Реферат
на тему: “Жизненные позиции
М. А. Светлова”
Ученика 11 класса
Замартыновской средней школы
Ехлакова Олега
Удивительное явление: любой критик, литературовед, даже самый «сухой», когда пишет о Светлове, сам становится поэтом. Многие статьи и рецензии о поэте словно стихотворения в прозе.
Кто из нас, читателей разных поколений, не испытывает душевного волнения, когда услышит или вспомнит незабываемые строки из прославленной светловской «Каховки».
Каховка, Каховка, - родная винтовка…
Горячая пуля, лети…
Иркутск и Варшава, Орел и Каховка –
Этапы большого пути….
…………………………………………
Мы мирные люди, но наш бронепоезд
Стоит на запасном пути.
Поэт Лев Озеров одну из своих статей, посвященных стихам Михаила Светлова, назвал: «Спутник сердца», поэзию Светлова – «его сердцебиением». Этими словами дано точное поэтическое определение тайны магической силы, обаяния этого необычайного поэта.
Везде я. В городе и в поле,
Могу шутить, могу всерьез.
Я – слово! И меня в подполье
С любовью Ленин произнес…
Не родственники мы, не домочадцы,
И я хотел бы жизнь свою прожить,
Чтоб с вами никогда не разлучаться
И «здравствуйте» все время говорить…
Ночь над общежитием встает
И заглядывает в эти строки.
Тихо-тихо по нему плывет
Месяц, как Спиноза, одинокий….
Пусть никто не плачет, не рыдает,
Слабостям в любви пощады нет, -
Чувств моих сегодня заседает
Революционный комитет…
Мне бы молодость построить.
Я на лестницах новых зданий,
Как мальчишка хочу скользить
По перилам воспоминаний…
Как мальчики, мечтая о победах,
Умчались в неизвестные края
Два ангела на двух велосипедах –
Любовь моя и молодость моя…
Как люблю я тебя, молодую!
Мне всегда доказывать не лень,
Что закат с зарею не враждуют,
Что у них один и тот же день…
Как огородники грядку за грядкой,
Освоили мы тайны всех дорог…
Летит Гагарин. На него украдкой
Глядит скомпрометированный бог…
Тянется собранье, длятся пренья…
И когда оратор говорит,
Я вижу – на краю стихотворенья
Заплаканная девочка стоит…
Я доволен судьбой,
Только сердце все мечется, мечется,
Только рук не хватает
Обнять мне мое человечество!..
Если бы не было Ленина,
Что бы делать я стал?
Я бы юностью
Юность свою не считал…
Это – Светлов. Его поэтический мир. Его сердцебиение.
Есть законы поэтики. Они доступны всем. Их можно изучить и применять на деле.
Есть секреты мастерства поэта – рано или поздно они тоже становятся известны.
Но есть тайны мастерства. У каждого больного поэта своя «тайна».
Сам Михаил Светлов о себе писал:
“Я родился в 1903 году. Начал я печататься в 1917 году, когда мне было четырнадцать лет. Это маловато для одного человека.
Я участник двух войн – гражданской и Отечественной. Я комсомолец девятнадцатого года. Но как-то неудобно самому о себе рассказывать. Найдутся добрые люди, которые это сделают за меня.
Как много людей пишут стихи и как мало среди них поэтов! Почему это так получается?
Потому что на первый взгляд труд поэта кажется очень легким. Зарифмовал, скажем, «березы – морозы», построил стихотворение столбиком, стараешься убедить своего читателя в том, что ты удивительно, безумно любишь учиться или трудиться – и стихотворение готово. На самом деле это совсем не так.
Я не могу погрузить вас в тайну поэтического творчества. Я могу только, в меру своих сил, приблизить вас к пониманию этой тайны.
В первую очередь, как это вам ни покажется странным, для того, чтобы стать поэтом, нужен талант. Затем нужна любовь, из которой рождается ненависть к противникам твоей любви. Затем нужно мастерство. Затем нужно сохранять в себе состояние всегдашней работы.
