Система образов в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени»

Реферат по литературе

на тему:

«Система образов в романе

М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени».

Содержание.

Вступление.

Наряду с «Евгением Онегиным» А.С.Пушкина, « Мертвыми душами» Н.В.Гоголя лермонтовский «Герой нашего времени» находится у истоков русского романа.

Как всякое подлинное классическое произведение, «Герой нашего времени» вот уже на протяжении полутора веков живет интенсивной художественной жизнью, постоянно обновляясь в сознании все новых и новых поколений. О подобных произведениях Белинский говорил, что они принадлежат « к вечно живущим движущимся явлениям… Каждая эпоха произносит о них свои суждения. И как бы ни верно поняла она их, но всегда оставит следующей за ней эпохе сказать что-нибудь новое и более верное, и ни одна и никогда не выскажет всего». Говоря же непосредственно о «Герое нашего времени» великий критик утверждал: «Вот книга, которой суждено никогда не стареться, потому что, при самом рождении, она была вспрыснута живой водой поэзии».

Роман Лермонтова весь как бы соткан из противоположностей, которые сливаются в гармоничное целое. Он классически прост, доступен каждому, даже самому неискушенному читателю, вместе с тем необыкновенно сложен и многозначен и в тоже время глубок и непостижимо загадочен.

Одна из самых старейших исследователей Лермонтова Э.Г.Герштейн, подводя итог своим многолетним изысканиям, приходит к выводу: «Роман Лермонтова - самое загадочное произведение русской классической литературы. До сих пор нет установившегося мнения об этой маленькой книге».

«Герой нашего времени» - это поистине художественный айсберг, одна восьмая которого находится на поверхности, а семь восьмых уходит в «подтекстовую» толщу многообразных социально-исторических, литературно- эстетических нравственно-духоных процессов. Явившись закономерным итогом русского и мирового литературного движения на определенном этапе «Герой нашего времени», как новое слово в поступательной художественном развитии человечества, оказал воздействие на развитие всей отечественной словесности. А.А.Блок отмечал: «Наследие Лермонтова вошло в плоть и кровь русской литературы».

Теоретическая часть.

Параграф №1: «Бэла».

Роман начинается повестью «Бэла». При всей своей кажущейся простоте эта повесть сложна

и композиционно, и по стилю. Традиционная романтическая тема здесь приобретает правдивый, реалистический характер.

В этой повести Максим Максимыч представлен не столько действующим лицом, сколько рассказчиком. Лермонтов ограничивается беглой и внешней его характеристикой. Все внимание читателя сосредоточено не на Максиме Максимыче, а на его рассказе, из которого возникает образ главного героя-Печорина.

Об образе Белинский говорил так: «Печорин-натура одаренная. Он не переоценивает себя, говоря: «… я чувствую в душе моей силы необъятные…». Печорин обладает острым аналитическим умом, позволяющий ему верно и глубоко судить о людях, о жизни. Он видит пороки окружающего его общества и относится к нему остро отрицательно. Он стоит значительно выше своей среды, для которой он, как и герой лермонтовских драм является «странным человеком» (так его называет княжна Мери). Развившаяся у Печорина рефлексия, побуждающая его анализировать каждый свой поступок, судить себя, вызывает у него не только критическое отношение к другим, но и к самому себе. Это ставит его значительно выше Онегина, у которого самокритическое начало выражено крайне слабо».

Печорин от природы наделен «горячим сердцем» способным глубоко чувствовать и сильно переживать. С большой психологической правдой Лермонтов показывает происходящую в Печорине борьбу искреннего чувства, возникающего в своей души, и привычного для него безразличия, черствости. Отвечая на вопрос Максим Максимыча о Бэле, Печорин отвернулся и «принужденно» зевнул. Но за этим показным равнодушием он пытался скрыть подлинное волнение, «заставившее его чуть-чуть побледнеть».

