Концепция либерального социализма

Казанский Государственный Университет

Кафедра социологии

ЭССЕ

на тему

Концепция либерального социализма.

Выполнил: студент группы 1323

Алишев Тимирхан Булатович

Проверил:

Казань – 2003 г.

Концепция либерального социализма.

Неоднозначность и непредсказуемость, сумбурность и эклектичность можно назвать основными характеристиками нашего сегодняшнего мира. К чему он движется и куда он придет – вот основные вопросы, которые задает себе большинство политических лидеров, философов, ученых разных стран, да и просто люди, которые думают о своем завтрашнем дне. Однако подобные предсказания дело во многом неблагодарное. Спрогнозировать некоторые события на основе имеющихся тенденции может и вероятно, но построить верную и полную картину будущего просто не представляется возможным. Отчасти происходит это оттого, что большинство подобных предположений делается в контексте современных им условий, то есть на основе уже имеющихся социально-политических и экономических обстоятельств. Подобное мы можем наблюдать у Замятина, который написал свой роман "Мы" [3] на фоне прямой диктатуры, к которой скатывался Советский союз; у Оруэлла в его романе "1984" [11], в котором он использовал совмещенный образ Сталина и Гитлера, а также общее настроение грядущей холодной войны; у Олдоса Хаксли в его произведении "О дивный новый мир" [10], в котором, может несколько утрируя тенденцию к всеобщей индустриализации, он поднимает вопрос о превращении человека лишь в винтик общества и нивелировании его чувств и эмоций. Оценивая этих произведениях с художественной точки зрения, нельзя не упомянуть и их научно-политическую ценность. Эти писатели и публицисты одни из первых начали предостерегать о возможности превращения демократического общества в общество всеобщего контроля. Однако сама история опровергла многие предположения о дальнейшем развитии истории по пути ужесточения надзора над индивидом.

Перефразируя известное высказывание Уинстона Черчилля о демократии можно сказать, что капитализм может и не является лучшей социально-экономической системой, но ничего лучше человечество придумать пока не смогло. С этой точкой зрения вполне можно согласиться, учитывая то, что этот способ хозяйствования как никакой другой учитывает природу человека, его постоянное стремление к большему и к лучшему, его вечную потребность быть первым, а главное быть лучше и следовательно всегда выигрывать конкурентную борьбу у более слабых.

Основной ценностью либеральной идеологии стала свобода как неотъемлемое право человека на независимость в поступках и действиях, суждениях и право на культурное самоопределение. Либерализм – и в России и на Западе зарождался как узкоэлитарное, недемократическое направление. Можно вспомнить: "страшно далеки они от народа" – это о декабристах, русских либералах, которые не хотели, чтобы чернь участвовала в дворянских разборках, на тех же позициях стоял и Вольтер. То есть либерализм зарождался как свобода для себя – свобода для избранных, а не для всех. Но в какой-то момент, на Западе это был конец девятнадцатого – начало двадцатого века стало ясно, что одна элита просто не выживет, надо всем давать избирательные права. Вот тогда к либерализму и подключилось понятие демократия, то есть свобода для всех. Свобода и равенство, или равенство в свободе [4]. Слияние, впрочем не всегда бесконфликтное, демократии и капитализма, сделало последний более гибким и отзывчивым на социальные проблемы. Хотя капитализму и пришлось поступиться своими либеральными принципами, демократические институты оставили ему достаточно возможностей для влияния не политику и лоббирования своих интересов.

В начале 20 в. Можно было наблюдать зарождение нового социального либерализма. Социальный либерализм признавал ряд недостатков "старого", классического либерализма и полагал, что они могут быть исправлены путем определенного ограничения экономической свободы личности и усиления государственного регулирования экономических и социальных процессов. Новые либералы считали, что каждый человек имеет право на достойное существование и государство обязано обеспечивать для этого необходимые условия. Оно должно предоставить человеку не только свободу - личную и политическую, - но и материальные возможности пользоваться ей. Более того, в сфере этики новый либерализм отошел от идеи безграничного индивидуализма и признал важность таких моральных качеств, как взаимопомощь, солидарность, чувство ответственности перед другими людьми. Неолибералы говорили даже о необходимости "онравствления экономической жизни".