Я помню, как Маяковский во время, казалось бы, совсем обыкновенной беседы вдруг поднимался и говорил: «Простите, товарищи, одну минуточку!» – что-то записывал и продолжал беседу. Я как-то наткнулся на одну его записную книжку. В ней ничего нельзя было понять, Это понимал только он один.
Маяковский для меня – самое святое воспоминание в поэзии. Я никогда не подражал Маяковскому. Можно подражать чему угодно, только не темпераменту. Я подражал Блоку, Тютчеву, даже, извините, Надсону. И только тогда, когда я понял свою главную задачу, мне кажется, я стал поэтом.
В чем же заключается это главная задача советского поэта?
В том, что ты обязан сообщить своему читателю что-то очень ему необходимое. Без этой задачи – ты не поэт, а самый обыкновенный культурник. Я вовсе не хочу охаивать наших массовых работников. Они делают большое и полезное дело, и я с полным уважением отношусь к ним. Я просто хочу сказать о редкости таланта.
И еще о том (это уже побочный разговор), что плохой человек не может стать хорошим поэтом. Как ты можешь уговорить читателя стать лучшим, если сам ты ничего не стоишь? Значит, речь идет о воинственной светлой идейности.
Средний поэт всегда рядом с читателем, а талант (и особенно гений) всегда находится впереди читателя.
Ленин всегда был впереди своего времени. И человечество всегда будет ему за это благодарно. Он умел предвидеть.
Это качество необходимо также и поэту. Я понимаю необходимость этого качества, но не всегда этим качеством обладаю.” (Москва. Май, 1957)
Неотвязчива сила привычки,
бесконечно манит тепло…
Огонек скучает по спичке,
огоньку без нее тяжело.
И стоит среди леса осина,
ей на спички пойти предстоит.
Как пристанище блудного сына,
беспроходная чаща шумит.
Я желаю и присно и ныне
быть родителем огоньков.
Я желаю, подобно осине,
в сотни втиснуться коробков.
Чтоб носили меня, зажигали,
чтобы я с человечеством был,
чтобы солдат на коротком привале
от меня, от меня прикурил…
В 1957 году, спустя сорокалетие поэт вспоминает «первого красногвардейца» 17-го года – озябшего часового, стоявшего на посту «над взбаламученной Невой».
Далекие красногвардейцы!
Мы с вами вроде старики…
Погрейся, дорогой, погрейся
У этой тлеющей строки.
Висит над нами мирозданье,
Посеребренное зимой…
Мы расстаемся. До свиданья!
Тебе – в легенду. Мне – домой.
Пришло время, когда и сам Светлов уходит в легенду… Вот уже появляется множество воспоминаний о нем.
Не только творчество Светлова, но и весь его человеческий облик, исполненный благородства, душевной щедрости, мужества и самоотверженности, органической молодости и нравственной чистоты, продолжает участвовать в формировании души нашего современника. «Знаю это на своем опыте, на опыте моих друзей, - пишет Л. Озеров. – Отнимите у меня Светлова, и я стану намного бедней. Его улыбка и негодование очень мне нужны. Они уже составляют часть моей жизни…»
И далее:
«Я благодарен жизни за то, что встречал Светлова в его рабочей комнате, в студенческой аудитории, в кафе, в подъездах. Всюду предо мной был обязательный, ослепительно остроумный, добрый и задумчивый человек. С любым собеседником – от шофера такси до академика – он находил общий язык. Он обходился без переводчиков, потому что этот язык – доброта и сердечность. С незнакомцем Светлов заговаривал, как с братом, он был застенчив и открыт одновременно. В этом была его сила».
Пригодись, моя сила,
Для слабых людей,
Пригодись, мое сердце,
Для светлых идей.
Пригодись молодым,
Мое множество лет,
Пригодись, пригодись,
Пригодись, мой рассвет!
Поэт Яков Хелемский вспоминает:
«Вот вижу я, идет он по улице. Не очень тщательно выбритый, небрежно одетый. Пальто сшито плохо, кепка сидит косо, галстук на темной сорочке повязан кое-как. А все вместе взятое создает ощущение элегантности. Он в этом был похож на свои стихи, одетые не по моде, но полные блеска, не отутюженные, но покоряющие внутренним изяществом.
