…Я – часть той силы,
Что вечно хочет зла
И вечно совершает благо…
И.В. Гёте. «Фауст»
Тема бога и беса, добра и зла – одна из самых обширнейших тем литературы и вообще искусства в целом. Задолго ещё до появления цивилизации люди стали задумываться над вопросами: «Что есть хорошо, а что плохо?» «Чем нужно руководствоваться в своих действиях?» «Что толкает человека на те или иные поступки?» Подчиняясь некоему подсознательному стремлению к упорядоченности, убегая таким образом от страшной и потому таинственной неизвестности, люди выдумывали богов, злых и добрых. Не может же, в конце концов, тёмный умысел, какое-то греховное побуждение, одной только мыслью о себе порочащее умы невинных божественных существ, зародиться в глубинах подсознания человека, изначально светлого, созданного по образу и подобию Его… Нет, здесь появилась необходимость в какой-то внешней злой силе, в Змие-Искусителе, сладким голосом нашёптывающем: «И будете вы как боги, ведающие добро и зло…»
Такой змий присутствует почти в любой религии. Будь то Шайтан, Иблис, Эшу или Сатана, он всё равно сохраняет облик злого духа, повелителя враждебных человеку сил. Так, в христианстве – это Люцифер, падший ангел, изгнанный Богом из рая за свою гордыню.
На протяжении веков образ дьявола, словно запретный плод, притягивал к себе внимание поэтов и писателей. И происходило это не случайно. Ведь едва ли во всём мире найдётся личность более загадочная, более ужасающая, пользующаяся большей популярностью. И при этом столь близкая многим из нас… Начать хотя бы с того, насколько богат русский язык выражениями вроде: «…здесь сам чёрт ногу сломит!»
Не думаю также, что в истории человечества найдётся личность, имеющая большее количество кличек и прозваний. В одном только немецком языке, традиционно считающимся чёрту родным, их бессчётное количество! Святой Вельтен, Самиэль, чёрный Кесперлин, господин Dicis et non facis… Одно из имён дьявола – Мефистофель, использованное Гёте, заимствованное им из немецкой народной книги «Повесть о докторе Фаусте…», образовано на основе древнееврейских слов «разрушитель» и «лжец». Что ж, очень удачное и вполне отвечающее истине определение!
Дьявол может быть многолик, пугающе многолик. Мелкий бес, заискивающий и пресмыкающийся перед людьми способен мгновенно превратиться в величественного князя тьмы, истинного владыку ада. И это, как мне кажется, тоже не последняя причина такого страстного влечения литературы к бесовской теме. Каждый писатель мог найти в этом образе нечто, близкое себе.
Ну и, конечно, извечный, старый как мир вопрос: «А зол ли чёрт? Добр ли Бог?» Возможно, дьявол – это всего лишь часть божественного замысла… Искуситель, призванный на землю, дабы испытать веру рабов господних…
Говоря о теме бога и беса в русской литературе 19 века, нельзя не упомянуть имя такого величайшего поэта, как А.С. Пушкин. Возьмём, например, его известное стихотворение «Бесы». В этом стихотворении автор описывает чувства сбившегося с дороги человека, которому в окружающей вьюге видятся какие-то жуткие образы. Они кружатся, жалобно воют, сверкают во тьме своими ужасными глазами, толкают в овраг одичалого коня…
Бесконечны, безобразны,
В мутной месяца игре
Закружились бесы разны,
Будто листья в ноябре…
Кажется, всё стихотворение пронизано этим жутким воем, бесконечной, неудержимой чредой чудных образов, без устали друг друга сменяющих, непонятной печалью бесовского плача… Перед читателем ясно предстаёт образ демонической луны, слепящего глаза снега, беспрерывного, сводящего с ума движения, и вправду напоминающего необъятный рой фольклорных бесов… Именно фольклорных: стихотворение имеет немало общего с народной песней. Здесь и ямщик со своей незамысловатой речью, и звенящий под дугой колокольчик, и верстовые столбы и, наконец, кружащий в поле бес, по народным поверьям, мешающий путникам в непогоду. Всё стихотворение в самом деле похоже на песню: размеренный слог, сравнимый лишь, пожалуй, со звучанием колокольчика, строчки, повторяющиеся несколько раз подобно припеву:
Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Кажется, эти бесы и вправду существуют, вправду водят в поле беспечных путников, справляют свои собственные, никому неизвестные свадьбы, похороны, разрывают воздух в неподвластных человеческому уху визгах… Пушкин в своём произведении оживил этих фольклорных персонажей, сотворил из них нечто большее, чем просто мёртвых героев поверий.