Первые социально-экономические изменения (для примера лучше взять экономику США, так как она меньше всего была подвержена влиянию извне), конечно же не несли идеологической окраски, то есть не следовали конкретной программе разработанной правительством. Принятие антимонопольного законодательства и создание соответствующего ведомства в США (хотя и не избавившего экономику от проблемы чрезмерной централизации и концентрации капитала) можно назвать требованием времени, а открестившись от какой-либо социальной ориентированности, вообще объявить лишь борьбой за власть между правительством и крупными корпорациями. Однако дальнейший технологический прогресс в области промышленности, изобретение конвейера потребовало от государства более жестких мер. Необеспеченность товарного производства покупательной способностью и благосостояния граждан привела к кризису, с которым рыночной экономике еще не приходилось сталкиваться – проблемой перепроизводства. Кризис принял цепной и глобальный характер. Остановка производства, к примеру, автомобилей в связи с падением спроса привела к стагнации металлургической, стекольной, резиновой и многих других отраслей по всему миру, так как крупнейший потребитель их продукции снял свои заказы.

Этот кризис, с которым пришлось столкнуться многим государствам, (а не только крупным корпорациям, так как рост безработицы вел к обострению социальной напряженности) поставил перед правительствами и учеными вопрос о скорейшей разработке нового экономического курса, о разработке и освоению новых финансовых рычагов управления. Одной из самых обоснованных и общепризнанных считается работа Дж. М. Кейнса "Общая теория занятости, процента и денег" [5]. В ней он обосновывает оправданность полномасштабного вмешательства государства в экономику не в роли третейского судьи, обеспечивающего незыблемость "правил игры", но и реально влияющего на все рыночные процессы. Кейнс в своей работе объясняет основные механизмы воздействия на рынок, как то манипуляция процентными ставками и заработной платой, развитие у населения склонности к потреблению, которые в дальнейшем должны были оградить экономику стран от чрезмерного перегрева и как следствие резкого спада, а также иногда подхлестнуть ее и способствовать выходу из стагнации. Многие идеи Кейнса способствовали преодолению Великой депрессии. В США их взяло на вооружение правительство Рузвельта. Однако реализация этих принципов на практике оказалось делом сложным, так как в Америке существовали устоявшиеся либеральные традиции, и только прямые контакты с представителями крупного бизнеса помогли убедить их в том, что финансовые вложения в общество, в образование и в культуру есть не просто деньги, выброшенные на ветер, или средства, потраченные для умиротворения профсоюзов, а прямые инвестиции с относительно недолгим сроком возврата. Гораздо легче интегрировать новые идеи было в Европе, где социалистические взгляды были более укоренившимися и имели более долгую историю.

После провозглашения Сталиным в принципа "о построении социализма в отдельно взятой стране", европейские социалисты были поставлены перед выбором: либо участвовать в процессе построения нового общества, тем более что необходимость в левых взглядах в противовес правым либералам остро чувствовалась обществом (в пример можно привести Великобританию, где тред-юнионы начали политическую борьбу с середины XIX в., в 1893 г. создали Независимую рабочую партию, которая с 1902 г. стала именоваться лейбористской), либо уйти на "свалку истории", став движением маргиналов, так как идеи о построении коммунистического бесклассового общества с послевоенным улучшением благосостояния уже не находили должно отклика трудящихся. Здесь стоит, однако, отметить, хотя этот вопрос можно назвать спорным, что победа социалистической революции в Европе была вполне возможна в двух временных рамках 20в. Это моменты самые сложные для Европы, когда она переживала результаты первой и второй мировых войн. В первом случае причиной поражения можно назвать нерасторопность и недальновидность руководителей СССР и Коминтерна, а также огромные репарации, которые были возложены на побежденные страны, помогавшие худо-бедно покрывать бюджетные дефициты (последствия подобной хищнической политики нам хорошо известны). Во втором случае предотвратить дальнейшее распространение "красной чумы" (в уже не добровольном порядке даже для пролетариата) помогли фултоновская речь Черчилля, "железный занавес", и план Маршалла.