Светлов идет грустный, задумчивый, рассеянно отвечает на приветствия знакомых, может быть, даже не узнает их в эту минуту. Он работает:
Нет! Жизнь моя не стала ржавой,
Не оскудело бытие…
Поэзия – моя держава,
Я – вечный подданный ее».
Светлов постоянно искал общения с людьми. Написав стихи, он, бывало, не успокоится, пока не прочтет их кому-нибудь. Если был дома одни, он звонил друзьям по телефону и читал. Мог позвонить и среди ночи.
Разбуженный однажды таким ночным звонком Светлова его друг, художник Иосиф Игин спросил:
«А ты знаешь, который час?»
«Дружба – понятие круглосуточное», - ответил Светлов.
Веселая мудрость Светлова переходила из уст в уста и бытовала как фольклор.
…Студенты Московского университета собрались в одной из учебных аудиторий на вечер Светлова. На своем творческом вечере поэт выглядел обыкновенным, будничным, был самим собой – ежедневным Светловым.
Сел за стол. Надел очки. Старенькая оправа, не модная, не массивная. Посмотрел на высокую, круто поднимающуюся вверх аудиторию и сказал:
«Ну, так я буду читать стихи. А что мне еще остается делать?»
Все рассмеялись и почувствовали себя свободно.
Читал Светлов без «напева», без голосового курсива, без нагнетения.
Так буднично начался этот вечер. Но вот зазвучали стихи о Гренаде, о рабфаковке, о «двух ангелах на двух велосипедах», о любви, о молодости. И, казалось, сама Поэзия тихо вошла в аудиторию…
…Михаил Аркадьевич Светлов родился в Екатеринославе (ныне Днепропетровск) в 1903 году. Сын бедного ремесленника, в юношеские годы служил «мальчиком» на товарной бирже, работал в типографии. 16-летним подростком вступил в комсомол. В 1920-м вступил добровольцем-стрелком в 1-й Екатеринославский полк.
Анкеты он заполнял скупо, был рьяным противником всяких вопросников. На одном из его вечеров некая дотошная девица донимала его «биографией» и «социальным происхождением». Светлов ответил ей на полном серьезе:
«Мой дед был крепостным у Шолом –Алейхема…»
Первое его стихотворение – «Песня юных борцов» – было напечатано через месяц после Октябрьской социалистической революции в газете «Голос солдата».
Прошло несколько лет, и по всей стране «гремели» светловские «Гренада», «Рабфаковка», «Пирушка». Это был взлет большого таланта.
В поучение тем из молодых поэтов, для которых стихотворчество сводится к бешеной погоне за «невиданной и неслыханной» рифмой, приведем разговор между Маяковским и Светловым, о котором рассказывает Виктор Шкловский.
Когда Михаил Светлов написал «Гренаду», Маяковский очень хвалил стихотворение. Светлов сказал в смущении:
«Там рифмы плохие».
Маяковский ему ответил:
«Мне стихотворение так понравилось, что я не заметил, какие там рифмы».
Потом появились «Песня о Каховке», «Итальянец».
«Каховку» запела вся страна.
«Мы наступали, - рассказывает поэт в своих воспоминаниях о Великой Отечественной войне, - до пятидесяти километров в сутки. Ни о каких окопах не могло быть речи. Каждый солдат вырывал себе ямочку и спасался. Я бегал между этими ямочками и чувствовал себя, как в коммунальной квартире: жить можно, но спасаться негде. Наконец я нашел недорытую ямочку и постарался углубиться в нее. Девять десятых моего туловища было подставлено фашистской артиллерии, но она и на этот раз промахнулась.
Я поднялся и пошел к своим. И вдруг слышу:
Майор! А майор!
Субординация – не мое отличительное качество. Я покорно подошел.
Это правда, что вы написали «Каховку»?
Правда.
Как же вас сюда пускают?
