Философия социальной работы

отношений, процессов, в том числе и социального характера. В ее категориально-понятийном пространстве конституиро­ваны такие универсалии, как философия истории, филосо­фия культуры, философия права, философия политики, со­циальная философия, философская антропология. Мы же понятие "философия социальной работы" относим к иному категориальному ряду.

Установление содержательного и статусного вида фи­лософии социальной работы связано с немалыми трудностя­ми методологического, логического, лингвистического и иного характера.

Выделение философии социальной работы в особое познавательно-исследовательское пространство происходит на основе содержательно-функциональных критериев.

Предметное поле философии социальной работы обра­зуют социо-антропологические феномены, феномены обще­ственных отношений, отягощенных социальными и индиви­дуальными неравенствами потенциалов, жизненных сил и возможностей для их реализации. Содержательный признак философии и философствования довольно точно выразил Кант. "Философия, - писал он, - есть наука об отношении всякого знания и всякого применения разума к конечной цели человеческого разума, которой, как высшей, подчинены все другие цели и в которой они должны образовать един­ство. Сферу философии в этом всемирно-гражданском зна­чении можно обозначить следующими вопросами: что я могу знать? что я должен делать? на что я смею надеяться? что такое человек?"¹

Выделение в качестве основного социо-антропологического классификатора философоведения предполагает необходимость рассмотрения сути социальных и личностно-индивидуальных фе­номенов, их диалектики.

Хорошо известно положение Маркса о том, что сущ­ность человека определяется совокупностью общественных отношений. Иной позиции придерживался Бердяев. Он от­мечал, что фундаментальной проблемой социальной фило­софии "является проблема отношений между личностью и обществом. Общество представляет собой объективацию че­ловеческих отношений... Для экзистенциальной филосо­фии... общество является частью личности, ее социальной стороной. В личности имеется духовное начало, глубина. которая не определяется обществом, в ней есть духовная основа".¹

Как нам представляется, философия социальной рабо­ты в отличие от социальной философии в большей степени сориентирована на осмысление личностно-субъективных, духовных феноменов социальных отношений, феноменов смысла, значимости, причинности, гуманизма, ответствен­ности, добра и справедливости.

Следует заметить, что в русском языке уже сложились свои стереотипные формулы классификации научных на­правлений, специальностей и сфер профессиональной дея­тельности. В гуманитарной, человековедческой сфере это теология, философия, история, культурология, социология, психология, политология, филология, лингвистика, журна­листика и т.д.

Иную группу образуют научные направления и специ­альности: искусствоведение, правоведение, регионоведение, историко-архивоведение, театроведение, музыковедение, ки­новедение и другие "ведения".

И, наконец, весьма небольшое число научных направ­лений и специальностей получило конкретно-прикладное название. В этом понятийном ряду находится и социальная работа. Ансамбль социоведения образуют наряду с социаль­ной работой и рядом уже отмеченных научных направлений

и специальностей: социальная педагогика, социальная ан­тропология, менеджмент в социальной сфере, социально-культурная деятельность.

Лингвистически-понятийное пространство сложилось таким образом, что концептуально-предметное поле социаль­ной работы оказалось как-бы "втиснутым" между социальной философией, социологией, социальной антропологией, соци­альной педагогикой, социальной психологией, социальным управлением. И на этом "пяточке" идет процесс становления таких научных и учебных дисциплин, как теория социальной работы, технология социальной работы, феминология и семье-ведение, валеология, социальная геронтология.

На освоение данного пространства претендует и фило­
софия социальной работы. Важным модификатором пред­
метной области философии социальной работы является ле-
гитимная функциональная характеристика профессиональ­
ной деятельности специалиста. В качестве цивилизационно-
правовых ориентиров выступает для нас международные
требования к квалификации социального работника, нацио­
нальные квалификационные характеристики, государствен­
ные требования к уровню подготовки специалистов по соци­
альной работе, изложенные в образовательных стандартах,
других нормативно-правовых документах. *

Из пяти традиционных типов профессиональной дея-. тельности: "человек - техника", "человек - живая природа", "человек - человек", "человек - образ", "человек - знаковая система" социальная работа относится к типу субъективно-субъективной, гуманистически ориентированной деятельности.

Среди функций социальной профессиональной деятель­
ности особо следует выделить нравственно-гуманистическую,
регулятивно-профилактическую, социально-коррекционную,
аналитико-прогностическую, организационно-методическую.
Исходя из функционального многообразия социальную работу
можно отнести к классу творческих, интеллектуально насы­
щенных видов трудовой деятельности. . i

Нужно заметить, что. сегодня все острее и острее про­является противоречие между предметной, функциональной и уровневои типологией профессиональной социально ори­ентированной деятельностью и классификацией соответ­ствующих отраслей социсведения.

"Научные области далеко отстоят друг от друга, - от­мечал Мартин Хайдеггер. - Способ разработки ими своих предметов в корне различен. Это распавшееся многообразие дисциплин сегодня еще как-то определяется только техни­ческой организацией университетов и факультетов и сохра­няет какое-то значение только в силу практической целе-установки отраслей. Ускоренность науки в их сущностном основании, наоборот, отмерла".¹

Есть немало оснований для предположения о том, что на рубеже XX и XXI веков будет происходить смещение ак­центов от узкопредметной к уровневои целостной классифи­кации гуманитарных знаний.

Сегодня мало кто сомневается в том, что понимание социального мира человека и человечества, его осмысление осуществляется на религиозно-мифологическом, философ-ско-духовном, рационально-научном, технологическом, эмо­ционально-обыденном уровнях.

Философия социальной работы есть духовно-интеллектуальный уровень освоения содержания и смысла социальных, персонифицированных отношений людей в про­странстве их жизненного, социализированного мира, включая интеллект, чувства, веру, потребности, интересы и ценностные ориентации.

Философский стиль мышления позволяет социально­му работнику глубже познать и понять содержание предмет­но-функционального пространства своей профессиональной деятельности, создает интеллектуально-нравственные пред­посылки для гуманизации социального бытия.

Глава I. ФИЛОСОФСКО-МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ СОЦИАЛЬНОЙ РАБОТЫ

Деятельность социального работника представляет со­
бой диалектическое единство рационально-логических, ду­
ховно-нравственных, эмоционально-чувственных компонен­
тов, определяемое огромным числом обстоятельств и субъек­
тивных факторов. В сферу особой актуальности следует вы-:
делить мировоззренческую культуру как способ познания,
понимания, оценки и переживания жизненного мира. -

В области профессиональной социальной деятель­ности постоянно идет интенсивный, напряженный, а неред­ко и весьма драматический диалог по поводу ключевых ми­ровоззренческих универсалий, таких как существование и жизнь, смерть и бессмертие, цинизм и альтруизм, зло и доб­ро, справедливость и насилие, бедность и богатство. Причем каждый из участников подобных диалогов, как правило, вкладывает свой смысл в содержание этих и других катего­рий, образующих основание мировоззренческой культуры личности.

Как отмечал Н.А. Бердяев, "наука создает свою дей­ствительность. А философия и религия создают совсем дру­гие действительности".¹ Во многом своя действительность, свое миропонимание формируется у тех "униженных и оскорбленных", кто составляет главный предмет деятель­ности социального работника, причем среди них есть и но­сители научного, философского, религиозного мировоззре­ния, немало и тех, кто имеет весьма фрагментарное, обы­денное представление о жизненном мире. "Два человека смотрят на один и тот же пейзаж с различных точек зрения. Они видят, однако, не одно и то же..., - писал Ортега-и-Гассет. - Реальность можно видеть лишь в определенной перспективе... Любое познание есть познание с определен-

ной точки зрения... Абстрактной точке зрения соответствуют одни лишь абстракции".¹

Известный испанский философ не одинок в стремле­нии персонифицировать процесс познания реальности, пре­вратить познание в уникально-творческий, самобытный процесс "добывания" личностных знаний. Но есть и иные точки зрения, сторонников которых объединяет идея позна­вательной, методологической универсальности. Возможно, что абстрактной точки зрения на реальную действительность, в том числе и на ее социальные формы и нет, но есть общий механизм познавательного процесса, присущий человеку как существу интеллектуальному и чувственному, есть общие процедуры, правила, некоторые общие методы освоения дей­ствительности, наконец, есть некий общий социально-исторический контекст познания.

Возражая Ортеге-и-Гассету, другим приверженцам личностной познавательной методологии, можно заявить, что феномены голода или социальной справедливости, с ка­кой бы точки зрения они не рассматривались, будут содер­жать те единицы знания и понимания, которые выражают их сущностные черты, хотя некоторые различия в их осмысле­нии будут иметь место. При этом следует заметить, что соот­ношение сущностного понимания и периферийного знания предопределяется не только "точкой стояния" познающего, но и множеством иных условий и предпосылок.

Все это актуализирует необходимость определенного консенсуса в толковании основных мировоззренческих уни­версалий, в выработке приемлемых методологий познава­тельного процесса. "Знание естественных вещей - какие они есть теперь, - отмечал И. Кант, - всегда заставляет желать еще и знания того, чем они были прежде, а также через ка­кой ряд изменений они прошли, чтобы в каждом данном месте достигнуть своего настоящего состояния".²

Такой "естественной вещью" для нас в данном случае является генезис и становление мировоззрения людей, специа­лизирующихся на выполнении социально-благотворительных функций. Подобная специализация возникла естественно-необходимым образом на самых ранних этапах развития чело­века и человечества как потребность в реализации в рамках рода, племени, иного сообщества социально-благотворительных функций. Осознание потребности в творении блага для другого, формирование интереса к этому виду социально значимой дея­тельности создавало условия и предпосылки и для мировоз­зренческой специализации, его развития. Творящий благо дол­жен осознавать его значимость и смысл.

Рыболовство, охота, земледелие, участие в межродо­вых, межплеменных конфликтах, другие виды деятельной специализации также влияли на формирующееся мировоз­зрение людей, специализировали его по критериям чув­ственности и рациональности. На жизненный мир наших далеких предков, на их мировоззрение оказывали влияния не только социально-деятельная, социально-трудовая специали­зация, но и климатические, территориально-поселенческие факторы, которые в своей совокупности служили условиями формирования ментальных оснований жизнебытия и миро­восприятия.

Можно предположить, что мировоззрение наших дале­ких предков, творящих благо, было заведомо сориентировано на чувственно-утопическое восприятие действительности, на формирование своих представлений о мире добра и зла, альтру­изма и эгоизма, жизни и смерти, бытия и небытия.

