Почти одновременно с Байроном вступает в литературу другой выдающийся представитель революционного романтизма в Англии, великий английский поэт Шелли. Действительно, в лице Шелли английский народ нашел замечательного поэта-мыслителя и борца, который сумел разглядеть в современности едва заметные ростки будущего и создать лучезарные картины возрожденного человечества, когда исчезнет частная собственность и эксплуатация человека человеком.
Перси Биши Шелли (Percy Bysshe Shelley) родился 4 августа 1792 г. В это время Европа была потрясена революционными событиями во Франции, а в Англии совершался промышленный переворот, в корне изменивший общественно-экономический облик страны. Социальная среда, к которой принадлежал по рождению Шелли, была далека от передовых устремлений эпохи, и не ей обязан великий английский поэт своим революционным вдохновением.
Шелли происходил из состоятельной дворянской семьи, поселившейся в графстве Суссекс, в Фильд-Плейсе, близ Хоршема. Ни дед поэта, баронет Биши Шелли, ни его отец, Тимоти Шелли, никогда не принимали активного участия в политической жизни страны; это были недалекие, законопослушные люди, твердо придерживавшиеся стародавних устоев. Свои голоса в палате общин они неизменно отдавали партии вигов и свято верили в незыблемость существующего порядка вещей.
По свидетельству большинства друзей и биографов Шелли, будущий поэт был одинок в семье, с которой впоследствии порвал окончательно. Уже в юности зародилась у него неприязнь к надменным невеждам, составляющим привилегированную верхушку Англии. Эта неприязнь с годами перешла в глубокий социальный конфликт. Поэт рано столкнулся с несправедливостью и тупоумием английских законов о наследстве и первородстве уродующих человеческие отношения. Он с негодованием наблюдал, как его родной отец нетерпеливо ожидал смерти его деда, чтобы вступить во владение наследством и получить синекуру в парламенте.
Частный пансион, а затем аристократическая школа в Итоне дополнили новой страницей жизненный опыт юного Шелли. Это были тяжелые годы. В школе Шелли подвергался жестокой травле: ни учителя, ни ученики не могли простить ему независимого образа мыслей. «Образование в Итоне отличалось схоластическим характером; внимание начальства и наставников было направлено на то, чтобы помешать проникновению в школу подлинной науки. Но, вопреки запретам, Шелли увлекается естествознанием, физикой, химией, обнаруживая широкий философский интерес к жизни, так ярко окрасивший впоследствии всю его поэзию. В школьные годы Шелли начинает задумываться над причинами социальных зол, в нем зарождается чувство протеста, мечта о справедливой жизни и желание всеми силами служить этой светлой мечте.
В Итоне Шелли знакомится с трактатом Годвина «Политическая справедливость», а немного спустя и с автором его. Годвин надолго становится одним из главных учителей молодого Шелли, утверждавшего, что изучение «Политической справедливости» «открыло его разуму новый и более широкий взгляд на мир». В эти же годы Шелли знакомится с известным произведением Томаса Пэйна «Права человека», оказавшим также большое влияние на будущего поэта. Чтение Годвина, Пэйна, а также французских просветителей, в первую очередь Руссо, способствовало формированию демократических взглядов юного Шелли.
Ко времени пребывания в Итоне относится и начало его литературной деятельности. В Итоне он написал большую часть своего первого романа «Застроцци» (Zastrozzi, 1810) и начал роман «Сент-Ирвин, или Розенкрейцер» (St Irvyne, or the Rosicrucian), законченный в 1811 г. Эти первые опыты Шелли в области прозы несут на себе отпечаток незрелости и несамостоятельности. Они написаны под сильнейшим воздействием модного в то время в Англии «готического» романа А. Радклиф и М. Льюиса, а также романа Годвина «Сент-Леон».
В Итоне Шелли пробует свои силы и в области лирики. Его первый сборник стихов, включавший также стихи сестры поэта, был выпущен анонимно в 1810 г. под названием «Подлинные стихотворения Виктора и Казиры» (Original Poetry. By Victor and Cazire). Сборник был изъят из продажи самим Шелли, признавшим его незрелость. Однако уже в нем встречаются стихотворения, позволяющие предугадать дальнейшее направление поэзии Шелли. Он клеймит тиранию и воспевает свободу; его волнует тяжелое положение народа. Такова, например, «Песнь ирландцев» (1809), где Шелли воспевает отважных борцов, павших за независимость Ирландии, тени которых призывают народ к мщению
Ирландия, бессмертен подвиг твой!
Бесчисленны страдания народа,
Ирландия, мечом верни свободу!
Увы, твои отважные солдаты
В сырой земле, могильным сном объяты,
Но даже тени их врагов пугают,
И к мщению сограждан призывают.
(Перевод К. Б.).
В 1810 г. Шелли поступил в Оксфордский университет. Что представляли собой английские университеты в первой половине XIX века, видно из характеристики, которую дает им Энгельс в «Письмах из Лондона». «Всему свету известно жалкое крохоборство английских университетов»,—писал он в 1843 г. Университет служил главным образом, питомником духовенства. Образование покоилось на религиозной основе, кафедры занимали узколобые педанты; разгул, пирушки, аристократическое ничегонеделание характеризовали стиль жизни студенческой «золотой молодежи».
В поисках ответов на волнующие вопросы бытия: о происхождении мироздания, о смысле и назначении человеческой жизни, о границах и возможностях познания - Шелли должен был развиваться совершенно самостоятельно, вступая в конфликт с официальной университетской «наукой».
В эти годы определяется демократическая ориентация Шелли. В одном из писем к Хоггу, в конце 1810 г., Шелли пишет: «Люди равны, и я убежден, что равенство будет достигнуто при более высоком и совершенном состоянии общества... Долой фанатизм! Долой нетерпимость! Этому делу твой верный друг отдаст все свои силы, все свои небольшие средства».
В университетские годы складывается и нравственный, необычайно светлый, облик поэта, которого все, знавшие его лично, характеризуют как человека неподкупного, отзывчивого, целиком посвятившего свою жизнь заботам о страждущих и угнетенных. В сборнике стихотворений «Посмертные фрагменты Маргарет Николсон» (Posthumous Fragments of Margaret Nicholson, 1810), написанных и опубликованных в оксфордский период, а также в других стихотворениях этого времени преобладают тираноборческие, политические мотивы.
Для оксфордского периода характерно стихотворение «К смерти», в котором юный Шелли бросает вызов тиранам, проливающим кровь народов, истребляющим целые поколения. Стихотворение завершается провиденьем будущего освобождения человечества, которое
Скоро сбросит цепи рабства:
Перестанет литься кровь,
И помирит в светлом братстве
Нас Свобода и Любовь.
Короли! ничто не вечно
Кроме пламенной любви,
Ваша власть не бесконечна,
Как все люди, смертны вы.
(Перевод К. В.).
Все это делает Шелли личностью, нетерпимой для Оксфордского университета. Когда же университетское начальство узнало, что Шелли - автор крамольной брошюры «Необходимость атеизма» (The Necessity of Atheism, 1811), он был незамедлительно исключен из университета, а вместе с ним и его товарищ Хогг, пытавшийся заступиться за Шелли. Отказалась от Шелли и его семья, и его невеста. Никто не желал компрометировать себя связью с бунтовщиком и вероотступником.
Так началась самостоятельная жизнь. Поэту было 19 лет, когда он оказался выброшенным из круга, к которому принадлежал по рождению. Он мог теперь отдаться деятельности более всего привлекавшей его борьбе с тем, что калечит человека и превращает его в жалкого раба.
Впоследствии Шелли писал Байрону: «Я не могу жаловаться на старых педантов за то, что они помогли мне выйти из университета скорее, чем я хотел. Останься я там еще на несколько лет, они задушили бы во мне всякую любовь к образованию, всякое желание уйти из стада скотов, подобных им».
Направление политической, философской и художественной деятельности Шелли определяется, прежде всего, теми коренными изменениями, которые происходили в социальной жизни Англии во второй половине XVIII и в начале XIX столетия в результате промышленного переворота.
Промышленный переворот, резко изменивший весь облик старой Англии, сопровождался ростом пролетариата, обнищанием широких масс трудящихся. «Все быстрее и быстрее совершалось разделение общества на крупных капиталистов и неимущих пролетариев, а между ними, вместо устойчивого среднего сословия старых времен, мы видим изменчивую массу ремесленников и мелких торговцев, обреченных на весьма шаткое существование и представляющих самую текучую часть населения». Это время характеризуется обострением классовых противоречий, первыми стихийными выступлениями рабочего класса.
Именно эти особенности исторического развития Англии создают почву для возникновения английского утопического социализма начала XIX века (Р. Оуэн), - течения, с которым во многом связан английский революционный романтизм.