Правда, рассказывая о Бэле и Печорине, Максим Максимыч попутно сообщает кое-что о себе, но эти сдержанные признания все же не выдвигают его на первый план. Например, такие строки: «Надо вам сказать, что у меня нет семейства, об отце и матери я лет двенадцать уж не имею известия, а запастись женой не догадался раньше, - так теперь уж знаете, и не к лицу…Видел я наших губернских барышень, я раз-с и в Москве на Благородном собрании, лет двадцать тому назад…»

Типичность Максима Максимыча совсем иного порядка, чем типичность Печорина. Он из тех армейских офицеров, которые несли на себе всю тяжесть длительной кавказкой войны. По определению Белинского, этот тип « старого кавказского служаки, закаленного в опасностях, трудах и битвах, которого лицо так же загорело и сурово, как и сами кавказские горы. Манеры простоваты и грубы, но у которого чудесная душа, золотое сердце. Этот тип чисто русский.

Максим Максимыч-чрезвычайно емкий художественный образ. Он необыкновенный человек, ему присуще неподдельное участие в судьбах окружающих его людей. Он наделен даром сочувствия и сопереживания, в нем нет ни тени эгоизма. Недаром время от времени истолкователи лермонтовского романа, сопоставляя Печорина и Максима Максимыча, делали заключение о том, что с наибольшей полнотой авторский идеал человек выражен не в раздвоенно-протеворечивом Печорине, а в цельной и глубоко человеческой натуре Максима Максимыча.

В его образе как бы персонофецирована «способность русского человека применяться к обычаям тех народов, достойно порицания или похвалы это свойство ума, только оно доказывает его неимоверную гибкость и присутствие этого ясного здравого смысла, который прощает зло везде, где видит его необходимость или невозможность его уничтожения». Доброе сердце этого пожившего человека в его «детскости» горя после смерти Бэлы, «детскости» обиды от невнимания Печорина. Ему несвойственна ненависть к людям; даже упрек Печорину, погубившему Бэлу своим неосторожным выстрелом в Казбича, сделал в стариковско-добродушной манере: «…уж эта молодость! Вечно некстати горячится…»

Душевная же чистота Максима Максимыча в способности к раскаянию: топнув ногой он произнес «Никогда себе не прощу - черт меня дернул» передать Печорину разговор Азамата с Казбичем про Бэлу.

Но так ли цельна и глубоко человечна натура Максима Максимыча? Ведь тот же Белинский, так высоко ценивший его и как художественный образ, и как характер, обращал внимание и на другую его сторону - ограниченность в умственном кругозоре, инертность, потриархальность его воззрений. В отличае от Печорина Максим Максимыч почти полностью лишен личностного самосознания, критического отношения к существующей действительности, он пассивно приемлет ее такой как она есть, не рассуждая выполняет свой долг.

Характер Максима Максимыча не так гармоничен и целен, как представляется на первый взгляд, и он неосознанно драматичен в своей внутренней раздвоенности. С одной стороны, этот образ-воплощение лучших национальных качеств русского народа, его человеческих сущностных сил, а с другой - его исторической ограниченности на определенном этапе развития, костной силы вековых традиций и привычек, невольно служивших опорой для самодержавно-деспотической власти.

Авторы многих работ усердно отмечали различия в мировосприятии, жизненном поведении штабс-капитана и Печорина. Однако многое и сближает этих разных людей. Не случайно для Максима Максимыча Печорин славный малый, хотя он частенько казался ему странноватым. Для Печорина же штабс-капитан единственный человек в его окружении на Кавказе, которому он рассказал о причинах своей тоски, мечтаний, поисков достойной жизни. Печорин ценил жизненный образ Максима Максимыча.

По мнению литературоведа Д.Максимова, этих героев сближает удаль, любовь к природе, понимание ее красоты и, величая, сближает также, на наш взгляд, непосредственность в общении, доброе отношение к людям, интерес к окружающему миру, действенное отношение к нему.

Параграф №2: «Максим Максимыч».

В повести «Максим Максимыч» единственный раз автор романа сталкивается с Печориным лицом к лицу. Появлению Печорина предшествует описание его щегольской коляски и избалованного столичного лакея. Надменность слуги резко контрастирует с нескрываемой радостью Максим Максимыча, с его нетерпением поскорее увидеть Печорина.

Прежде чем приступить к характеристике Печорина, Лермонтов особо предупреждает читателя «теперь я должен нарисовать его портрет.

