же жестоки и столько же опрометчивы в своих мнениях и столько же нечувствительны». Таким образом, французы здесь олицетворяют детство, «вечные мечтатели» немцы – юность, суровые корыстолюбивые англичане пребывают в состоянии вечной зрелости, а итальянцев герой неожиданно сравнивает… с женщинами. «Сластолюбивы и пылки, они в то же время были постоянны в любви и дружбе; они были чувствительны не по воображению, но по сердцу, были готовы жертвовать всем для того, кто умел приобресть их всегда пламенную привязанность», - таково описание итальянцев - хочу заметить, самое лестное в этом письме.

В земле Калабрии герой находит российское поселение и знакомится со старшиной русской колонии с говорящей фамилией Добров. С точки зрения автора Добров – идеальный русский дворянин. Отношение Кюхельбекера к этому персонажу видно уже в первом описании: «Черные глаза его выразительны; они, кажется, желают проникнуть во все тайны души того, с кем он разговаривает. Но как сие желание не ищет укрыться от внимательного взора других, оно не лишает его лица тишины и мира, оно не дает взглядам его той беглости, того лукавого беспокойства, которые примечаем мы в дошедших до нас портретах великих политиков XVIII и XIX столетий». Доброва отличают хозяйственность и аккуратность. Дом его очень опрятен и обставлен со вкусом. В убранстве присутствует великолепие, но нет и следа ненужной пышности.

Но больше всего Американца поразило то, как Добров обращается со слугами. Говорит он с ними очень ласково, стараясь при этом заставить их забыть, что они «пожертвовали частью личной свободы для насущного хлеба». Слуги редко получают от хозяина подарки, но не из-за скупости Доброва, а из-за того, что такие поощрения вызывают у них неудовольствие и зависть. Добров предпочитает поощрять слуг приветливым словом или шуткой – это заставляет их на миг забыть о неравенстве между ними.

Важно отметить, что Добров, как правитель народа, считает главным достоинством человека гражданственность. Но вместе с тем он помнит, что совершенный гражданин может при этом не быть совершенным человеком. Тем не менее, гражданственность входит в круг качеств, которыми должен обладать истинный человек.

В письме, посвященном личности Доброва, Кюхельбекер поднимает проблему взаимоотношений власти и народа. Он изображает идеальные отношения между господином и слугами, а также рисует портрет идеального правителя. «В нашем счастливом отечестве много людей, похожих на Доброва», - говорит Американец. Но в XIX столетии человечность Доброва считается утопией. В то время, по словам героя, даже умнейшие, мыслящие люди имели лишь приблизительное понятие об истинном достоинстве человека.

В разговорах с Добровым об итальянской истории Американец замечает, что Сицилию во все времена попеременно завоевывал то один, то другой народ: греки, римляне, арабы, норманны, византийцы, французы, испанцы, австрийцы… Здесь встречается второе упоминание о французах и опять не слишком лестное: «Французы владеют Неаполем. Их надменность, распутство, насмешливость каждый день, каждый час оскорбляют народную гордость итальянцев. Самый Карл – невольник своей бурной пикардской¹⁰ когорты. Его наследники слабы и лишены всех достоинств царских и рыцарских; воины пикардские превратились в изнеженных вельмож, изнеженных угнетателей. Час грозного мщения настал, и в одну ночь в обеих Сицилиях¹¹ не стало ни одного из французских пришельцев».

Итак, в «Европейских письмах» Кюхельбекер рисует идеальную, с его точки зрения, Европу. Полностью одичав к XXVI столетию, она как бы начинает свое развитие с нуля и стремится к главной цели – полному усовершенствованию. Кое-где близость к совершенству уже заметна: в Испании гверилассы живут в состоянии полной свободы, не зная цепей, а в Италии обитает замечательный русский дворянин Добров, который обращается со слугами как с близкими людьми. Интересно, что в поле зрения Американца попадают только Испания и Италия. Англия, Германия и Франция, по-видимому, превратились в дикие, невозделанные участки земли.

Что касается французов, то здесь они представлены не в лучшем свете. В далекие времена они угнетали испанцев и итальянцев. Их моральный облик – не самое ужасное, что можно встретить в Европе, но и хорошего в нем мало. Французы легкомысленны, жестоки, надменны, насмешливы, и во многом похожи на несмышленых детей.

