Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова
факультет журналистики
_____________________________________________________________________
ВНИМАНИЕ!!! НАСТОЯТЕЛЬНО НЕ РЕКОМЕНДУЮ СДАВАТЬ ЭТУ РАБОТУ СТУДЕНТАМ ЖУРФАКА МГУ. ТЕМА ОЧЕНЬ РЕДКАЯ (ДОЦ. ВАННИКОВА ПРОВЕРЯЕТ ВСЕ РАБОТЫ И НЕ ВОЗВРАЩАЕТ ИХ - БОЛЬШОЙ ШАНС ПРОЛЕТЕТЬ!!!)
Реферат по зарубежной литературе
Роль "клеветника" в лирике трубадуров
Преподаватель Гнездилова Е.В.
Москва
2003
Рыцарская лирика трубадуров (от провансальского trobar – “находить, создавать, изобретать”) существовала на юге Франции, в Провансе, с конца XI по начало XIII в. Прованс в этот период переживал хозяйственный и культурный подъем. Процветали города, борьба между горожанами и феодалами значительно ослабела или вовсе отсутствовала. Прованс был политически независим, что вело к укреплению суверенитета южнофранцузских феодалов, чьи замки превращались в культурные центры, оказывавшие влияние и на города. Прованс тяготел и к религиозной независимости от папского престола, став, в частности, рассадником еретических движений. Наконец, он поддерживал тесные связи с соседними романскими странами, с мусульманскими народами и с Византией. В этих условиях и возникла лирика трубадуров как одно из классических воплощений становящегося рыцарского миросозерцания. Благодаря этой лирике прежде всего осуществился радикальный сдвиг в языке в Западной Европе. Если в эпоху раннего средневековья народные диалекты не были нормированы, а функцию литературного языка выполняла латынь, то историко-культурная роль поэзии трубадуров заключалась прежде всего в том, что это была первая в Западной Европе светская поэзия на народном (провансальском) языке, которая выработала его “правильные” нормы, довела его до высокой степени совершенства и положила тем самым начало общему переходу средневековых литератур на национальные языки.
Нам известны такие провансальские трубадуры, как Гильем Аквитанский, Джауфре Рюдель, Маркабрю, Бернарт Вентадорнский, Гираут де Борнейль, Бертран де Борн, Монах Монтаудонский, Арнаут Даниэль, Пейре Видаль и др. Всего дошло более 2500 песен трубадуров.
Лирика трубадуров пережила расцвет в последней четверти XI - начале XIII в., однако ее естественное развитие было прервано крестовыми походами северофранцузских феодалов (“альбигойскими войнами”), стремившихся искоренить религиозные ереси. В результате Прованс был разграблен и разрушен, а большинству трубадуров пришлось бежать в Италию, на Пиренеи и в германские земли. Однако их поэзия оказала сильное воздействие на культуру северных завоевателей.
Источники лирики трубадуров разнообразны. С одной стороны, она во многом восходит к фольклорным песням и обрядам (прежде всего - весенним). С другой - несомненно влияние “Искусства любви” Овидия, освобожденного, однако, от рассудочной направленности и гривуазной окраски. Более сильным было влияние неоплатонизма, отчасти - религиозной мистики, а также развитой арабо-мусульманской поэзии с ее синтезом земной и небесной любви и идеалом целомудренного поклонения. Однако все эти влияния, трансформированные на почве феодальной культуры, породили совершенно новый феномен “куртуазной поэзии”, неизвестный дотоле ни в европейской, ни в восточной литературе. Общественное положение трубадуров было различным: среди них встречались не только владетельные сеньоры, какими были, например, Гильем Аквитанский и Рамбаута д`Ауренга. Были среди трубадуров и жонглеры (Маркабрю, Пистолета), и дети замковых слуг и поваров (Бернарт Вентадорнский), портных (Гильем Фигейра), и крестьянские дети (Гираут де Борнейль), и даже духовные лица (монах из Монтаудона). Всех их объединяло не сословное положение, а именно идеал поэтического творчества, рожденный в рыцарских замках, при аристократических дворах Прованса.