Шелли испытал сильное влияние французской буржуазной революции 1789 года, а также английского и французского Просвещения. В его памфлетах, письмах, художественных произведениях встречаются имена Локка, Вольтера, энциклопедистов и Руссо. В примечании к пятой песне «Королевы Маб» Шелли ссылается на трактат Ж.-Ж. Руссо «О происхождении неравенства» и цитирует его. В одном из писем к Годвину Шелли говорит о своем намерении написать «для блага человечества» «Исследование о причинах поражения французской революции». Французская революция нашла в иносказательной форме отражение и в поэме «Восстание Ислама».
На политических и некоторых философских сочинениях Шелли - на «Декларации прав», «Необходимости атеизма» и других - лежит несомненный отпечаток традиций Просвещения и французской буржуазной революции 1789 года
Сознательная жизнь Шелли совпала с периодом наступления в Англии жестокой реакции, которая тщетно пыталась подавить нараставший народный протест против социального гнета. Английская буржуазия была напугана революционными событиями во Франции и опасалась, что революция может охватить всю Европу. Не менее тревожил ее подъем народного возмущения в самой Англии. Английская буржуазия превращается в одну из главных вдохновительниц и кредиторов европейской контрреволюции. В 1793 г. британское правительство начинает войну против революционной Франции, одновременно объявляя беспощадную борьбу революционному движению внутри страны.
Распускаются радикальные организации и клубы, вводятся Законы, ограничивающие свободу слова, печати и собраний, приостанавливается действие закона о неприкосновенности личности - habeas corpus act. Однако, несмотря на все репрессии и ограничения, в конце XVIII —- начале XIX века в Англии повсеместно наблюдается рост народного недовольства, принимавшего особенно серьезные формы в связи с движением луддитов.
В этой атмосфере напряженной борьбы формируется Шелли - поэт, публицист и общественный деятель.
В 1811 г. Шелли приезжает в Кесвик, городок Кэмберленда. Задолго до Шелли знаменитый край озер Кэмберленд был воспет реакционными романтиками Вордсвортом, Саути и Кольриджем. Живописная природа Кэмберленда не оставила Шелли равнодушным. «Эти гигантские горы... эти водопады, эти разнообразно очерченные облака, переливающиеся всеми тонами радуги и нависающие друг на друга, и озеро - такое спокойное и глубокое, словно отполированное, - о, это зрелище настраивает на размышление. Я нахожусь под неотразимым впечатлением этих величественных картин ...»—писал Шелли из Кесвика в письме к Э. Хитченер 23 ноября 1811 г.
Но там, где поэты «Озерной школы» видели поэтический пейзаж и безмятежную сельскую идиллию, Шелли нашел картины народных бедствий, нищеты и бесправия. «В этом Кесвике, - писал Шелли, - природа прекрасна, но жизнь людей ужасна... Кесвик похож скорее на предместье Лондона, чем на деревню в Кэмберленде». По поводу прославленных озер и рек Шелли в письме Э. Хитченер от 7 января 1812 г. пишет, что в них часто находят детские трупы: несчастные женщины, работающие на Фабрике, убивают своих детей.
Шелли возмущен правительственной расправой над народом, над луддитами. «Военные отряды, - пишет он, - направились в Ноттингэм. Проклятие на их голову... если они станут расстреливать измученное голодом население».
Шелли находит благородное применение своим силам и способностям в борьбе ирландского народа за независимость.
Ирландский, допрос во времена Шелли был одним из самых острых в Великобритании, объединяя в себе и социальные и национальные противоречия.
Шелли считает своим долгом гражданина содействовать всеми силами освобождению ирландского народа. С этой целью он уезжает в Дублин. «Я посвящу себя с неслабеющим жаром, поскольку позволят мои силы, достижению великих целей добродетели и счастья в Ирландии. Я вижу в настоящем положении этой страны наилучшую возможность проявить себя в той роли, которую я избрал себе в жизни», - писал Шелли Годвину 28 января 1812.
Знакомство с жизнью Ирландии укрепило убеждение поэта в справедливости освободительной борьбы ирландского народа. Шелли писал Э. Хитченер из Дублина 10 марта 1812 г.: «Я не могу рассказать о всех ужасах неограниченной и безудержной тирании, о которых мне довелось слышать или с которыми я столкнулся лично... Богатые доводят бедных до крайней нищеты, а затем сетуют на их недовольство. Они мучают их голодом, а затем вешают за кражу хлеба».
Жизненный опыт Шелли обогащается непосредственным общением с народом. «Я до сих пор не имел представления о глубине человеческой нищеты, - пишет Шелли Годвину 8 марта 1812 г., - бедняки Дублина решительно самые убогие и самые нищие. В узких проулках ютятся тысячи людей - куча живой грязи. Каким огнем воодушевляют меня подобные зрелища! И как уверенно я себя чувствую в стремлении преподать урок тем, кто топчет равных себе и доводит их до состояния, которое хуже, чем смерть».
«Обращение к ирландскому народу» (An Address to the Irish People, Dublin, 1812) начинает период политической и литературной деятельности Шелли, который проходит под знаком национально-освободительной борьбы в Ирландии, а также движения луддитов, развертывающегося по всей Англии. Этот памфлет свидетельствует о глубоко демократических источниках творчества Шелли. Роль народа в истории была им осознана далеко не до конца; но вся его поэзия развивалась в борьбе за счастье и свободу широких народных масс.
Хотя ближайшей целью борьбы Шелли считает отмену унии и свободу вероисповедания католиков, «Обращение к ирландскому народу» ставит гораздо более широкий социальный вопрос. «Я пишу не только с точки зрения эмансипации католиков, - говорит Шелли в «Обращении»,— но во имя всеобщего освобождения человечества» (for universal emancipation).
Шелли сознает, что в основе бедствий ирландского народа лежит не религиозная рознь, а глубокая социальная несправедливость, порождаемая антагонизмом богатства и бедности, когда «одни очень богаты, другие - очень бедны». «Самая бедная часть народа бессовестно угнетается привилегированным классом... Я не менее желаю уничтожения этого зла, как и многих других зол, чем эмансипации католиков».
Вся характеристика Ирландии в этом памфлете дается с точки зрения положения народа: «Ужасно, что низшие классы должны отдавать свою жизнь и свободу, доставляя своим же угнетателям средства для еще большего угнетения».
«Обращение к ирландскому народу» содержит глубокую для того времени критику Англии и много замечательных высказываний относительно будущего «счастливого состояния общества».
Своим «Обращением» Шелли надеется пробудить в народе дух независимости, помочь ему осознать унизительность своего рабского положения. Шелли полон веры в народ. Всех, кто, несчастен, Шелли считает своими братьями и согражданами. «Обращение» рассчитано на широкую народную аудиторию Шелли распространяет его в дешевом издании, чтобы оно быстрее разошлось; и делает все для того, чтобы быть услышанным народом.
Однако, несмотря на революционные тенденции «Обращения», нельзя не заметить в нем следов незрелости политического сознания Шелли, отражающей и. неразвитость общественной борьбы его времени, и неопытность самого поэта. Шелли допускает возможность мирного разрешения социального конфликта; он призывает ирландцев сложить оружие и добиваться своих прав мирным путем. Его положительная программа еще чрезвычайно абстрактна, неопределенна. Но нарисованная им картина социальной несправедливости была так убедительна и правдива, что волей-неволей возбуждала революционные настроения.
Не случайно Годвин и другие современники Шелли восприняли «Обращение» и всю пропагандистскую деятельность Шелли в Ирландии как прямой призыв к восстанию. «Шелли, вы готовите кровавую бойню», - писал ему в 1812 г. Годвин, всецело возлагавший надежды на мирное реформистское разрешение общественных противоречий. Примечательно, что Шелли в письмах к Годвину, споря с ним, выражает сомнение в возможности преобразования мира исключительно силою доброго слова: «Политическая справедливость» была впервые напечатана в 1793 г., и почти двадцать лет прошло с тех пор, как распространились ее положения. Каковы же результаты? Разве люди перестали бороться? Разве порок и нищета исчезли с лица земли?» Так пишет он в письме от 8 марта 1812 г.
Путешествуя по Ирландии, Шелли видит повсюду голодных, раздетых, изможденных непосильным трудом людей. Зрелище народного горя побуждает Шелли на создание другого замечательного политического документа - «Декларации прав» (Declaration of Rights, 1812): «Декларация» заключает в себе откровенно антиправительственную и антибуржуазную тенденцию, хотя и не свободна от абстрактности и выспренности. «Правительство существует для защиты прав человека», - утверждал Шелли. Но его представления об этих правах резко расходятся с буржуазными воззрениями и органически родственны идеям утопического социализма. «Права человека, - писал Шелли, - заключаются в свободе и в участии на равных началах с другими людьми в использовании благ природы». Шелли в корне отвергает существующую систему общественных отношений, когда одному принадлежит все, а другому ничего: «Никто не должен захватывать больше, чем он может употребить».
Напечатав «Декларацию прав», Шелли поручил доверенному Человеку, Даниэлю Гиллу, раздавать ее на улицах прохожим. Несмотря на то, что «Декларация» не содержала открытого призыва к революции, она была сочтена политически опасным произведением, призывающим к возмущению.