Реконструкция разрушенной Европы стало не плохим бизнесом для североамериканских корпораций. Однако восстановление всей инфраструктуры, а главное экономики не могло делаться в отрыве от общества. Рост его благосостояния стало основной целью почти всех политических партий течений. И эта идея начинает практически начисто стирать какое бы то ни было различие между социально-экономическими платформами партий, как в США, так и в Западной Европе. Было уже сложно кого-то удивить, когда либеральные партии перед выборами выдвигали следующие программы действий: "Издание законов, улучшающих условия наемного труда; страхование рабочих и вознаграждения за несчастный случай; повышение пенсий старикам; всеобщее образование, доступное для детей всех классов; строительство дешевых жилищ для рабочих".

В послевоенное время концепция либерального социализма обрела вторую жизнь (в связи с разгромом гитлеровской Германии и самурайской Японии начался очередной "прилив" демократии) и стала весьма востребованной в условиях необходимости создания нового общества с устраненными межклассовыми различиями и конфликтами, а главное его возможность на равноправный диалог с крупными компаниями и корпорации, т.е. ориентации на потребление и на рынок. Социал-демократы начали побеждать на выборах во многих странах мира. Во Франции, в Великобритании, в Италии, в Австрии, в Скандинавских странах, где была распространена шведская модель. Самой же показательной в социально-политическом плане стала победа ХДС (христианско-демократический союз) на выборах в ФРГ.

Изначально позиционируясь как консервативная партия, она отрицала обвинения в отказе от реформ. ХДС взывал к осознанию глубоких исторических корней немецкой культуры и общественного строя, делая ставку на эволюционные преобразования и ориентируясь на традиции; он приветствовал прогресс, задаваясь вопросом насколько он полезен и оправдан в данном конкретном контексте. Однако основная заслуга немецких консерваторов перед мировой политической и экономической наукой, пожалуй, состоит в разработке Людвигом Эрхардом¹ концепции социально ориентированной рыночной экономики. В центре ее внимания стоит индивидуум, который несет ответственность за самого себя. Он должен использовать и развивать дарованную им Господом Богом жизнь, а также свои способности и таланты в рамках социального строя, учитывающего эти антропологические и социальные факторы. Социально ориентированная рыночная экономика, по его мнению, это строй, основанный на принципе распределения по труду и конкуренции. Но вместе с тем это строй, который служит опорой для тех, кто слишком молод или слишком стар, болен, или не по собственной воле не может работать, либо, наконец, просто попал в сложную ситуацию. Общество и государство должны проявлять солидарность с такими людьми и помогать им.

Однако некоторые "чистые" либералы (не говоря уже о социалистах) считают, что "социальное рыночное хозяйство" не более чем демагогия Эрхарда (который является отцом не только экономического чуда послевоенной Германии, но и данного его названия). Но следует проверить и другую гипотезу: социальное рыночное хозяйство уже не капитализм. Т.е. различия между ними (по отношению к социализму) столь существенные, что называть их одним словом некорректно. Если, конечно, употреблять термин "капитализм" в том определенном смысле, который соответствует анализу Маркса. При этом в качестве важнейшего системного признака "капиталистичности" общественного строя следует рассмотреть тенденцию к неуклонному углублению раскола общества на два основных социальных класса – наемных рабочих и капиталистов. Эмпирическая проверка этого системного признака за период, скажем, 1920 – 1990 гг. продемонстрирует явное доминирование прямо противоположных тенденций.

Переведем вопрос в иную плоскость: чем отличается докейнсианский экономический либерализм от экономического либерализма послекейнсианского (если отличается)? И, напротив, есть ли что-либо общее у послекейнсианского либерализма с кейнсианством?