Не меньше поражает и другое его стихотворение. Это стихотворение – «Сцена из Фауста». Согласно с названием, оно действительно является сценой из трагедии Гёте, однако, одновременно с тем, можно сказать, что это совершенно самостоятельное произведение, заключающее в себе оригинальную, а в некотором роде даже противоречащую Гёте идею.
В стихотворении Пушкин приводит разговор Фауста с дьяволом, в котором первый жалуется на скуку и требует как-нибудь развеселить себя, а Мефистофель с присущим ему красноречием и язвительностью доказывает, что все земные наслаждения уже испробованы, что во всём мире не осталось более ничего, способное увлечь Фауста, рассеять его скуку…
…таков вам положен предел,
Его ж никто не преступает.
Вся тварь разумная скучает:
Иной от лени, тот от дел;
Кто верит, кто утратил веру;
Тот насладиться не успел,
Тот насладился через меру,
И всяк зевает да живёт –
И всех вас гроб, зевая, ждёт,
Зевай и ты.
Наука, слава, мирская честь, минутные развлечения – во всём Фауст разочаровался. Неужто ради этого он закладывал душу дьяволу?
Может быть, любовь – то единственное, что спасёт его от смертельной скуки, ради чего только и следует жить?.. Однако и здесь Мефистофель разбивает вдребезги все иллюзии Фауста, безжалостно напоминает ему о той невыразимой тоске и отвращении, пришедших после того, как Гретхен была совращена…
Любви невольной, бескорыстной
Невинно предалась она…
Что ж, грудь моя теперь полна
Тоской и скукой ненавистной?..
Если у Гёте Фауст ни на минуту не останавливается, проводит всю свою жизнь в стремлении к бесконечному, то у Пушкина он предстаёт перед нами довольно-таки жалким, уставшим от своей однообразной жизни человеком. Мне кажется, пожелай Пушкин описать судьбу своего Фауста, он бы окончил трагедию по-другому. Возможно, душа его героя не спаслась бы от кровавой расписки.
Пушкинский Мефистофель тоже отличается от того беса, что описан у Гёте. Циничный, насмешливый, в пух и прах разбивающий все доводы своего спутника, под маской мелкого беса скрывающий тысячелетнюю мудрость и презрение к роду человеческому, вместе с тем обладающий какой-то странной печалью… В его изречениях ясно слышится нескрываемая насмешка, как будто безразличная ко всему на свете.
Очень интересно стихотворение Пушкина «Демон». Тот же самый бес нашёл отражение в «злобном гении», будто бы навещавшим поэта в «часы надежд и наслаждений».
Печальны были наши встречи:
Его улыбка, чудный взгляд,
Его язвительные речи
Вливали в душу хладный яд.
Неистощимой клеветою
Он провиденье искушал;
Он звал прекрасное мечтою;
Он вдохновенье презирал;
Не верил он любви, свободе;
На жизнь насмешливо глядел –
И ничего во всей природе
Благословить он не хотел.
Складывается ощущение, что Пушкину самому приятны были эти встречи, хладный яд, который демон вливал в его душу. Что, несмотря на язвительные речи, на неистощимую клевету, поэту близка была такая насмешка, дерзкое искушение провидения.
Совершенно другим предстаёт перед нами демон в одноимённом произведении М.Ю. Лермонтова. Он больше не похож на мелкого беса, лицемерного и коварного. Теперь это гордый дух изгнанья, хранящий в себе непонятную смертным печаль.
Ничтожной властвуя землёй,
Он сеял зло без наслажденья,
Нигде искусству своему
Он не встречал сопротивленья –
– И зло наскучило ему.
Разве можно себе представить пушкинского Мефистофеля, говорящего такие слова, или, например, Воланда из «Мастера и Маргариты», уставшего от своих обязанностей? Лермонтовский демон совершенно на них не похож. В своей печали он величественен, образ его совмещает в себе одновременно трагичность и неистовость, какую-то необъяснимую дерзость. Однако же, этот демон абсолютно лишён той невозмутимой бесстрастности, самодовольства, лицемерной маски, позволяющей принять какой угодно облик, будь то чёрный пудель, умудрённый опытом учитель или заискивающий шут.