На Шелли поступил донос, посланный лорду Сидмуту, министру внутренних дел. Даниэль Гилл был арестован. Лорд Сидмут заинтересовался Шелли. В полицию городка Барнстепл, где Шелли вел активную пропаганду и распространял свою «Декларацию», поступило следующее сообщение: «Лорд Сидмут с благодарностью уведомляет о получении письма. Советует следить за мистером Шелли, если он еще в Лондоне. Желательно было бы получить из почтамта адреса всех корреспондентов, которым он пишет. Лорд Сидмут будет благодарен за дальнейшие сведения о мистере Шелли. В то же время и здесь будут наведены справки о нем. Лорд Сидмут вполне одобряет меры, принятые в отношении Даниэля Гилла. Августа 22-го 1812 г.». К Шелли был приставлен шпион. Поэту пришлось покинуть Барнстепл. Предварительно он испробовал еще один необычайный, наивно-утопический способ распространения своих прокламаций. Он закупоривал их в бутылки, привязанные к маленьким деревянным лодочкам, и пускал в море, надеясь, что, таким образом, они достигнут желанной цели.
Шелли избежал ареста чисто случайно: продолжай он свою деятельность далее, полиция, пользуясь отменой habeas corpus act, могла бы беспрепятственно арестовать «бунтовщика».
Реакционные круги были весьма обеспокоены деятельностью Шелли в Ирландии. В одном из реакционных органов был опубликован следующий отзыв о публичном выступлении Шелли. «Я услышал, - писал корреспондент, - отвратительные разглагольствования мальчишки, которого я не знаю, но который, к моему сожалению, называет себя моим соотечественником - англичанином. Этот юнец, заявивший, что он прибыл в Ирландию всего две недели назад, стал распространяться о несчастиях, которые эта страна претерпевает вследствие своего присоединения к его стране; он утверждал, что города Ирландии опустели, а поля лежат необработанными, что ее население деградирует, что оно порабощено; и все это из-за союза с Англией. Если такие слова из уст моего соотечественника оскорбляли мои принципы, господин редактор, то вы легко поймете, что мое возмущение бесконечно возросло при виде того, с каким восторгом приветствовало собрание инвективы этого ренегата-англича-нина против своей родной страны. Радость сияла на каждом лице, и восторг блестел во всех глазах».
Этот враждебный Шелли отчет недвусмысленно свидетельствует, однако, о том, что общественная деятельность поэта в Ирландии не прошла незамеченной для участников национально-освободительной борьбы. Агитация Шелли вызвала глубокое сочувствие у ирландской общественности. В дублинской газете «Ивнинг пост» от 29 февраля 1812 г. появилось следующее сообщение о публичном выступлении Шелли: «Мистер Шелли попросил слова. Он сказал, что он - англичанин, но что при мысли о преступлениях, совершенных его нацией в Ирландии, он не может не краснеть за своих сограждан; он знает, как произвол развращает сердце (громкие рукоплескания в продолжение нескольких минут). Он приехал в Ирландию с единственной целью разделить ее бедствия, он глубоко потрясен страданиями Ирландии и, по зрелом размышлении, полагает, что их следует приписать гибельным последствиям присоединения к Великобритании. Он ходил по улицам города и видел храм свободы, превращенный в храм Маммоны; он видел в этой стране нищету и голод, каких никогда не видел в другой, и считает, что причина зла - уния с Великобританией. Он решил делать все возможное для отмены этой унии. Эмансипация католиков должна была бы во многом способствовать улучшению положения народа, но он убежден, что отмена унии несравненно прямее поведет к цели».
Участие в национально-освободительной борьбе в Ирландии, непосредственное знакомство Шелли с народными нуждами, послужили мощным толчком для всей его дальнейшей деятельности.
Письма Шелли из Ирландии свидетельствуют о том, что уже в юношеском возрасте он достиг относительно большой для своей эпохи политической зрелости и был искренне встревожен положением своего народа и государства.
В письме к Томасу Хукему от 18 августа 1812 г. Шелли опровергает официальную консервативную точку зрения на важнейшие явления современности. Он иронизирует над теми, кто «представляет себе, будто бы торговля есть процветание, а слава британского флага есть счастье английского народа; что Георг III вовсе не тиран, что он - патриот. Мне все это представляется иначе, - пишет Шелли, - и я приучил себя решительно не обольщаться фальшивым красноречием или сладкими напевами об интеллектуальной терпимости, которая не может быть терпима для тех, кто любит свободу, правду и добродетель».
В письме от 17 декабря 1812 г., адресованном Хукему, Шелли называет себя «мстителем за многовековую несправедливость».
Первое большое поэтическое произведение Шелли, поэма «Королева Маб» (Queen Mab, 1813), написано под непосредственным впечатлением от ирландских событий. Первые известия о замысле поэмы относятся ко времени пребывания Шелли в Ирландии. «Королева Маб» отражает политические, философские и эстетические взгляды Шелли. Демократическая критика буржуазного общества, характерная для его политической публицистики (памфлеты, письма), находит продолжение в гневных лирических монологах поэмы. Мечта о светлом будущем, свободном от тирании и деспотизма, страстное желание изменить общество к лучшему в интересах широких народных масс составляют основное ядро социальной утопии «Королевы Маб». Ненависть к религиозному фанатизму, водившая пером автора «Необходимости атеизма», а также «Обращения к ирландскому народу», проявилась также в общей стихийно-материалистической тенденции «Королевы Маб»: всей своей логикой поэма отвергает реакционную идею бога-творца и вседержителя.
Шелли улавливает многие чрезвычайно важные черты своей эпохи. Это эпоха неравенства и жестоких насилий человека над человеком, когда «железный бич нищеты» обрекает на рабский, безрадостный труд неимущие массы тружеников
Картина мира всеобщей купли и продажи нарисована Шелли талантливо, убедительно и правдиво. В этом мире
Продажно все: продажен свет небес,
Дары любви, что нам даны землею,
Ничтожнейшие маленькие вещи,
Что в глубине, в далеких безднах скрыты,
Все, что есть в нашей жизни, жизнь сама,
Содружество людей, Свободы проблеск
И те заботы, что людское сердце
Хотело б инстинктивно выполнять —
Все на публичном рынке продается,
И себялюбье может все купить,
Всему своим клеймом поставить цену.
Продажна и любовь; услада скорби
В мученья агонии превратилась...
(Перевод К. Бальмонт).
За фантастической и причудливой оболочкой «Королевы Маб» ощущается земное, реальное содержание. И это соответствует эстетической программе Шелли, изложенной им впервые в примечаниях к этой поэме, где выясняется, как много опыта, наблюдений и фактов таит в себе каждый на первый взгляд чисто романтический образ.
В примечаниях к пятой песне «Королевы Маб», разъясняя смысл нарисованной им картины, Шелли анализирует современное ему состояние общества.
«Нет истинного богатства ни в чем, кроме труда человека», - пишет он. Но плоды этого труда бесстыдно присваиваются тунеядцами. «Человек может приумножать богатство за счет Нужд своего соседа, - продолжает Шелли, - система, превосходно приспособленная для того, чтобы создавать всевозможные болезни и преступления, которыми неизменно отмечены крайности: богатство и нищета». Во многом опираясь на Годвина, Шелли доказывает абсурдность, несправедливость существующего порядка вещей. «Бедные вынуждены работать, - ради чего? Не ради пищи, которой им недостает; не ради теплых одеял, из-за отсутствия которых их дети мерзнут в своих холодных нищенских лачугах... - Нет: они трудятся для надменной власти, для бесстыдной, эгоистической гордости, для лживых услад сотой части общества». «Земледелец, - пишет Шелли, - без которого общество перестало бы существовать, бьется в жалкой нищете, окружен презрением и умирает от того самого голода, который уничтожил бы остальное человечество, если бы он не работал так усердно».
Шелли характеризует «современное состояние общества» как «смесь феодальной дикости и несовершенной цивилизации».
В критике Шелли еще много анархического, беспочвенного бунтарства, которое выражается в безоговорочно отрицательном отношении к современной цивилизации и в известной идеализации первобытных форм человеческого общежития.
Критикой прошлого и современности не ограничивается идейный замысел «Королевы Маб». В этом произведении впервые выступает Шелли - пророк и гениальный мечтатель. Поэма заканчивается радужной картиной будущего общества. Шелли глубоко убежден, что время всеобщего братства непременно придет; им закономерно завершится многовековая история человеческих страданий. Ликует земля, сияет счастьем и жизнью; всюду веселый праздник возрождения. Исчезли тюрьмы, война, смута, ложь. Пустыни обратились в цветущие края. Преобразился человек.
Людское существо, умом и телом,
Теперь лишь красит ласковую землю.
Однако реальные контуры этого будущего неясны. Оно предстает у Шелли в фантастических очертаниях, в виде символов и аллегорий. Это вполне закономерно для общественной мысли начала XIX столетия.