Он был готов умереть раньше моей песни…»
Михаил Светлов был одним из первых комсомольцев России. Боевым комсомольским духом пронизана вся его литературная работа до последних строк. В одном из последних стихотворений он писал:
Молодежь! Ты мое начальство –
Уважаю тебя и боюсь…
Продолжаю с тобой встречаться,
Опасаюсь, что разлучусь.
Это сказано с оттенком светловской иронии, но эти слова сокровенно правдивы.
Все люди одного возраста, - говорил Светлов. – Только одни обременены опытом, а другим его не хватает. Делясь опытом, ты делаешь молодых взрослее и сам становишься моложе…
Заполняя анкету для отдела кадров, на вопрос, какую общественную работу он ведет, Светлов написал: «Работа с молодыми».
Поэт талантливо, с большой любовью и отданностью руководил поэтическими семинарами в Литературном институте.
И в жизни, в быту, в общении с людьми Светлов всегда оставался самим собой – старым комсомольцем. Он до конца жизни пребывал в нравственной атмосфере комсомольцев 20-х годов. Никогда не сетовал на то, что его время «прошло». Через все свое творчество поэт пронес верность идеалам своей юности.
Меня не пугает
Высокая дрожь
Пришедшего дня
И ушедших волнений, -
Я вместе с тобою
несусь, молодежь,
Перил не держась,
Не считая ступеней.
«Человек жив, пока верит. Умирают не люди, а надежды», - таков был неизменный девиз его жизни.
Уже в больнице, незадолго до кончины, он писал о комсомольцах, едущих на целину:
Как они таинственно прижались
К седлам бесплацкартных мест…
В этом образе явственно слышен отзвук первых лет революции, видится облик комсомольца-бойца 20-х годов…
Мы ехали шагом,
Мы мчались в боях
И «Яблочко»-песню
Держали в зубах…
После смерти поэта в ящике его стола среди других рукописей и заготовок найдена страница без заглавия. Она заслуживает того, чтобы привести ее целиком.
«Всегда старики брюзжат: «Эх, в наше время!..» Позвольте же и мне сказать: «Эх, в наше время!» В наше время на любимую смотрели, как на мировую революцию: ты самая желанная! А сколько я сейчас знаю случаев, когда любимый смотрит на любимую, как на революцию местного значения!
Не правда ли, что многие Ромео и Джульетты стали обывателями?
Не сдавайся, комсомол! Если благородство перестает быть твоим знаменем, ты перестанешь быть комсомолом. Если Ленин – чистейший человек на свете – перестанет быть твоим зеркалом, от твоего зеркала останутся только осколки. Относись к борьбе, к идеям, к самопожертвованию, к любви, к женщине так, чтобы самые изысканные английские джентльмены почувствовали себя рядом с тобой самыми обыкновенными дворняжками.
Я очень люблю комсомол. Если я даже, допустим, достигну возраста Джамбула, я все равно буду участвовать в комсомольских россах и не добуду первенства только потому, что все время буду наступать на свою длинную седую бороду.
Ленинград двадцать шестого года! Я был секретарем комсомольской газеты «Смена». Секретари! Не учитесь у меня образцовой работе. Вы не заслужите благодарности читателя. И все равно я любил. Я любил эти свежие гранки, в которых что-то сообщал комсомольцам. Любил развешанную на стендах газету, в создании которой я принимал какое-то участие. Любил кировцев, которых раньше называли путиловцами. Любил белые ночи, любил Красное знамя, под которым погибло так много моих товарищей, и над этим знаменем светило солнце. И лучше бы погасло солнце, чем померкло мое знамя…»
Светлов не умел позировать, никогда не был важным, «представительным»… Он не умел командовать, «фигурировать»… Скромность его была органической, естественной.