Мне кажется, что лермонтовского духа изгнания нельзя назвать дьяволом в христианском понимании этого слова. Настоящий дьявол не может любить, это противоречит его натуре. Лермонтовский же демон полюбил смертную девушку, у него появилась надежда вновь стать таким, каким он был изначально, так как сатана вначале был любимым ангелом Бога.
И входит он, любить готовый,
С душой открытой для добра
И мыслит он, что жизни новой
Пришла желанная пора.
Но это невозможно. Демон остается демоном, пусть даже любящим, но злым духом, и потому его любовь обречена на смерть. Он достоин сожаления, эта любовь была для него единственным шансом вернуться к прежнему облику, но возможность ему так и не была предоставлена.
Лермонтов довольно много писал на подобные темы. Мы остановимся подробнее еще на одном из стихотворений, «Мой демон». В нем образ злого духа описан еще четче, здесь же поэт описал и его роль в своей жизни:
И гордый демон не отстанет,
Пока живу я, от меня,
И ум мой озарять он станет
Лучом чудесного огня;
Покажет образ совершенства
И вдруг отнимет навсегда,
И, дав предчувствие блаженства,
Не даст мне счастья никогда.
Видно, что Лермонтова сильно волнует проблема воздействия темных сил на человека. Он считает, что сам подвержен этому влиянию, причем дьявол, с которым связана его жизнь, будет вечно терзать его. К Богу и светлым силам поэт здесь не обращается, описывая только свое понимание демонического в обычной земной жизни.
Федор Михайлович Достоевский, русский писатель второй половины XIX века, был очень набожным человеком. И в его произведениях, пожалуй, полемика на тему Бога и беса прослеживается лучше, чем в каких бы то ни было других. В одном из самых известных его романов “Преступление и наказание” мотив соблазна обуславливает значимую подмену представлений о человеческом подвиге.
Так, следователь Порфирий Петрович почитает Раскольникова за мученика. Однако герой увлекается “соблазнительной дерзостью” мечты о деянии необыкновенного человека. Раскольников не сразу обретает Бога в своей душе, не случайно Соня Мармеладова назвала героя богохульником. Через рассматриваемый мотив связывается идея Раскольникова с особым нравственным состоянием — его “помрачением”, стеснённостью его ума и души.
Однако, ещё до убийства герой осознаёт всё безобразие своей теории, он выдерживает муку борьбы с самим собой. Но даже после сна о кляче герой не может совершенно отказаться от проклятой мечты. После встречи с Лизаветой Раскольников теряет свободу воли. Его, попавшего во власть чёрта, “съедает” идея.
Бес прилепляется к Раскольникову с того момента, когда герой поддался греховному помыслу. Ещё сердцу своей покойной невесты он сообщил многое из того, что потом так позорно сбылось. Толчком к развитию идеи героя становится знакомство со старухой – “ведьмой”, которую Раскольников сравнивает с пауком. Мотив соблазна помогает раскрытию истинной сущности деяния героя. Именно процентщица, прежде всего, искушает Раскольникова, сближаясь в этом с Лужиным и Свидригайловым, соблазнявшими Дуню Раскольникову.
Свидригайлов понимает, что «птичка сама лежит в сетку», когда героиня решается на подвиг самопожертвования. Причём спасение погибающего человека едва не обернулось для неё падением. В то же время она готова продать себя Лужину, на чьи деньги польстилась. А мысль о героине “соблазнительно занозила” сердце её жениха.
Близость образов Раскольникова и его сестры помогают нам понять, что понимание поступка героя гораздо ближе по своей сути к грязному преступлению, чем к подвигу. Причём, отступившись от Бога, Раскольников становится жертвой бесовского мира.
Именно старуха глумится над героем в его сне. А Свидригайлов со сладострастным наслаждением мучает героя рассказом о своих гнусных поступках. С особой тщательностью он раскрывает сущность своих отношений с Дуней Раскольниковой. И то, как Лужин оговаривает Сонечку Мармеладову опять же больно отзывается в душе Раскольникова.