"Категории бытия и небытия фигурируют в качестве фундаментальных во всех культурах, - отмечает B.C. Степин, - но если древние греки понимали небытие как отсутствие бытия, то в культурах Древнего Востока небытие понимается иначе - оно трактуется как источник бытия. В этой системе мышления мир предстает как постоянный круговорот пре­вращения бытия в небытие, причем ситуации видимого, ре-

ального, вещного, движущегося бытия как бы выплывают из невидимого, покоящегося небытия и, исчерпав себя, опять погружаются в него. Небытие выступает как отсутствие ве­щей и форм, но в нем как бы скрыто все возможное богат­ство мира, все нерожденное, неставшее и неоформленное".¹

Осмысление феноменов жизни и смерти, бытия и не­бытия создавало мировоззренческие предпосылки для рас­ширения сферы благотворения, изменения форм и методов благотворительной деятельности, ее специализации. От тво­рящего благо требовалось не просто умение облегчать физи­ческие страдания человека, содействовать справедливому распределению продуктов питания для слабых и больных, но и умение соучаствовать в интерпретации тех или иных при­родных катаклизмов, в формировании мифологизированного мировоззрения.

Усложнение и интенсификация общественных, меж­личностных отношений способствовали не только диалекти-зации восприятия бытия и небытия, но и его структурирова­нию по рациональным и чувственным основаниям.

Разделение мира вещей и мира идей (чувств) в опре­деленной степени завершало период первоначального на­копления мировоззренческого капитала.

В последующем начинают формироваться парадигмы специализированного мировосприятия, оказывающие влия­ние на жизненные ориентиры и установки людей, в том чис­ле и в сфере социального благотворения.

Принято считать, что наиболее древняя специализа­ция сознания постепенно оформилась в религиозно-мифическое мировоззрение, посредством которого склады­вается религиозно-мифическая картина мира.

Исследование проблематики религиозного мировоз­зрения имеет для современного социального работника не только познавательное, но и важное профессионально-

функциональное значение. По некоторым данным свыше 60 процентов пенсионеров, инвалидов, других категорий насе­ления России, с которыми имеют дело социальные работни­ки, - носители религиозного мировоззрения, значительная часть и самих социальных работников люди религиозные.

Уместно воспроизвести одну весьма любопытную и поучительную историю. Несколько лет назад во время из­учения опыта деятельности социальных служб Чувашии мы побывали в доме-интернате для престарелых и инвалидов. Администрация интерната, при участии ветеранов войны и труда, оборудовала, если так можно сказать, мини-церковь. Когда мы приехали в дом-интернат, шло богослужение. Не­большое помещение и прилегающий к нему холл были за­полнены пожилыми людьми. Через некоторое время служба закончилась и тут же в холле состоялась многочасовая, ин­тересная беседа между нами - представителями Московского государственного социального университета, местных соци­альных работников, заочно обучающихся в Университете, и верующими пожилыми людьми. Сразу оговорюсь, что мы участвовали в разговоре не с позиций воинствующих атеис­тов, нам было важно понять мировоззренческие ориентиры конкретных верующих людей, а также способность социаль­ного работника и преподавателей высшего учебного заведе­ния, которое готовит кадры для социальной сферы, к пони­манию содержания и особенностей жизненного мира ве­рующего, к использованию этих особенностей в своей прак­тической деятельности, во благо самих верующих. Среди наших собеседников не было ученых-богословов, но даже постановка проблем веры, жизни и смерти, добра, счастья, справедливости в рамках обычной беседы нередко ставила нас в весьма трудное положение. Это во многом объяснялось недостаточным знанием религиозной проблематики, религи­озных традиций православия, других религиозных конфес­сий, непониманием сущности и особенностей восприятия мира и себя в этом мире религиозным человеком.

Мы убедились, что тот небольшой курс религоведе-ния, который читается в вузах социального профиля, не ре­шает в полном объеме проблем религиозного "просвещения" социального работника, а создает лишь исходную базу для их самостоятельного осмысления.

Именно в рамках религиозно-философской традиции был впервые исследован феномен веры как основной, суб­станциальной единицы религиозного мировоззрения. "Вера, - отмечал С.Н. Булгаков, - есть путь знания без доказа­тельств, вне логического достижения, вне закона причин­ности и его убедительности".¹

Предмет веры многогранен и многолик. Есть вера в добро, вера в близкого человека, вера в собственные силы, в свою судьбу. Религиозные просветители рассматривают в качестве исходного модуса веры веру в иное. Генезис веры в иное, или сверхверы обусловлен стечением многих обстоя­тельств, не последнюю роль в которых занимает сложная, критическая, нередко драматическая ситуация, в которой оказывается человек. Вот как описывает ее К. Ясперс: "...Незамкнутость мира и разрушение каждой замкнутой кар­тины мира, неудача планирования в мире, человеческих про­ектов и их осуществлений, незавершенность самого челове­ческого бытия ведут к границе: у края бездны познается ни­что или Бог".²

Ясперс сформулировал очень сильное и глубокое по­ложение о том, что вера в Бога, познание божественного зарождается у края бездны, где оказался человек. Причем бездна может выступать в различных ипостасях - в форме душевного отчаяния, жизненной драмы, физических муче­ний, интеллектуально-чувственного порыва.

"Религиозная вера, - отмечает Д.М. Угринович, - не­обходимо включает в себя не только уверенность в суще­ствовании сверхъестественных объектов, но и эмоциональ-

ное отношение к этим объектам. Религиозный человек не только представляет Бога, думает о нем, он всегда пережи­вает эмоционально свое отношение к Богу, ибо, с одной сто­роны, верит в его могущество и боится его кары ("религиозный страх"), а с другой - надеется на его милосер­дие, сострадание, способность "прощать грехи", т.е. испыты­вает к Богу положительные чувства (восхищение, благогове­ние, любовь и т.п.)".¹

В религиозном мировоззрении особое место отводится феномену Богопроявления. Вот как описывает его И.О. Лосский:

"Мир есть система множества существ, а основа мира есть Сверхсистемное, Сверхмировое начало, Бог. Отсюда следует, что у Бога нет свойств, которые могут быть выраже­ны понятиями, заимствованными из области мирового бы­тия; Он несравним и несоизмерим с миром. На всякий во­прос о свойствах Бога, подобных тому, что есть в мире, при­ходится отвечать отрицанием. Есть ли Бог дух? Нет. Есть ли Бог разум? Нет. Есть ли Бог бытие? Нет, и т.д. Эти отрица­ния приводят к мысли, что Бог есть Ничто, правда, Боже­ственное Ничто. Такое учение о Боге называется отрицатель­ным богословием (греческое название его - апофатическое богословие)".²

Можно предположить, что для понимания жизненного мира верующего, постижения сущности религиозного миро­воззрения подобные размышления недостаточно убедитель­ны и И.О. Лосский пытается обосновать эти положения: "Чтобы точно понять смысл слов "Божественное Ничто", -пишет он, - нужно различать два вида отрицания. Положим, на вопрос, есть ли в этой комнате рояль? Мы получим ответ "нет". Есть ли в ней диван? Нет. Есть ли в ней книги? Нет.

Такие отрицания ведут вниз, к пустоте. Совсем иной харак­тер имеют отрицания, ведущие к Божественному Ничто. Они указывают на то, что Бог стоит выше всякого мирового бы­тия, которое всегда неполно, всегда ограниченно и, будучи, ограниченным, всегда полно отрицаний. Поэтому всякое "что" в мире слишком мало для Бога: Он есть Сверхчто".¹

Можно неоднозначно и даже весьма критически отно­ситься к религиозным верованиям, но осмысление феномена "Сверхчто" позволяет человеку заглянуть в глубины затаен­ного, субстанционального жизнеосуществления. "Что" мало не только для Бога, но и для интеллектуально-чувственной личности, для понимания феноменов стыда, страха, любви, ненависти, благородства и т.д. Уровень "Сверхчто" позволяет социальному работнику понимать потаенный жизненный мир как религиозной, так и не религиозной, но духовно богатой личности, реализовывать свои социально-терапевтические функции, социально-педагогические функции.

"Если мы приходим к Богу, как Божественному Ни­что, только путем умозаключений, - развивает свою мысль И.О. Лосский, - мы остаемся холодными к этому началу. Живое религиозное общение с Ним на этом пути не может возникнуть. К счастью, у нас есть другое более непосред­ственное общение с Ним, религиозный опыт, в котором уча­ствует не только наш ум, но также чувство и воля, все наше существо. Лица, переживавшие этот опыт, называют его встречею с Богом... Немецкий философ Рудольф Отто хоро­шо описал основные черты этого опыта".² И далее: "При виде звездного неба, - воспроизводит Н.О. Лосский положе­ние Рудольфа Отто, - восхода солнца, грандиозного про­странства с высоты грры или в пустыне, в величественном храме, в местах великих исторических событий, под влияни-. ем прекрасного музыкального произведения, находясь в

опасности, человек иногда внезапно начинает сознавать при­сутствие чего-то "Совершенно Иного", не сравнимого ни с чем земным. Это Иное предстоит пред ним как нечто таин­ственное, вызывающее благоговейный трепет".¹ ' Основанное на вере чувство сопричастности к иному, к высшему, к вечному есть сущностная характеристика жиз­ненного мира религиозной личности. "В религиозном пере­живании, - отмечает С.Н. Булгаков, - дано и в этом есть са­мое его существо - непосредственное касание мирам иным, ощущение высшей, божественной реальности, дано чувство Бога, при том не вообще,... но именно для данного человека; человек в себе и чрез себя обретает новый мир..."²

Новый мир верующего нередко рассматривается как абсолютно иррациональный, потусторонний, неземной. Од­нако подобные суждения не убедительны. Религиозный че­ловек живет и проблемами реального, социального мира. Его мировоззрение синтетично, комплексно, есть мера иррацио--нального и рационального, обусловленного жизненным, земным опытом и божественным откровением. "Верить в царство Божие, - писал B.C. Соловьев, - значит с верою в Бога соединять веру в человека и веру в природу. Все за­блуждения ума, все ложные теории и все практические одно­сторонности и злоупотребления происходили и происходят от разделения этих трех вер. Вся истина и все добро выходят из их внутреннего соединения".³

Подводя некоторые итоги, можно сделать вывод, что религиозное мировоззрение основано на вере в иное, на до­ступности божественного откровения, на сопричастности к всевышнему, на идеалах богоподобия.