Значенья своего я не превысил,
Мне это не к лицу, мне не идет…
Он говорил:
«Искусство – это беседа. Это Пушкин, который с вами разговаривает. Не надо кричать, Читатель не глухой…»
О предстоящем своем 60-летии он со свойственной ему самоиронией писал, что не считает это «историческое событие» столь уж значительным. «Все будет протекать нормально. Ни один ребенок не заплачет, ни один милиционер не дрогнет. Ни один автомобиль не забудет, что он двигатель внутреннего сгорания. Поэты часто об этом забывают…»
Столь же скромно, мужественно, «конспиративно» Светлов прятал свои личные горести, невзгоды и печали. И в жизни, и в творчестве. «Если ты настоящий художник, то твое счастье должно быть всеобщим, а несчастье – обязательно конспиративным… Слезы – это не принадлежность лирики. Сдерживаемые слезы – это принадлежность лирики…»
Художник Игин рассказывает, как по-разному реагировали литературные знаменитости, увидя в стенгазете Союза писателей шаржи на себя. Кто добродушно смеялся, кто хмурился, а кто негодовал. Михаил Аркадьевич, улыбнувшись, сказал:
Видимо, красивым я получаюсь только на шаржах… - И сделал под рисунком такую подпись:
Твоею кистью я отмечен,
Спасибо, рыцарь красоты,
За то, что и з у в е к о в е ч и л
Мои небесные черты.
Друзья Светлова отмечают, что даже физически он был похож на свою поэзию, как похожими были на свои стихи и другие большие поэты – Владимир Маяковский или Сергей Есенин.
Его жизнь и стихи были неразделимы.
В день его 60-летия, на юбилейном чествовании, в битком набитом зале, после множества сердечных приветствий друзей и читателей Светлов вышел на трибуну внешне спокойный, обычный. Постоял, задумался, потом заговорил:
Я почувствовал сегодня, что вы меня любите. Спасибо вам за это. Хотите, я вам скажу, за что вы меня любите? За то, что я могу прожить без самого необходимого, но без лишнего не могу. Понимаете?
Сколько прожил я,
Жизнь сосчитает.
И какая мне помощь нужна?
Может, бабочки мне не хватает,
Может, мне не хватает слона.
Светлов действительно в быту был нетребователен, почти аскетичен. У него часто не было денег, когда они были нужны ему, но у него всегда находились деньги, когда в них нуждались другие.
Светлов много работал. Однако сотни стихов, набросков поэта терялись, исчезали, раздаривались или оставались в ящиках письменного стола. Когда его упрекали в том, сколько золота рассыпает он в обиходе и как непростительно мало он публикует в печати, Светлов отвечал:
«Лучше писать непростительно мало, чем непростительно много. Поэтов очень много; если бы после каждого из них оставалось по пять хороших стихотворений, современная поэзия давно бы обогнала девятнадцатый век… Одно отличное стихотворение – это больше, чем одно хорошее и несколько посредственных».
Молодой поэт подарил Светлову книжку своих стихов под названием «Колесо». Полистал ее Светлов и с ноткой грусти в голосе сказал: «Старик, еще три «Колеса» – и у тебя машина…»
…Лирический герой Михаила Светлова – «неисправимый» романтик. Эта черта заложена в глубинных основах его мироощущения. Но герой этот – романтик особого, светловского склада: даже в грусти на лице его светится улыбка – мудрая, немного застенчивая и ироничная – в первую очередь по собственному адресу.
Романтика Светлова глубоко человечна. Ей органически чужды ложный пафос и сентиментальность. Поэт отказывает ей в претензии «парить в небесах», витать над жизнью. Он накрепко привязывает свою романтику ко всему, что нас окружает в житейском обиходе, делает ее земной, простой, обычной в ее необычайности.
Смолоду герои Светлова воевали. Время было такое. И герои Светлова знали, за что воюют: за свою Революцию. За свободу человека, за его человеческое достоинство. Мечтатель-хохол, герой знаменитой «Гренады», - в прошлом угнетенный и придавленный, в битвах гражданской войны, в окопах и в «теплушке тесной» открыл себя как личность. Ему нужна земля – и он воюет за землю. Нужна воля – он завоевывает волю. Герой Светлова неизменно в итоге побеждает, ибо он всегда воюет за справедливую перестройку мира. Его романтика – это романтика революции.
