Архитектура Берлина

Современная архитектура Берлина

Содержание

Введение ………………………………………………………….3

Глава 1……………………………………………………………..4

Глава 2…………………………………………………………….8

Заключение ……………………………………………………….17

Приложение……………………………………………………….

Список использованной литературы……………………………18

Введение

Берлин, несомненно, является проточным водонагревателем современных архитектурных течений. Вряд ли в каком-нибудь другом месте можно найти столь противоположные архитектурные решения. Это является следствием того, что планирование и строительство в Берлине крайне поляризовано. С момента объединения, давшего Берлину мощный толчок для развития, в городе, ставшем музеем различных авангардистских направлений под открытым небом, ведутся горячие дебаты об архитектуре и градостроительстве. После уборки строительных лесов и завершения бума 90-х Берлин предстал как современный город, возродивший в себе давно забытые традиции и одновременно поражающий удивительным многообразием.

Но не будем забывать, что история архитектуры этого города имеет многовековую историю, простираясь глубоко в эпоху феодализма, продолжая свою историю в XX веке как в имперский период, так и в период социализма, так и во времена после объединения Германии.

Глава 1 Архитектура Берлина периода социализма

Вторая мировая война катастрофически сказалась на состоянии го­родов. Берлин 1945 г. был необозримой по своим масштабам руиной.

Сразу же после освобождения немецкого народа от фашизма победо­носными советскими войсками в мае 1945 г. один советский военный кор­респондент сообщал: «Берлин ужасно опустошен. Не работают транс­порт, телефонная связь, водоснабжение, повсюду голод, развалины ... Целые кварталы стали практически непроходимы из-за обломков зда­ний, баррикад, остатков разбитого военного снаряжения. Население бу­дет обречено на смерть вследствие голода, жажды и эпидемий, если мы не примем неотложных эффективных мер и если сами берлинцы не проя­вят необходимую энергию и волю к жизни».

Таковы были в то время задачи действительно первостепенного зна­чения: расчистка улиц от развалин, налаживание транспорта и обеспечение населения временным жильем, чтобы дать возможность людям хоть как-то выжить.

Сегодня трудно представить себе самоотверженный труд антифаши­стов, активистов восстановительных работ, пользовавшихся интенсивной поддержкой со стороны советской военной администрации. Не было ни строительных материалов, ни механизмов, ни специалистов. Но главное то, что казавшаяся многим людям безнадежность ситуации обрекала их на отчаяние и неверие в возможность дальнейшего существования.

В таких исторических условиях начались поиски новой архитектуры и борьба мнений, значительно влиявшая на выбор генерального пути. Дискуссия развернулась прежде всего в связи с задачей реконструкции Берлина.

Еще в 1949 г., непосредственно после основания: ГДР, было принято решение о восстановлении разрушенного во время войны рабочего райо­на Фридрихсхайна. В том же году на прежней Франкфуртер-аллее было начато строительство новых жилых домов. Архитекторы исходили при этом из представлений, характерных для проектов рабочих поселков 20-х годов. В принципах функционализма, особенно в традициях Баухауза, предусматривали исходные позиции для развития архитектуры. В 1950 г. в прессе началась оживленная общественная дискуссия по по­воду зданий, построенных на основе этой концепции. Рабочие газеты критиковали новые дома.

Рациональным зерном критики было утверждение, что на основе функцпоналистской архитектуры поселков невозможно градостроитель­ство, отвечающее идеалам господствующего рабочего класса. Главпое требование общественности, нашедшее поддержку партии рабочего клас­са и таких известных архитекторов, как К. Либкнехт и X. Хопп, заклю­чалось в сознательном развитии архитектуры как искусства, опираю­щегося на высшие достижения национальной архитектурной традиции.

Первым крупным комплексом, строительство которого было начато в соответствии с названной программой, был конкурсный восточный отре­зок (1.7 км) сегодняшней аллеи Карла Маркса в Берлине. Авторамп от­дельных зданий были X. Хопп, Р. Паулжк, Г. Хензельман. К. Лойхт, К. Соурадный и др. Вся магистраль была решена как единый градострои­тельный ансамбль, представлявший собой часть центральной осп столицы, проходящей вдоль Унтер-ден-Линден.

Берлин не имел ранее такой многофункциональной магистрали шири­ной 80 м, включавшей взаимосвязанную зону магазинов, ресторанов и других общественных учреждений. В архитектуре зданий сознательно осуществлялась творческая переработка характерных для берлинских традиций колонн, аркад и других элементов.