Характер изображения природы у Шелли органически вытекает из его философских взглядов, как и из всего его мировоззрения в целом. Шелли опирается в своих исканиях на многовековый опыт истории философии с древнейших времен, обнаруживая истинно энциклопедические познания. Необычайно широк и разнообразен круг его чтения. Здесь и Сократ, и Платон, и Аристотель, и Лукреций, и Декарт, и Спиноза, и Беркли, и Кант, и Бэкон, и Локк, и Дидро, и Руссо, и Гельлеций, и Гольбах, и Кондорсе, и Ньютон, и многие другие.
Из философов древности наибольший интерес вызывают у Шелли Платон, Аристотель, Эпикур и Лукреций. Произведения Платона - «Пир», «Республику» и другие - Шелли переводит на английский язык. Его интерес к учению Платона не был случайным - он объяснялся присущими мировоззрению Шелли, как и мировоззрению других ранних утопических социалистов XIX века, идеалистическими тенденциями. Однако Шелли никогда не находил в платонизме действительного разрешения волновавших его вопросов. В конечном счете, не платоновский мир идей, а мир природы и человека составляет истинную реальность для Шелли. Платон интересует Шелли постольку, поскольку его учение расходится с основной догмой христианской религии. В этюде «О возрождении литературы» (On the Revival of Literature, 1819) Шелли пишет: «Платон, самый мудрый и самый глубокий, и Эпикур, самый человечный и кроткий среди древних, были у них (монахов - Е. Д.) в полном пренебрежении. Платон противоречил их особой манере мыслить о вещах небесных, а Эпикур, подтверждая права человека на наслаждение и счастье, представлял бы соблазнительный, контраст по отношению к их мрачному и жалкому уставу морали».
Восприятие природы у Шелли очень сложно. Мы встречаем у него реалистические пейзажи - плод непосредственного наблюдения природы. Шелли стремится найти научное объяснение картине мироздания. Так, в примечаниях к «Королеве Маб» он поясняет космические образы своей поэмы естественнонаучными данными астрономии и физики.
Но часто Шелли одухотворяет природу, наделяет ее сознанием, переносит на нее свойства ее высшего творения - человека, слагает гимны «духу природы», объявляя все мироздание его храмом.
Влияние материалистической: философии Просвещения и Возрождения сыграло определяющую роль в эволюции философских взглядов Шелли. Если учесть крайне отрицательное отношение Шелли к религии, которое складывается уже в студенческие годы и углубляется в дальнейшем, пронизывая собой антиклерикальные и атеистические памфлеты и художественные произведения поэта, то тяготение Шелли к материализму станет очевидным. Уже в своей ранней философской работе «Необходимость атеизма» Шелли, опираясь на философию Просвещения и научные изыскания своего времени, утверждает, что бога не существует, ибо его бытие не подтверждается опытом. В «Королеве Маб» Шелли развивает эту же мысль и доказывает беспочвенность веры в потустороннюю жизнь, ибо нет жизни вне материи. Он утверждает единство материального мира, устанавливает единство материи и сознания.
И чуть заметное волненье,
Что движет самый тонкий нерв,
И в мозге человеческом рождает
Чуть зримый помысел почти неуловимый,
Все, все является звеном
В великой цепи царственной природы!
Атеизм, как и острый политический смысл поэмы, были прекрасно поняты врагами Шелли: «Королева Маб» явилась одной из главных причин ожесточенной травли поэта, которая и привела к тому, что Шелли был вынужден покинуть Англию. «В новой Англии, - писал по этому поводу Герцен, - люди, как Байрон и Шелли, бродят иностранцами; один просит у ветра нести его куда-нибудь, только не на родину; у другого судьи, с помощью обезумевшей от изуверства семьи, отбирают детей, потому что он не верит в бога».
Поводом к травле послужили семейные дела поэта. Вскоре после исключения из университета Шелли женился на Гарриэт Вестбрук, дочери трактирщика. Друзья и биографы единодушно сходятся на том, что этот брак был совершен в порыве юношеской опрометчивости. Гарриэт, прочно усвоившая мещанскую мораль, не могла стать другом, надежной опорой в жизни поэта-борца. Шелли расстался со своей первой женой, оставив ей все свои скромные средства. В 1814 г. Шелли вступил в гражданский брак с Мэри Годвин, дочерью Вильяма Годвина и английской радикальной писательницы Мэри Уолстонкрафт.
Разрыв с Гарриэт и гражданский брак с Мэри Годвин дали желанную пищу «школе злословия». Против Шелли была развернута целая кампания самой грязной клеветы. В 1814 г. Шелли вынужден был вместе с женой покинуть Англию. К этому его побуждало и расстроенное здоровье.
В июле 1814 г. Шелли едет во Францию, откуда перебирается в Швейцарию. Но в сентябре того же года нужда заставила его вернуться в Англию. Шли месяцы, полные лишений и преследований. Поэта осаждали кредиторы, общество преследовало его и его жену как нарушителей буржуазной морали.
В 1816 г. Шелли с женой вновь уезжает в Швейцарию. Здесь в Сешероне, предместье Женевы, произошла встреча и дружеское сближение Шелли с Байроном.
По возвращении в Англию в конце 1816 г. Шелли узнал о том, что его первая жена, Гарриэт, утопилась. Причиной самоубийства была, по-видимому, гнетущая обстановка, окружавшая ее, и обман со стороны человека, с которым Гарриэт связала свою судьбу после разрыва с Шелли. Реакционные круги, искавшие повода для расправы с Шелли, поспешили, однако, обвинить его в этой смерти.
Когда Шелли, оформив свой брак с Мэри Годвин, потребовал от родных Гарриэт возвращения ему детей от первого брака, Вестбруки, подстрекаемые реакционерами и ханжами, ответили отказом. Возникло громкое судебное дело, привлекшее внимание всего тогдашнего общества. Официальная Англия жестоко отомстила Шелли за его вольномыслие. Личным решением лорд-канцлера Шелли было отказано в праве воспитывать собственных детей. Он обвинялся в безнравственности и атеизме, открыто провозглашенном в «Королеве Маб».
Это решение юридически поставило Шелли вне закона и послужило сигналом к самой разнузданной травле поэта. Шелли чувствовал, что дальше оставаться в Англии немыслимо. Oн опасался также, что у него отнимут и детей от второго брака 12 марта 1818 г. Шелли навсегда покинул Англию.
«... Шелли, лучшего и самого великодушного из людей, они изгнали из родной страны как бешеную собаку за то, что oн усомнился в догме», - с возмущением писал Байрон.
Одним из наиболее значительных произведений Шелли, законченных до отъезда из Англии, является поэма «Восстание Ислама» (The Revolt of Islam, 1818), первоначально озаглавленная «Лаон и Цитна, или революция в Золотом городе. Видение XIX века». Эту поэму рассматривают обычно как аллегорическое изображение французской буржуазной революции 1789 года, но такое истолкование сужает ее исторический смысл.
В «Восстании Ислама» Шелли, действительно, уделяет большое внимание революционным событиям во Франции, но не из созерцательного интереса к прошлому. Назвав свою поэму «Видением XIX века», Шелли обращает ее целиком к настоящему. Революция 1789 года интересует поэта как важнейшее звено в современной освободительной борьбе европейских народов.
Давая в предисловии к поэме анализ и оценку французской революции, Шелли, по существу, ставит важнейшие исторические вопросы своего времени.
Несмотря на элементы пацифизма в оценке якобинского террора, Шелли, в конечном счете, оправдывает революции и плебейские методы расправы с классовым врагом. «Добро, совершенное революционерами, живет после них; зло, содеянное ими, погребено с их прахом».
Французская революция, по его словам, подтверждает историческую необходимость и неизбежное торжество высших общественных форм над низшими. Временное торжество реакции бессильно обратить вспять поступательное движение истории. «Нет никакой возможности восстановления колоссальной тирании, которую уничтожила революция».
Выводы Шелли относительно французской революции целиком обращены к современности. «Теперь уже более не верят, что целые поколения людей должны примириться со злополучным наследием невежества и нищеты...». Поэма Шелли направлена против всей системы угнетения и эксплуатации. Она создавалась в ту пору, когда политика Священного Союза, рассчитанная на подавление революционного и национально-освободительного движения, реставрация во Франции, контрреволюционный террор в Ирландии, установление австрийского ига в Италии - казалось, свидетельствовали о торжестве реакции. «Восстановление тирании во Франции было ужасно, и самые отдаленные уголки цивилизованного мира это почувствовали», - пишет Шелли в предисловии к «Восстанию Ислама». Однако поэма проникнута идеей неизбежности грядущего освобождения народов. Еще очень неопределенная, романтически выраженная, эта идея имела опору в самой общественной жизни, за которой пытливо и внимательно следил Шелли.
С конца 1815 г. в Англии снова усиливается рабочее движение. Рабочие волнения происходят в Ноттингэме, в Бирмингаме, Ньюкэстле и других промышленных центрах Англии. Они были вызваны так называемыми «хлебными законами», ростом налогов, сокращением заработной платы и безработицей, обострившейся после окончания войны в 1815 г.