Глава II

Кюхельбекер во Франции: литература и политика

«Мы летим, а не путешествуем», - писал Кюхельбекер в письме XXIX от 9 (21) декабря 1820 года – первую в «Путешествии по Европе» запись, сделанную на французской земле. Кюхельбекер, Нарышкин и доктор Алиманн действительно путешествовали очень быстро. Первым пунктом в их маршруте был Дрезден, потом – Вена, Северная Италия; зиму они провели в Риме, лето – наполовину в Париже, наполовину в Южной Франции затем – еще одна зима в Париже, весна в Лондоне, и, наконец, возвращение в Россию¹².

Из одиннадцати месяцев путешествия по Европе Кюхельбекер провел два с половиной месяца в маленьких французских городках (декабрь 1820 г. – февраль 1821г.)¹³. Ни в одном городе, кроме Марселя, путешественники не задерживаются надолго. 9 (21) декабря Кюхельбекер в Лионе, 14 (26) – в Авиньоне; 30 декабря 1820 г. (11января 1821 г.) он попадает в городок Э (Aix) между Авиньоном и Марселем. В Марселе поэт встречает новый, 1821 год (по старому стилю). 14 (26) февраля 1821г. он уезжает из Марселя в Тулон, а оттуда въезжает в Италию. С каждым городком у Кюхельбекера связаны свои, неповторимые впечатления. Все увиденное – будь то картины в Лионском музее или толпа на марсельской площади – он описывает с поистине немецкой обстоятельностью и педантичностью. Особого внимания заслуживают описания простых людей: это и каталонские носильщики, которые бьют палками не понравившихся им актеров в театре, и маленький мальчик – книжный продавец с марсельского рынка, и лионский фигляр, и каторжники в красных рубахах и кандалах, которых ведут на исправительные работы. Если собрать вместе эти разрозненные зарисовки с натуры, получится картина жизни простого французского народа, которая в тот период сильно интересовала Кюхельбекера.

В первых числах декабря Кюхельбекер, Нарышкин и доктор Алиманн оказались на французской земле. Первое, что бросилось в глаза Кюхельбекеру, - Вогезский хребет. В дальнейших записях поэт также в первую очередь обращает внимание именно на горы. Каждая горная цепь у него окрашена в свой цвет. На Вогезский хребет Кюхельбекер смотрел с высоты Кафедрального собора Мюнстера: «далекие белые Вогезы сияли; темно-лесистый Шварцвальд, чем ближе, тем более подходил к цвету лиловому, и, наконец, весь амфитеатр городов, сел и виноградников, покрывающих его, являлся моему взору подернут флером красноватого дыма»¹⁴.

Горы окружают со всех сторон город Страсбург. Его жители – так называемые «офранцуженные немцы», которые горят проезжающим путешественникам: «Мы немцы, но говорим по-французски». В то же время жители расположенного неподалеку Кольмара скажут: «Мы французы, но только говорим по-немецки». Не совсем понятно, что это за область: Франция или все-таки еще Германия, но Кюхельбекер поясняет в письме XXXI: «Мы уже по карте во Франции, но в нравственном отношении все еще Германия». Поэт отмечает, что в этих местах еще видны «немецкая опрятность и немецкая вежливость».

Но настоящая Франция уже рядом, и опять нам в глаза бросаются бесконечные горы. «Горы являлись нам во всех возможных цветах: белыми при лунном сиянии, зелеными, синими, желтоватыми, бирюзовыми, пурпуровыми», - такова «горная палитра» между Кольмаром и Безансоном. Это - один из эпизодов, где Франция превращается в глазах поэта в настоящий рай: «…погода была, какова она у нас в самые лучшие дни апреля – в начале мая… Природа улыбалась вокруг меня, здоровье лилось в мои члены, и радость – в мое сердце… Белые облака тянулись и отражались в голубых водах, столь же чистых и тихих, как была в эту минуту душа моя: я был очень счастлив!».