Любое вмешательство государства в "стихию рынка" с точки зрения либерализма есть в лучшем случае вынужденная уступка обстоятельствам. И если рассматривать либерализм не в "чистом" виде, а вместе с допускаемыми им "уступками обстоятельствам", то именно в последней части (которая на первый взгляд к либерализму как таковому не имеет никакого отношения) можно констатировать серьезные изменения. Другими словами, реальная практика "тетчеризма", взятая вместе со всеми колебаниями правительственного курса, важнее в данном отношении, чем все идеологические попытки ее "рационального" объяснения.

От кейнсианства современный либерализм (в указанном расширительном смысле) отличается не столько границами государственного вмешательства в экономику, сколько его характером, формами, методами и т.д. И одной из самых важных целей такого вмешательства стала сегодня активная политика, направленная на неуклонный рост числа собственников, тогда как докейнсианский либерализм для достижения социальной стабильности ограничивался скорее прямой помощью неимущим (благотворительность и т.п.)².

И эта проблема вовсе не сводится к популярному спору о том, могут ли все быть собственниками? Практика, несомненно, свидетельствует, что, во-первых, собственниками в XX в. может стать большее число граждан, чем, скажем, в XIX в. И, во-вторых, в более развитых странах и более развитых регионах одной и той же страны (например, на Севере Италии) собственниками становятся сегодня явно больше людей, чем в странах и регионах менее развитых.

Гипотезу об эволюции либерализма и его отношении к кейнсианству можно сформулировать следующим образом. В сфере государственного вмешательства в экономику произошла смена бюрократических методов активной социальной политики (кейнсианство) методами "рыночными" (либерализм). Вместе с тем, допуская теперь активную государственную социальную политику, классический (докейнсианский) либерализм "незаметно" превратился в "социально ориентированный" (послекейнсианский) либерализм.

Важную роль в определении понятия либерального социализма играет классовое строение нового общества. Джон Мейджор как-то сказал о намерении построить в Соединенном королевстве бесклассовое общество. Здесь можно вспомнить классическое определение: "социализм есть уничтожение классов"...

Итак, вопрос даже не в том, что понимать под состоянием полной, завершенной "бесклассовости", движение к которому есть (согласно ортодоксальному марксизму) социализм, а в том, по каким признакам можно определить состояние самого этого движения? Определить движение к "бесклассовости" как устойчивое состояние?

Отсутствие всякой социальной дифференциации как влиятельного фактора общественной жизни?

Или отсутствие биполярной дифференциации (классового антагонизма) в качестве определяющего элемента социальной структуры?

Проблема социальной структуры фактически ставилась марксизмом как проблема "минимальной социальной структуры" – минимального числа социальных групп, взаимодействие которых определяет общественное развитие. Лежащий на поверхности очевидный факт  "иерархическая", т.е. вертикальная дифференциация – требовал объяснения. Марксизм обнаружил скрытый за вертикальной стратификацией источник социальных различий, лежащий в горизонтальной плоскости: деление на классы, т.е. биполярную структуру экономических отношений – собственники средств производства и трудящиеся, их лишенные.

При таком понимании классовой структуры "уничтожение классов" - это постепенное вытеснение из общественной жизни факторов, раскалывающих общество на враждебные классы и обуславливающее классовый характер господства элиты; уничтожение ведущей роли классовой (биполярной) противоположности в комплексе социальных противоречий. Общество "уничтожающихся" классов – это общество, вытеснившее классовый антагонизм на второй план и на этой основе способное к разрешению конфликтов между социальными группами и к социальной интеграции (а вовсе не обязательно общество без таких групп и противоречий между ними).

Такая "бесклассовость" предполагает формирование отношений собственности, при которых классическая противоположность "капитал – труд" ("собственник – работник") все более теряет характер внешнего отношения одних людей к другим или, во всяком случае, это внешнее отношение становится все менее значимым.