Близость ее к бесовскому миру искажает облик этой героини. Так, после первой встречи с нею в памяти Раскольникова отразился образ “совсем другого лица”, ведь Соня Мармеладова появилась в наряде проститутки. Позже герой поймёт, что разврат, “одурманивающий ум и окаменяющий сердце”, коснулся ее “чисто механически”.
Интересующий нас мотив соблазна обуславливает и неприятие Раскольниковым необходимости явиться с повинной. Не случайно рассматриваемый мотив связан с истязаниями героя у следователя Порфирия Петровича. В этом смысле значимы, прежде всего, сцены разговора Раскольникова с Заметовым и посещение героем квартиры старухи, уже после её убийства. Благодаря мотиву соблазна в сознании Раскольникова соединяются образы следователя и процентщицы. Не случайно герою трудно принять совет Порфирия Петровича — явиться с повинной.
Рассматриваемый мотив создаёт ощущение безвыходности положения Раскольникова. Оскорбившись насмешкой чёрта, он приходит к Соне Мармеладовой и не принимает её слов. Встреча со Свидригайловым рождает в его душе отвращение к бесовскому миру. Раскольников едва не решается на самоубийство, однако всё же находит в себе силы для явки с повинной. Значимо, что мотив соблазна объединяет образы Раскольникова и маляра Миколки. Миколка объясняет убийство процентщицы “омрачением” и соглашается искупить чужой грех страданием. Так, рассматриваемый мотив, отчасти, подготавливает и тот момент, когда Раскольников “Бога и веру найдёт”.
А у писателя уже начала XX века Леонида Андреева намного четче прослеживается образ Бога, чем беса. Особенно хорошо это видно на примере рассказа «Иуда Искариот», в котором пересказывается библейский сюжет в современной интерпретации. Главных двух действующих лиц своего рассказа – Иисуса и Иуду – писатель представлял себе не совсем так, как они были описаны в Библии.
Остановимся поподробнее на образе Иисуса. Вот как описывается избрание всех апостолов в «библейских легендах»: «В те дни взошел Иисус на гору помолиться и пробыл там всю ночь. Утром избрал он двенадцать учеников, еще называют их апостолами: Петра, брата его Андрея, <…> и Иуду Искариота, который потом сделался предателем. Дал им Иисус власть над нечистыми духами, чтобы изгонять нечисть и врачевать всякую болезнь и немощь...»
Андреев же имел свою точку зрения. Он считал, что Иуда был избран последним: «Никто из учеников не заметил, когда впервые оказался около Христа этот рыжий и безобразный иудей; но уж давно неотступно шел он по ихнему пути, вмешивался в разговоры, оказывал маленькие услуги, кланялся, улыбался и заискивал. <…> И не было сомнения для некоторых из учеников, что в желании его приблизиться к Иисусу скрывалось какое-то тайное намерение, был злой и коварный расчет. Но не послушал их советов Иисус; не коснулся его слуха их пророческий голос. С тем духом светлого противоречия, который неудержимо влек его к отверженным и нелюбимым, он решительно принял Иуду и включил его в круг избранных. Ученики волновались и сдержанно роптали, а он тихо сидел, лицом к заходящему солнцу, и слушал задумчиво, может быть, их, а может быть, и что-нибудь другое».
Видно, что Андреев создает образ Иисуса Христа как одного из людей, который тоже способен углубляться в собственные мысли, размышлять над проблемами. Также писатель слегка искажает библейский сюжет, так как в Библии Иисус выбирал себе учеников, а в рассказе Иуда приходит сам, причем из текста видно, что он мог быть не принят: «Даже люди, совсем лишенные проницательности, ясно понимали, глядя на Искариота, что такой человек не может принести добра, а Иисус приблизил его и даже рядом с собою – рядом с собою посадил Иуду».
Главным же фактором, который подтверждает позицию Андреева в вопросе о том, кто есть Иисус, является то, что в отличие от Библии, где Иисус именуется «сыном Божиим», Андреев всякий раз называет его «сыном человеческим». «Иуда, целованием ли предаешь сына человеческого?» - последняя фраза Иисуса в рассказе, при этом в Библии (евангелие от Матфея, ст.26-50) она звучит как «Друг, для чего ты пришел?» Еще один тонкий момент в этом вопросе – то, что писатель ни разу не употребил по отношению к Иисусу местоимения, начинающегося с большой буквы.