В этих местах поэт встречает французов, которые отнюдь не вызывают у него добрых чувств. Портрет настоящего француза под пером Кюхельбекера таков: большой говорун, зевака («слово badaud¹⁵ именно выдумано для французов») и к тому же очень нечистоплотный человек. Нечистоплотность французов в особенности поражает Кюхельбекера. Он пишет: «в хате последнего русского крестьянина чище, нежели в большей части постоялых домов по нашей дороге». Интересно, что Фонвизин в «Письмах из Франции» обращает внимание на ту же особенность: «При въезде в город ошибла нас мерзкая вонь, так что мы не могли уже никак усомниться, что приехали во Францию. Словом, о чистоте здесь не имеют понятия, - все изволят лить из окон на улицу, и кто не хочет задохнуться, тот, конечно, окон не отворяет»¹⁶.

Французские нищие вызвали у Кюхельбекера искреннее удивление. Они не просто просили милостыню, как это делают в России, а предпочитали зарабатывать деньги трудом – правда, самым бесполезным. К примеру, путешественникам встретился молодой человек, который заставлял барабанить зайца: «в честь пехоты и кавалерии, молодых девушек и старых женщин».

Интересен вывод, который Кюхельбекер делает, впервые посмотрев на великолепные французские пейзажи и грязных болтливых французов: «Франция по своим прекрасным картинистым видам и по бедности, беспорядку и нечистоте была похожа на мастерскую художника, где собраны предметы самые отвратительные и самые прелестные».

Письмо XXXII полностью посвящено описанию Лиона, который Кюхельбекер называет величайшим городом во всей Франции после Парижа. Стоит он на реках Роне и Соне («Воды Соны быстрые и мутные, цвету желтоватого. Рона тиха и наполнена островами; ее цвет зеленовато-синий»). На лионских улицах встречаются странные несоответствия. Так, Кюхельбекеру на глаза попалась грязная харчевня, которая почему-то носила название «A la Providence»¹⁷. А в одном из переулков поэт видел настоящую французскую упряжку: в одну телегу были заложены осел, мул, корова и лошадь.

Галерею портретов с натуры открывает уличный фигляр. Кюхельбекер с удивлением замечает, что в Германии они не встретили ни одного фигляра, а во Франции им сразу же попался на пути «чудодей, который с величайшим бесстыдством выхвалял свои удивительные порошки, вылечивающие всевозможные болезни; народ его слушал с удивлением; он кривлялся в коляске своей не хуже иного профессора на кафедре и представлялся глухим, когда кто из проходящих… называл его обманщиком».

Культурной жизнью Лиона Кюхельбекер в целом остался доволен. Заглянув походя в два лионских театра, он долгое время наслаждался лионским «музеумом». Произведения искусства Кюхельбекер описывает наиболее обстоятельно, не забывая высказывать свое мнение о том или ином художнике:

«Филипп де Шампань… может служить нам примером всех достоинств и недостатков большей части исторических живописцев Французской школы. Его рисовка верна, расцвечение свежо; правила анатомии везде соблюдены, складь одежды тщательна и вместе свободна… выражение его лиц разительно. Но по большей части ложно и принужденно, и потому его лучшие произведения получают что-то похожее на кривляние. Филипп де Шампань заимствовал все искусство у лучших италианских художников; но он не был Промефеем: он не мог похитить их вдохновения», - в этом описании, по сути, содержится главный критерий, по которому Кюхельбекер оценивал творения живописцев. Содержание представляется поэту гораздо важнее формы. Неважно, насколько точно соблюдены пропорции фигур – главное, чтобы лица светились искренними чувствами, и картина дышала вдохновением художника. В качестве примера привожу описание картины Рубенса: «Одна из его лучших мною виденных картин – «Поклонение волхвов»: она служит украшением Лионской галереи. Рубенс не есть живописец Грации; но мальчик, который здесь между двумя волхвами, так мил, так прелестен, его голубые глаза так живы и в то же время исполнены такой доброты, что, кажется, сама Грация водила хотя раз рукою живописца силы. Но самая трудная задача картины разрешена в изображении царя эфиопского: в этой голове Рубенс показал себя истинно великим художником. Он безобразным чертам и смуглому цвету эфиопского лица придал столько благочестия и душевной теплоты, что забываешь его наружную отвратительность и с удовольствием останавливаешься на выражении».