Шелли создавал свою поэму в 1817 г., в разгар этих событий. Он писал ее в небольшом городке Марло, где жил во время судебного разбирательства своего дела. Шелли тесно сблизился здесь с трудовым народом, входя во все его печали и нужды.
Мэри Шелли описывает в своих комментариях к «Восстанию Ислама» те резкие социальные контрасты, свидетелями которых они были, живя в Марло. При всех своих природных богатствах, представленных помещичьими парками и полями, Марло, вспоминает она, был населен беднейшим людом. «Дороговизна и плохой урожай повлекли за собой душераздирающие бедствия для бедняков. Шелли делал все, что мог, чтобы облегчить эти бедствия».
«Я упоминаю об этом, - заключает свои воспоминания Мэри Шелли, - так как это повседневное и деятельное сочувствие к ближним придает тысячекратный интерес его умозрительным размышлениям и кладет отпечаток реальности на его призывы в защиту человеческого рода».
Шелли делился с бедняками всем, что имел, помогал им, посещал их нищенские лачуги. Народные страдания и народный гнев - вот что побудило поэта на создание одного из лучших его произведений - «Восстание Ислама».
«Я видел зрелище явных опустошений, произведенных тиранией и войной; города и деревни, от которых остались лишь отдельные группы почерневших домов, лишенных кровли и нагих голодных жителей, сидящих у разрушенных порогов», - писал Шелли в предисловии к этой поэме.
По сравнению с «Королевой Маб», «Восстание Ислама» - значительный шаг вперед и со стороны идейного содержания, и со стороны художественной формы. Идея борьбы пронизывает это произведение и составляет его сокровенный смысл. «Мне хотелось зажечь в сердцах моих читателей, - говорит Шелли в предисловии, - благородное воодушевление идеями свободы и справедливости, ту надежду и ту веру в добро, которых ни насилие, ни искажение истины, ни предрассудки никогда не смогут совершенно уничтожить в человечестве». Поэма Шелли свидетельствует о его неустанных поисках действенных путей преобразования мира. В том же предисловии он сам называет ее «экспериментом над состоянием общественного мнения».
Во время работы над «Восстанием Ислама» Шелли принимает активное участие в борьбе за избирательную реформу, которая развертывается по всей стране. В 1817 г. он пишет политический памфлет «Предложение по проведению в королевстве голосования о необходимости реформы», в котором требует, в качестве программы-минимума, всеобщего и равного голосования та полного осуществления конституционных свобод.
В этом же году Шелли создает один из своих наиболее острых политических памфлетов «Обращение к народу по поводу смерти принцессы Шарлотты» (An Address to the People on the Death of Princess Charlotte), яркое свидетельство того, насколько тесно связано его творчество с английской действительностью.
Смерть принцессы Шарлотты, наследницы престола, послужила лишь внешним поводом для памфлета. Шелли воспользовался этим предлогом, чтобы выразить свое негодование по поводу правительственного террора и репрессий, разоблачить политику реакции, приведшую к непомерному росту налогов, массовому обнищанию, болезням и голоду, и воспеть попранную свободу.
Резкий контраст между почестями, оказанными английскими правящими кругами памяти принцессы Шарлотты, и их полным пренебрежением к бедствиям широких народных масс явился для Шелли наглядным примером, раскрывающим всю несправедливость и бесчеловечность тогдашнего общественного строя.
«Сколько общего между смертью принцессы Шарлотты, - пишет Шелли, - и смертью многих тысяч других людей...
Сколько умирает беднейших, нищету которых трудно передать словами. А разве они не имеют близких? Разве они не люди? Однако никто не оплакивает их ... не задумается над их печальной участью».
Известие о смерти принцессы Шарлотты пришло одновременно с известием о казни трех участников рабочего движения, обвиненных в революционной деятельности.
Что такое смерть принцессы Шарлотты в сравнении с гнусной казнью этих рабочих, павших жертвами полицейской провокации, в смерти которых повинно английское правительство? «В их смерти через повешение нельзя не увидеть нечто симптоматичное, что не может не погрузить английскую нацию в глубокий траур».
«Короли и их министры, - пишет Шелли, - отличались во все времена от других людей ненавистной жаждой богатства и крови». Шелли разоблачает антинародную и антигосударственную деятельность английского парламента и короля, говорит о все возрастающем государственном долге, о жестокой системе эксплуатации, царящей в стране, - обо всем, что делает совершенно невыносимым положение английских трудящихся;
В памфлете Шелли нет прямых революционных выводов. Но гнев автора столь энергичен и критика столь всестороння, что выводы эти напрашиваются сами собой.
Шелли заканчивает свой памфлет обращением к английскому народу. Да, английский народ должен облечься в глубокий траур, но не потому, что принцесса Шарлотта мертва: в Англии умерла другая принцесса, имя ее - Свобода.
«Скорби, английский народ... Плачьте, скорбите, рыдайте. Пусть шумное Сити и бескрайние поля огласятся эхом ваших стенаний. Прекрасная принцесса мертва... Мертва Свобода. Рабы самовластья, я спрашиваю вас, может ли случиться что-нибудь еще более ужасное, чем это горе? Смерть, подобная смерти принцессы, есть промысел божий, и это горе - горе ее близких. Но истинную Свободу умертвили люди, и при виде ее агонии каждым сердцем овладели гнев и отчаяние. Мы ощутили оковы, более тяжкие, чем железная цепь, ибо они сковали наше сердце и нашу душу. Мы оказались в заточении более ужасном и отвратительном, чем сырые стены каменной тюрьмы, ибо весь мир вдруг стал тесной темницей, а самое небо превратилось в крышу гигантской тюрьмы.
Так проводим же труп британской Свободы к месту его последнего погребения со всеми подобающими ему почестями. А если славный и грозный дух внезапно возникнет на нашем пути и властно воздвигнет свой трон на обломках мечей, скипетров и корон, втоптанных в грязь, то знайте, - это дух Свободы вырвался из своей могилы, поправ все то грязное и низкое, что удерживало его там. Тогда мы склоним перед ним колена, чествуя его, как нашего истинного властелина».
Этот памфлет характеризует Шелли не только как выдающегося политического публициста, но и как замечательного стилиста. Его музыкальная, страстная речь порой звучит как ритмическая проза. От сдержанной иронии писатель переходит к сарказму, от сарказма - к задушевному лиризму, от лиризма - к глубокой гражданской скорби, в которой в то же время слышатся гнев и угроза. В памфлетах Шелли, как и во всем его творчестве, беспощадность критики действительности сочетается с могучим пафосом веры в грядущую победу народа.
В эти годы Шелли создает также ряд стихотворений. В них большое место занимает тема природы, а также интимно-лирическая, личная тема, но преобладает все же лирика политическая, одушевленная пафосом борьбы за свободу. Таковы стихотворения «Чувства республиканца при падении Бонапарта» (1815), «К лорд-канцлеру» (1817) и др. В стихотворении «Чувства республиканца при падении Бонапарта» Шелли клеймит в лице Наполеона узурпатора народных свобод.
Я проклинал тебя, низвергнутый тиран,
Сознаньем мучился, что, раб ничтожный, годы.
Над трупом ты плясал погубленной свободы.
Внимательно следя за европейскими событиями, Шелли раньше многих своих прогрессивных современников понял агрессивный и своекорыстный смысл политики Наполеона. С особой наглядностью он убедился в этом в период русского похода Наполеона в 1812 г., закончившегося позорным разгромом наполеоновской армии. 27 декабря 1812 г., во время отступления Наполеона из Москвы, Шелли писал Хоггу: «Бонапарт - личность, которую я глубоко осуждаю... он движим самым низким, самым вульгарным чувством, которое заставляет его совершать поступки, отличающиеся от разбоя только по числу людей и по источникам силы, находящимся в его распоряжении.... Кроме лорда Кэстльри вы не могли бы назвать человека, к которому я питаю большее презрение и отвращение». Шелли остается верным этой оценке и в последующие годы; об этом свидетельствуют его «Чувства республиканца при падении Бонапарта» и «Строки, написанные при известии о смерти Наполеона» (1821).
В философском стихотворении «Гимн интеллектуальной красоте» (1816) Шелли скорбит о духе гармонии, свободы и красоты, покинувшем землю, зачумленную рабством. Но поэт верит, что этот светлый дух, символ раскрепощенного человечества, вернется. Он вдохновенно призывает его.
Шелли всюду находит подтверждение своей глубокой уверенности в том, что зло не вечно. Созерцает ли он величественную вершину Монблана («Монблан», 1816), следит ли за вольным полетом горного орла («Орел могучий», 1817) - всюду он видит стремление к свободе. В стихотворении «Озимандия» (1817), обращаясь к далекому прошлому, поэт показывает, как бессильны попытки тиранов и деспотов противостоять ходу истории:
...Вдали, где вечность сторожит,
Пустыни тишину, среди песков глубоких
Осколок статуи распавшейся лежит.