При этом, "бесклассовость" отношений собственности не тождественна совпадению собственника и работника ("поровну" и того и другого) в каждом отдельно взятом человеке, или в каждом отдельно взятом коллективе. Любые формы, в которых противоположность "капитал – труд", "собственник - работник" не вполне совпадает с отношением одного человека к другому, одной группы людей к другой, а хотя бы отчасти "интериоризируется", хотя бы отчасти оказываются внутренним отношением одного и того же человека к самому себе (даже если функции собственника и работника представлены в этом внутреннем отношении не совсем "поровну"), - все это широчайшее разнообразие форм охватывается понятием "бесклассовых" (точнее, не вполне классовых) отношений собственности. Например, любое привлечение рабочего к участию в принятии решений, относящихся к компетенции собственника, хотя и не делает первого "стопроцентным" собственником, но, несомненно, размывает его определенность как "стопроцентного" наемного рабочего. Признаком движения к "бесклассовости" выступает не полнота совпадения собственника с работником, а как раз наоборот – отсутствие полноты их разделения. Соответственно, показателем того, что общество приступило к "уничтожению классов" является факт неуклонного "размывания" определенности такого характерного явления, как необходимость олицетворения капитала в капиталисте (соответственно – труда в рабочем). Или, другими словами, доминирование процессов, размывающих классовый антагонизм над процессами, ее расширенно воспроизводящими.

Один из признаков процесса "уничтожения классов", который демонстрирует современный либеральный капитализм (т.е. "социальное рыночное хозяйство"), является постепенная утрата классового основания имущественной дифференциации. При классическом капитализме имущественная дифференциация была обусловлена социальным разделением труда: "собственник средств производства – несобственник"; в условиях социального рыночного хозяйства на передний план выходит технологическое разделение труда: "управляющий  управляемый". Если в первом случае главными представителями полюсов шкалы доходов были собственник и несобственник, то во втором – скажем, менеджер и рабочий, независимо от того, насколько каждый из них привлечен к выполнению функции собственника, т.е. преодолел односторонность своего положения в рамках отношений собственности.

Таким образом основным фактором "уничтожения классов" или стирания межклассовой дифференциации можно назвать экономический, лишний раз оправдав классическое учение марксизма о базисе и надстройке.

Экономические принципы идеологии либерального социализма тесно связаны с концептуальными основами социальной рыночной экономики. Суть их сводится к обеспечению высокоэффективного дозирования государственных регуляторов в сфере производства и распределения созданных благ, повышающего жизненный уровень граждан. Прежде всего, эти принципы направлены на ускорение динамики экономического развития, имеющего целью неуклонный и достаточно значительный рост общественного материального богатства, что обеспечивает высокий уровень благосостояния населения.

В данном случае речь идет о реализации стратегии экономического либерализма, наиболее оправданной в условиях постиндустриального общества и глобализации хозяйственной деятельности. Экономическая либерализация, по сути, заключается в прерогативе рыночной (в противовес государственной) координации процессов, протекающих в экономической среде. Согласно этому подходу именно взаимодействие элементов рыночного механизма (без деформирующего влияния чрезмерного государственного регулирования) обуславливает эффективное функционирование конкурентоспособной экономики. Поэтому политика либерал-социализма характеризуется акцентуацией на планомерном усилении рыночных основ взаимодействия экономических агентов, которое ведет к развитию конкуренции и частной инициативы.

Практическими шагами осуществления неолиберального курса экономического реформирования, проводимого правительствами многих постиндустриальных стран начиная с 90-х гг. ХХ века, являются меры по повышению занятости и производительности труда, привлечению иностранного капитала, разгосударствлению, приватизации с участием иностранных инвесторов, ослаблению валютного регулирования, а также лимитирующих воздействий на использование инструментов политики Центробанков (в частности, ставок рефинансирования).

Последовательное применение этих мер закладывает фундамент для достижения  устойчивого экономического роста в долгосрочной перспективе – основной целевой установки материального развития постиндустриального общества.

Кроме "либеральных" аспектов обеспечения высоких темпов экономической динамики  в исследуемой концепции следует также выделить существование принципов социального развития, сформулированных с учетом необходимости сосуществования экономических форм индивидуализма и общественной солидарности.