В 1948—1950 годах открываются первые государственные проектные бюро. 6 сентября 1950 года Народная палата Германской Демократической Республики принимает «Закон о строительстве городов в ГДР н столицы Германии — г. Берлина»; 5 октября 1950 года была открыта Высшая школа архитектуры и строительства в Веймаре; в 1951 году в Берлине начинает работу Немецкая академия строитель­ства; в 1952 году в ГДР начинает выходить периодический архитектурный журнал; 31 октября 1952 года был создан Союз немецких архитекторов. Все это способство­вало объединению усилий передовых архитекторов и определило более целенаправ­ленные поиски новых путей в развитии архитектуры.

В это время все больше внимания уделяется идейно-эстетическим задачам архи­тектуры и ее роли в воспитании трудящихся. Хотя разработка художественных про­блем архитектуры вполне закономерна, однако в сложных условиях этого периода все сильнее сказывалось стремление к неоправданной парадности и помпезности.

С другой стороны, все традиции функционализма казались в этот период неприем­лемыми. Поэтому архитекторы ГДР пытались строить на основе традиций далекого прошлого — эпохи готики и классицизма (Карл-Маркс-аллея в Берлине, дом орга­низаций в Эпзенхюттенштадте), а также обратились к традициям народного зодче­ства (фахверковые конструкции в новом сельском строительстве). В известной мере этим объясняется характерный для второго периода интерес к истории немецкой архитектуры и творчеству выдающихся зодчих далекого прошлого (К. Ф. Шннкеля, А. Шлютера, Г. В. Кнобельсдорфа и др.).

Интерес к национальному наследию, к внешнему облику города и отдельных зданий, сочетался с размахом больших восстановительных работ, которые широ­ким фронтом развернулись в ГДР именно в этот период. Так, например, береж­ное отношение к архитектурным традициям прошлого было проявлено при восста­новлении (с одновременной реконструкцией) таких памятников архитектуры, как построенное в 1742 году здание оперного театра в Берлине (были использованы под­линные чертежи и шаблоны, выполненные автором, арх. Георгом Венцелем Кно-бельедорфом), дрездепский Цвпнгер, Бранденбургскне ворота и Берлинская ратуша.

Освоение архитектурного наследия прошлого в этот период не ограничивалось применением традиционных конструкций и строительных материалов (высокие че­репичные кровли с щипцами, кирпич в облицовке фасадов) или использованием в со­временных постройках композиционных приемов и архитектурных форм прошлого; в отдельных случаях, стремясь сохранить хотя бы уцелевшие фрагменты памятников архитектуры, строители украшали новые сооружения подлинными архитектурно-декоративными элементами старых зданий (например, в порталах новых жилых домов у рынка в Магдебурге использованы архитектурные детали, взятые из разру­шенных старых зданий).

Архитектурная печать и критика этого периода односторонне оценивали худо­жественные достоинства произведений архитектуры, причем «формализмом» объяв­лялось все, что в какой-либо степени напоминало по объемно-пространствепной ком­позиции или по отдельным деталям постройки функционализма (статьи Э. Хофмана, К. Либкнехта, Э. Коллейна, Г. Хоппа и др.).

Глава 2 Современный Берлин

В 90-е годы ни одного места в Германии не могло сравниться с Берлином по напряжённости архитектурных дебатов. И нигде больше новые архитектурные идеи так не противоречат и, одновременно, так не подстёгивают друг друга. Их реализация в городском пространстве создаёт ощущение провокации, и споры вокруг новых объектов бушуют после этого ещё очень долго. Идеологические пропасти порой столь глубоки, что можно подумать, будто речь идёт о личной вражде или зависти по поводу того, что большой проект достанется кому-то из коллег. Всё прошедшее десятилетие архитекторы ругались между собой на глазах у общественности, доходя до крайностей, мыслимых разве что только в кровавых стычках между индейцами и ковбоями. А когда дискуссия по содержанию заканчивалась, как правило, приводился следующий убийственный аргумент: нацисты наверняка строили бы так же монументально и человеконенавистнически. Однако в ходе этой полемики, которая превратила Берлин в конце 90-х годов во всемирно значимую арену архитектурных дебатов, остались незадействованными действительно глубокие теоретические позиции. Суть этих дебатов, несколько упрощая ситуацию, можно свести к вопросу о том, должно ли новое здание вписываться в существующий городской контекст или оно может выглядеть как совершенно независимый объект в панораме города. При этом, если архитекторы иногда и обсуждали теоретически такие базовые понятия, как пространство, стена или материалы, то это было приятным, но редким исключением.