Подробно Андреев на образе Иисуса не останавливается, но это еще раз подтверждает его непоколебимую уверенность в человеческом начале Иисуса (он не хочет это обсуждать). Те несколько фраз, которые характеризуют сына Божьего в рассказе, дают понять, что писатель считает, что Иисус относится к людям больше, чем так считали евангелисты, может быть, даже больше, чем он был на самом деле.
Михаил Афанасьевич Булгаков – писатель с необычной судьбой: основная часть его литературного наследия стала известна читающему миру только четверть века спустя после его смерти.
Он вошел в русскую и мировую литературу, прежде всего как автор романа “Мастер и Маргарита”, который многие литературоведы и вдумчивые читатели считают лучшим романом ХХ столетия. Это его последний роман, который и принес автору мировую славу.
В его творчестве, и особенно в романе “Мастер и Маргарита”, отчетливо прослеживается интерес писателя к истории христианства, вопросам демонологии, различным мифам прошлого и настоящего. Потусторонние силы в романе играют роль своеобразного связующего звена между древним и современным миром.
Воланд, персонаж романа “Мастер и Маргарита”, возглавляющий мир потусторонних сил. Воланд – это дьявол, сатана, “князь тьмы”, “дух зла и повелитель теней”. Он в самом начале романа вводит евангельскую тему, рассказывая о допросе Иешуа Пилатом. Именно Воланд определяет весь ход действия московских сцен, в которых он со своей свитой оказывается в обличье современников. Нечистая сила в “Мастере и Маргарите” не без юмора обнажает перед нами людские пороки. Тут и черт Коровьев – спившийся регент-забулдыга. Тут и кот Бегемот, чрезвычайно похожий на человека и временами сам обращающийся в человека, чрезвычайно похожего на кота. Тут и хулиган Азазелло с безобразным клыком. Но Воланда авторская ирония не касается ни разу. Даже в весьма затрапезном виде, в каком он предстает на балу, сатана не вызывает улыбки. Воланд олицетворяет вечность. Он – то вечно существующее зло, которое необходимо для существования добра.
Изображение дьявола в русской мировой литературе имеет многовековую традицию. Не случайно поэтому в образе Воланда органически сплавлен материал множества литературных источников. Само имя взято Булгаковым из “Фауста” Гёте и является одним из имен дьявола в немецком языке. Слово “Воланд” близко стоит к более раннему “Фаланд”, означающему “обманщик”, “лукавый” и употребляющемуся для обозначения черта уже в Средневековье.
Из “Фауста” же взят в булгаковском переводе и эпиграф к роману, формулирующий важный для писателя принцип взаимозависимости добра и зла. Это слова Мефистофеля: “Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо”. Связь образа Воланда с бессмертным произведением Гёте очевидна. Воланд крепко связан с мировой демонологической традицией. В этом образе нашли отражения литературные портреты тех исторических личностей, которых молва напрямую связывала с силами ада.
Булгаковский Воланд способен предвидеть будущее и помнит события тысячелетнего прошлого. Он критикует бездумный оптимизм Берлиоза, одолевшего энциклопедический словарь, и потому считающего себя “просвещенным”: “Позвольте же вас спросить, как же может управлять человек, если он не только лишен возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем, в тысячу, но не может ручаться даже за свой собственный завтрашний день?” Легко заметить, что в речи Воланда преобладает скептицизм. Дьявол пытается объяснить своему собеседнику, что в каждый момент своей жизни ни человек, ни общество в целом не могут предвидеть всех последствий происходящих событий, предугадать свой путь в будущем.
Но сторонник всеобъемлющего детерминизма Берлиоз не внял доводам Воланда. Не оставляя в жизни места явлениям непредсказуемым, случайным, председатель МАССОЛИТа по сути недалеко ушел от теории божественного предопределения. За приверженность готовым схемам следует наказание, и Берлиоз гибнет под колесами невесть откуда взявшегося трамвая. Булгаков здесь восстает против так долго господствовавшего в нашем обществе стремления детерминировать все и вся, часто порождавшем только хаос.
Воланд спорит со своими оппонентами с позиции вечности. Именно с высоты вечных истин представитель потусторонних сил в “Мастере и Маргарите” обнажает всю никчемность стремлений московского литератора, жаждущего лишь сиюминутных благ, и живущего заботами лишь самого ближайшего будущего вроде вчерашнего заседания правления или планируемой поездки на отдых в Кисловодск.