Он был среднего роста; строгий, стройный стан его и широкие плечи доказывали крепкое сложение,…; его запачканные перчатки казались нарочно сшиты по его маленькой аристократической руке, и когда он снял одну перчатку, я был удивлен худобой его бледных пальцев…Несмотря на светлый цвет его волос, усы его и брови были черные – признак породы в человеке, так, как черная грива и черный хвост у лошади… глазах я должен рассказать отдельно!...Они не смеялись. Когда он смеялся!…Это признак или злого нрава, или постоянной грусти; взгляд его непродолжительный, но проницательный и тяжелый, оставлял по себе неприятное впечатление нескромного вопроса и мог бы показаться дерзким, если б не был столь равнодушно спокоен.

Такое внешне точное и вместе с тем психологически проникновенное воссоздание действующего лица, является подлинным открытием в истории литературы. Достаточно сравнить этот портрет с любым портретом в прозе Пушкина, чтобы убедиться, что Лермонтов пошел по пути дальней шей детализации, дальнейшего более углубленного психологического анализа внешнего облика и внутреннего содержания своего героя. Он подбирает в определенной последовательности внешние детали и сразу же истолковывает их в физиологическом, социологическом и психологическом.

Добролюбов, говоря о Печорине как о человеке, сказал: «Печорин - действительно презирает людей, хорошо понимая их слабости; он действительно умеет владеть сердцем женщины, не на краткое мгновенье, а надолго, нередко навсегда. Все, что ему встречается на дороге, он умеет отстранить или уничтожить. Одно только несчастье, он не знает куда идти. Сердце его пусто и холодно ко всему. Он все испытал, и ему еще в юности опротивели все удовольствия, которые можно достать за деньги; любовь светских красавиц тоже опротивела ему, потому что ничего не давала сердцу; науки тоже надоели, потому что он увидел, что от них не зависят ни слава, ни счастье; самые счастливые люди-невежды; а слава-удача; военные опасности ему тоже скоро наскучили, потому что она не видела смысла, и скоро привык к ним. Наконец, даже простосердечная, чистая любовь дикой девушки, которая ему самому нравится, тоже надоедает ему; он в ней не находит удовлетворения своим порывам. Но что это за порывы? Куда влекут они? Отчего он не отдается им всей силой души своей? Оттого, что сам их не понимает и не дает себе труда подумать о том, куда девать свою душевную силу; и вот он проводит свою жизнь в том, острит над глупцами, тревожит сердца неопытных барышень, мешается в чужие сердечные дела, напрашивается на ссоры, выказывает отвагу в пустяках, дерется без надобности».

Противоречивые суждения о Печорине высказал и Николай Васильевич Щелгунов в статье «Русские идеалы, герои и типы». «В чем же слабость всех наших поэтов и романистов, как не в том, что не умели мыслить, не имели решительно ни какого понятия о страданиях человеческих и о средствах против общественных зол. Оттого их героями являлись не общественные деятели, а великосветские болтуны, и, ведущие чересчур салонную жизнь, они называли «героями нашего времени» тех, кого правильнее было бы назвать «салонными героями». Это была литературная клевета писателей, неспособных понимать жизнь и общественные стремления нового поколения.

Однако, несмотря на отрицательную оценку Печорина, Щелгунов разглядел в герое Лермонтова отличительные черты русского национального характера – силу, смелость и твердость духа: «В Печорине мы встречаем тип силы, но силы искалеченной, направленной на пустую борьбу, израсходавшейся по мелочам на дела недостойные….

…Печорина не запугать ничем, его не остановишь ни какими препятствиями; потом у него, правда, женская и аристократическая рука, но он, этой аристократической рукой наносит смерть не хуже дикаря».

Образ Печорина раскрывается двояко: с точки зрения постороннего наблюдателя и в плане внутреннего его самораскрытия, вот почему роман Лермонтова делится на две части; каждая из этих частей обладает внутренним единством. Первая часть знакомит читателя с героем приемами внешней характеристики. Вторая часть подготавливает к первой. В руки читателя попадает журнал Печорина, в котором он рассказывает о себе в предельной искренней исповеди.

Параграф №3: «Журнал Печорина».

Стиль «Журнала Печорина» во многом близок к стилю авторского повествования в «Бэле» и «Максиме Максимыче». Еще Белинский отмечал: «хотя автор и выдает себя за человека совершенно чуждого Печорину, но он сильно симпатизирует с ним, и в их взгляде на вещи - удивительное сходство».

А). «Тамань».