Берлинские дебаты, проходившие на трибунах общественных мероприятий и публиковавшиеся в культурных разделах ежедневных межрегиональных газет, привели к тому, что архитектура стала настоящим камнем преткновения для новой столицы Германии. Непривычная для архитектурного цеха степень публичности дискуссии способствовала тому, что в обсуждение судьбы города оказались вовлеченными даже туристы. Своей враждебностью друг к другу архитекторы сформировали у общественности устойчивое представление, что вопросы их профессии неотделимы от проблемы «всемирного противостояния добра и зла». Ведь каждому читателю популярные газеты должны были втолковать, что вот такой-то хочет воссоздать город XIX столетия с помощью «фашистского» камня, а его оппонент пытается строить метрополис XXI века с помощью «демократического» стекла. В результате легко было прийти к выводу, что ответственность за счастье человечества лежит целиком на плечах архитекторов и зависит лишь от того, что они строят.

«Битва за восстановление Берлина» стала кульминацией теоретического спора, который не утихал на протяжении всей истории модернизма. Главную роль в нём играли разногласия между традиционалистами и модернистами. Особое значение это имело тогда, когда в ходе истории создавались новые материалы, вдохновлявшие архитекторов на создание нового формального «словаря». Главным образом это относится к первой трети XX столетия, когда архитектура была революционизирована индустриализацией методов строительства и, в частности, новыми возможностями использования стекла. С этого момента остекление большой части стены и, следовательно, светлые внутренние помещения перестали быть утопией. При этом, уже в 20-е годы дебаты были идеологизированы. Бруно Таут, создавший Hufeisensiedlung — один из самых удачных посёлков того времени в пригороде Берлина, резко полемизировал со своими коллегами, отстаивая свою теорию «альпийской архитектуры», согласно которой традиционный город должен был исчезнуть совсем. То, что звучало как детские стишки, на самом деле было чистой идеологией, которая продолжала своё существование вплоть до берлинских архитектурных дебатов 90-х годов.

Споры о берлинской архитектуре стали новым витком этой затянувшейся идеологической войны за новые материалы, в ходе которой камень стал синонимом отсталого понимания архитектуры, в то время как каждое здание из стекла стало восприниматься как кукушкино яйцо в «каменном гнезде». Любая, даже уже реализованная попытка вывести из критического анализа традиционного строительства формы для будущей архитектуры Берлина получает среди архитекторов и критиков очень медленное признание и, кроме того — в этом весь гротеск дебатов — отвергается как выражение недемократичного, «непрозрачного» понимания общества. Такие категории, как масса и тяжесть, монумент и традиция, превратились в эмоциональные эпитеты, вызывающие инстинктивное раздражение, — их истинное архитектурное значение оказалось полностью утраченным. Даже само применение слова «тектоника» уже расценивается как провокация. Неужели и вправду каменные дома делают каменными сердца, как утверждал в своё время Бруно Таут в ходе своей полемики? Навряд ли. По крайней мере, никто пока не стал стеклянным человеком в стеклянном здании Таута, которое он соорудил в 1914 году для выставки Союза предприятий в Кёльне. Для избалованной средствами массовой информации общественности этот архитектурный диспут является сегодня неисчерпаемым источником развлечения. Он следует хорошо действующей на публику стратегии «за и против», однако часто заводит протагонистов так далеко, что они не могут позволить себе использовать в проекте любимый материал своих идеологических противников, не прослыв при этом предателями.

Между 1933 и 1995 годами берлинские архитектурные дебаты были сконцентрированы вокруг решения о применении каменных фасадов с проёмами в окрестностях Фридрихштрассе (Фридрихштадт), где был реализован первый крупный проект реконструкции после объединения Берлина. Фасады стали его основной темой, поскольку в условиях блочной застройки Фридрихштадта они представляли собой единственное связующее звено между домом и улицей. Строгая периметральная размётка кварталов сохранилась здесь до сегодняшнего дня ещё с барочных времён. Традиционная историческая форма фасада при застройке такого типа — применение раскрепованных карнизов, пилястр и глубоких наличников — создаёт картину мощи и тяжести, покоящейся на опорах, независимо оттого, какие конструкции и функции спрятаны за фасадом. В «обнажённом» же виде все здания получаются одинаковыми: одни и те же железобетонные конструкции с экономичным шагом опор и высокими потолками, облегчающими сдачу помещений в аренду. В этой ситуации только внешняя оболочка способна придать архитектуре индивидуальный характер — архитекторам остаётся играть на различиях в качестве «обёрточной ткани» и в обработке швов: в одних случаях они «шьют» зданиям тяжёлые пальто из камня, в других — лёгкие платья из металла или прозрачные накидки из стекла. Особенно значимым при такой игре становится способ закрепления одеяния на несущем каркасе: это может быть либо «приклеенная» к каркасу имитация традиционной каменной кладки, придающая внешнему облику здания тяжеловесную солидность; либо сложное переплетение камня и несущих конструкций — скажем, мужественная твёрдость открытого каркаса, заполненного индивидуально вытесанными каменными блоками; или — в качестве контрастной модели — кажущееся растворение фасада, превращённого в прозрачный «пеньюар».