Я хату покинул,
Пошел воевать,
Чтоб землю в Гренаде
Крестьянам отдать.
Прощайте, родные!
Прощайте, семья!
«Гренада, Гренада,
Гренада моя!»
Погибает герой Светлова тоже романтично: «под звездами», в «чистом поле». Светлову важно, за что гибнет его герой, - чтобы цель была благородна и всечеловечна. Это романтика патриотизма и интернационализма.
Для художника-романтика Светлова битва не является сюжетом, самоцелью. Поэт никогда не описывает деталей боя. Мужество и самоотверженность бойца для него – одно из проявлений гражданственности. Он без колебаний выносит смертный приговор врагу: того требует справедливость.
Я не дам свою Родину вывезти
За простор чужеземных морей!
Я стреляю – и нет справедливости
Справедливее пули моей.
Среди множества определений поэтической романтики Светлова имеется еще и такое: «Поэзия больших горизонтов». При всей простоте и «обыкновенности» поэзии Светлова это все же верное и точное определение. Образ убегающего куда-то вдаль и в то же время открытого людям горизонта часто встречается и в его ранних стихах. Но чем более взрослел поэт, тем ближе и доступнее становился горизонт, тем больше веры в его достижимость.
Поэт видел будущее в беспрерывности человеческих устремлений.
Там, где небо встретилось с землей,
Горизонт родился молодой.
Я бегу желанием гоним.
Горизонт отходит. Я – за ним.
Вон он за горой, а вот – за морем…
Ладно, ладно, мы еще поспорим!
Я в погоне этой не устану.
Мне здоровья своего не жаль.
Будь я проклят, если не достану
Эту убегающую даль!
……………………………………
Я взнуздал отличного коня –
Горизонт уходит от меня.
Я перескочил в автомобиль –
Горизонта нет, а только пыль.
Я купил билет на самолет, -
Он теперь, наверно, не уйдет!
Ровно, преданно гудят моторы.
Горизонта нет, но есть просторы!
Есть поля, готовые для хлеба,
Есть еще не узнанное небо,
Есть желание! И будь благословенна
Этой каждой дали перемена!..
……………………………………
И пускай поднялись обелиски
Над людьми, погибшими в пути, -
Все далекое ты сделай близким,
Чтоб опять к далекому идти!
Человеческих и поэтических граней в личности Михаила Светлова такое сверкающее множество, что, сколько о нем ни рассказывай, все кажется мало…
Все сокровенные богатства своей души он щедро раздавал людям.
А себе что?
Все ювелирные магазины –
они твои.
Все дни рождения, все именины –
они твои.
Все устремления молодежи –
они твои.
И смех, и радость, и песни тоже –
они твои.
И всех счастливых влюбленных губы –
они твои.
И всех военных оркестров трубы –
они твои.
Весь этот город, все эти зданья –
они твои.
Вся горечь жизни и все страданья –
они мои.
…Кроме сотен стихотворений, песен и поэм Светлов написал довольно много пьес, критических и публицистических статей и рецензий. И везде – и в поэзии, и в драматургии, в статьях и публичных выступлениях – утверждал свое творческое кредо:
«Самое главное в искусстве, в любом его виде – это судьба человека».
…расходясь после общих собраний,
на отдельное горе взглянуть…
В предвоенные годы (1935-1940) в печати и на сценах театров одна за другой появлялись его пьесы «Глубокая провинция», «Сказка», «Двадцать лет спустя». После войны – «Бранденбургские ворота», «Чужое счастье», «С новым счастьем» и пьеса-фантазия по мотивам Карло Гоцци «Любовь к трем апельсинам» (1964 г.). В архиве писателя найдены рукописи еще нескольких при жизни не опубликованных или просто забытых пьес.
Поэт Светлов не считал драматургию своей «побочной» профессией, он относился к ней, как к разновидности своего поэтического творчества. Он стремился сохранить и в драме черты, которые свойственны ему как поэту. «Я старался сделать это, - писал он в статье «Трудности первой пьесы», - не только вводом ряда песен – я стремился работать ток, чтобы весь строй пьесы отвечал моему творческому облику как поэта».