«Журнал Печорина» открывает небольшая повесть «Тамань». Как писала В.И.Мануйлова: «Тамань - остросюжетная и вместе с тем самая лирическая повесть во всей книге.

Я считаю, что «Тамань» - своего рода столкновение двух стихий романа: реализма и романтизма. Но все в итоге объясняется самым обычным и прозаическим образом, хотя первоначально воспринимается Печориным (да и читателями) несколько романтически и подлинно поэтически. Это не удивительно. Например, Печорин попадает в непривычную и в нетипичную для дворянского героя обстановку. Ему кажется загадочной бедная хата с ее неприветливыми обитателями на высоком обрыве у Черного моря. И Печорин вторгается в этот непонятный для него мир контрабандистов, как камень, брошенный на гладкий источник».

Читатель вместе с Печориным начинает понимать, что девушка-контрабадистка только разыграла роль страстно влюбленной русалки, чтобы освободиться от непрошеного гостя-офицера.

Белинский высоко ценил «Тамань»: «Мы не решились делать выписок из этой повести, потому что она решительно не допускает их: это словно какое-то лирическое стихотворение, вся прелесть уничтожается одним выпущенным или измененным не рукою самого поэта строкой; она вся в форме; если выписать, то должно выписать всю от слова до слова; перессказывание ее даст о ней такое же понятие, как рассказ, хотя бы и восторженный, о красоте женщины, которой вы сами не видели».

Б). «Княжна Мери».

Вторая повесть, входящая в состав «Журнала Печорина», «Княжна Мери», разрабатывает тему героя времени в окружении «водяного общества», намеченную еще Пушкиным в известных строфах «Путешествия Онегина» («Уж пустыни сторож вечный…»);

Система образов в «Княжне Мери» глубоко продумана и уравновешена. В первых же записях Печорина от 11и 13 мая мы узнаем о Грушницком и Мери, о Вере и Вернере. Сразу же намечен круг основных персонажей, дана их полная жизненная позиция. По одну сторону от Печорина – Грушницкий и Мери, в отношениях с которыми раскрывается в основном внешняя сторона его жизни. По другую сторону – Вернер и Вера, из отношений, с которыми мы узнаем о подлинном Печорине, лучшей части его души.

Грушницкий – один из самых реалистичных объектированных образов. В нем отображен тип романтика не по внутреннему своему складу, а по следованию за модой. Этот вид романтизма, который нравится «романтическим провинциалкам до безумия», который только «драпируется» в романтические Необыкновенные чувства, возвышенные страсти и исключительные страдания». Его замкнутость на самом себе подчеркнута органической непосредственностью к подлинному духовному общению, к «неформальному диалогу»: «Он отвечает на ваши возражения, но он вас не слушает. Только что вы остановитесь, он начинает длинную тираду, по-видимому, имеющую какую-то связь с тем, что вы сказали, но которая на самом деле есть только продолжение его собственной речи».

Иной тип представляет Вернер. Он из разряда «странных людей». Е.Михайлова справедливо заметила: «Характерно, что обычному трафаретному светскому «обществу» Печорин предпочитает «странных людей». Единственным своим приятелем он избрал доктора Вернера, который подобно Печорину, поражает «странным сплетением противоположных наклонностей». ( Михайлова Е. Проза Лермонтова)

Вернер – человек, по мнению Печорина «замечательный по многим причинам» И дальше Печорин дает развернутую характеристику человека, в котором писатель запечатлел тип русского интеллигента, скорее всего разночинца, материалиста, и демократа по своим убеждениям, человека богатой и сложной душевной жизни, сотканного, как и Печорин, из противоречий – в облике, внешних проявлениях и внутренних качествах. Вынужденный жить и служить в превелигерованной среде, он внутренне близок к простым людям. Он насмешлив и нередко исподтишка насмехается над своими богатыми сановными пациентами, но Печорин видел, как «Он плакал над умирающим солдатом». От его злых эпиграмм не один из самодовольных и сытых «добряков» прослыл «пошлым дураком». В то же время, все «истинно порядочные люди, служившие на Кавказе» были его приятелями. И в них современники угадывали ссыльных декабристов.

Подчеркивая внешнюю неказистость Вернера, Печорин особо выделял в его «неправильных чертах отпечаток души испытанной и высокой».