В Лионском музее Кюхельбекер открыл для себя гений Франциска Альбани, с содроганием встретился с творением «ужасного Эспаньелетто»; простил Перуджино неверную рисовку – за теплоту и благочестие на лицах святых Иакова и Георгия - и чуть не вознесся на небеса вместе с пресвятой Девой кисти Гвидо Рени. На этом закончилось знакомство с Лионом, и путешественники отправились в городок Э (Aix) (30 декабря 1820 г. (11 января 1821 г.)).

Две черты отличали город Э от других французских городов. Во-первых, здесь было множество «остатков древности», представлявших интерес для человека, неравнодушного к истории. Любознательный Кюхельбекер интересовался всем и подходил к старым строениям, едва только замечал на стене какую-нибудь надпись. Одна из них сильно насмешила поэта и его товарищей. На камне перед церковью было вырезано: «Il est expressement defendu de faire ceans aucune ordure»¹⁸.

Во-вторых, Э поразил путешественников странной для французского городка чистотой. У Кюхельбекера даже возникло впечатление, что Э – на самом деле часть Берлина, перенесенная во Францию волшебником.

Но по-немецки чистый Э был забыт, когда на пути в Марсель Кюхельбекер увидел поистине дивную картину: «слева цепь приморских Альпов, возвышающихся за облака четырьмя уступам; справа прелестное полуденное море… Заходящее солнце освещало одну половину его: она превратилась в один огромный алмаз; другая приковывала взоры неизмеримостию, прелестною лазурью и божественным спокойствием…». Это было Средиземное море. Здесь можно утверждать, что полуденную Францию стоит посетить уже из-за одной ее неповторимой природы. Нахлынувшие чувства заставили поэта вспомнить стихи Шиллера:

Und das Meer lag still und eben

Einem reinen Spiegel gleich;

Keines Zephyrs leises Weben

Regte das krystallne Reich.¹⁹

Синева Средиземного моря неожиданно напомнила Кюхельбекеру Санкт-Петербург и зеленоватые воды моря Балтийского. В те же минуты в душе поэта родилось стихотворение «Снова я вижу тебя, прекрасное, светлое море…». В этих неровных, восторженных строках Кюхельбекер обращается к морю, как к живому существу. Он смотрит на его «лазурные воды» и с грустью вспоминает «шум изумрудных пучин родимого русского моря». Мыслями он уносится «в пышные стены Петра» и просит великодушные «лазурные волны» быть «послами любви» и отнести на север к «милым далеким» его мысли, мечты и надежды.

31 декабря 1820 года по новому стилю Кюхельбекер прибыл в Марсель. В письмах, посвященных Марселю, часто встречается описание разнородной толпы. Это – своего рода символ жизни, неусыпной деятельности, которая кипит в этом городе до захода солнца. Такие динамичные картины вполне соответствовали деятельной натуре Кюхельбекера. «Я живу окнами на гавань…», - пишет он 9 (21) января 1821 года, - «Матросы и торговцы всех народов: турки, италианцы, греки, испанцы, англичане, жиды – толпятся, кричат, продают и покупают; здесь маленький савояр чистит сапоги марсельскому щеголю; там поет бородатый пилигрим под скрип гудка; тут запачканный мальчик служит громогласным каталогом своей продажной библиотеки, сваленной в короб...; далее пляшут бедные сироты…; мимо их мчится на гордом коне милорд или скачет в красивом ландау русский барин. Богатства всех стран земли здесь собраны: здесь слышишь языки всей Европы и видишь всевозможные лица, состояния, одежды, обычаи».

В этом живом и довольно позитивном описании виден, как в зеркале, характер французов: болтливые и легкомысленные, они пребывают в состоянии вечного движения и стараются поймать каждое счастливое мгновение жизни. Но по-настоящему счастливым французский народ назвать нельзя: слишком велик контраст между запачканным мальчиком с книгами и милордом на гордом коне. Французский народ, как и русский, страдает от нищеты, социального неравенства и недостатка просвещения.