Чрезмерно высокий уровень социальной защиты, дестимулирующий усилия  трудоспособных граждан к самообеспечению благами индивидуального потребления, привел к необходимости трансформации модели "государства всеобщего благосостояния", которая была успешно реализована многими развитыми странами мира во второй половине ХХ ст.

Феномен государства благосостояния традиционно ассоциируется с усиленной государственной поддержкой социальной сферы (таких ее элементов как образование, здравоохранение, медицинское и пенсионное страхование), что на начальном этапе дает социально значимые результаты. Указанная социально-экономическая модель названа известным голландским экономистом Я. Тинбергеном “социализмом распределения”, поскольку государство благосостояния базируется на двух явлениях: во-первых, на значимом перераспределении посредством бюджетного механизма активов в пользу незащищенных слоев населения и во-вторых, на предоставлении каждому члену общества средств, необходимых для поддержания нормального уровня жизнедеятельности, независимо от его трудовой активности (наличием всеохватывающей системы социального обеспечения).

Поэтому для высокоразвитых западных обществ на сегодня характерно отлаженное функционирование многоуровневой системы пенсионного обеспечения, медицинского страхования (всеобщего и льготного), различных видов пособий (по бедности, по безработице, по инвалидности и др.) и субсидий (для получения образования, медицинского обслуживания, оплаты жилья и т.п.) [7].

Однако с течением времени в сфере их социальной защиты обнаружились некоторые проблемы. Многие страны, поддерживающие высокий уровень социального благосостояния с помощью прогрессивного налогообложения, разветвленной  системы социальных пособий, а также роста заработной платы,  столкнулись с явлением социального иждивенчества или, используя экономическую терминологию, фрирайдерства.

Например, в исследовании МВФ, касающемся современного развития индустриальных стран, говорится: “Что касается государства благосостояния и перераспределения дохода, то система социальной безопасности во многих странах трансформировалась в систему универсальных выгод с широко распространенной практикой "безбилетного проезда" [13]http://www.fppr.org.ua/articls/Eco_libsoc.htm - _ftn2. Авторы этого исследования – В. Танзи и Л. Шукхнехт, – подчеркивают необходимость сохранения и совершенствования в процессе реформ исключительно базовых социальных и экономических функций государства. При этом они указывают, что реформы, затрагивающие образование, здравоохранение и пенсионное обеспечение, должны органично сочетать государственную поддержку с расходами самих граждан, т.е. инициировать более активное участие населения в финансировании социальных издержек.

Массовый характер иждивенческих настроений в обществе дал повод говорить о кризисе государства благосостояния, экономические признаки которого проявляются в снижении производительности труда, роста инфляции, увеличении численности экономического неактивного населения (прежде всего за счет пенсионеров). Совокупный негативный эффект от действия перечисленных кризисных признаков имеет макроэкономическую природу и  отражается в таких аспектах, как снижение темпов экономического роста;  повышение уровня безработицы; увеличение дефицита бюджета (вследствие перманентно высокого уровня социальных расходов); снижение международной конкурентоспособности страны.

С учетом необходимости решения указанных макроэкономических проблем становится очевидным, что модель государства всеобщего благосостояния таит в себе угрозы стабильному социально-экономическому развитию в долгосрочном периоде.

К подобным выводам в конце 90-х гг. ХХ в. пришли социал-демократические правительства таких стран как США, Франция, Германия, Великобритания, Италия, Швеция, столкнувшиеся с необходимостью устранения кризисных явлений в функционировании социально ориентированной рыночной экономики. В большинстве случаев реформаторская политика правительств этих стран базировалась на концептуальном фундаменте либерального социализма и в зависимости от приоритетности задач экономической трансформации получившая различные названия.

Так, на протяжении указанного периода в Германии реализовывалась экономическая политика "новой середины", а Великобритании – "нового лейборизма", в Швеции – "фондового социализма", а США продолжает осуществляться политика "леволиберального реформизма".