Грушницкий и Вернер – это две существующие в жизни ипостаси характера Печорина. Первый – утрированное изображение чисто внешних печоринских черт, второй воспроизводит немало из его внутренних качеств. В смысле Грушницкий контрастирует с непривлекательной внешностью Вернера, «Уродливо себялюбивой душе» Грушницкого противостоит обаяние «красоты душевной» Вернера: в душе первого «ни на грош» поэзии, другой поэт «на деле»; Грушницкий – ограниченный эгоист, Вернер способен на подлинно гуманные чувства и тд. Между тем простая арифметическая сумма качеств одного и другого не может дать характера, подобного Печорину. Он на много сложнее и значительнее их, вместе взятых, хотя порою и «впадает в Грушницкого» и действительно близок Вернеру.

Лермонтову удались и женские образы: жертвенно любящей, жаждущей счастья, но глубоко страдающей Веры и умной, благородной, нравственной и чистой Мери.

Мери – светская девушка, не лишенная духовных запросов, настроенная несколько романтически. В ее романтизме много наивно-незрелого и внешнего. Однако есть в этом романтизме и положительное звено – стремление к иной, более содержательной жизни. Особую многозначительность приобретает фраза Вернера, о московских барышнях, которые, призрев пустое кокетничанье «пустились в ученье». Мери «знает алгебру, читает по-английски Байрона.

Жертвой прихоти Печорина становится не бездумная кокетка, а существо юное, с порывами к идеальному не только в книжно-романтическом смысле; лично поэтому, Мери вызывает такое сочувствие читателя. Пожалуй, наиболее вероятно, что Мери, не появись на ее жизненном пути Печорин, благополучно пережила свой поэтический возраст и, скорее всего, превратилась в заурядную светскую даму. Своеобразную действенную сущность образа Мери отмечал Белинский: «В ее направлении есть нечто общее с Грушницким, хотя она несравненно выше него».

Образ Веры в какой-то мере проливает свет на возможные варианты судьбы Мери. Вера, очевидно, прошла тот же душевный «искус» приобщения ее Печориным миру дотоле неведомых духовно-нравственных ценностей и примеров, несовместимых с условной и во многом искусственной светской жизнью и моралью.

Романтическая основа судьбы Мери в значительной мере реалистически уравновешивается психологически мотивированным изображением постепенного зарождения и развития в душе чувства любви. Это нельзя сказать о Вере. Изнутри она остается нераскрытой. Ее всепоглощающая любовь к Печорину дана в готовом виде, возникновение и развитие этой любви можно только гадательно предполагать (что, и было в данном сделано). Это наиболее объектированный, лирического плана образ, представляющий собой как бы синтез образов Бэлы с ее естественностью и страстностью и Мери с ее утонченностью и сложной умственно-душевной организацией. В образе Веры, по словам Белинского «особенно отразилась субъективность взгляда автора. Но и он лишен какой-либо романтической ходульности и выспренности, и поэтому не выпадает из общего жизнедостоверного повествования о судьбе «странного человека», как Печорин.

Говоря о «Княжне Мери» нельзя не сказать о Печорине. Здесь Лермонтова интересует в первую очередь преломление различного отношения Печорина к любви, как сильнейшему человеческому чувству, его отношения с Мери – доведенная до своего крайнего по-печорински последовательного выражения «светская наука страсти нежной, утонченная и жестокая игра в любовь, поединок, в котором побеждает наименее поддающейся искренним порывам человеческого сердца. Здесь сказывается вся мера светской испорченности Печорина, хотя тут же проявляется и другая, более глубокая сторона его личности – способность искренне увлекаться малейшими проблесками в человеке красоты внутренней, душевной. Вспомним его не раз обращенные к себе вопросы: «Уж не влюбился ли я, в самом деле? Неужто я влюблен? Я так глупо создан, что это можно от меня ожидать?».

В). «Фаталист».

Роман заканчивается повестью «Фаталист». Главным действующим лицом является Вулич.

Портрет Вулича перекликается с вычеркнутыми в черновике «Максим Макимыч» рассуждениями о человеческом характере: «Наружность попутчика Вулича отвечала вполне его характеру». И тот час убеждаемся, что он и в правду не боролся с природными склонностями, он был их пленником: «Была только одна страсть, которой он не таил: страсть к игре. За зеленым столом он забывал все и обыкновенно проигрывал, но постоянные неудачи только разжигали его упрямство».