Религиозный мир - это мир, сотворенный Богом, по образу и подобию Бога. Это такой мир, который не требует

ни обоснований, ни доказательств, ибо, как отмечал К. Ясперс, "доказанный Бог уже не Бог".¹

Религиозная, в том числе и православная, мировоз­зренческая культура способствовала развитию православной антропологии как учения о человеке в "образе и подобии Бога" и сотериологии как учения о спасении.

По мнению С.С. Хоружего, к ключевым положениям православной антропологии относятся: "идея благодати как Божественной энергии; идея обожения или соединения с благодатью как высшего призвания человека; идея непосред­ственного общения с Богом или. точней, идея синергии, свободного человеческого соработничества благодати, как единственного пути обожения. Возможно, следует добавить сюда и идею постоянной изменчивости, пластичности чело­веческой природы, в силу которой в здешней жизни соеди­нение с благодатью не дается в собственность человеку и остается всегда подвижным, незакрепляемым и может под­держиваться лишь непрестанным духовным трудом, особым устроением и напряжением всего существа человека".²

Что же касается учения о спасении, то оно основано на религиозных, православных заповедях. "В синоптических евангелиях, - отмечает Г. Гече, - приводится рассказ о том, как один из книжников подошел к Иисусу и спросил его, какая первая из всех заповедей. В ответ Иисус... назвал пер­вой заповедью любовь к Богу. Затем он добавил, ссылаясь на законы Моисея: "Вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя, на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки".³

Противоположным религиозно-мистическому миро­воззрению является научно-рациональное мировосприятие, на основе которого формируется научно-рациональная кар-

тина мира. Как отмечал B.C. Соловьев, в теологии центр всего - абсолютное существо, в философии - общая идея, в науке реальный факт.¹ Развивая эти положения, B.C. Соловьев пишет, что "круг знаний, в котором преобла­дает эмпирическое содержание и главный интерес принад­лежит материальной истинности, образует так называемую положительную науку".²

В первом приближении наука есть человеческая ин­теллектуальная деятельность, направленная на получение знаний о реальной действительности и формирование науч­но-рациональной картины мира. Субъектом научного миро­воззрения является интеллектуально богатая личность, обла­дающая набором знаний, достаточных для рационального осмысления действительности.

Научность мировоззрения - одно из исходных условий профессиональной состоятельности современного социаль­ного работника.

Осознание сущности и особенностей научного миро­восприятия, способов и механизмов познания, содержания научной картины мира сопряжено с немалыми трудностями.

Как справедливо отмечает B.C. Степин, "интуитивно кажется ясным, чем отличается наука от других форм позна­вательной деятельности человека. Однако четкая эксплика­ция специфических черт науки в форме признаков и опреде­лений оказывается довольно сложной задачей".³ Она не упрощается и при рассмотрении феноменов социально-гуманитарных, общественных наук, имеющих прямое отно­шение к деятельности социального работника, к его научно-аналитическим, социально-психологическим, прогностиче­ским и иным "человековедческим" функциям. Предметную область социально-гуманитарных наук образуют личностные и межличностные отношения, феномены чувств, интеллекта,

воли. Исходной единицей науки, научного познания явля­ются факты, получаемые в процессе наблюдений, экспери­ментов и выражающие качественные и количественные ха­рактеристики объектов, явлений, процессов. Подобные суж-; дения достаточно убедительно подтверждаются ссылками на факты физического, химического или природно-географического свойства, сложнее обстоит дело примени­тельно к фактам, рассматриваемым в рамках предметных областей психологии, педагогики, культурологии и других гуманитарно ориентированных наук. Фактологическая диаг­ностика сопряжена в данных обстоятельствах с немалыми трудностями.

В контексте подобных размышлений весьма актуальны суждения Д. Бернала: "в обычной практике научные законы и теории рассматриваются как естественные или логические вы­воды из экспериментально установленных фактов. Если бы такое ограничение воспринималось всерьез, то сомнительна; была бы сама возможность существования науки. Научные за­коны, гипотезы и теории имеют гораздо более широкую осно­ву, чем объективные факты, которые они стремятся объяснить. Многие из них субъективно, но неизбежно отражают не сугубо научную, а общую интеллектуальную атмосферу эпохи, обус­ловливающую деятельность каждого исследователя".¹

Можно предположить, что в качестве исходных еди­ниц социально-гуманитарных наук, научного, гуманистиче-, ски ориентированного мировоззрения выступают факты-, суждения, получаемые посредством научных методов и на­учного инструментария, например, на основе психологиче­ского тестирования, социологического опроса, педагогиче­ского эксперимента, причем эти факты науки обладают до­статочно высокой, но не абсолютной объективностью.

Рационализированные научные суждения образуют понятийно-смысловые или категориальные ряды науки, ее

тех или иных предметных областей. Выделяются категории или понятия психологических, социологических, педагогиче­ских и других наук, к особому классу максимально общих понятий относятся философские категории.

Выражая наиболее существенные свойства и отношения реальной действительности, категории вместе с закономерно­стями формируют принципиальную структуру научной картины мира. Особую значимость в системе социально-гуманитарных наук, в становлении научного мировоззрения и научной карти­ны мира имеют такие категории: личность, общество, социаль­ная группа, потребность, интерес, ценность, право, государство. Однако сами по себе понятия и категории, выражающие реаль­ности бытия, не образуют научно-рациональную картину мира. Научность отображения и восприятия предполагает способ­ность структурно-организованного, упорядоченного видения процессов, явлений, объектов действительности. К примеру, отдельно рассматриваемый феномен реальности, выраженный категорией личности, может быть помещен в пространство ре­лигиозного, научного, философского миров. Научную упорядо­ченность этому феномену придают выявленные связи и отно­шения, выражаемые в гипотезах-суждениях и закономерностях. В качестве целостных фрагментов, отображающих научную реальность, могут выступать суждения типа: "Человек есть диа­лектическое единство биологических, психических и социаль­ных начал"; "Человек есть совокупность общественных отно­шений".

При этом важно отметить, что в различные социально-исторические периоды представители различных научных школ и направлений, признавая в целом идею упорядоченности ми­ра, трактовали ее неоднозначно. Как правило, выделяются три модели типа понимания принципа упорядочения:

1. Механистическая. Мир воспринимается как некий
сложный механизм, каждая часть которого есть элемент об­
щего, функционирующий по принципу жесткой, механи­
ческой взаимозависимости. 'С.-йы

2. Статистическая. Мир рассматривается как некий баланс энергий, явлений, процессов по принципу "действие равно противодействию".

3. Системная. Мир представляется как целостная, сложноструктурная система, как сложное, взаимообуслов­ленное взаимодействие его природных, биологических, пси­хических, социальных, интеллектуальных, волевых и иных компонентов.

Несколько в ином ряду следует рассматривать так на­зываемую диатропическую картину мира, когда мир видится как разнообразие с весьма низким содержанием взаимозави­симости, взаимосвязи явлений, процессов, компонентов.

В свое время К. Ясперс писал, что "науке присущи три необходимых признака: познавательные методы, досто­верность и общезначимость".¹

Общезначимость науки выражается в общепризнанных понятиях, категориях, законах, тенденциях развития. Досто­верность научной картины мира достигается посредством методов науки и познавательного инструментария.

Для построения научной картины мира и ее фиксации в сознании используются методы наблюдения, эксперимен­та, моделирования статистических, социологических и иных исследований, тестирования, математические методы.

Научная методология познания и формирования на­учно-рациональной картины реальной действительности ши­роко используется в социальной сфере, в практической со­циальной работе.

Особый мир предстает перед человеком, обладающим философским мышлением. Но чтобы приступить к рассмот­рению его сущности и особенностей, необходимо опреде­литься по ряду принципиальных вопросов общего порядка.

Философия как духовно-чувственный мир представля­ет собой огромное концептуально-парадигмальное множе-

ство. Философские направления, течения, школы, отдельные философы выдвигают и обосновывают свое видение фунда­ментальных проблем бытия.

"Каждый отдельный мыслитель дает нам свою собствен­ную картину человеческой природы, - замечает Э. Кассирер, -всех этих философов можно назвать убежденными эмпирика­ми: они хотят показать нам факты и ничего кроме фактов. Но их интерпретация эмпирической очевидности с самого начала содержит произвольные допущения - и эта произвольность ста­новится все более очевидной по мере того, как теория разви­вается и приобретает все более разработанную и утонченную форму. Ницше провозглашал волю к власти, Фрейд подчерки­вал роль сексуального инстинкта, Маркс возводил на пьедестал экономический инстинкт. Каждая теория становилась прокру­стовым ложем, на котором эмпирические факты подгонялись под заданный образец".¹

Как мы уже отмечали, о произвольных допущениях в интерпретации реального мира говорили и писали многие философы и исследователи. Воспроизведем еще одно сужде­ние. Как отмечал известный французский языковед Шарль Балли, "...мы являемся рабами собственного "я", мы посто­янно примешиваем его к явлениям действительности, и по­следняя не отражается, а преломляется в нас, то есть подвер­гается искажениям, причина которых коренится в самой природе нашего "я".²

Можно сформулировать некий предварительный вы­вод о том, что религиозное мышление "придумывает" мир, научное мышление "фотографирует", "взвешивает" мир, философское мышление искажает или интерпретирует мир. Видимо, следует признать феномен искажения или интер­претации реальности в качестве содержательного свойства

философского мышления, прояснив при этом смысл иска­жения. Реализуем наш замысел посредством обращения к конкретному примеру. В реальной картине современного мира есть феномен качества жизни многодетной семьи X. который может быть рассмотрен с религиозной, научной, философской точек зрения. В религиозной картине мира данный феномен может быть описан с помощью таких поня­тий как "вера", "просветление", "грех", "Божья воля", "воздаяние", "любовь к ближнему", "благочестивость" и т.д.

В современной научной картине мира качество жизни любой семьи, в том числе и многодетной семьи X, описы­вается на основе общепризнанных методик (ООН, ЮНЕ­СКО, национальных и иных методик), с помощью показате­лей дохода, структуры расходов, продолжительности жизни, уровня образования и т.д. Нередко на основе сложных расче­тов выводятся индексы уровня и качества жизни. Наука -дитя рационального разума.