Предсказание Воландом Берлиозу гибели сделано в полном соответствии с канонами астрологии. Сведения об этой псевдонауке – непременном атрибуте черной магии Булгаков почерпнул из статьи в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона. Вот так сатана говорит о судьбе Берлиоза: “Он смерил Берлиоза взглядом, как будто собирался сшить ему костюм, сквозь зубы пробормотал что-то вроде: “Раз, два … Меркурий во втором доме … Луна ушла … несчастье … вечер – семь …” – и громко и радостно заявил: - Вам отрежут голову!” Согласно принципам астрологии двенадцать домов – это двенадцать частей эклиптики. Расположение тех или иных светил в каждом из домов отражает различные события в судьбе человека. Меркурий во втором доме означает счастье в торговле. Берлиоз ввел торговлю в святой храм литературы, и за это наказан судьбой. Несчастье в шестом доме показывает, что председатель МАССОЛИТа потерпел неудачу в браке. Действительно, в дальнейшем мы узнаем, что супруга Берлиоза сбежала в Харьков с балетмейстером. Седьмой же дом – дом смерти. Перешедшее туда светило, с которым связана судьба председателя МАССОЛИТа, говорит о том, что в этот вечер неудачливому литератору суждено погибнуть.
В редакции 1929 г. в образе Воланда присутствовали черты, принижающие его достоинство: Воланд хихикал, говорил “с плутовской улыбкой”, употреблял просторечные выражения. Так, Бездомного он обозвал “врун свинячий”. Буфетчик Варьете застал Воланда и его свиту после “черной мессы”, и дьявол притворно жаловался: “Ах, сволочь – народ в Москве!” и плаксиво на коленях умолял: “Не погубите сироту”, издеваясь над жадиной-буфетчиком. Однако в дальнейшем философский замысел основательно потеснил сатирические и юмористические моменты повествования, и Булгакову понадобился другой Воланд, “величественный и царственный”, близкий литературной традиции Гёте, Лермонтова и Байрона, каким мы и находим Воланда в окончательном тексте романа.
В ходе дискуссии с Воландом Берлиоз отвергает все существующие доказательства бытия Божьего, которых, как утверждает иностранный профессор, “как известно, существует ровно пять”. Председатель МАССОЛИТа полагает, что “ни одно из этих доказательств ничего не стоит, и человечество давно сдало их в архив. Ведь согласитесь, что в области разума никакого доказательства существования бога быть не может”. Воланд в ответ указывает, что это – повторение мысли Канта, который “начисто разрушал все пять доказательств, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное шестое доказательство!”
Таков образ сатаны у Булгакова. Он совершенно не похож на все ранее существовавшие. Но он не является абсолютным злом на земле. Воланд – лишь воплощение тьмы, которая вынуждена вечно противостоять свету. Не случайно в романе Воланд помог Мастеру и Маргарите. В трактовке Булгакова и воплощение света, которое представлено в романе персонажем Иешуа, не является идеалом добра. Автор лишь представляет читателю две противостоящие друг другу силы, оставляя ему право выбора.
Тема Бога и беса была актуальна не только в девятнадцатом веке. Это один из вечных вопросов, на который никогда не будет дан ответ, но который всегда будет обсуждаться и в науке, и, без сомнений, в искусстве и в литературе. Но главное, в чем сходятся все вышеперечисленные авторы, это то, что борьба светлых и темных сил неизбежна и бесконечна и, конечно, в том, что добро без зла существовать не может – так же, как и зло без добра.
Список использованной литературы:
И.В. Гёте, «Фауст»;
А.С. Пушкин, «Бесы», «Сцена из Фауста», «Демон»
М.Ю. Лермонтов, «Демон», «Мой демон»
Ф. Достоевский, «Преступление и наказание»
Л.Н. Андреев, «Иуда Искариот»
Библия, евангелие от Матфея, изд. Российского Библейского Общества, 1995;
Библейские легенды, пересказ М. Письменного, изд. «Детская литература», 1992
М.Булгаков, «Мастер и Маргарита»
В.Г.Боборыкин “Михаил Булгаков”
А.Вулис “Роман М.А. Булгакова “Мастер и Маргарита”