Этот офицер принадлежал к тому же поколению, что и Печорин, то есть к «жалким» наследникам героических времен, «скитающихся по земле» существам, лишенным веры и цели в жизни (о них, размышляет Печорин на ночной улице казачьей станицы). Но Вулич не жалуется ни на «жар души, растраченный в пустыне», ни на потерю «постоянства воли».Он довольствовался тем, что бездельно дразнил и испытывал судьбу « не сомневаясь в ее власти над человеком».

Заключение.

Значение Лермонтова, и, прежде всего его «главной книги» - романа «Герой нашего времени», в развитии последующей русской литературы трудно переоценить. Вряд ли можно назвать более или менее крупного писателя второй половины позапрошлого столетия, включая таких гигантов, как Достоевский и Толстой, кто бы не испытывал на себе стимулирующего воздействия Лермонтова

В «Герое нашего времени» Лермонтов впервые в «истории души человеческой» вскрыл такие глубинные пласты, которые не только уравнивали ее с «историей народа», но и показывали ее приобщенность к духовной истории человечества через ее личностно-родовую значимость.

Главным героем Лермонтова является Печорин.

Таких людей, как Печорин, во дворянском обществе николаевской России встречалось немного. И, тем не менее, в этом своеобразном, исключительно одаренном человеке Лермонтов показал типично дворянского героя 1830-х годов, того трагического периода русской общественной жизни, который наступил после подавления восстания декабристов.

Печорин не только не имеет ничего общего, но и глубоко враждебен обывательскому, обыденному отношению к действительности, которое господствует в дворянском «водяном обществе». Критический взгляд умного и наблюдательного Печорина на социальную действительность во многом совпадает со мнением самого Лермонтова. Это совпадение оценки окружающей жизни ввело в заблуждение некоторых читателей и критиков, воспринявших Печорина, как образ автобиографический. В действительности Лермонтов относится критически и к Печорину, подчеркивая, что он не столько герой, сколько жертва своего времени. Печорину свойственны и типичные противоречия передовых людей его поколения: жажда деятельности и вынужденная бездеятельность, потребность в любви, участие и эгоистическая замкнутость, недоверие к людям, сильный и волевой характер и скептическая рефлексия.

Образ Печорина, передового русского человека 1830-х годов явился закономерным результатом всего творчества Лермонтова. Появление Печорина было подготовлено субъективной лирикой поэта и в первую очередь такими стихотворениями, как «Монолог», «1831-го июня 11 дня» и «Дума». В героях юношеских поэм и драм Лермонтова в какой-то мере намечаются черты, получившие в дальнейшем развитии образ Печорина. Особенно большое значение в становлении образа современного героя, а, в конечном счете, и образа Печорина, имели тип «странного человека», так прочно вошедшего в юношескую драматургию Лермонтова и имеющего многочисленных предшественников в русской литературе первых трех десятилетий XIX столетия.

В конце я хотела сказать, что наверно в каждом поколении есть такой противоречивый герой, который весь мир ставит под сомнение. Если бы таких героев не было, я сомневаюсь, что мы бы были бы на таком уровне развития культуры (в целом, жизни), как сейчас.

«Герой нашего времени» бессмертный роман, который будет жить своей жизнью, пока мир существует. Его будут читать наши дети и дети наших детей, но каждый будет оставлять о ней свое мнение.

Список литературы.

1.Удодов Б.Т. «Герой нашего времени»: Москва; Просвещение,1989.-191 с.

2.М.Ю.Лермонтов «Герой нашего времени». Комментарии В.А.Мануйлова, О.В.Миллер: Санкт-Петербург; Гуманитарное агентство «Академический проект»,1996.

3.И.Е.Коплан «Анализ произведений русской классики»: Москва; «Критическая литература»,1987.

4.Э.Герштейн «Герой нашего времени»: Москва; «Художественная литература»,1976.

5.БелинскийВ.Г. «Герой нашего времени»: Москва; «Рипол Классик»,1999.

Аннотация к реферату по литературе на тему: «Система образов в романе

М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени».