Из полустертых черт сквозит надменный пламень,
Желанье заставлять весь мир себе служить;
Ваятель опытный вложил в бездушный камень
Те страсти, что могли столетья пережить.
И сохранил слова обломок изваянья:
«Я - Озимандия, я - мощный царь царей.
Взгляните на мои великие деянья,
Владыки всех времен, всех стран и всех морей».
Кругом нет ничего... Глубокое молчанье.
Пустыня мертвая... и небеса над ней...
В 1817 г., в период Реставрации и Священного Союза это стихотворение звучало как вызов реакции и пророчество ее неминуемого падения.
Свободолюбивый, тираноборческий пафос одушевляет и интимную лирику Шелли. В стихотворении, написанном при расставании с Англией и посвященном сыну Вильяму («Вильяму Шелли», 1817), скорбь о разлуке с родиной и с отнятыми у него детьми неразлучна с гневным обличением презренных рабов реакции. Но и в этом скорбном стихотворении Шелли выражает мысль, что тирания не вечна; будущее принадлежит свободе. Деспоты, угнетающие человечество, - накануне своего падения.
Они над обрывом, бушует вода,
И волны окрашены кровью:
Вкруг них возрастает свирепость пучин,
Я вижу, на зыби времен, как обломки,
Мечи их, венцы их — считают потомки.
И к речи привыкнув борцов благородных,
Свободным ты вырастешь между свободных.
Одним из наиболее ярких и политически насыщенных стихотворений Шелли, заключающих первый, «английский» период его творчества, является послание «К лорд-канцлеру»
(1817), в котором Шелли клянет от имени родины ненавистные законы, освящающие рабство и унижение, и пророчит падение реакции.
Могильный червь, церковная чума,
Мертвец, что человеком притворился,
Не думай, что ты Англия сама,
И что народ навеки покорился.
Законы ты попрал своим судом
И отравил людские мысли ядом,
Свои богатства нажил грабежом
Простых людей, но есть на свете правда.
И мы живем на свете не за тем,
Чтобы тебе покорствовать столетья,
Ты проклят родиной, и будет день
И страшный суд на этом грешном свете.
(Перевод К. Мартёса).
В марте 1818 г. Шелли приезжает в Италию, где остается до конца жизни.
В 1819—1820 гг. создаются одно за другим замечательные политические стихотворения Шелли: «Маскарад анархии», «Песнь к людям Англии», «Строки, написанные во время правления Кэстльри», «Англия в 1819 году», «Ода защитникам свободы», «Ода свободе», «Политическое величие» и др.
В форме злой и убийственной сатиры Шелли показывает истинное лицо буржуазной Англии, страны анархии и произвола. Таков его знаменитый «Маскарад анархии» (The Masque of Anarchy), напечатанный только в 1832 г. Это стихотворение, носящее подзаголовок «Написано по поводу манчестерской
бойни», разоблачает истинных виновников кровавой расправы с манчестерскими рабочими. Зловещая процессия чудовищ, рисуемая поэтом, символизирует правящую клику Англии и ее преступления против народа:
И вот гляжу, в лучах зари,
Лицом совсем как Кэстльри,
Убийство, с, ликом роковым,
И семь ищеек вслед за ним.
Все были жирны; и вполне
Понятно это было мне;
Он под плащом широким нес
Сердца людей в росе от слез,
И сыт был ими каждый пес.
За ним Обман; одет был он
Весь в горностай, как лорд Эльдон.
Шелли предвещает падение деспотизма, залившего кровью английскую землю. Он призывает к мужеству и стойкости простых людей Англии, «наследников Славы, героев неписанной истории». «Вас много - их мало», - этими знаменательными словами заканчивается стихотворение.
Картина, нарисованная в «Маскараде анархии», дополняется блестящей политической сатирой «Англия в 1819 году», где Шелли беспощадно разоблачает правящие круги своей страны:
Король, старик, презренный и слепой, -
Подонки расы отупело праздной,
Обжоры-принцы, грязь из лужи грязной, -
Правители с пустою головой, -
К родной стране прильнул из них любой.
Бесчувственно, пиявкой безобразной...
С публицистическим «Обращением к народу по поводу смерти принцессы Шарлотты» перекликается написанный в 1819 г.
«Новый национальный гимн». Смело перефразируя и переосмысляя слова британского национального гимна, Шелли ставит здесь истинную королеву Англии - Свободу. Ее считали убитой, но она воскреснет и выйдет из могилы. Миллионы и миллионы радостно и непоколебимо готовы служить ей.
Боевым революционным духом пронизана знаменитая «Песнь людям Англии» (Song to the Men of England, 1819), представляющая собой вершину политической лирики Шелли» Предельно простые, ясные и четкие по форме, стихи эти, обращенные, как и байроновская «Песня для луддитов», к народу, проникнуты страстным негодующим призывом к борьбе. Они замечательны глубиной понимания реального существа капиталистической эксплуатации.
Надо ль, бритты, для вельмож
Сеять вам ячмень и рожь?
Надо ль ткать вам для господ
Дни и ночи напролет?
Ты сеял хлеб - другой скосил;
Ты ткани ткал - другой сносил;
Ты меч сковал - другим он взят;
Ты клад нашел - и отнят клад.
Так сей не для господских ртов
И клад ищи не для воров,
Тки для своих усталых плеч
И куй себе в защиту меч.
(Перевод В. Лейтина).
У Шелли возникает жизненный, новый, небывалый в литературе образ общества в его реальных классовых противоречиях. Могучее, новаторское обобщение: трудовой народ как законный хозяин жизни, творец и создатель всех ее ценностей, обманутый и ограбленный, - но лишь до поры до времени, - ничтожной кликой паразитов...
Шелли начинает все яснее понимать непримиримость социального конфликта и неизбежность революционного столкновения с угнетателями. «Шелли любил народ и уважал его», - писала Мэри Шелли, чьи комментарии к собранию сочинений Шелли представляют собою драгоценный историко-литературный документ. «Он считал, что столкновение между двумя классами общества неизбежно, и с жаром спешил стать на сторону народа».
Подъем национально-освободительной борьбы в 1820 и 1821 гг. также вызвал горячий отклик в поэзии Шелли. Подобно Пушкину и декабристам, Байрону и Стендалю, подобно всем передовым людям Европы, Шелли с напряженным вниманием следил за ходом национально-освободительного движения в Испании, Италии, Греции, выражая свое сочувствие мужественным борцам за национальную независимость.
В примечаниях к «Элладе» Мэри Шелли следующим образом характеризует исторические события, отразившиеся в творчестве поэта: «В начале 1821 года юг Европы находился в состоянии великого политического возбуждения. Революция в Испании подала сигнал Италии, были организованы тайные общества; и когда Неаполь поднялся, чтобы провозгласить конституцию, призыв был поддержан повсюду, от Бриндизи до подножия Альп... Шелли, как и все истинные защитники свободы, наблюдал за событиями в Испании и Италии... Его интерес к этим событиям был огромным... Он с восторгом услышал о революции в Генуе. Всей душой он праздновал ее победу...».
Под живым впечатлением событий Шелли пишет свою «Оду Неаполю», «Оду свободе» и другие стихотворения, воспевающие героическую борьбу испанских и итальянских патриотов.
Сверкнула молнией на рубеже
Испании - свобода, и гроза -
От башни к башне, от души к душе -
Пожаром охватила небеса.
Моя душа разбила цепь, мятясь,
И песен быстрые крыла
Раскрыла вновь, сильна, смела,
Своей добыче вслед - таков полет орла.
(«Ода свободе», перевод В. Меркурьевой).
Шелли призывает народы Италии и Испании к упорной борьбе за свободу.
А когда, после подавления революции в Испании и Италии, центр национально-освободительного движения переместился в Грецию, Шелли посвятил греческому народу свое последнее большое произведение - лирическую драму «Эллада» (Hellas), вышедшую в 1822 г.
Прозорливость Шелли сказалась в его оценке национально освободительного движения в Южной Европе. Шелли рассматривает события в Испании, Италии и Греции не как единичные эпизоды истории, а как звенья многовековой, упорной борьбы народов за освобождение, под знаком которой пройдет все грядущее столетие.
«Губители человечества знают, кто их противник, - пишет Шелли в предисловии к «Элладе». - Они правы, приписывая восстание в Греции тому же духу, перед которым они трепещут повсюду в Европе. Этот противник хорошо; знает силу и коварство своих врагов; он выжидает минуты их предстоящей слабости и неизбежного раскола, чтобы вырвать кровавые скипетры из их рук».
В «Элладе» реалистические элементы сочетаются с фантастикой, которая появляется у Шелли всегда, когда он обращается к будущему. Шелли знакомит нас с действительными историческими событиями на Балканах, где идут напряженные бои между греческими повстанцами и турецкой армией. Султан Махмуд ждет известий с поля боя. Он слышит о героическом сопротивлении греческих патриотов. Об их легендарных деяниях торжественно повествует хор. И хотя победа остается за турками, беззаветная храбрость, с которой повстанцы защищали свою угнетенную родину, внушает смертельный ужас тиранам. Они понимают, что борьба не кончена и. свобода живет. Речь Махмуда полна тревоги, он чувствует, что власть его не вечна.