В пьесах Светлова переходы от диалога к песням удивительно органичны. Совместно они образуют цельность повествования, поэтическую атмосферу драматического действия.
Одна из самых характерных черт творческого облика Светлова – в равной мере и поэта и драматурга – органическая слитность пафоса и иронии, лирики и улыбки.
В пьесе «Двадцать лет спустя» после пламенной речи Сашки Тося говорит: «Это во французскую революцию говорили с бочки или с баррикады. А в Октябрьскую революцию можно сидеть на стуле и разговаривать, и все равно это будет возвышенно».
Веселее, друзья, глядите,
Первым делом – не унывать!..
От студенческих общежитий
До бессмертья – рукой подать!
Это песенка из «Сказки».
Юмор, ирония, улыбка – тонкая, светлая, подчас еле заметная – она, как кружева, сплетается со всем, что написал Светлов. Без нее он вообще ничего не мог написать. Одну из своих книг он назвал: «Я – за улыбку».
Даже официальное заявление в Министерство торговли с просьбой продать ему новый «Москвич» он не мог составить по существующему трафарету, без доброго светловского юмора. Вот его текст:
«Несколько лет назад «Литературная газета» продала мне своего старого «Москвича». Это был Джамбул среди автомобилей. Я даже подозреваю, что еще Дмитрий Донской объезжал на нем свои войска.
Недавно Союз писателей выделил мне дачу. Я уже постарел, мне трудно и самому добираться до этой дачи, а еще таскать за собой эту рухлядь с кузовом и карбюратором мне просто не под силу…»
Ну как откажешь в просьбе автору такого заявления!
Незадолго до смерти Светлов начал писать пьесу, посвященную французскому писателю Сент-Экзюпери.
Этот замысел поэт, к сожалению, не успел осуществить…
Михаил Светлов относят к первому поколению поэтом Октября. Но это только формальность – по дате рождения и числу прожитых лет. На самом деле поэт Светлов – современник всех поколений Октября. А жизнь своего поколения он продлевал и обессмертил в своих стихах.
У Светлова:
Старость – роскошь, а не отрепье,
Старость – юность усталых людей…
Лейтмотив стихов о старости – и вообще всей поэзии Светлова – необычайно острое ощущение непреходящей молодости. Даже самое грустное из стихотворений Светлова – так оно и названо «Грустная песенка» – о старых комсомольцах, чьи ряды заметно редеют, заканчивается такими строками:
Я прошу вас всеми чувствами:
Никогда не будьте грустными!
Это в старости, друзья,
Привилегия моя.
По земле, накрытой зеленью,
Ходит, ходит население,
Ходит в поле и в лесу,
Я ответственность несу!
А земля березовая,
А земля сосновая,
А земля вишневая,
А земля рябиновая,
А земля цветет!
«Охотничий домик». Так назвал смертельно больной Светлов последний сборник стихов, который готовил к своему 60-летию, Почему такое странное название? Поэт объясняет:
Я листаю стихов своих томик,
Все привычно, знакомо давно.
Юность! Ты, как охотничий домик,
До сих пор в нем не гаснет окно…
А в «домике» этом живет удивительно странный охотник… Не в пример другим охотникам, он жителей лесных не убивает – он зовет их в гости… А зайчишку и носорога так прямо и приглашает за письменный стол. А те…
…в гуманность охоты поверив,
Веря в честность и совесть мою,
Подошли добродушные звери.
Никого я из них не убью.
Пусть живут! Пусть живет и цветет все, что есть живого на Земле!
Может, руки мои не напишут
Очень нужные людям слова,
Все равно, пусть вселенная дышит,
Пусть деревья растут и трава!
Михаил Аркадьевич органически не выносил злых и жестоких людей. Жестокость, если она не была оправдана добрыми побуждениями, он нещадно разил стрелами убийственного сарказма.