Недостаток просвещения сказывается и на спектаклях марсельского театра, которые часто превращаются в кулачные бои. Происходит это из-за крутых нравов каталонских носильщиков, которые зачастую во время спектаклей «берут приступом сцену и критикуют палочными ударами актеров, не угодивших на вкус их». В таких случаях марсельская знать сидит в ложах и любуется зрелищем, прервать которое невозможно, а вмешаться означает подать повод к убийствам.

14 (26) февраля 1821 года Кюхельбекеру пришлось попрощаться с Марселем. В последний день своего пребывания он отправился в Главный собор, где служили панихиду по убитому герцогу Беррийскому²⁰. Волею случая, на въезде в Тулон поэт увидел каторжников в красных рубахах, скованных по два – их выводили на работу. Вид этих несчастных людей произвел на поэта огромное впечатление. Немного позже, 10 апреля, когда Кюхельбекер уже был в Париже, были отправлены этапом каторжники. Они направлялись в Тулон из тюрьмы «Бисетр». Но гораздо важнее то, что среди этих каторжников был Гравье – главный организатор покушения на герцогиню Беррийскую.

Природа в Тулоне была гораздо беднее, чем в других городках, но зато Кюхельбекеру представился случай сказать что-то хорошее о французах. Во время прогулки он зашел на чужую дачу и там узнал, что такое на самом деле французское гостеприимство. «Добрая, довольно еще молодая женщина встретила меня у ворот, ввела в комнату своего мужа; меня обласкали, угостили прекрасным, легким вином и накормили вкусным завтраком», - с удовольствием вспоминает поэт. Таким образом, в последние дни своего пребывания во Франции он узнал, что французы вовсе не так надменны, как иногда кажутся людям несведущим. И если они даже иногда проявляют какое-то тщеславие, то за такое гостеприимство им можно очень многое простить.

Точная дата приезда Кюхельбекера в Париж – 15(27) марта 1821 года. Здесь у него началась по-настоящему активная жизнь. Если прошлые свои путешествия поэт описывал очень подробно и обстоятельно, то в Париже у него почти не оставалось времени для записей. Поэт ограничился короткими заметками: «4 апреля – Тальма, Лувр, Люксанбур, Тюльири, Французская опера, Варьете, Шевалье Ланглез, Вери, Дюппинк, Жюльен, гетеры, кофейные дома, письма из С. Петерб., встречи со старыми друзьями, новые, минутные знакомства, заседание во Французском институте, похвальная речь кавалеру Бенксу, - нищие, грязь, происшествия всякого рода, Пале Роял, целомудрие вашего друга.,… - воздушные башни, которые он строит в столице… Кафедра в Афинее, с которой он в воображении уже знакомит французов с вашими стихами и вашей прозою²¹: вот о чем я хотел бы поговорить с вами, но до сих пор еще не в состоянии.

Продолжаю свои лаконические отметки: 19 апреля – Жюльен, Жуи, Бенжамен, Камера депутатов, действие на меня статуй – Аполлон убийца ящериц, два Бахуса, два Фавна, встреча у Лангле и Жюльена: тонкое замечание первого. – Туманский. – Гейберг. – Франкони. Моя интрига – мамзель Марс. – смерть Жозефины и Корсакова. – Смерть Мануэла. – Баггезен. – Лекции. – Слабрендорф – Потье и Перле. – Итальянская опера – Ноцци ди Фигаро – Пелегрини – Фодор»²².

Кюхельбекер просто не мог жить без новых впечатлений, поэтому его парижский досуг отличался сильной концентрацией. За восемь дней поэт успел побывать во Французской опере, Лувре, Варьете; осмотреть Люксанбур и Тюльири. В то же время он знакомится с театральной жизнью Парижа: ездил к мадемуазель Марс – лучшей истолковательнице Мольера, видел комика Потье и знаменитого наездника Франкони. Обедать Кюхельбекер идет к известному парижскому ресторатору Вери, потом завязывает в кофейных домах минутные знакомства и очень жалеет о собственном целомудрии.

В тот период во Франции сильно осложнилась политическая ситуация. После убийства герцога Беррийского власть в государстве перешла в руки монархического правительства Ришелье. Либералы оказались в преследуемой оппозиции. Ультрароялисты, во главе которых был наследник престола граф д’Артуа, противостояли монархистам. В декабре 1821 года правительство Ришелье пало, и власть перешла в руки Виллеля – одного из ярых ультрароялистов.