Я выбрала эту тему, потому что мне нравиться творчество Лермонтова, то с каким

чувством написано каждое его произведение. Произведением, которое разбираю я, является роман «Герой нашего времени».

Ведь значение Лермонтова, и, прежде всего его «главной книги» - «Герой нашего

времени», в развитии последующей русской литературы трудно переоценить.

В своей работе я вплотную подхожу к образу Печорина, ведь самой большой

загадкой этого романа является то, что после стольких лет люди не пришли к общему мнению по поводу, управлял ли Печорин своей судьбой или был всего лишь «жертвой своего времени» и т.д.

Приводя мнения таких людей, как Белинский, Добролюбов, Мануйлова, я хотела

по крупицам собрать своего Печорина, того которого представляю, но к моему огорчению, мне так и не удалось дойти до точки. Или мнение Белинского, который высоко, на мой взгляд, ценил Печорина: «Печорин-натура одаренная. Он не переоценивает себя, говоря: «… я чувствую в душе моей силы необъятные…». Печорин обладает острым аналитическим умом, позволяющий ему верно и глубоко судить о людях, о жизни. Он видит пороки окружающего его общества и относится к нему остро отрицательно. Он стоит значительно выше своей среды, для которой он, как и герой лермонтовских драм является «странным человеком» (так его называет княжна Мери). Развившаяся у Печорина рефлексия, побуждающая его анализировать каждый свой поступок, судить себя, вызывает у него не только критическое отношение к другим, но и к самому себе. Это ставит его значительно выше Онегина, у которого самокритическое начало выражено крайне слабо».

Взять, например такие противоречивые мнения, как Добролюбова, говорящего о

Печорине, как о человеке: «Печорин - действительно презирает людей, хорошо понимая их слабости; он действительно умеет владеть сердцем женщины, не на краткое мгновенье, а надолго, нередко навсегда. Все, что ему встречается на дороге, он умеет отстранить или уничтожить. Одно только несчастье, он не знает куда идти. Сердце его пусто и холодно ко всему. Он все испытал, и ему еще в юности опротивели все удовольствия, которые можно достать за деньги; любовь светских красавиц тоже опротивела ему, потому что ничего не давала сердцу; науки тоже надоели, потому что он увидел, что от них не зависят ни слава, ни счастье; самые счастливые люди-невежды; а слава-удача; военные опасности ему тоже скоро наскучили, потому что она не видела смысла, и скоро привык к ним. Наконец, даже простосердечная, чистая любовь дикой девушки, которая ему самому нравится, тоже надоедает ему; он в ней не находит удовлетворения своим порывам.

Наряду с Печориным я в своей работе показываю и других героев: Максим

Максимовича, княжна Мери, Веру, Вернера и Грушницкого, Вулича, так как я их вижу.

Например: Грушницкий, на мой взгляд, один из самых реалистичных, объектированных образов. В нем отображен тип романтика не по внутреннему своему складу, а по следованию за модой. Этот вид романтизма, который нравится «романтическим провинциалкам до безумия», который только «драпируется» в необыкновенные чувства, возвышенные страсти и исключительные страдания.

Иной тип представляет Вернер. Он из разряда «странных людей». Е. Михайлова

справедливо заметила: «Характерно, что обычному трафаретному светскому обществу

Печорин предпочитал «странных людей». Единственным своим приятелем он избрал доктора Вернера, который подобно Печорину, поражает «странным сплетением противоположных наклонностей»

Лермонтову удались и женские образы: жертвенно любящей, жаждущей счастья, но глубоко страдающей Веры и умной, благородной, нравственной и чистой Мери.

Мери – светская девушка, не лишенная духовных запросов, настроенная несколько

романтически. В ее романтизме много наивно-незрелого и внешнего. Однако есть в этом романтизме и положительное звено – стремление к иной, более содержательной жизни. Особую многозначительность приобретает фраза Вернера, о московских барышнях, которые, призрев пустое кокетничанье «пустились в ученье». Мери «знает алгебру, читает по-английски Байрона.

Образ Веры в какой-то мере проливает свет на возможные варианты судьбы Мери.

Вера, очевидно, прошла тот же душевный «искус» приобщения ее Печориным миру дотоле неведомых духовно-нравственных ценностей и примеров, несовместимых с условной и во многом искусственной светской жизнью и моралью.