Но как отмечал Ортега-и-Гассет X.: "непосредственно данный и очевидный мир, созерцаемый нашими глазами, осязаемый нашими руками, слышимый нашими ушами, со­стоит из качеств: цветов, сопротивлений, звуков и т.д. Это мир, в котором всегда жил и всегда будет жить человек. Но разум не способен управлять качествами... Имея опору лишь в себе самом, разум способен создать... универсум количества посредством понятий с резкими и ясными гранями".¹

В контексте философской картины мира качество жизни многодетной семьи X, да и другой семьи, другого, любого феномена воспринимается и описывается по иному. Философское мышление, чтобы сохранить свои сущностные признаки и особенности, не может абстрагироваться от по­нятий, в которых происходило описание в религиозных и научных контекстах. Философски мыслящая личность заме­чает и феномены иного, иррационального, что присуще ре-

лигиозному сознанию, и явления, факты материального, культурного, духовного свойства, выявленные научным со­знанием, но не останавливается на этом. Важнейшая функ­ция философского мышления - понимание не явно видимых связей и отношений, экспликация интеллектуальных, воле­вых, чувственных, рациональных и иррациональных, истори­чески-временных, пространственно-структурных, причинно-следственных и иных проявлений.

Однако философская экспликация не ограничивается лишь истолкованием "текучей", "неявной" реальности, а зани­мается истолкованием истолкованного посредством замещения неточных понятий более точными, посредством введения в фи­лософскую лексику новых понятий и категорий. При этом вы­воды науки и истолкование истолкованного, сделанное посред­ством философского мышления, философской методологии могут и не совпадать. Так, ученый Центра уровня жизни Ми­нистерства труда и социального развития России на основе утвержденной методологии, используя научный инструмента­рий, может сделать вывод о высоком-(или низком) качестве жизни многодетной семьи X, философ может обосновать иные суждения, ибо он будет описывать, истолковывать феномен многодетной семьи X с помощью таких философских катего­рий, как существование и жизнь, бытие и счастье, потребность и смысл, эгоизм и альтруизм и т.д.

Вот почему большинство философских категорий не сопоставимы с категориями науки, ее различных предметных областей, хотя нередко и ученые, и богословы, и философы используют одни и те же понятийные конструкции. Фило­софские категории отличаются не только "предметной всеохватностью", но и содержательными особенностями. Они формируются не только в пределах рационально-разумного, но и волевого, эмоционально-чувственного про­странства-и в этом смысле философские категории близки художественно-эстетическим представлениям, они не могут

быть в полном объеме проверены практикой, опровергнуты или подтверждены наукой.

"...Не следует думать, - подчеркивает B.C. Степин, - что по мере развития философии в ней исчезают символический и метафорический способы мышления о мире, и все сводится к строго понятийным формам рассуждения. И причина не только в том, что в любом человеческом познании, включая области науки, подчиненные, казалось бы, самым строгим, логическим стандартам, обязательно присутствует наглядно-образная ком­понента, но и в том, что сама природа философии как теорети­ческого ядра мировоззрения требует от нее постоянного обра­щения к наиболее общим мировоззренческим каркасам культу­ры, которые необходимо уловить и выявить, чтобы сделать предметом философского рассуждения. Отсюда вытекает и не­устраняемая неопределенность в использовании философской терминологии, включенность в ткань философского рассужде­ния образов, метафор и аналогий, посредством которых высве­чиваются категориальные структуры..."¹

Философское осмысление бытия, в том числе и бытия конкретных объектов (личности, семьи, социальной группы, общества, феноменов жизни, добра, счастья и т.д.), основы­вается на следующих общезначимых принципах: комплекс­ность; единство объективно-рациональных и субъективно-чувственных аспектов познания; рефлексивность, герменевти­ческая (лингвистическая) корректность; плюралистичность и вариативность в отражении и выражении реальной действи­тельности.

Наряду с общими принципами познания, философ­ское постижение мира основывается на личном, жизненном опыте, эмпатии, интуиции, особенно тогда, когда общефило­софский инструментарий не позволяет заглянуть за горизонт традиционных представлений и "вчерашних" истин. В этом смысле философское познание, по словам Хайдеггера,

усложняет реальность, но сегодняшние философские гипо­тезы, усложняющие актуальную реальность, создают предпо­сылки ее завтрашнего прояснения и одновременного услож­нения как познавательной задачи на послезавтра.

В своих рассуждениях мы сознательно не рассматриваем феномен философии как учебной дисциплины. В данном кон­тексте нас больше интересует генезис, сущность и особенности философского мышления, которое, по нашему мнению, не яв­ляется только лишь результатом "научения", в том числе и в рамках университетского курса философии, на освоение кото­рого выделено чуть больше ста часов академического времени. Если внимательно прочитать требования Государственного об­разовательного стандарта в части, касающейся специальности "социальная работа", ознакомиться с профессионально-квалификационными требованиями, предъявляемыми к этой специальности, то станет ясно, что социальный работник дол­жен обладать генетической предрасположенностью к гумани­тарно-философскому мышлению, к качественному восприятию человеческих проявлений, обладать и развивать его посредством жизненного опыта и образования.

"Слово "философия", как известно, не имеет одного точно определенного значения, - писал B.C. Соловьев, - но употребляется во многих весьма различных между собой смыслах. Прежде всего мы встречаемся с двумя главными, равно друг от друга отличающимися понятиями о филосо­фии: по первому - философия есть только теория, есть дело только школы; по второму - она есть более чем теория, есть преимущественно дело жизни, а потом уже и школы. По первому понятию философия относится исключительно к познавательной способности человека; по второму - она от­вечает также и высшим стремлениям человеческой воли, и высшим идеалам человеческого чувства, имеет, таким обра­зом, не только теоретическое, но также нравственное и эсте­тическое значение, находясь во внутреннем взаимодействии со сферами творчества и практической деятельности, хотя и

различаясь от них. Для философии, соответствующей перво­му понятию, - для философии школы - от человека требует­ся только развитой до известной степени ум, обогащенный некоторыми познаниями и освобожденный от вульгарных предрассудков; для философии, соответствующей второму понятию, - для философии жизни - требуется, кроме того, особенное направление воли, т.е. особенное нравственное настроение, и еще художественное чувство и смысл, сила воображения, или фантазии. Первая философия, занимаясь исключительно теоретическими вопросами, не имеет ника­кой прямой внутренней связи с жизнью личной и обще­ственной, вторая философия стремится стать образующей и управляющей силой этой жизни".¹

Возможно, B.C. Соловьев слишком категоричен в оценках смысла и значимости философского "теоретизирования", но в целом его размышления отражают противоречивые тенденции "бытия философии", роли и зна­чимости философского мышления как фундаментального ^ч условия очеловечивания жизни и самого человека.

Мы рассмотрели три основные "специализации" ми­ровоззрения, каждое из которых имеет право на интерпрета­цию жизненного мира, в том числе и его социальных прояв­лений, на жизнеосуществление, основанное на этих миро­воззренческих установках и ценностных ориентирах.

Но жизнь не знает специализаций. Поэтому ее "схватывание" и постижение, как правило, основано на си­стемной методологии, включенности в познавательный про­цесс ресурсов и обыденного, и религиозно-мифического, и научно-рационального, и философского мышления.

Динамично меняющиеся диалектика специализации и комплексности мышления, рост познавательной активности и-ее результативности способствуют качественным изменениям в интерпретации мира. "Сегодня формируется новая картина

мира, - отмечают С. Григорьев и В. Немировский, - основанная на синтезе восточных и западных представлений, на единстве строгого рационального познания и полета свободной фанта­зии, интуиции. На смену линейному мировосприятию прихо­дит дискретное... На смену эволюционизму, который все объ­ясняет через категории необходимости и случайности, детерми­низму, в основе которого лежит закон механической причин­ности, приходит понимание самодетерминации в ответ на воз­можности, представляемые средой, признание дискретного ха­рактера действительности. На смену моноцентризму приходит полицентризм, который включает представление об изотроп­ности пространства. На смену пониманию движения как рав­номерного приходит принцип пульсации".¹

Итак, авторы обозначили весьма актуальную проблему, ставшую в конце XX века предметом острых научных и фило­софских дискуссий. Остановлюсь лишь на одном ее аспекте, имеющем на наш взгляд, особое значение в становлении новых способов интерпретации жизненного мира, важным модифика­тором современных типов мировоззренческой культуры. Речь идет о феномене детерминизма. Скептицизм по поводу "всеохватной" причинности объясним и с позиций науки, и с позиций философии. Но нам следует более основательно поду­мать не о природе, а о предмете скептицизма, ибо велика веро­ятность "снятия", "отрицания отрицания" не неадекватного понятия, каковым является современное понятие детерминизма или причинности (в данном случае мы не проводим различий между ними - прим. автора), а отрицание естественного фено­мена бытия - причинности.

О "случайности" страха или любви, трагедии или коме­дии может полагать и внешний субъект, и субъект, их пере­живший, но отсюда вовсе нельзя делать вывод об их действи­тельной случайности, ибо поля причинности и их импульсы не обязательно должны фиксироваться нашим рациональным со-

знанием. На наш взгляд, попытки объяснить феномен причин­ности лишь в горизонте рациональности - бесперспективны. Но они и опасны одновременно, ибо провоцируют обыденное сознание, волевой потенциал на ориентиры неукорененности и случайности. На смену навязанному наукой, вульгарной фило­софией и не менее вульгарной идеологией механизму и ма-шинности бытия может "нагрянуть" феномен случайности, "беспричинности" поступков и деяний.

Реалии конца XX века актуализируют в нашем созна­нии проблематику синтеза новизны, радикализма и консер­ватизма, рационально-чувственного синтеза. Это более труд­ное испытание в сравнении с механизмом, плоскостью и машинностью нашего "вчерашнего" мышления. Рецептов полного "снятия" этих трудностей нет, но есть некоторые небесполезные суждения, обобщенные Ортегой-и-Гассетом: "Человеческая жизнь невозможна без стратегического от­ступления к самому себе... Посмотрите, как много мы вы­играли от великих самоуглублений отдельных личностей! Все известные основатели религий... предпосылали своему апо­стольству уединения... Будда уединялся в горах, Магомет удалялся в шатер, где погружался в себя, заворачивая голову в бурнус. Иисус Христос на сорок дней удалился в пустыню. А Ньютон? Когда однажды кто-то спросил великого ученого, как ему удалось свести бесчисленное множество физических явлений к ясной и простой системе, гений простодушно от­ветил: "Nocte diedue incubanto" ("Обдумывая все это и день и ночь")".¹

Саморефлексия - надежный и проверенный способ формирования целостного мировоззрения, адекватно отра­жающего реалии современного мира, в том числе и жизнен­ного, социального мира деятельным субъектом которого яв­ляется и социальный работник.