В это время либералы группировались вокруг «Атенея». Это учреждение было построено по замыслу Пилатра де Розье, под покровительством старшего брата короля (Людовик XVIII). «Атеней был предназначен для того, чтобы заслуженные профессора читали здесь лекции в течение большей части года. Слушать лекции могли все желающие, но для этого надо было купить абонемент, который стоил 120 франков в год, поэтому доступен был только людям более или менее обеспеченным.

Бурный период начала 20-х годов существенно изменил обстановку в «Атенее». Профессора в основном читали политические лекции, которые пользовались большой популярностью. Особенно стремились люди на лекции Жуи (подробнее о нем см. ниже) о политической морали, в которых он беспощадно критиковал «тех, которые привели столько народов к несчастью и государей к слабости»²³.

В Париже Кюхельбекер познакомился со многими членами «Атенея», среди которых были передовые французские журналисты и общественные деятели. Руководителем общества был Бенжамен Констан – идеолог либерализма и либеральный политик, известный не только во Франции, но и в других странах, в том числе и в России. Перу Констана принадлежат многочисленные публицистические очерки, которыми зачитывались русские декабристы, а также роман «Адольф» (1815). Известно, что Пушкин проявил к этому произведению большой интерес и посвятил «Адольфу» 22-ю строфу VII главы «Евгения Онегина». Кюхельбекеру не представился случай написать на него критическую статью. Но, сидя в одиночном заключении в Свеаборгской крепости, 4 апреля 1834 года поэт перечитал роман Констана и 5 апреля сделал такую запись: «…в этой повести богатый запас мыслей – много познания сердца человеческого, много тонкого, сильного, даже глубокого…»²⁴. Основная идея романа – вера в будущее русского освободительного движения, будущее русского народа; вера в то, что угнетатели народа дождутся своего возмездия, как дождался его Адольф от соблазненной им Элеоноры.

Либеральная позиция Констана была близка Виктору-Жозефу-Этьену Жуи (известный прозаик, влиятельный литературный журналист, сотрудник ведущих газет и журналов («Constitutionnel», «Minerve» и пр.)). Кроме того, Жуи писал оперные либретто для таких композиторов, как Спонтини, Мегюль, Керубини, Россини; а также был автором громких пьес, почти всегда, при античном историческом сюжете, наполненных злободневными политическими намеками. К примеру, в трагедии «Велизарий» тонкими намеками прославлялся падший Наполеон, и так же ясны были нападки на ультрароялистов. Цензура пропустила пьесу только частично.

В парижских записях Кюхельбекера часто упоминается имя Марка-Антуана Жюльена. В 1821 году Жюльен был редактором известного парижского ежемесячного журнала «Revue Encyclopedie», который объединял крупнейшие радикальные силы. Но Кюхельбекера скорей привлекало в Жюльене его военное прошлое. Он принимал деятельное участие во Французской революции, в ее войнах и походах Наполеона. В семнадцать лет Жюльен был уже комиссаром революционных войск в Пиренеях, затем – в Бордо. Долгое время он состоял при Наполеоне; участвовал в сражениях при Ульме и Аустерлице. Отношения с Бонапартом у него были сложные, и Жюльен часто попадал в опалу. В период вынужденного безделья он занимался педагогикой. Когда при новом правительстве Жюльен впал в немилость, как бонапартист, он уехал в Швейцарию, где его связывала тесная дружба с педагогом Песталоцци. Вернувшись во Францию, Жюльен занялся публицистикой. Он был одним из основателей оппозиционной газеты «L’Independant» (позднее – «Le Constitutionnel»), а в 1819 г. приступил к изданию «Revue Encyclopedie».

Констан, Жуи и Жюльен подали Кюхельбекеру идею выступить в «Атенее» с курсом лекций по русской словесности. Поэту нужна была рекомендация двух членов общества, и его отрекомендовали Жуи и Констан.

Лекция о русской литературе и языке, прочитанная Кюхельбекером на кафедре «Атенея» в июне 1821 года – яркий эпизод в литературной и политической биографии поэта, который давно привлекает внимание исследователей. Вспоминая об этом эпизоде в стихотворении «Три тени», написанном в 1840 году в Сибири, Кюхельбекер восклицал:

Я (странный же удел!)