Поэт Яков Хелемский вспоминает:
«Однажды на писательском собрании «прорабатывали» пьесу одного драматурга. Доклад делал критик, известный своим разгромным стилем. Светлов печально заметил:
«Вы знаете, кого напоминает мне наш докладчик? Это тот сосед, которого зовут, когда надо зарезать курицу…»
Об одном способном, но мало работающем над собой поэте Светлов сказал: «Его стихи – как кружка пива. Прежде чем выпить, надо сдуть пену…»
…Много писали о любовной лирике Светлова. О ней писать трудно. Ее надо читать, читать и наслаждаться.
Ты – любовь моя,
Ты – перевертень ума,
Ты – как лето на саночках,
Как в веснушках зима.
……………………………
Ты на месте не стой,
Ты пойди мне навстречу,
Все мне кажется –
Сам я вовек не дойду.
……………………………
Я клянусь тебе детской мечтою,
Взрослым подвигом, горем Земли –
В мире самой счастливой четою
Мы с тобою прожить бы могли.
……………………………………
Дни свои я тобою украшу,
Еле слышно меня позови,
И вдвоем, как на Родину нашу,
Возвратимся мы к прежней любви.
……………………………………
А что она такое, любовь?
Любовь – не обручальное кольцо.
Любовь – это удар в лицо
Любой несправедливости!
И в этом
Я убедился, будучи поэтом.
Еще во времена, когда над литературой довлела так называемая теория бесконфликтности, Светлов говорил на совещании молодых поэтов:
«Прежде всего, лирика не может и не должна быть благополучной. Ты любишь ее, она любит тебя? Ну и целуйтесь на здоровье! При чем здесь читатель? Тревога, бездомность, личная неустроенность и неустроенность мира, сильное, но безответное чувство – вот что рождает лирические стихи. Где благополучие у Лермонтова, Блока, Есенина? А Маяковский! «Для веселия планета наша мало оборудована»! Стихи о счастье? Пожалуйста! Но безоблачное счастье – религия мещан. Абсолютно правильный человек – это очень скучный человек. Благополучие – гибель поэзии».
Творчество Светлова пронизано любовью к Родине, идеей революционного братства всех людей Земли. Он говорил литературной молодежи: «Любить Родину – не твоя идея. А вот как ее любить, ты должен сообщить людям. Ты должен не повторять патриотизм, а продолжать его».
…И вот Михаил Аркадьевич Светлов неизлечимо заболел.
В последний раз видели его в Доме литераторов на концерте Марлен Дитрих летом 1964 года.
К нему подошел один из друзей.
Ну, Мишенька, как тебе Марлен Дитрих?
Дурачок! Разве я пришел слушать Марлен Дитрих? Я пришел на всех вас поглядеть, посидеть в этом кресле… Пока еще ноги ходят.
- Ну что ты, милый! Мы тебя еще не раз увидим в этих стенах.
Светлов сказал очень тихо:
Что бы ни было, эти стены, как минимум, еще один раз меня увидят. Но увижу ли я их?..
Где-то рядом мой последний час,
За стеной стучит он каблуками…
Я исчезну, обнимая вас
Холодеющими руками.
В вечность поплывет мое лицо,
Ни на что, ни на кого не глядя,
И ребенок выйдет на крыльцо,
Улыбнется: - До свиданья, дядя!
В больницу к умирающему поэту пришла экспансивная женщина – горячая поклонница его поэзии. Глубокая печаль, вздохи… Светлов силится улыбаться, благодарит.
Но скажите же мне, дорогой Михаил Аркадьевич, что же у вас в конце концов находят врачи?
Талант, - ответил Светлов.
В 1963 году советская общественность тепло и душевно отмечала 60-летие любимого поэта. Сам юбиляр назвал эту дату своим «столетием»: шестьдесят лет жизни «плюс» сорок лет творчества…
А 28 сентября 1964 года Михаил Аркадьевич с потрясающим мужеством встретил смерть…
Используемая литература:
«СТИХОТВОРЕНИЯ». М. Светлов – М.: «Детская литература». 1968 г.
«ОБ АВТОРАХ ВАШИХ КНИГ». М. Агатов – М.: «Молодая гвардия». 1972 г.