Глава II. СМЫСЛ ЖИЗНИ И СОЦИАЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

Проблема смысла жизни не является исключительно прерогативой теории, размышлений и споров философов. Она возникает и в обыденном сознании и органически входит во всю жизнедеятельность человека (в том числе и социальную).

Человек связан с миром множеством различных связей и отношений, из которых одни им воспринимаются как необхо­димые, важные, иные как несущественные, и он к ним безраз­личен, третьи даже вовсе могут им не осознаваться. Жизненные ситуации многообразны. Некоторые из них можно было бы определить как "ситуации жизненных задач" (взросление в семье, обучение в школе, вузе; трудовая деятельность во всей ее неоднозначности, вступление в брак), другие можно охаракте­ризовать как "социально-травмирующие ситуации" (тяжелые утраты, заболевания и их последствия, финансовые и матери­альные трудности). Сами жизненные ситуации делают и жизнь и человеческую деятельность наполненными определенным смыслом.

Термин "смысл" имеет много значений: "внутреннее со­держание чего-либо", "значение", "разумное основание", "цель", "назначение"¹, "идеальное содержание", "идея", "конечная цель", "ценность чего-либо".² Смысл имеет пред­метную направленность, объективное и субъективное содержа­ние. А так как человек в своей повседневной жизни осу­ществляет и индивидуальный, и родовой способы бытия, то эта предметная направленность смысла проявляется в его деятель­ности: ее результатах, целях, средствах, а также в самой жизни как высшей ценности. В свою очередь, деятельность человека есть всегда целеполагающая: она обусловлена удовлетворением его потребностей, реализацией интересов и целей, решением

поставленных задач. Уже только эта сама сущность челове­ческой деятельности позволяет говорить о ее'смысле (как цели, назначении).

Индивидуальная и родовая жизнь человека не являются чем-то различным: способ существования индивидуальной жизни интегрирован в родовую жизнь, и поэтому человек в своих помыслах, поступках выражает те или иные социальные тенденции, господствующие социальные нормы, принципы. Жизнь человека зависит от того, насколько она наполнена со­держанием целей, устремлений, мироощущений и мировос­приятий, от способа вхождения индивида в общественные от­ношения, его непосредственного личностного бытия. Именно способ вхождения индивида в общество детерминирует его смысложизненные нормы, отношение к своей жизни, жизни других людей, обществу, государству. Феномен вхождения ин-дивида в общество, способ вхождения связан с такими ситуа­циями, которые порождают способность людей решать самим жизненные задачи, реализовать свои желания и ценности.

Полнота жизни, ощущение ее ценности, полезности -неотъемлемое условие хорошего социального самочувствия ин­дивида, а может быть, и ощущения им счастья. Человек полно­ту жизни чувствует через взаимодействие с другими людьми, когда убеждается в своей необходимости, полезности. Такова сущность человека, ибо вне общения он испытывает диском­форт, острое чувство покинутости и одиночества. Следует под­черкнуть, что деятельность выступает для него как важная со­циальная данность и поэтому, как правило, выступает в ка­честве смыслообразующей основы (и с точки зрения целей и результатов жизни, и с точки зрения самоосуществления как субъекта и как личности).

Психологи отмечают, что деятельность человека всегда сопровождается определенной вербализацией ценностей и цен­ностных установок соответственно. Зачастую эти ориентации становятся установками деятельности личности, что происходит не без влияния господствующей морали, правосознания, миро-

понимания. Так, наличие установки на труд может быть выра­жено в таких смысложизненных принципах, как "жить, чтобы трудиться"; "жить, чтобы после себя оставить добрую память"; "трудиться, чтобы хорошо жить"; "жить, чтобы своим трудом приносить пользу людям". Зачастую индивид является носите­лем нескольких смысложизненных ориентации.

Заслуживает внимания тот факт, что человеческая дея­тельность является объективным основанием этих смысложиз­ненных ориентации. Ведь именно в деятельности осу­ществляется реализация потребностей человека. Как очень тон­ко подметил М. Вебер, "действие всегда связано не только с ценностью успеха, но и с ценностью внутренней убежден­ности".¹ Именно внутренняя убежденность требует подкрепле­ния действием. Однако одной убежденности недостаточно, что­бы деятельность стала настолько эффективна для личности, что полностью бы детерминировала реализацию ее потребностей. Необходимы не только мотивы, но и условия реализации по­требности. На то, что смысл человеческой деятельности в ка­честве своей объективной основы имеет те или иные потреб­ности, указывал, в частности, американский социолог А. Маслоу, когда исследовал проблему "иерархии потребно­стей". Согласно А. Маслоу, человеку изначально присущ "набор" потребностей, а затем он их реализует посредством социальных условий своей жизнедеятельности, подходя к самой высшей из них - самореализации.² Таким образом, потребности в их качественной определенности связаны с отчетливым видом деятельности. Они представляют своего рода императив, тре­бующий реализации. Этот своеобразный жизненно важный императив органически связан с его осмыслением, оценкой, значимостью, может выступать и идеалом. Не только каждый вид человеческой деятельности несет свой для человека смысл, но и каждая жизненная ситуация имеет смысл. "Смысл не

изобретается: он содержится в человеческой деятельности и его
надо находить" - писал В. Франкл.¹ .. ....... . ,.,.

Человеческая деятельность разнообразна: материально-производственная, политическая, правовая, религиозная, эко­логическая, художественно-эстетическая, социальная. Сама человеческая деятельность детерминирована объективной включенностью в нее индивида. Индивид представляет специ­фическую социальную субстанцию деятельности, т.е., проще говоря, его включенность в производительные силы и произ­водственные отношения детерминирована как жизненной не­обходимостью удовлетворить свои потребности (или хотя бы выстроить их по "принципу иерархии" и соответственно в силу объективных возможностей постепенно, хотя бы частично реа­лизовывать), так и их осмыслением с точки зрения значимости как для настоящего, так и для будущего. Индивид при этом стремится не быть просто "винтиком" в той или иной деятель- . ности, в которую он оказывается включенным в силу жизнен­ной необходимости. Для него не является чуждым конкретный смысл конкретной ситуации. Нет, видимо, такой ситуации, в которой индивид не имел бы возможности найти ее смысл и свое отношение к этому смыслу. Если исследовать структуру , социального действия, то в ней отношение "Я - ситуация" есть всегда смысловыражение действия "Я", его направленности, внутренних изменений как ситуации, так и субъекта социаль­ного действия. Одним словом, все процессы человеческой дея­тельности связаны не только с активностью субъекта сугубо субъективистского толка, но с его активностью, ориентирован­ной на объективные жизненные ситуации и условия деятель­ности, ее характер.

Конечно, смысл деятельности индивида органически не­разделим с ее видом, который определяется своими целями, средствами и результатами. Сам процесс деятельности детерми­нирован также спецификой технологии: взаимодействием объ-

ективных и субъективных в нем факторов. Так, материально-производственная деятельность непосредственным результатом имеет производство материальных благ (средств производства и предметов потребления), а потому ее смысл связан с качеством и количеством произведенных вещей, поиском путей реализа­ции этой цели. Я имею в виду образование, повышение квали­фикации, создание и внедрение новых машин и технологий, развитие личности - творческой, активной, ответственной. Этот смысл содержит сама материально-производственная деятель­ность как родовое явление. Индивидуальный же ее смысл более разнообразен: самореализация личности, стремление хорошо заработать, повысить свое профессиональное мастерство.

Результатом духовной деятельности выступает производ­ство идей, теорий, программ, художественных ценной.

Социальная деятельность своим результатом имеет пре­образование, развитие всей системы общественных отношений во имя человека, его блага. Объект социальной деятельности -человек, семья, коллектив, а субъект - личность, государство, партии, профсоюзы и т.д. Специфика объекта социальной дея­тельности состоит в том, что он одновременно и объективен, и субъективен: формирование, развитие его, вся жизнедеятель­ность подчинены и определенным объективным условиям и в то же время зависят от его личных усилий, для которых их смысловая направленность имеет важное значение (а зачастую и определяющее). Социальная деятельность разнообразна: вос­питательная, религиозная, образовательная, медицинская, пра­вовая и деятельность, посвященная социальной защите населе­ния. Можно сказать также, что объектом социальной деятель­ности является не только человек, но и человеческая деятель­ность в системе определенных общественных отношений. Их изменение связано с осознанием субъектом своей неудовлетво­ренности существующим положением вещей. Зачастую это об­условливается неудовлетворенностью решением индивидуаль­но-личностных жизненных задач, которыми, как обычно, кон-

кретизируется поставленная цель (она выступает для индивида смысловыражением ситуации).

В общественной жизни постоянно складываются сложней­шие социальные взаимодействия: реальные общественные отно­шения и мир ценностей, утвердившиеся в обществе, с одной сто­роны, и мир ценностных ориентации личности с другой. Нужно сказать, что мир личности - глубоко индивидуален и особенно, когда это касается ее собственных интересов, жизненного опыта, мировоззрения. Ведь развитие человека, совершенствование, бла­гополучие, счастье зависят от "включенности" внутреннего мира человеке! во внешний мир, от их взаимодействия. Философы, со­циологи давно обратили внимание на важность согласования ин­дивидуальных и общественных интересов и для развития общест­ва, и для блага самой личности (Т. Гоббс, Р. Уинтроп, Ж.-Ж. Руссо, Г.В.Ф. Гегель, К. Маркс, К. Гельвеции, А. Смолл, Дж.К. Гэлбрейт). Интересы представляют реальную силу, с ко­торой необходимо считаться. Они оказывают решающее влия­ние на активность и пассивность человека (и, конечно, соци­альных групп). Таким образом, смысл деятельности, выражаю­щий какие-либо интересы индивида предопределен ее целепо-лаганием: ожиданием и стремлением получить тождество цели и результата. Однако в жизни зачастую цель и результат не сов­падают. Такое положение связано с тем, что смысл деятель­ности для индивида имеет безусловную сильную тенденцию к своей реализации, но ей противодействуют многие объек­тивные и субъективные условия и факторы, так что конечный исход не всегда может соответствовать тенденции смысловыра-жения.

Интересы индивида в его сознании предстают как цен­ностные ориентации или ценностные установки. Если содер­жание интересов выражает мотивы побуждений к социальному действию, то содержание ценностей обусловлено культурными достижениями общества. Мир ценностей - это прежде всего мир культуры и широком смысле слова, это сфера духовной деятельности человека, его нравственного сознания, его привя-

занностей, то есть тех оценок, в которых выражается мера ду­ховного богатства личности. Именно поэтому ценности нельзя рассматривать как простое продолжение или отражение интере­сов. Им свойственна относительная самостоятельность.