Во Фридрихштадте новая берлинская архитектура выявляет свою сущность с поистине диаграмматической ясностью. При поверхностном осмотре дома очень похожи друг на друга, тонкие различия возникают только при переходе к рассмотрению деталей. Их типология идентична: каждый дом ориентирован на улицу, имеет ясное положение в ряду других, фасад чётко отделяет улицу от внутренних помещений. Разнообразие проявляется лишь в том, как архитекторы обошлись с каменной, металлической или стеклянной оболочкой фасада. В результате прогулку по Фридрихштрассе можно сравнить с посещением библиотеки современной архитектурной теории. Ваш путь может начаться на Унтер ден Линден в районе Линденкорсо, пройти мимо Хофгартена и Фридрихштадтпассажа и закончиться в Конторхаусмитте на улице Мооренштрассе. Практически идентичная периметральная застройка кварталов может показаться монотонной. Однако, рассматривая улицы на уровне пешехода, где здания чаще всего становятся прозрачными, можно с удовольствием отдаваться создаваемой стеклом игре иллюзии и реальности.

Тектонические фасады Ханса Колхофа с их «наклеенными» на каркас наличниками и карнизами создают впечатление массы и твёрдости. Для здания, расположенного на углу Фридрихштрассе и Францёзише штрассе, как и для почти всех других своих зданий, Колхоф выбрал облицовку из серого гранита, стыки которого скрыты за счёт расположения блоков внахлест или замазаны песочной шпатлёвкой. Колхоф здесь последовал известному афоризму Гёте, согласно которому искусство не нуждается в том, чтобы быть правдивым, поскольку ему удаётся казаться правдивым. На первый взгляд фасад Колхофа действительно создаёт впечатление массивности и прочности, хотя на самом деле толщина его лишь 3 сантиметра. Клаус Тео Бреннер, в свою очередь, при строительстве своего здания, расположенного немного южнее, на углу улиц Фридрихштрассе и Мооренштрассе, намеренно отказался от предложенного Колхофом подхода, оставив стыки между каменными панелями открытыми для взгляда. Выступающие алюминиевые скобы, которые вставлены для создания промежутка между открытыми стыками, придают его каменному фасаду филигранный, даже утончённый характер. При виде этого дома создается впечатление, что архитектор обвернул массивный корпус здания драпировкой, сотканной по текстильному принципу из камня и опорного каркаса и расшитой сверкающими жемчужинами. Каменная оболочка здания трактуется как платье, украшенное искусно выполненной металлической бижутерией.

В то время как Колхоф в своём решении фасадов обращается к Земперу и его теории оболочки, согласно которой фасад в целом играет роль декоративного элемента, фасад Бреннера представляет собой скорее современную интерпретацию здания сберегательного банка, построенного Отто Вагнером в Вене. Добрых сто лет назад Вагнер был первым, кто решился объединить фасад из тонкого природного камня с открытыми конструктивными опорами. Вагнер создал синтез техники и образа, опирающийся в равной мере на знание работы конструкций, уважение к строительной технологии и на эстетическое чутьё, — синтез, определивший впоследствии архитектурный словарь целой эпохи. Тезис о том, что новые функ-ции и новые конструкции рождают и новые формы, Вагнер доказал своим творчеством. Через демонстрацию нового способа соединения каменного фасада с каркасом Вагнер связал применение металлических конструкций с новым восприятием камня как строительного материала.