Нужно отметить, что лирика трубадуров всецело подчинялась жанровому принципу. Жанр, во-первых, определялся предметом изображения, поскольку существовал достаточно ограниченный круг поэтических сюжетов, признанных достойными воплощения и переходивших из произведения в произведение, от поэта к поэту и даже от поколения к поколению. Во-вторых, каждый жанр предполагал несколько возможных трактовок избранной темы, так что поэт заранее знал, как должна складываться та или иная лирическая ситуация, как должен вести себя тот или иной лирический персонаж. В-третьих, жанр определялся характером своего строфического построения (известно до 500 строфических форм). В-четвертых, поскольку средневековая лирика была неотделима от напева и сами трубадуры были не просто поэтами, но поэтами-композиторами, а их произведения - песнями, то специфика жанра определялась также складываемой трубадуром мелодией. Наконец, нужно особо отметить, что сфера употребления слов-“формул” отнюдь не исчерпывается основным ядром куртуазной лексики с ее набором ключевых слов-символов. Любая тема поэзии трубадуров располагает арсеналом более или менее постоянных лексических, синтаксических, риторических клише, необходимых для описания любого предмета или персонажа из тех, что входили в область куртуазного мира. Так, существовал канон описания приближающегося рассвета, Дамы, клеветника-наветчика и др. Ученые не раз проводили исследования традиционного весеннего запева в провансальской поэзии, восходящего к чрезвычайно архаичным фольклорным и обрядовым источникам. Неоднократно в специальной литературе анализировался и образ прекрасной Дамы. Но в своей работе я попытаюсь рассмотреть функции клеветника-наветчика –“антикуртуазного” члена куртуазного мира, который, по неизвестным причинам, рассматривается в литературе бегло. Только попытаемся понять, почему это клише, также располагающее постоянным набором признаков, имело столь важное значение для интерпретации трубадурами любви в целом.
Чрезвычайно интересна прежде всего этимология термина, восходящего к латинскому laudo с основным значением “хвалить”. Учитывая наличие как в провансальском языке, так и в родственных, закономерных продолжений исследуемого слова, связанных со значением не только “хвалы”, но и “лестью”, можно предположить, как это сделал Л. А. Гиндин, что произошло "расщепление единого семантического поля с дальнейшей поляризацией значений" (“хвала” — через ступень “лесть” — “клевета”; ср. возможную общую этимологию славянских “хула” и “хвала”), подхваченной присущей поэтическому языку трубадуров тенденцией к направленному сужению значений слов.
Большинство словарей, однако, возводит пров. laizenja к франкскому lausingа, восстанавливаемому на основании соответствующих форм в других германских языках (ср.: нем. leasung – “ложь, неверность, обман”).
Рассмотрим сначала чисто композиционные функции “клеветника”. Среди них выделяются функции “угадывания”, “сплетничества”, нарушающего любовную тайну, оклеветания дамы в глазах возлюбленного (в частности, в поэзии дам-трубадурок), и наоборот (наибольшее число примеров) и, как следствие, разлучения влюбленных. Клеветники также подают дурные советы и доносят злому мужу (“ревнивец”, как часто называют его трубадуры; типичный сеньял). Одна из наиболее общих функций клеветника – выражение некуртуазных чувств, несовместимых с Fin` Amors (незаинтересованной любовью трубадуров), как-то: ревности, тщеславия, людской злобы. Все эти функции, собственно, направлены к единственной цели: “поэт оказывается оторванным от духовного начала, воплощенного в образе Дамы. В результате удачного для клеветника исхода “войны” против Fin` Amors герой отторгается от Joi (радости, удовольствий) и непосредственно примыкающих к Любовной Радости духовных ценностей”. Клеветник, как и сам поэт-трубадур, не являет собой реальный персонаж, а скорее обозначает внутренние препятствия куртуазного героя на пути любовного совершенствования, в том числе чувственную любовь Fals` Amors.
Рассмотрим функции клеветника на примере.
Как указывает Джауфре Рюдель, клеветник может быть причиной холодности Донны. Так, возлюбленная лирического героя, “в ответ на страстный зов”, лишь отвечает:
…“Я удручена!
Сама хочу я счастья, но
Ревнивец и враги следят”.
("Наставников немало тут…")
Отмечу, что трубадурам свойственно мнение, что отсутствие радушия любимой объясняется только лишь ее боязнью “разоблачения”. Об этом свидетельствует и Бернарт Вентадорнский:
Ей и без слов он ясного ясней,
Как быть со мною – ей самой видней:
Порой она так ласкова, мила,
Порой строга: молва людская зла!