Итак, смысл жизни - важнейшая духовная ценность че­ловека. Она настолько важна, что человек находится в посто­янном ее поиске, взаимодействии с ней и в зависимости от нее. На первый план постоянно выступает не только то, что выгод­но с точки зрения материальных условий, а то, что должно со­ответствовать представлению о назначении человека: достоин­ство, самоутверждение, свобода личности.

Смысл жизни выражает ценностные стимулы, затраги­вающие не просто самосознание личности, но личностные по­требности. Эту мысль хорошо выразил Н.Э. Чавчавадзе: "говорят, что деятельность человека мотивирована его потреб­ностями: не имея потребностей, человек не стал бы и действо­вать. Это, вероятно, правда. Но правда заключается и в том, что деятельность, целиком и полностью определяемая потреб­ностью, никак не может быть свободной, созидающей новые ценности творческой деятельностью. Пока человек находится во власти потребности, говорить о свободе нечего. Он должен в той или иной мере освободиться от этой власти, преодолеть свое подчинение потребностям, стать выше них... Свобода че­ловека есть всегда освобождение от власти низших ценностей, выбор высших ценностей и борьба за их осуществление".¹

Ясно, что пока существует материальная нужда, страх за настоящее и будущее ценности духовной жизни не смогут стать всеобщим мотивом человеческой жизнедеятельности. В фило­софской литературе можно отметить три основных подхода к проблеме смысла жизни:

• Смысл в деятельности, создании чего-либо, творчестве. ^;; • Смысл в том, чтобы любить.

- Смысл - в творении добра.¹ .

Мы уже отметили некоторые подходы, связанные с осмыслением проблемы "смысл - в деятельности как таковой", но необходимо показать, что из себя представляет смысл в дея­тельности социальной. Дело в том, что именно этот вид челове­ческой деятельности реализует, как мы уже говорили, и "смысл в том, чтобы любить" и "смысл - в творении добра". Ведь именно социальная деятельность всегда, когда она ориентиро­вана на благо человека, реализуется как творение добра, высту­пая тем самым в качестве средства заботы и любви по отноше­нию к человеку.

На уровне обыденного сознания распространены иные, свои взгляды на смысл жизни:

- жизнь не имеет смысла, как не имеет его и природа, то есть нет единственного истинного пути для всех людей, возвы­шенный образ жизни или низменный в итоге равнозначны. И выводы делаются такие: "жизнь дается один раз и от нее надо получить максимум удовольствий", "можно и нужно жить только на радость себе, остальное не имеет значения";

- смысл жизни заранее объективно предопределен Бо­гом, мироустройством, эволюцией, судьбой, роком и остается лишь постичь этот заданный человеку смысл и следовать ис­тинному предначертанному пути;

- смысл жизни состоит в утверждении человеком своей
безграничной свободы. Отрицание смысла жизни нацеливает
человека на индивидуализм и эгоизм. Человек может не счи­
таться с другими людьми, благополучием общества и природы.
Такому человеку, который ориентирован на отрицание смысла
жизни, нельзя работать в социальной сфере, его индивидуализм
несет не только эгоизм, но и отчуждение от других людей в
самых антигуманных формах. ,<ч>

Вторая позиция привлекает большую часть людей. "Что делать человеку в обществе?" - этот вопрос стоит во всех миро­вых религиях. Верующие люди видят смысл своей жизни в реа­лизации путей к Богу (вера, покаяние, молитва, самоотречение, творение добра ближнему, нравственные поступки. Обретение смысла жизни верующие люди видят в творении дел, угодных Богу. Хотелось заметить, утверждение о том, что верующие на­ходят смысл своей жизни вне земных дел, абсурдно. Религиоз­ные ориентации смысла жизни потому и являются привлека­тельными для человека, что они нацеливают его на творение добра, любовь к другим людям во имя и земной и загробной жизни.

Третья позиция, связанная с пониманием смысла жизни, весьма волюнтаристична, хотя и привлекает своим оптимиз­мом, верой в человека, способного осуществить любые цели, решить все возникшие задачи. Обычно эта позиция уязвима: во-первых, действия человека всегда детерминированы объек­тивными условиями и субъективными факторами обществен­ной жизни; во-вторых, свободная личность сама по себе не может употребить свою свободу, для этого нужны соответ­ствующие условия; в-третьих, человек, имеющий великую цель и призвание, не может желать быть свободным от своего дела. Если человек любит дело, то оно желанно и он не может от него отказаться.

Как видим, вопрос о смысле жизни - это не просто "конечный", "итоговый" вопрос о жизни и смерти, назначении человека, но он одновременно и ситуационный вопрос. Ведь вся жизнь человека состоит из совокупности многообразных действий в производстве, быту, во всех сферах жизнедеятель­ности. Это действия и поступки, интегрированные в многораз­личные социальные ситуации, противоречия, конфликты, раз­ные формы общения и т.д. Через всю жизнедеятельность лич­ность реализует свои цели, которые всегда конкретны. И эта конкретность целей имеет своей задачей выражение смысла, который в нее вкладывает индивид. Отсюда уже видно, на-

сколько важно содержание смысла, ибо оно определяет эффек­тивность социального действия, направленность поступка лич­ности "во благо" или "во зло".

Нельзя не отметить, что мир ценностей очень широк, а потому смысл жизни человека не сводится к одной какой-то заданной цели - ценности. В. Франка по этому поводу заметил: "человек потому и является человеком, что жизнь его полна смысла до самого конца - до самого последнего вздоха".¹

Интересна концепция смысла деятельности философа-персоналиста Э. Мунье. Он исследует проблему смысла жизни в связи с "ответственной, осмысленной, творческой миссией человека на Земле".² И хотя для него вся деятельность лич­ности - это ее сознание, ориентированное на свою надежду, а не на смысл, все же в конечном счете оказывается, что сами качества личности, ее поступки являются результатом как "вовлеченного состояния индивида", так и его собственного "напряженного сознания". Последнее лучше позволяет понять проблему смысла жизни человека, потерявшего возможность активно трудиться, но не оставляющего надежду держаться до­стойно. Эта надежда у верующего человека связывается с сила­ми, которые дает человеку Бог и вера в него, считает Э. Мунье. С другой стороны, ориентация лишь на "напряженность созна­ния" и "силы, которые оно дает человеку, чтобы жить", не всегда может удовлетворить смысловое содержание жизни чело­века. А это реальный мост в безысходность, отчаяние, одиноче­ство. Именно эту безысходность отразила философия абсурда А. Камю, которая рассматривает ряд проблем, позволяющих в особом ракурсе взглянуть на смысл жизни: "Мне дан такой образ жизни - могу ли я к нему приспособиться? Возможна ли не подлежащая обжалованию жизнь?"³ Эти вопросы актуальны для человека всегда. Они по своей сути касаются нравствен­ности, так как выходят и на индивида, и на общий для людей

смысл существования - отказ от рабского удела; свободу:
утверждение своего человеческого и гражданского достоинства.
Для экзистенциализма, как известно, характерно углубленное
раскрытие проблем индивидуального существования, внутрен­
ней жизни человека. Для атеистического экзистенциализма, как
и для персонализма, сильна концепция "вовлечения", но в от­
личие от последнего, это "вовлечение в существование" сопря­
гается с понятиями решимости, риска, не признающего ника­
ких границ самоутверждения. Проблемы суверенности челове­
ческого сознания, онтологического статуса и назначения лич­
ности, свободы индивида, смысла, ответственности личности за
свои поступки - вот далеко не полный перечень проблем, кото­
рые рассматривает в своих работах Ж.-П. Сартр. Он их решает
в концепции "ничто", утверждающей обреченность индивиду­
ального человеческого существования: индивид в своей жизни
не находит смысла, ради которого, живет. Человек всегда в раз­
ладе с миром как "бытием-с-другим", он постоянно в "бытии -
в-себе", находится как бы в ловушке: мир ведет "тяжбу" с ним;
одиночество не является случайным, насилие предписано бы­
тию самой его судьбой; человеческое отношение с бытием или
просто с другими существами, другими людьми - это "стена" -
к таким выводам приходит французский философ. Разумеется,
многие из утверждений Ж.-П. Сартра справедливы и заслужи­
вают осмысления в плане организации социальной действи­
тельности, в центре которой стоит человек с его заботами, тре­
вогами, потребностями, интересами. Критика отчуждения,
опустошенности личности, утрата человеком себя как личности
заслуживает внимания в экзистенциализме. Для нас же обра­
щение к проблеме отчуждения личности, разработанной фило­
софами-экзистенциалистами, представляет интерес в связи с
анализом такой проблемы, как смысл жизни и социальная дея­
тельность. •/;

Человек должен решать свои проблемы, к тому же он никогда не довольствуется заданной ситуацией: его человече­ские проблемы, говоря словами Э. Фромма, "уходят корнями в

самые особенности его существования".¹ И если эти условия отчуждают индивида, делают его жизнь полной тягот, не­удобств, страха за настоящее и будущее, то такое бытие необхо­димо изменить во имя блага человека. Однако важно помнить, что творцом и общественного, и личностного бытия является сам человек. Ведь именно он каждое мгновение своей жизни отвечает на вопросы е ее смысле - как он живет и действует. И нет сомнения в правоте В. Франкла, который утверждает, что "нет такой ситуации, в которой нам бы не была предоставлена жизнью возможность найти смысл, и нет такого человека, для которого жизнь не держала бы наготове какое-нибудь дело. Возможность осуществить смысл всегда уникальна и человек, который может ее реализовать, всегда неповторим".² Обще­ственная жизнь с ее многообразными ситуациями - содержа­тельна, и эта содержательность определяется ее "социальными" свойствами. Они выражают отношения явления, вещи, ситуа­ции и личности; исследованы всесторонне в аспекте структуры социального действия Т. Парсонсом³ (а с точки зрения потре­бительской стоимости и стоимости К. Марксом в "Капитале"⁴). Но нам хотелось бы подчеркнуть, что процесс этот не только объективный, но и целенаправленный, сопровождаемый умона­строениями в соответствии не только с социально-классовыми интересами, но личным видением этих социальных свойств, своего отношения к ним, своего назначения по отношению к ним, своего собственного целеполапшия. Одновременно нельзя не отметить и такую особенность смысла жизни - он продукт духовной деятельности каждого человека, в нем определенным образом преобразуются и демонстрируются и социальные ка­чества вещей, и отношение к ним самого человека.