Кому рукоплескал когда-то град надменный,

Соблазн и образец, гостиница вселенной…

Лекция находится в настоящее время в рукописном отделе Ульяновского краеведческого музея. Рукопись представляет собой беловик, написанный на французском языке; нет ни заглавия, ни подписи, ни даты. Лекция занимает 18 страниц большого формата. Авторство Кюхельбекера установлено по результатам экспертизы почерка и анализа содержания.

В лекции Кюхельбекер говорит об угнетенном русском народе, который говорит на сильном, свободном и самобытном русском языке – а значит, никак не может пребывать в состоянии несвободы.

«Свободный, сильный, богатый», - характеризует язык своих соотечественников поэт. Ведь он возник раньше, чем появилось на Руси крепостное право и русский народ на долгие столетия, лишился личной свободы. Русский язык возник из древнеславянского «в свободной стране, в городе торговом, демократическом, богатом, любимом, грозном для своих соседей, этот язык усвоил свои смелые формы инверсии, силу – качества, которые без подлинного чуда не могли бы никогда развиться в порабощенной стране».

Далее следует подробный рассказ Кюхельбекера о заимствованных словах в русском языке. Это слова греческие, татарские, латинские, немецкие или французские. Из последних трех языков заимствовал слова Петр I, и теперь нет надежды очистить наш язык от инородных выражений. Если греческие, татарские и монгольские слова Кюхельбекер готов терпеть в русском языке и даже признает их необходимость, то немецкие варваризмы («шлагбаум», «ордонанс-гауз», «обер-гофмаршал» и др.), по его мнению, оскорбляют народную гордость. В целом же язык наш по лексике в основном славянский, и заимствованных слов становится в нем со временем все меньше и меньше. Многообразию грамматических форм в русском языке можно только позавидовать. Русским людям не нужно следовать строгим грамматическим нормам: в языке царит полная свобода.

В какой-то момент Кюхельбекер вновь обращается к истории. Он замечает, что в Европе «феодализм держал в рабстве земледельца», когда в России о крепостном праве еще даже не помышляли. «Увы, зачем Петр I, которого по многим основаниям называли великим, опозорил цепями рабства наших землепашцев, одновременно выставляя нас перед взорами всей Европы?» - негодует Кюхельбекер. Но в тот же момент он возвращается «к более утешительным предметам»: «Нет, не может провидение одарить великий народ столькими талантами, чтобы затем он коснел и погибал в рабстве… У нашего языка, достойного соперника греческого, будут свои Гомеры, свои Платоны, свои Демосфены, как у народа – … свои Тимолеоны²⁵». В двух последних фразах Кюхельбекер выражает надежду на прозрение великого государя, который «сломит, наконец, тиранство знати, столь же наглой, как и жестокой, и в этом будет его наивысшее право на признательность грядущих поколений».

Критик Бейсов пишет о парижской лекции Кюхельбекера как о первом и, видимо, единственном до Герцена состоявшемся публичном выступлении на Западе представителя оппозиционной России, который открыто осудил крепостное право, политику самодержавного правительства и потребовал преобразований. Выступление поэта вызвало бурные аплодисменты слушателей и репрессии со стороны Александра I. Вскоре после возвращения из Франции поэт вынужден был отправиться на Кавказ.

Заключение

Итак, Франция занимает большое место в жизни и творчестве Кюхельбекера. Уже в «Европейских письмах» - воображаемом «путешествии», полностью посвященном Испании и Италии – он сумел сказать нечто важное и о Франции; в основном в связи с французской интервенцией на территории Испании. Французы здесь выступают как жестокие угнетатели свободного и честного народа. Нелестные отзывы Американца об их характере и моральном облике встречаются в письмах X и XII. Герой называет французов насмешливыми, жестокими, надменными, легкомысленными и глуповатыми детьми. Что касается Франции, то от нее ко времени повествования – XXVI век – уже не осталось следов. Таким образом, Кюхельбекер придерживается не лучшего мнения о французах и не оставляет в своей утопии места для их страны.