И добавляет:
Нет злости в детской болтовне,
Эх, знать бы чары колдунов,
В младенца бы по всей стране
Был каждый превращен злослов!
("Все зеленеет по весне…")
Любовь – тайна, которую нужно хранить от злословия окружающих. Поэтому Бернарт Вентадорнский так беспокоится о том, чтобы “болтунам постылым про нас не разузнать” ("Нет зеленых сеней…"), а в "Что стих вдохновенно звучал…" он говорит:
Любовь я и радость познал,
Но, словно добычу скупцы,
От глаз любопытных скрывал,
Охочи болтать наглецы.
Пейре д`Альвернья не смеет нарушить тайны, поэтому не является сам, а посылает к Донне соловья, который и должен напомнить о его любви ("- Соловей, прошу тебя я…"). А Пейре Раймон обещает Донне хранить тайну так неукоснительно, что готов даже на ложь:
А молва, что так жадна
Знать, в кого и кто влюблен,
Будет – чести чту закон! –
Неудовлетворена!
Тайну скроет пелена:
Я бы всех перехитрил,
Даже ложь себе простил,
Толкам пищи не давая.
("Знаю, как любовь страшна…")
Иногда трубадур пытается перехитрить соглядатаев и сбивает их с толку. Так, Гираут де Борнейль с некоторой усмешкой говорит о тех, кто излишне интересуется его любовными страданиями:
А вас-то ждет, насмешники, провал!
Судить-рядить начнете впопыхах:
“Да кто она? Да что он ей сказал?
И встретились когда, в каких местах”
Чтоб злобных сих не соблазнять судей,
Я сторонюсь и лучших из людей:
Иной сболтнет – вот и готово дело!
(Чужой сынок, бывает, начудил,
А ты в отцы чудиле угодил!)
("Любви восторг недаром я узнал…")
Осмотрительность Донны - некий критерий ее порядочности: ведь она не хочет, чтобы о ее тайном воздыхателе узнал “ревнивец” и все остальные. Об этом вскользь говорит “Надежный друг” (неизвестно, кто скрывается за этим сеньялом) Фольнету де Морселья, где последний доказывает преимущество “девки” над “девицей”. Надежный друг утверждает обратное:
А той, что с виду холодна,
Пренебрегут лишь простаки.
Ей не за тем любовь дана,
Что тешить злые языки,
Нескромно чувства обнажая.
("– Надежный Друг, вот вы знаток…")
Пейре Видаль призывает даже господа Бога уберечь его от наветчиков и наказать их:
Божественный тому простри покров,
Кто, боже, любит без обиняков,
Будь, боже правый, грозен ко льстецам,
Лжецам безбожным – клеветы гонцам.
("Мила мне лета славная пора…")
В знак взаимности “прекрасные Дамы” одаривали своих “вассалов” кольцом – символом единения, перчаткой, шнурком или даже одним своим волосом. Но даже эти предметы, свидетельствующие о тайной связи возлюбленных, должны быть сокрыты от посторонних глаз:
… И лишь недавно награжден
Мне милым перстнем, что блистал
На ручке… но молве людской
Грех то предать, что столь ценимо.
Нет! Тайна бережно хранима.
(Рамбаут д`Ауренга, "В советах мудрых изощрен…")
Пренебрежение к общественному мнению выражает трубадурка графиня де Диа:
Друг мой превыше презренья,
Так кто ж меня смеет презреть?
Всем любо на нас поглядеть,
Я не боюсь погляденья.
("Полна я любви молодой…")
Но когда и в ее жизни наступает “черная полоса”, неудачи в любви (несомненно, так можно сказать только условно), она, напротив, упрекает возлюбленного:
Друг мой! Я еле жива, -
Все из-за вас эта мука.
Вам же дурная молва
Не любопытна нимало,
Вы - как ни в чем не бывало!
("– Друг мой! Я еле жива…")
Клара Андузская произносит даже короткую речь, обращенную к тем, кто омрачает ее любовные мытарства:
Заботами наветчиков моих,
Гонителей все прелести земной,
Гнев и тоска владеют нынче мной
Взамен надежд и радостей былых.