^lvl Таким образом, в самом феномене смысла жизни мы сталкиваемся с диалектическим взаимодействием необходимых условий бытия и способов целеполагания деятельности; диалек­тикой объективного и субъективного; диалектикой социального бытия и некими формами, в которых выражается отношение индивида к этому бытию и которые обусловливают стимули­рующую роль смысла жизни. Он выражает одновременно осо­бую концентрацию мыслей и чувств, воплотившихся в идеалах или представлениях истинного, справедливого, прекрасного, доброго, благородного. Смысл жизни - это своего рода внут­ренний стержень культуры человека. Чем человек больше вла­деет общечеловеческими ценностями, тем его смысл жизни благороднее, возвышеннее, гуманнее.

Как и всякий подлинный результат работы человеческо­го духа, смысл жизни многослоен, многообразен, способен со­держать не одно, а несколько значений, раскрывающихся по-разному в различных социальных ситуациях, но всегда эти зна­чения объединены общими нравственными, эстетическими, идейными средствами.

Зачастую смысл жизни понимается как идея, апелли­рующая не к повседневным интересам, а к интересам более высокого порядка: человеческого, индивидуального назначения, к интересам класса, общества, человечества. Бесспорно, такое понятие смысла жизни концентрирует сознание индивида, де­лает его более целеустремленным, направленным. Однако это не означает, что все другие ценности для человека перестают существовать или рассматриваются лишь личностью в ракурсе его "основного назначения". Человек является существом не только рациональным, но и эмоциональным, а поэтому его жизнедеятельность сопровождается как рационально-целевым поведением, так и аффективным (эмоциональным), а также традиционным, т.е. таким, которое регулируется общепринятой нормой, обычаем. Именно поэтому смысл жизни выступает важным регулятором в механизме связей между общепризнан­ными ценностями и нормами, общественными и личными ин-

тересами и побуждениями, проходящими через индивидуальное сознание.

Смысл жизни человека складывается в рамках сложив­шихся форм духовного производства: роли религии в обществе, уровня нравственного и правового сознания и т.д. Было бы неверным сбрасывать со счета экономические условия развития общества и отражающую их, политическую обстановку. К тому же смысл жизни как индивидуальная ценность не только отра­жает специфику господствующего в обществе сознания, но и выражает деятельностную сторону отношения человека к миру. Эта деятельностная сторона жизни индивида и формирует, и выражает смысл его жизни (поступков, поведения, общения, деятельности).

Смысл жизни отражает прежде всего нравственные пред­ставления, мотивы, побуждения. Дело в том, что нравственная регуляция интегрирует психическое побуждение и долженство­вание.¹ К тому же именно в моральном сознании интегрируют­ся все высшие ценности - добро, истина, красота, любовь, справедливость, свобода, ответственность, милосердие, трудо­любие, а смысл жизни вбирает, перерабатывает и отражает эти ценности. Можно сказать, что смысл жизни связывает мораль­ные нормы индивида с реальными общественными отноше­ниями, его деятельностью. Он выражает себя в том, как инди­вид оценивает, ограничивает или утверждает в своей жизнедея­тельности определенные ценности и как они соотносятся с по­требностями не только его лично, но и общества в целом. Смысл жизни, ориентированный на общечеловеческие цен­ности, возвышает личность, делает ее сильнее, чище, побуждает в ней особый строй чувств и умонастроений, не связанных не­посредственно с пассивным отражением существующих обстоя­тельств. Эти чувства обращены к таким качествам человека, как собственное достоинство, гордость за результаты своей деятель­ности, поведение, взаимоотношение с людьми. Ощущение

причастности к делам других людей, общества, государства на­полняет нравственным содержанием смысл жизни. Вместе с тем разные люди в одной и топ же ситуации ведут себя по-разному. Это различие вытекает из нравственной позиции лич­ности, развитости ее ответственности, сознательности, меры зрелости гражданских чувств, ценностных ориентации.

Смысл жизни - это не априорная форма самосознания и не механическое усвоение индивидом прописных истин. Его формирование - результат напряжения духовных сил человека, борьбы мотивов. Осуществление выбора, нравственное воле­изъявление делают смысл жизни важнейшим средством челове­ческой жизнедеятельности и в свою очередь выступают важ­нейшим средством его же формирования. Тот, кто делает все по указке, по предписанию свыше, свой жизненный смысл фор­мирует не сам, в данном случае позиция такого человека может быть и нравственна, и правильна с точки зрения существующих социальных норм, но она несамостоятельна, а потому и нена­дежна. За примером далеко ходить не надо: идеологический пресс в годы советской власти формировал стереотипный смысл жизни - подчинение личных интересов общественным во имя построения коммунистического общества. Сама по себе, как некая абстракция людей, свободных от эксплуатации, рав­ных и экономически, и политически, и социально, - их смысл жизни оказался на некоторый исторический период весьма дей­ственным. Однако универсализация смысла жизни индивида вела и к его непрочности. Ведь смысл жизни - это не государ­ственная или еще чья-либо установка, а ценностная установка самой личности, выстраданная ею. Можно сказать, что смысл жизни всегда имеет личностный характер, выраженный в осо­знании выбора: "так все поступают" или поступить "так долж­но, по-моему мнению". Если смысл жизни формируется по принципу "так все поступают", то жизнедеятельность индивида протекает относительно спокойно. А если жизненный смысл сориентирован личностью на "так должно, по-моему мнению", то неизбежен конфликт, напряженность в разного рода обще-

ственных отношениях, Сог ьба, исход которой вовсе не предре­шается однозначно.

Смысл жизни предполагает готовность человека отстаи­вать свои нравственные принципы, нести ответственность за проиходящее. Именно поэтому человек болезненно восприни­мает все, что противодействует смыслу его жизни. Для старшего поколения России смыслом жизни стало служение коммуни­стическим идеалам, основанное на товариществе и взаимопо­мощи. И когда оно столкнулось с развенчанием официальными учреждениями и лицами их идеалов, оно ныне переживает по­терю своего смысла жизни как величайшую трагедию. Смена смысла жизни - процесс не такой уж простой, как может пока­заться: мол "в условиях рыночных отношений полки заполни­лись обилием товаров и сделано все это за каких-то четыре го­да, так давайте, отказывайтесь от коммунистического идеала, к которому вы не приблизились и за 70 лет советской власти!" Смена смысла жизни представляет кризисное состояние инди­видуального сознания, связанного не просто с пересмотром ценностей, но их противопоставлением между собой и нрав­ственными нормами. Смысл жизни не устанавливается декре­тами, волевыми решениями, он приходит с опытом, через ак­тивное участие человека в общественных делах и прежде всего в труде. Так, изменение мотивов трудовой деятельности ведет не просто к пересмотру иерархии ценностных ориентации лич­ности, но и к своеобразной оценке смысла жизни предыдущих лет.

Особое внимание обращают на себя люди, которые в си­лу меняющихся общественных отношений оказываются в свое­го рода "экзистенциальном вакууме": они потеряли или еще не обрели определенную ценностную ориентацию. Это бывает как в начале жизненного пути человека, так и при крутых, драма­тических поворотах в его жизни. Последнее особенно болез­ненно для людей, которые оказываются в кризисных обще­ственных ситуациях. Именно такие ситуации, подобно случаю с Сократом в период кризиса афинской демократии, требуют

ответа на вопросы: "Что есть благо? Каков смысл жизни? Для чего человек живет?" Для человека, потерявшего очевидность своей полезности, ощущение включенности в поток социаль­ной жизни, его собственная индивидуальная жизнь предстает как растраченная впустую или никогда не имевшая смысл. Та­кое состояние возникает у людей, которые в силу определенных причин (инвалидность, потеря любимой работы, безработица, выход на пенсию) оказываются вне социальной деятельности. Работа, которая давала человеку средства существования, фор­мировала и его смысложизненные принципы (самоутверждение в глазах коллег, коллектива; их признание и уважение; польза обществу, самоуважение), остается вдруг в прошлом. Человек оказывается наедине с собой, со своим прошлым, в то время, как ему по-прежнему необходимо такое же, как прежде, насы­щенное событиями настоящее и будущее. Творческая, целена­правленная, жизненно необходимая деятельность дает и соци­ально-позитивные ценностные ориентации, делающие жизнь индивида осмысленной и результативной. Каждый индивид не ограничивает свою жизнь лишь личными целями. Даже в усло­виях привычных отношений, повседневности, суеты и мелоч­ных забот он размышляет о себе самом: о том, как живет и как полагает жить; об истинной жизни; о счастье. В обыденном сознании постоянно присутствует вопрос: "Той ли жизнью, какой надо, я живу?" или иначе: "Живу я настоящей жизнью или нет?" Ответ на эти вопросы человек получает из таких ис­точников, как удовлетворенность или неудовлетворенность ре­зультатами своей деятельности, общением с родными, друзья­ми, близкими. Именно через эти отношения происходит слия­ние индивида и социума, его вхождение в общественную жизнь как "Я". Самореализация личности происходит именно в этих важнейших формах его жизнедеятельности, а поэтому предстает как ее жизненный смысл. Конечно, самореализация личности не всегда связана с возвышенными потребностями: она полива-риантна. Художественное творчество, научный поиск, физиче­ский труд, спорт, самые различные виды социальной деятель-

ности могут удовлетворять одну и ту же потребность - потреб­ность в самореализации, так как все они проистекают, по сло­вам Гегеля, из стремления человека осознать "внешний и внут­ренний мир, представив его как предмет, в котором он узнает собственное "Я".¹ Поливариантность потребности самореализа­ции, т.е. выход ее в различные виды деятельности, связана с общим свойством человеческих потребностей - замещения друг друга. Это важное свойство необходимо учитывать, чтобы по­мочь людям, в силу различных причин оторванных от привыч­ной для них жизнедеятельности, реализовать себя в других де­лах. Конечно, реализуемые в одной деятельности потребности существуют отнюдь не на "паритетных началах", а по причине доминантности: одни из них оказываются более жизненно не­обходимыми, другие - менее. Исследование феномена компен­сации смысложизненных ориентации при смене деятельности, связанной с самореализацией индивида, имеет важное значение для деятельности социальных работников. Известно, что при смене жизненных ситуаций, разрыве с той деятельностью, при которой произошла самореализация личности, т.е. она наиболее полно ощутила свой смысл жизни, личность ощущает как бы свою ненужность обществу, другим людям, никчемность своего существования. Большей частью с такими индивидами и стал­киваются в своей деятельности социальные работники.