Вверху развал, анархия внизу,
Террор извне, измены изнутри, -
И чаша разрушения полна...
Греческое восстание предстает в драме на грозном фоне общеевропейских и мировых революционных событий. По-современному актуально звучат выпады против Англии, которыми изобилует драма. Шелли показывает агрессивную, захватническую политику Англии на Балканах, ее предательскую роль по отношению к Греции. Турецкая реакция заранее ликует, предвидя, что Англия поможет задушить греческое восстание:
Победа! Купленный британец шлет
Исламу океанские ключи.
Затмится крест. Британцев мастерством
Руководима, Оттоманов мощь,
Как гром, сразит мятежных...
Шелли трезво оценивает международную обстановку. Ему ясно, что соединенные силы европейской реакции готовы потопить в море крови молодые всходы свободы. Но мысль его улетает вперед, обгоняет события. Драма завершается торжественным песнопением. Хор возвещает наступление золотого века - мысль, неоднократно повторяющуюся у Шелли. Всякий раз она звучит все увереннее:
Век величайший бытия
Идет — век золотой;
Земля меняет, как змея,
Вид старый зимний свои...
В финале драмы является видение новой, освобожденной Эллады:
Встают холмы иной Эллады
Из волн ее еще светлей;
Мчит к утренней звезде каскады
Свои иной Пеней...
(Перевод В. Меркурьевой).
Политическая лирика Шелли 20-х годов проникнута тем же непоколебимым оптимизмом, который, в целом, составляет отличительную особенность его революционного романтизма. Эпиграфом к «Оде свободе» он избирает известные слова из «Чайльд Гарольда» Байрона: «Мужай, Свобода! Ядрами пробитый, твой реет стяг наперекор ветрам».
Образ желанной свободы в ослепительно ярких красках возникает в политической лирике Шелли. Нет для поэта ничего краше и величественнее свободы.
Как зиждительный ливень могучей весны,
На незримых крылах ты над миром летишь,
От народа к народу, в страну из страны,
От толпы городской в деревенскую тишь,
И горит за тобой, тени рабства гоня,
Нежный луч восходящего дня.
Революционная сатира Шелли, как и вся его политическая лирика последних лет, свидетельствует о несомненной эволюции Шелли к реализму. Приходя к более ясному пониманию важнейших закономерностей современной действительности, Шелли ищет новую форму изображения жизни. В его произведениях 20-х годов жизнь все чаще предстает в ее конкретных исторических чертах.
Эта реалистическая тенденция, наметившаяся уже в драме «Ченчи», особенно сильна в сатирической поэме Шелли «Питер Белл третий» (Peter Bell the Third, написана в 1819 г., напечатана посмертно в 1839 г.). Поэт прибегает к сатирической фантастике, но основное ядро поэмы реалистично по содержанию.
Действие развертывается то на земле (в Англии), то в аду. Но этот ад никак не отличишь от современного Шелли Лондона, а сатану - от почтенного и состоятельного английского джентльмена. Его можно принять и за государственного мужа, совершившего преступление, и за поэта, продавшего свое перо. Поэма содержит глубокое и беспощадное разоблачение внешней и внутренней политики Георга III. Реалистическими штрихами показывает поэт бедственное положение английского народа.
Сам Питер Белл - герой этой поэмы - представляет собою обобщенный тип ренегата, ханжи, ценою предательства: купившего себе славу и признание сильных мира сего. Прообразами Питера Белла послужили поэты «Озерной школы» - Вордсворт и Саути, которых беспощадно разоблачают в эти годы и Байрон, и Шелли.
Реалистическим произведением обещала быть незаконченная трагедия Шелли «Карл I» (Charles the First), над которой он работал в 1822 г. Здесь Шелли обращается к английской истории, к революции 1648 года, представлявшей для поэта живой интерес с точки зрения современности.
В первых пяти сценах трагедии, которые успел набросать Шелли, дана развернутая картина Англии накануне революции и гражданской войны. Шелли правдиво воссоздает расстановку классовых сил в стране, а также смысл социального конфликта, который приводит в движение все события в этом замечательно задуманном произведении. Он блестяще вскрывает тупоумие, варварство и жестокость Карла I, королевы Генриетты, Страффорда и всей феодальной клики.
Верно и сочувственно обрисован второй, враждебный правящим кругам, лагерь. Это народ и его вожаки - пуритане. Шелли показывает, как растет народное недовольство. Тщетно старается правительство усыпить народную бдительность, обезглавить, обезоружить народ массовыми репрессиями. То там, то здесь поднимается возмущение. Отважный протестант Бэствик обличает феодальную реакцию и предрекает ее скорую гибель. Король испытывает смертельный страх перед народом.
Исторический анализ Англии первой половины XVII века в трагедии «Карл I» обнаруживает политическую зрелость Шелли и содержит глубоко актуальный, современный смысл - призыв к борьбе против реакции.
Преждевременная смерть помешала Шелли закончить эту драму, как и философскую поэму «Торжество жизни» (The Triumph of Life, 1822), где в последний раз прозвучала уверенность поэта в том, что все в мире стремится вперед, и ничто не может остановить неумолимого хода истории.
Тенденцию к реализму можно обнаружить и в так называемой пантеистической лирике, вернее говоря, в лирике, посвященной природе, представленной в последние годы жизни Шелли такими шедеврами, как «Ода западному ветру» (1819), «Облако» (1820), «К жаворонку» (1820), «Аретуза» (1820), «Гимн Аполлона» (1820), «Гимн Пана» (1820) и другие. Природа по-прежнему занимает почетное место в лирике Шелли, но характер ее изображения меняется. Образ ее становится все более жизненным, чувственно осязаемым, материальным. Описания природы утрачивают дидактичность и отвлеченность, присущую поэзии Шелли более раннего периода, становятся многогранными, живыми и точными.
Шелли насыщает описания природы глубоким философским и политическим смыслом. В пейзаже Шелли нет ни мрачных тонов, присущих пейзажам Байрона, ни слащавой сентиментальности, характерной для поэтов «Озерной школы». Природа у Шелли - это свободная стихия («Ода западному ветру», «Облако» и др.); по контрасту с нею становится очевиднее порабощение человека человеком. Природа прекрасна и величественна, ей чуждо страдание, ставшее уделом угнетенного человечества. Природа укрепляет в человеке любовь к жизни, к свободе, волю к борьбе.
Свои картины природы Шелли насыщает революционным, боевым содержанием. Такова его знаменитая «Ода западному ветру», которая принадлежит к шедеврам английской поэзии. Жажда революционного подвига, действия, могучий порыв к свободе слышатся в обращении поэта к ветру:
Будь облаком - тебе бы вслед летел,
Волной - твоим движеньем, я бы рос,
Не так свободен, но порывно смел,
Как ты, о самовластный!..
Стремительный, будь мной! В меня вселен,
Ты, буйный дух, моею стань душой.
Взвей мысль мою—она, как лист, суха,
Но, мертвая, рожденье даст другой.
И заклинанием этого стиха
Развей мои слова на целый свет,
Как искры и золу из очага.
Моим устам дай вещий твой завет:
Зима идет — Весна за нею вслед.
(Перевод В. Меркурьевой).
Природа у Шелли вдохновляет и окрыляет человека на борьбу. Могучий гимн во славу природы, которая живет и развивается, меняет свои формы и никогда не умирает, сливается с революционным призывом, одухотворяющим все творчество великого английского поэта.
В поэтическом наследии Шелли большое место занимает его любовная лирика, в значительной степени автобиографическая,
В его стихотворениях раскрывается благородная натура поэта, остро и чутко воспринимающего все прекрасное. Шелли передает тончайшие переливы и движения чувства - надежды, радости и страдания, ненасытное стремление к счастью и гармонии, наперекор грубой, жестокой прозе жизни. Большинство интимных стихотворений поэта посвящено Мэри Годвин, его возлюбленной, жене и другу. Шелли уже создает законченного реалистического портрета любимой женщины, но глубокие чувства, которые она возбуждает в поэте, задушевно и выразительно переданные в его стихах, помогают дорисовать образ одной из интереснейших женщин его эпохи, верной и доброй подруги поэта-изгнанника.
Мне чудится, что любишь ты меня,
Я слышу затаенные признанья,
Ты мне близка, как ночь сиянью дня,
Как родина в последний миг изгнанья.
(«Мэри Годвин», 1814).
Человечность, искренность и глубина чувства, чуждого ложной экзальтированности, манерности и рисовки, составляют характерную особенность любовной лирики Шелли.
Наиболее яркие, проникновенные и поэтичные произведения в этом роде он создает в «итальянский» период, когда, кроме любовных сонетов, появляется одно из замечательных его произведений - лирическая поэма «Эпипсихидион» (Epipsychidion; 1821).