Жестокие и низкие созданья
Вас отдалить успели от меня…
("Заботами наветчиков моих…")
Клеветник – злодей, стоящий на пути соединения возлюбленных. Но бывает и так, что трубадур (что больше свойственно поэзии женщин-трубадурок) призывает в помощь это, обычно злосчастное, общественное мнение:
А вы, мой друг, плохой вы сердцевед,
Любви примет,
Сдружившихся со мной,
Тоски немой
Во мне не замечая.
Всеобщий же глагол
Вас бессердечным счел:
Хоть бы приветил, мол,
Несчастной состраданья.
(графиня де Диа, "Зачем пою? Встает за песней вслед…")
Теперь рассмотрим функцию “клеветника” с точки зрения поэзии трубадуров в целом. “Обследование нескольких сотен случаев употребления этого термина в песнях трубадуров приводит к выводу, что речь может идти лишь о фиктивном антикуртуазном корреляте куртуазных персонажей”1, обладающем ограниченным набором функций, которые в целом сводятся к “разрушению любви”. Любовь – тайна, которую следует оберегать всеми средствами от “завистников и подлых людей”, строящих козни любовникам. Тайна это еще и потому, что в средневековом Провансе брак был своего рода сделкой, а потому Fin` Amors в супружестве была невозможна. Поэтому-то чувственная и в то же время возвышенная любовь возможна лишь вне брака, а значит, ее нужно скрывать от всех, кто может помешать возлюбленным. Немало испытаний ждет последних на стезе Амура, но они должны мужественно переносить их, так как рано или поздно испытаниям придет конец, а между тем этот отрицательный момент любовной жизни вассала поднимает ценность Joi.
Как уже было сказано, проблема клеветника имеет, однако, и положительный аспект. Льстец-клеветник, постоянно угрожая разрушить любовь клеветой и доносами, может исполнять чисто структурную негативную роль, одновременно при этом как бы актуализируя эту любовь в свете нависшей над ней опасностью. Это хорошо видно на примере отрывка из песни Арнаута Даниэля (Дама заслонила трубадура в момент поцелуя своим синим плащом и этим надежно скрыла происходящую сцену от взгляда подстерегающих клеветников).
Клеветники персонифицируют в поэзии трубадуров препятствия, возникающие на пути истинного влюбленного, которые отделяют куртуазную любовь от ее осуществления и тем самым сохраняют ее силу. Можно сказать, что если бы клеветников не было, то их следовало бы выдумать. Только в этом свете становится понятным отрывок из Пейре Видаля, из которого следует, что сами трубадуры сознавали системный характер этого персонажа, обусловленный всей структурой куртуазного универсума. В этом отрывке Пейре не без иронии говорит о том, что точно так же как рыба не может жить без воды, не может обходиться куртуазное служение без клеветников, из-за которых влюбленные покупают радость слишком дорогой ценой. Страдания – необходимые спутники чувства. Поэтому любовь без борьбы и всего другого, что связано с "трудно достигаемой" любовью, по мнению трубадуров, недопустима. Чистая и светлая любовь не дается любящим даром: чем тяжелее и горше первые минуты, тем крепче любит человек, тем сильнее в нем желание служить любви. Страдания, помимо того, что они не вечны, с избытком уравновешиваются положительными результатами любви – боязнью дурных поступков, поэтическим вдохновением.
Трубадуры иногда даже сами хвалят клеветников, хотя гораздо чаще они на них жалуются и яростно бранят. Можно сказать, что одна из главных функций клеветника схожа с функцией упоминавшегося уже ревнивого мужа. И сводится эта функция к следующему: создавая угрозу куртуазной любви, оба персонажа устанавливают ее в ограничительные социальные рамки, в пределах которых она может полноценно существовать, но которые ни в коем случае не может перейти.
Итак, мы выяснили, что клеветники играют существенную роль не только как персонажи "вне" лирического действия, но косвенно влияющие на него, но и как составная часть интерпретации трубадурами любви в общем.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ:
Библиотека всемирной литературы. Серия первая. Том 23. Поэзия трубадуров.
История всемирной литературы. Т. 2. – М., 1984.
История западноевропейской литературы. Средние века и Возрождение. – М., 1999.
Поэзия миннезингеров. Поэзия вагантов. Со вступит. статьей Б. Пуришева. – М., 1974.
Мейлах М.Б. Язык трубадуров. – М., 1975.
Шишмарев В.Ф. Избранные статьи. Французская литература. – М.-Л., 1965.
1 Мейлах М.Б. Язык трубадуров. – М., 1975.