В «Путешествии по Европе» Кюхельбекер показывает настоящие современные ему французские города и селения с настоящими жителями. Здесь поэт упрекает французов за болтливость, неряшливость и неприличное любопытство, но они не кажутся ему надменными, насмешливыми и жестокими. Даже наоборот: перед самым отъездом поэт неожиданно встречает французскую семейную пару, которая является олицетворением гостеприимства. «Долг всякого француза быть вежливым с иностранцем», - заявляет муж, отставной моряк. Мнение Кюхельбекера о французах явно меняется в лучшую сторону.

Что касается французской природы, то она покорила поэта с первых километров пути: недаром он чувствовал себя счастливым и почти здоровым, любуясь спокойно-величавыми Вогезами и Альпами. Вместе с ним невольно охватывает восхищение и читателя.

Из обстоятельных путевых заметок Кюхельбекера читатель узнает множество подробностей: от смехотворных случайностей (упряжка с мулом, ослом, коровой и лошадью) до исторических фактов или фактов из политической жизни страны. Большую ценность имеют зарисовки с натуры, в особенности правдивые наброски из жизни простого народа: изображения нищих у дороги; маленького мальчика, продающего книги на марсельском рынке; скованных попарно каторжников, которых гонят на исправительные работы. Важно отметить, что первыми читателями «Путешествия по Европе» стали члены Вольного общества российской словесности – «братья» Кюхельбекера по вольнолюбию. Прежде всего для них поэт описывал безрадостную жизнь французского народа, во многом похожую на жизнь простых русских людей. Этим он объяснил своим друзьям, а потом – всей русской общественности, что проблема народной несвободы актуальна во Франции не меньше, чем в России.

В Париже Кюхельбекер осуществляет свою давнюю мечту. С кафедры «Атенея» он рассказывает «мыслящим братьям» французам о русской культуре и угнетенном состоянии русского народа, которое абсолютно не соответствует силе и свободе русского языка. Французские либералы горячо поддерживают идеи Кюхельбекера. Рукопись его лекции, прочитанной в «Атенее» в июне 1821 года, ходит по рукам и во Франции, и в России. Как уже упоминалось, Кюхельбекер становится своего рода посредником между русской и французской общественностью.

Таким образом, Франция дала Кюхельбекеру возможность для самореализации как публициста, писателя и политического деятеля. Кюхельбекер способствовал лучшему пониманию Францией России и русских и наоборот, тем самым подтвердив свою мысль о том, что «мыслящие люди всегда и везде являются братьями и соотечественниками».

Список литературы

1. Кюхельбекер В.К. Сочинения. – Л.: Художественная литература, Ленинградское отделение, 1989.

2. Кюхельбекер В.К. Путешествие. Дневник. Статьи. – Л., Наука, 1979.

3. «Мнемозина», собрание сочинение в стихах и прозе. Изд. Одоевским и Кюхельбекером. Ч. 1, 2, 3. – М., 1824-25.

4. Лекция, прочитанная Кюхельбекером в Париже в июне 1821 года. Литературное наследство, т. 59, 1965.

5. Тынянов Ю.Н. Кюхля. – М.: Художественная литература, 1989.

6. Тынянов Ю.Н. Пушкин и его современники. – М.: Наука, 1968.

7. Тынянов Ю.Н. Французские отношения Кюхельбекера. Литературное наследство, т. 33-34, 1939.

8. Тынянов Ю.Н. Кюхельбекер. Творческая биография поэта.//Литературный современник, 1938, № 10.

9. Нечкина М.В. Движение декабристов, т.1. – М.: издательство Академии наук СССР, 1955.

10. Романов Н.М. Вильгельм Кюхельбекер.//Кюхельбекер В.К. Сочинения. – Л.: Художественная литература, Ленинградское отделение, 1989.

11. Королева Н.И. В.К. Кюхельбекер.//В.К. Кюхельбекер. Сочинения в 2 т. – Л.: Художественная литература, Ленинградское отделение, 1989.

12. Михельсон В.А. Путешествия в русской литературе. Ростов-на-Дону, Ростовский университет, 1974.

13. Карамзин Н.М. Избранные сочинения в 2 т., М. – Л., 1964.

14. Фонвизин Д.И. Собрание сочинений в 2 т., М. – Л., 1959.