Наряду с Бреннером в Берлине 90-х в эту игру «конструкции и художественной формы» играли в первую очередь Йозеф Пауль Кляйхуз и Макс Дудлер. Повсюду, где на фасадах из природного камня выступают металлические «заклёпки», их можно воспринимать как визитные карточки этих архитекторов. Эти фасады составляют оппозицию «каменным обоям» Колхофа, призванным создавать лишь образ твёрдости. В определённом смысле можно сказать, что история повторяется. В своё время Отто Вагнер обнажил тонкое различие между внешним обликом и реальностью, доказав таким образом, что теория Земпера была несовершенной. Земпер, с его точки зрения, придавал значение только символике конструкции, вместо того чтобы признать саму конструкцию первопринципом строительного искусства. Но так как широкие массы не обращают внимания на такого рода нюансы, вряд ли кто-то смог уловить различие между фасадами Колхофа и Кляйхуза/Дудлера. Вместо этого в городе восторжествовала точка зрения, отвергающая без разбора любое использование природного камня — независимо от того, как тонко и филигранно он был интерпретирован и использован архитектором.

Совершенно особую роль на берлинской Фридрихштрассе играют Линденкорсо Кристофа Мэклера и Квартал 207 Жана Нувеля — два проекта, при проектировании которых архитекторы продемонстрировали предельно противоположные позиции в отношении материалов. Мэклер был единственным, кто решился использовать на Фридрихштрассе массивные каменные блоки, придав своему зданию сходство с постройками 30-х годов. Нувель же строил почти исключительно из стекла, что немедленно принесло его строению прозвище «магазин-заливное». В Линденкорсо присутствуют многочисленные мотивы из истории архитектуры: тяжеловесные оконные обрамления из песчаника рельефно выступают из плоскости фасада, орнаментальный карниз из полированного камня тянется вдоль верхнего края горизонтального фасада, длина которого составляет 250 метров. Фасад, облицованный плитами известняка толщиной 12 см, получился настолько громоздким, что кажется, будто опоры аркады вот-вот подломятся от непомерной нагрузки и обрушатся на тротуар. Это вертикальное напряжение немного смягчается, по меньшей мере оптически, благодаря горизонтальным каннелюрам — античному мотиву, который применил также Кляйхуз в домах по обеим сторонам Бранденбургских ворот. Квартал 207 олицетворяет собой антитезис мэклеровскому «фасаду без срока годности», как его любит называть сам архитектор. Стеклянный дворец Нувеля, наподобие башни Sony-центра Хельмута Яна лишь после наступления сумерек скидывающий свою серость и просыпающийся к жизни как нечто сверкающее, отражает в своих полированных гранях потоки машин, которые, как кажется, сами постепенно придали зданию его обтекаемую форму. Внутри лучи дневного света рассекают здание сверху до самого подвала — благодаря превращению ядра постройки в огромную световую воронку. К сожалению, архитектурные идеи проекта, на бумаге кажущиеся очень привлекательными, в процессе реализации не смогли достичь уровня подлинной архитектоники. Из-за ошибок в расчётах сопротивлений с фасада уже не раз неожиданно дождём сыпались осколки стекла. Своим творением Нувель невольно продемонстрировал, в чём заключается различие между подлинной зрелостью и неоправданной амбицией, которая чревата компрометирующей неудачей.

На волне нового столетия берлинская архитектура входит в новую фазу. Новое поколение архитекторов постепенно отходит от «зацикленности» своих учителей на проблеме материалов. Так, архитекторы Томас Мюллер и Иван Райман создали в процессе расширения здания Министерства иностранных дел на улице Вердершен Маркт массивный каменный блок, но при этом вырезали в нем просторные дворы, лишив тем самым здание какой-либо выраженной монументальности. Длинные ряды окон прорезают здесь внешнюю оболочку, но без особого ущерба для каменного фасада. Для облицовки архитекторы использовали огромные плиты римского травертина — материала, который в послевоенной Германии на многие годы был фактически исключён из употребления из-за комплекса вины, связанного с его нацистским прошлым. Но, как ни странно, ни один из больших проектов не был встречен в Берлине настолько спокойно, как проект здания на Вердершен Маркт. Возможно, причиной было то, что итоги конкурса на проектирование были подведены только в 1996 году, то есть через год после завершения изнурительных берлинских дебатов, когда никто уже не желал снова приводить набившие оскомину аргументы. Возможно, разгадка в том, что здание представляет собой непревзойдённый образец синтеза стекла и природного камня. Однако ни в одном другом проекте архитекторам не удалось так успешно творчески переосмыслить характерную для Берлина фиксацию на прошлом и извлечь из неё нечто полезное для будущего. Кроме того, Министерство иностранных дел стало полезным примером того, как историческое здание, отягощённое неизбежными ассоциациями с нацистским режимом, может быть успешно «дезинфицировано» через вдумчивую реконструкцию. Тяжеловесные здания бывшего Рейхсбанка и штаб-квартиры НСДПГ в конце концов освободились от своего прежнего содержания за счёт строительства нового здания, которое, при всей своей несомненной массивности, обладает гораздо более жизнерадостной сущностью.