Пожалуй, наиболее адекватное название политики трансформации системы социального рыночного хозяйства дано известным английским социологом Э. Гидденсом [2], обозначившего ее как "третий путь". При этом он подразумевал, что современное развитие общества происходит в отличие от концептуальных подходов капитализма, сконцентрированного на развитии сугубо рыночных отношений (1 пути) и социализма, при котором существует тотальное влияние государства на экономику (2 пути) (стоит отметить, что экономическая концепция «третьего (среднего) пути» детально разработана В. Ойкеном [8] и стала базисом для послевоенного экономического развития Германии уже упомянутом выше).

Фактически "третий путь" является отражением дихотомии "рынок - государство", имеющей место в сфере регулирования деятельности экономических субъектов, а также социальных взаимоотношений. Данная концепция является исходной при осуществлении политики экономического реформирования в рамках либерального социализма. Главная цель реализации этой политики – уменьшение степени государственного участия в сфере предоставления социальных услуг, вызванное необходимостью устранения бюджетного дисбаланса, а также активизация действия рыночного механизма, необходимая для поддержания высоких темпов экономического роста и конкурентоспособности страны на мировых рынках. Так, сегодняшнее лейбористское правительство Великобритании в целом придерживается курса дальнейшей приватизации, сужения общественного сектора в экономике и сохранения высокого уровня налогообложения. В марте 1998 г. Им было  вынесено на рассмотрение документ «Новый контракт о социальной помощи», в котором изложены основные подходы к реформированию системы пенсионного обеспечения. Основная идея этого документа – сокращение пенсионных выплат и увеличение (за счет переадресации) ассигнований на медицинское обслуживание и образование.

Бюджетная политика лейбористов осуществляется согласно принятому в 1997 г. пятилетнему плану сокращения дефицита бюджета, который предусматривает соблюдение жестких нормативов бюджетных расходов и государственных заимствований.

Активное реформирование экономической системы продолжается во Франции. Начиная с 1993 г. правительство приняло ряд мер, способствующих росту экономической активности: расширение общественных работ и жилищного строительства, предоставление налоговых льгот для стимулирования долгосрочных сбережений граждан, введение 35-часовой рабочей недели для сдерживания роста безработицыhttp://www.fppr.org.ua/articls/Eco_libsoc.htm - _ftn6. В это же время реализуется программа по денационализации крупных объектов в производственной и банковской сферах. Были приватизированы (в некоторых случаях частично) телекоммуникационная компания «Франс телеком», алюминиевый комплекс «Пешинэ», сталелитейная компания «Юзинор», химический концерн «Рон-Пуленк», «Банк Националь де Пари» и более мелкие банки.

Экономическая система Швеции, считающаяся классическим примером социального рыночного хозяйства, также находится в процессе трансформации. Значительное внимание  уделяется сокращению дефицита государственного бюджета, вызванного внушительным объемом социальных расходов и высокой степенью перераспределения общественных активов через бюджетную систему (в 1995 г. они достигли приблизительно 67% ВВП) [6]. 

Реализация экономических идей либерального социализма, предполагает построение "государства социальных инвестиций", лозунгом функционирования которого есть "благосостояние – для труда".  Основополагающие принципы этой концепции касаются повышения эффективности систем образования, социального и пенсионного обеспечения путем смещения акцентов в финансировании социальных услуг и делегировании значительной части государственных обязательств в этой сфере отдельным гражданам и различным общественным объединениям [8].