Страстная, энергично выраженная лирическая тема, навеянная сочувствием поэта к судьбе молодой итальянки Эмилии Вивиани, насильно заточенной в монастырь, перерастает в то же время в тему гражданскую. Шелли отстаивает право человека свободно чувствовать, жить и любить, предаваться всем радостям жизни, наслаждаться всеми благами природы.
В порыве романтической мечты поэт рисует торжество любви над тиранией и угнетением:
Твой час настал: твоей судьбы звезда
Взойдет над опустевшею тюрьмою.
Хоть стража здесь не дремлет никогда,
Хоть дверь крепка, и прочною стеною
Тюремный двор, как панцирем, одет -
Для истинной любви преграды нет.
Как молния, она прорвется всюду,
Подвластно все ее живому чуду,
Любовь сильней, чем смерть: она всему
Дает блаженство нового рожденья,
Разрушив склеп, оттуда гонит тьму,
И приобщает к свету своему
Всех мертвых, кто раздавлен был скорбями,
Кто в хаосе стонал, гремя цепями.
Несмотря на некоторые следы влияния платонизма, сказывающиеся в идеалистическом представлении о всесилии абстрактной «любви», поэма «Эпипсихидион» полна искреннего и глубоко прочувственного жизненного содержания, которое гармонирует с ее образной формой.
Любви кипучей творческою властью,
Мы можем эти блага разделить
И тем полней служить людскому счастью,
Полнее зло и горе устранить.
То истина великая, святая,
В ней кроется родник живой воды,
В ней бьется луч негаснущей звезды,
Дрожит надежда вечно молодая.
И каждый, кто вкушал от этих вод,
Склонившись, поднимался освеженный,
Яснее видел синий небосвод...
И характерно, что и в лирической, интимной теме как лейтмотив звучит тема будущего, тема счастья, которое тщетно ищут отдельные люди, но которое рано или поздно станет уделом всего человечества:
Здесь мудрые, чей ум горит светло,
Грядущим поколеньям завещали,
Возделывать забытые поля,
Чтоб в лучший час пустынная земля
Забрезжилась Эдемом благодатным.
В любовной лирике, как ив философской и политической поэзии Шелли, природа разделяет все радости и переживания человека. Поэт создает очень тонкие и выразительные параллели между миром человеческих чувств и миром неодушевленной природы, которые помогают ему глубоко и ярко раскрыть лирический образ. В стихотворении «Философия любви» (1819)
Шелли при помощи природы старается передать всю силу, значительность и правомерность чувства любви:
Ручьи сливаются с рекою,
Река стремится в Океан;
Несется ветер над землею,
К нему ласкается туман.
Все существа, как в дружбе тесной,
В союз любви заключены.
О, почему ж, мой друг прелестный,
С тобой мы слиться не должны.
Смотри, уходят к небу горы,
А волны к берегу бегут;
Цветы, склоняя нежно взоры,
Как брат к сестре, друг к другу льнут.
Целует ночь морские струи,
А землю - блеск лучистый дня.
Но Что мне эти поцелуи,
Коль не целуешь ты меня.
В любовной лирике Шелли полно и ярко развивается гуманистическое, жизнеутверждающее представление поэта о естественном праве человека на наслаждение; его любовная лирика совершенно чужда и враждебна спиритуалистической экзальтации и аскетизма реакционно-романтической поэзии с ее противопоставлением лирической «небесной» любви - земному, «греховному» плотскому началу. Любовь у Шелли - это земная, пылкая страсть, которая, вместе с тем, выступает как одухотворенное, облагораживающее начало, как чувство, не противоречащее общественным устремлениям и идеалам людей (каким она являлась, например, у Мура или Лэндора), а, напротив, побуждающая их к борьбе за общественное благо. В романтической форме, прибегая иногда (например, в поэме «Эпипсихидион», в «Гимне интеллектуальной красоте» и др.) к символам и аллегориям, окрашенным налетом платонизма, Шелли пытается утвердить, как свой идеал, как основу человеческого счастья, гармонию личного и общественного начала. Эта попытка была уже сама по себе новаторским завоеванием Шелли - поэта и мыслителя.
В области стихосложения, метрики, рифмы и ритма Шелли выступает как один из выдающихся новаторов английского стиха. Опираясь на традиции английского национального стихосложения, Шелли, подобно Байрону, охотно использует в своих произведениях и так называемую спенсерову строфу («Восстание Ислама», «Адонаис» и др.), прочно вошедшую в обиход английской поэзии со времен Возрождения; вместе с тем, он обращается и к белому нерифмованному стиху («Королева Маб», «Прометей», «Ченчи», «Карл I»), столь любимому Шекспиром и Мильтоном. В лирике он часто использует сонет - форму, хотя и сложившуюся под влиянием итальянского Ренессанса, но органически усвоенную в Англии и ставшую национальной. Шелли не раз ссылался на свою связь с национальной поэтической традицией Спенсера, Шекспира, Мильтона. Так, например, в предисловии к «Восстанию Ислама» он пишет: «Я выбрал для своей поэмы спенсерову строфу, - размер необычайно красивый, - не потому, что я считаю ее более тонким образцом поэтической гармонии, чем белый стих Шекспира и Мильтона, а потому, что в этой последней области нет места для посредственности: вы должны одержать победу или пасть. Этого, пожалуй, должен был бы желать дух честолюбивый. Но меня привлекало также блистательное звуковое великолепие, которого ум, напитанный музыкальными мыслями, может достигнуть в этом размере правильным и гармоничным распределением пауз». Это стремление к музыкальности стиха является одним из важнейших проявлений новаторства Шелли в области художественной формы.
В поэзии Шелли английский стих достигает не известной прежде мелодичности и разнообразия ритма и рифмы.
Излюбленным размером стиха Шелли является традиционный английский ямб, хорей. Однако он часто пользуется и смешанными ритмами. Стих Шелли, всегда очень динамичный, стремительный и порывистый, по своему ритму соответствует общему духу его творчества, окрыленного пафосом свободы, устремленного к светлому будущему. Новаторство Шелли проявляется и в создании нового для английской литературы жанра революционной песни-марша, в которой традиционные английские ритмы звучат по-новому, боевым, мобилизующим призывом. Такова, например, заключительная часть «Маскарада анархии» и «Песни людям Англии», которые пользовались широкой популярностью у чартистов.
Вопрос о ритмических, музыкальных принципах стиха Шелли - это большая и самостоятельная тема, еще ожидающая своего исследователя. Шелли варьирует в каждом новом своем произведении рифмы и ритмы, ударения, аллитерации, организацию строф, припевы, повторы; стремясь к максимальной выразительности идеи, он избегает ритмического интонационного однообразия и в пределах каждого произведения.
Для «Освобожденного Прометея», «Эллады» и других произведений Шелли характерно как бы симфоническое построение: различные стихотворные лейтмотивы, сменяя и оттеняя друг друга, сливаются в общем идейном и музыкальном единстве сложной симфонии шеллиевского стиха.
Важной особенностью музыкальной структуры стиха Шелли является аллитерация. И ад у кого из его современников этот прием не доведен до такого совершенства, как у Шелли. Характерно, например, использование аллитерации в «Оде к западному ветру» для звуковой характеристики осеннего ветра:
О wild West Wind, thou breath of Autumn's being...
В «Освобожденном Прометеё» в словах Ионы аллитерация выразительно передает шелест отшумевших звуков, о которых она говорит сестре:
Ah me! sweet sister,
The stream of sound has ebbed away from us...
Легко и свободно рифмует Шелли свой стих. Помимо конечной рифмы, он пользуется для большей музыкальности и напевности и так называемой внутренней рифмой, которую можно встретить и в «Освобожденном Прометеё» и в «Элладе», и в «Облаке», и во многих других произведениях.
Поэтическое творчество Шелли последних лет, как и его теоретические работы свидетельствуют о том, что он упорно работал над усовершенствованием своего стиха, видя в его музыкальности, выразительности и доходчивости важнейшее условие для осуществления великой общественной миссии поэзии
Наследие Шелли и по сегодняшний день является предметом политической борьбы. Сто тридцать лет, прошедшие со Дня его смерти, нисколько не притупили, не смягчили ненависти, питаемой реакционерами к великому английскому поэту, ибо актуально, по-современному звучит гневный протест Шелли против войны и угнетения. История нашего времени подтвердила жизненность благородной мечты поэта о грядущем торжестве мира и свободы, воплощенной в его стихах:
Придет ли светлый день, когда народ
Бессмысленность кровавых войн поймет!
Богатство, гордость, ложь и честолюбье
Исчезнут, словно сон, как братья люди
Под ярким солнцем счастья заживут
И там, где смерть царит, сады взойдут.
(Перевод К. Б.).
Как и все передовое наследие демократической культуры. Творчество Шелли продолжает жить и в наше время и служит действенным оружием в борьбе за мир и свободу народов.