Эстетические факторы так же важны для строительства, как и социальные, экономические или экологические. Красота здания поэтому не должна быть только компромиссом на пересечении всех технических требований: форма никогда не может быть результатом подобного сухого логического подхода. Художественная форма обладает правом на индивидуальность, но при этом подчиняется, как и всё в природе, своим определённым правилам. Законы формы остаются неписанными — они становятся видимыми лишь в реализованных постройках. Когда-то критик Карл Шефлер сказал, что берлинская жизнь основана на сочетании светской порядочности и практичной трезвости. Именно эти качества характерны для многих проектов «Нового Берлина». Яркий пример тому — каменные коммерческие дома на Фридрихштрассе, которые представляют собой прекрасный пример того, как значительные изменения могут происходить на основе фундаментальной преемственности. Именно таким образом город в целом и приобрёл свой сегодняшний облик. Он следовал законам эволюции, продолжая одновременно привязываться к тому, что ещё осталось от его прежних следов. При этом речь шла не о копировании давно ушедшего, а о поиске основы для новой традиции, которая была бы способна выжить в динамичном будущем.

Заключение

Возможно, берлинской архитектуре 90-х годов будет ещё не раз сделан упрёк в том, что она использовала слишком упрощённый набор форм, что она слишком суха или навязчиво-однообразна. Однако большинство зданий сможет превратить эти недостатки в достоинства, определяющие их историческое своеобразие — долговечность формы окажется в этом смысле решающим фактором, поскольку лишь немногим из этих зданий берлинское сообщество позволит исчезнуть с лица земли. Политическая подоплёка этого беспрецедентного строительства будет в то время, конечно, известна и понятна всем. В период бурных культурных трансформаций, когда решение о восстановлении одной из европейских столиц требовалось принять буквально за одну ночь, в драматический момент перехода от индустриального общества к глобальной информационной цивилизации, в которой уровень загрязнения окружающей среды определяется уже не количеством заводских труб, а интенсивностью потоков информации, у архитектуры и не могло быть какой-то выраженной позиции. Попытка сказать что-то более определённое привела бы к изобразительной неразборчивости, в которой форма была бы скомпрометирована. В конце концов Берлин так и не нашёл свой будущий образ в ходе ожесточённых теоретических дебатов. Вызов формы попытались принять архитекторы-практики. И надо надеяться, что когда-нибудь 90-м годам всё же воздадут должное как эпохе, которой удалось стать открытой для будущего в большей степени, чем любой другой эпохе в истории архитектуры.

Столица объединенной Германии, самый большой мегаполис страны. Берлин - удивительный город, где соседствуют всевозможные культуры и религии, мирно уживаются различные национальности, решаются политические судьбы Европы. Город постоянно развивается, строятся новые кварталы, реставрируются исторические памятники архитектуры, жизнь здесь не замолкает ни на минуту.

Список использованной литературы

Козель Г. Проектирование центра Берлина. «Архитектура СССР», М. 1959

Леман Г. Градостроительство и районная планировка. Пер. с нем, М., 1958.

Любимова Г. Н. Современные мемориальные ансамбли в ГДР. «Вопросы современной архитектуры». Сб. 2. М., 1963.

Любимова Г. Н. Символы единства и борьбы. «Творчество», 1963, Л; 4. «Народное хозяйство ГДР. 15 лет мирного развития.» Пер. с нем. М., 1961.

Самойлова Н. А. Архитектура зарубежных социалистических стран (Архитектура европейских стран). В кн.: «Всеобщая история архитектуры, т. II. М., 1963.

Самойлова Н. А. ГДР. (Архитектура). «Энциклопедия искусства стран и народов мира»,т. I. М., 1993.

«Строительство и реконструкция городов 1945—1957 гг. Материалы V конгресса Международного союза архитекторов», т. I. М., 1998.

«Транспорт и планировка городов. (Академия строительства ГДР. Научно-исследовательский институт районной, городской и сельской планировки)». Пер. с нем. М., 1990.

Ульбрихт В. К истории новейшего времени. М., 1957.

Ульбрихт В. Избранные статьи и речи. М., 1961.

Приложение