Наряду с экономическими государство всеобщего благоденствия таит в себе не мало и политических рисков. При поверхностной оценке они не видны, и при беглом анализе экономического положения общества можно вполне придти к выводу об их отсутствии. Вообще политическая сфера жизни общества всегда была менее гибкой, чем экономическая. Являясь, по сути, консервативной силой она всегда труднее и дольше отзывалась на определенные социальные сигналы. Усугубляется это еще и тем, что, почивая на лаврах успешно созданного ими социально ориентированного государства с высоким уровнем подушевого дохода, современные политики совершенно теряют способность к реальному анализу состояния общества. Особенно ярко подобные процессы можно наблюдать по результатам выборов, недавно прошедших в двух европейских странах. Первый звонок прозвенел в Австрии, где на выборах в 2000 г. победил правый националист Йорг Хайдер. Тогда генеральный секретарь Совета Европы Вальтер Швиммер доверительно сообщил прессе, что "испытал настоящий шок". Эти же слова он повторил и в 2002 г., когда на выборах на пост президента Франции вместе с действующим президентом Жаком Шираком вышел и лидер ультраправого Национального фронта Жан-Мари Ле Пен. При этом "голлист" опередил "фашиста" всего на два процента, а в девяти из 22 регионов Франции, наоборот, Ле Пен обошел Ширака. Не меньше впечатлился французский истэблишмент и тем, что Ле Пен оказался популярнее премьер-министра и главы социалистической партии Лионеля Жоспена [12]. Французские выборы показали, что причины "поправения" во всех странах Европы, включая Австрию, Италию³ (где на выборах на пост президента победил Сильвио Берлускони, которого тоже обвиняли в ультраправом уклоне и в связях с сицилийской мафией), весьма сходные. Обоих ведущих кандидатов, представлявших как "правое", так и "левое" крылья истеблишмента, не волновали насущные и понятные для простого избирателя вопросы – безработица, иммиграция, безопасность. И Ширак, и Жоспен на два голоса пели французам про необходимость снижения налогов и реформирование монополий. Оба ведущих претендента, представляющих "партию власти" (правый президент и социалистическое правительство) вызывают у многих французов синдром зубной боли. Левое и правое крылья политического истеблишмента слились в последние годы в единое центристское занудство, что отразилось на программах их кандидатов. Независимо от того, кто одержит победу, Ширак или Жоспен, Франция должна была сделать совершенно одинаковые шаги: дальнейшая интеграция в Евросоюзе, постепенно дробление и частичная приватизация госмонополий, снижение налогов. Все эти слова, однако, наполнены смыслом в основном для французского "высшего класса" – крупных предпринимателей и влиятельных госчиновников. Они уже мыслят не французскими, а глобальными категориями. Но ниша "правых", которые обычно строят свою политику на национальных интересах, фактически оказалась незаполненной.

В условиях, когда традиционные правые партии целиком переместились "в центр" (а фактически стали левыми, взяв на вооружение традиционную для левого политического крыла идею транснациональной интеграции), маргинальные ультраправые будут находить все более широкую поддержку. Не исключено, что в ближайшие годы г-ну Швиммеру придется удивляться еще не раз.

Список литературы

1. Ингелат М. Консерватизм не возможен без свободы // Эксперт. – 2003. – №37. – С. 88-92

2. Гидденс Э. Устроение общества: Очерк теории структурации. – М.: Академический Проект, 2003. – 528 с.

3. Замятин Е. Избранные произведения. – М.: "Советская Россия", 1990. – 560 с.

4. Кара-Мурза А. Свобода для избранных // Эксперт. – 2001. – №25. – С.46-48

5. Кейнс Дж. М. Общая теория занятости, процента и денег. – М.: Гелиос АРВ, 2002. – 352 с.

6. Лортикян Э.Л. История экономических реформ: Мировой опыт второй половины ХІХ-ХХ вв. – Харьков: Консум, 1999. – 288 с.

7. Меньшиков С.М. Новая экономика. – М.: Международные отношения, 1999. – 354 с.

8. Ойкен В. Основы национальной экономики. – М.: Экономика, 1996. – 351 с.

9. Перегудов С. Западная социал-демократия на рубеже веков // МЭиМО. – 2000. – №6. – С. 40-47

10. Хаксли О. Избранные произведения. – М.: Радуга, 2000. – 624 с.

11. Оруэлл Дж. Избранные произведения. – М.: Радуга, 2000. – 564 с.

12. Власова О. Францию довели // Эксперт. – 2002. – №17. – С. 12-18

13. Tanzi V. and Schuknecht L. The Growth of Government and the Reform of the State in Industrial Countries. – IMF Working Paper, Dec. 1995