Социальная деятельность, связанная с человеком, всегда направлена на создание эффективного взаимодействия индиви­да и общества, их обоюдную самореализацию. И поэтому дея­тельность социального работника обязательно должна предпо­лагать в своем истинном предназначении (и в этом аспекте - ее смысла) устранение помех со стороны общества, препятствий субъективного характера со стороны клиента, создание для него условий, обеспечивающих по возможности менее болезненное освоение новых жизненных ситуаций (смену смысложизненных ориентации). Поэтому деятельность социального работника

связана с умением повысить способность людей принимать решения и справляться с новыми для них проблемами, обеспе­чить их связь с жизненным миром общества (услуги, ресурсы), содействовать социальной политике общества.

Социальная деятельность по своему высокому предназ­начению - это деятельность гуманистическая, требующая соз­дания условий для самореализации личности. На эту проблему в свое время обратил внимание один из основателей Римского клуба, первый его президент А. Печчеи. Он писал, что повы­шение качества человека (его человечности - прежде всего) -это сохранение не только устойчивости его личности, личност­ного способа бытия, но и его активности, а также - качества внутри различных социальных взаимодействий, самого общест­ва и его составляющих индивидов.¹ Как видим, А. Печчеи при­дает существенное значение проблеме органического взаимо­действия таких систем, как "человек - ситуация", "человек -человек", "человек - общество" на основе человечности, со всеми ее атрибутами и, конечно, выражением их через смысл жизни.

Заслуживает внимания разработанная в нашем универ­ситете модель социального работника как "модель посредника", определяющая основные направления социальной деятельности в сфере социальной защиты населения.²

Если деятельность социального работника охарактеризо­вать как оказание помощи людям через определенный взгляд на жизненную ситуацию, то проблема смысла жизни социаль­ного работника приобретает особое значение: от того, какое место отводится другим людям и каково к ним отношение, его смысл жизни приобретает особую социальную значимость. Ведь смысл жизни человека - это не просто идеал или совокупность идей, а ориентация человека на определенный способ действия,

как справедливо отметил М. Вебер.¹ Однако эта оценка пред­ставляет собой не просто теоретическое, умозрительное приня­тие или не принятие определенных ценностей, а "практическую" оценку доступного влиянию действий соци­ального работника; действий, поведения, жизненной ситуации его клиента как достойного не просто одобрения или порица­ния, а и реальной практической помощи, открытого участия. Нельзя забывать, что смысл жизни - это система практических оценок собственной жизни индивидом, в том числе и социаль­ным работником. Поэтому существует сложная взаимосвязь между смыслом жизни социального работника и смыслом жиз­ни его клиентов. Отметим наиболее очевидные подходы к смыслу жизни в социальной деятельности:

1. Уяснение для самого социального работника его соб­ственного смысла жизни (не только на основе общефилософ­ской методологии и специальных знаний, но и его нравствен­ных жизненных позиций).

2. Осмысление смысла жизни клиента: его формирова­ния и основных принципов.

3. Обнаружение моментов совпадения, соприкосновения смысла жизни своего со смыслом жизни клиента.

4. Понимание глубоко личных жизненных решений ин­дивида, к которым он идет сам.

5. Учет "личностных прав" социального работника и клиента.

6. Социальная помощь в реализации смысла жизни кли­
ента в новых для него жизненных условиях. ...

Смысл жизни - это феномен и внутреннего мира чело­века, а не только его практического сознания, а поэтому дея­тельность социального работника весьма деликатна: возможны субъективные претензии на вторжение в структуру личности, проще говоря в ее внутреннюю духовную жизнь. Облеченные доверием государства, социальные работники могут создать,

говоря словами М. Вебера, "беспрецедентную ситуацию",¹ ког­да берутся проповедовать свое вероучение, свои жизненные концепции, излагать решение важных проблем мировоззренче­ского характера "во имя клиента". Не проповедническая дея­тельность и пропаганда определенных идей, а помощь в созда­нии условий для самореализации личности клиента; такие под­ходы к человеку, которые он воспринимает как добро, справед­ливость, истину, уважение, доброжелательство, искреннее уча­стие и т.п.

Для самого же социального работника важно находить удовлетворение в выполнении любой скромной задачи, умение отбирать факты, средства для выполнения этой задачи; не по­зволять себе выставлять на первый план свои вкусы и прочие качества. Ведь личность всегда заявляет свои права и требует соблюдения ее собственных законов и законов, к ней относя­щихся, а поэтому социальный работник, уважая эти требования личности, в своих отношениях с клиентом всегда должен ори­ентироваться на выбор последнего.

Вряд ли можно (даже и философски!) рекомендовать со­циальному работнику какие-то эмпирические или даже рацио­нальные методы, средства, которые могли бы претендовать на помощь в выборе клиентом своего смысла жизни. Очевидно, надо всегда исходить из конкретной жизненной ситуации, из фактических условий и отношений, направляя их в пользу своего клиента. Конечно, для индивида, оказавшегося в ситуа­ции, требующей социальной защиты, теряется не только опора его жизнедеятельности в виде объективных условий или физи­ческих возможностей, но и определенных жизнесмысловых принципов. Одним словом, индивид, оказавшийся в неблаго­приятной для него ситуации, начинает оценивать ее как не имеющую для его самоудовлетворения шансов, как невероят­ную и чуждую, которую он не перенесет и т.д. Для социального работника знать границы возможного - задача, напрямую выхо-

дящая к проблеме смысла социальной деятельности. Правда, у М. Вебера есть интересное замечание по этому поводу:. "возможное часто достигалось только благодаря тому, что дела­лась попытка выйти за границы и проникнуть в сферу невоз­можного".¹ Пожалуй, в наших современных российских усло­виях (слабое финансирование и низкая материальная база со­циальной сферы) следует еще иметь в виду способность соци­ального работника приспособиться к данной ситуации. В связи с этим стоит вновь обратиться к М. Веберу, имеется в виду определение социального, которое он дает в работе "Основные социологические понятия": "Социальным" мы называем такое действие, которое по предполагаемому действующим лицом смыслу (подчеркнуто нами - Г.И.) соотносится с действием других людей и ориентируется на него".² Слово "смысл" здесь имеет два значения: 1) предполагаемый смысл субъектом своего "Я", своей жизни в данной социальной реальности; 2) просто значимый для индивида смысл жизни (субъектно и даже, воз­можно, гипотетически им принятый).

Смысл жизни социальным работником постигается через познание таких сильных чувств, как любовь, человеколюбие, почтение, преданность, милосердие, воодушевление. Одновре­менно необходимо умение оценить аффекты, заблуждения как собственные, так и клиента. И если для клиента социального работника граница между осмысленным действием и поведени­ем (не связанным с субъективно предполагаемым смыслом) не может быть точно проведена, то для социального работника должно быть характерно целерациональное действие.

П. Бергер и Т. Лукман в работе "Социальное конструи­рование реальности" справедливо заметили, что реальность повседневной жизни тесно связана со смыслом жизни индиви­да. "Реальность повседневной жизни" организуется вокруг

"здесь" моего тела и "сейчас" моего настоящего времени.¹ От­сюда справедливо говорить о "пространстве - времени моего бытия", которое отлично от "пространства - времени бытия другого", а значит, правомерно, что проекты, желания, идеи, смысл жизни не совпадают у индивидов полностью, их внут­ренний мир всегда индивидуален. Нами еще слабо исследован "жизненный мир" человека, в том числе применительно к со­циальной деятельности и проблеме смысла жизни личности. Заслуживает внимания разработка X. Ортега-и-Гассет таких понятий, как: "жизненный мир", "жизненный процесс", "жизненная позиция", "жизненная ситуация", "жизненное ориентирование", "жизненное пространство", "жизненные от­ношения", "повседневная жизнь", "жизненное событие", "социальная организация (жизни)", ""социальная позиция" и др.,² которые позволяют углубить проблемы социальной дея­тельности и смысла жизни. Для уяснения роли смысла жизни индивида важно понять, как он себя проявляет, "работает" в жизненном процессе, жизненных ситуациях, во всей челове­ческой жизнедеятельности, как сама жизнь в каждый свой миг отвечает на вопрос о ее смысле. В том, как индивид живет и действует проявляется смысл его жизни, хотя он и выглядит как нечто субъективное, скрытое во внутреннем мире человека, тайное. Но это "тайное" неотделимо от человеческой жизнедея­тельности. "Тайна деятельности, - писал Э. Мунье, - неотдели­ма от форм самой деятельности, как тень, павшая на лицо, не­отделима от отбрасывающих ее предметов, и мы замечаем ее, лишь когда они приходят в движение".³ Точно так же и смысл жизни, смысл социальной деятельности обнаруживается в единстве целей, ценностей, знаний, методов, действий, поступ­ков, т.е. в его движении, кроме того, как выражение кризисных состояний индивидуального и общественного сознания.

Глава III. ЧЕЛОВЕК, ЕГО МИР И СОЦИАЛЬНАЯ РАБОТА

Сущность, задачи и трудности социальной работы, без­условно, вытекают из специфики ее объекта - человека. От сте­пени его познания зависит эффективность, общественная зна­чимость всех форм социальной работы. Для социальной работы человек интересен в его целостности, в единстве биологиче­ских, психических и социальных качеств. Мы рассматриваем человека как целостную личность, как органическое единство биогенных, психогенных и социогенных элементов, которые взаимно приспособлены друг к другу, сопряжены и функцио­нируют в совокупности. Это важное теоретическое положение -рассмотрение человека как биопсихосоциального организма -является одним из принципов социальной работы и имеет для нее важное методологическое значение.

Подчеркивая философско-антропологическое значение комплексного, универсального подхода к пониманию природы человека, мы хотели бы обратить внимание читателя лишь на один аспект данной проблемы, а именно на осмысление содер­жания и процесса формирования духовных и жизненных пози­ций человека, его' индивидуального, личностного мира. Каков субъективный мир человека, какие обстоятельства и условия оказывают положительное или отрицательное воздействие на его характер и как ими грамотно руководствоваться в общении с социальными клиентами и при необходимости решения их жизненных вопросов - все это составляет чрезвычайно значи­мую и в то же время нелегкую часть социальной деятельности.

Мир человека обусловливается как внешними, так и внутренними факторами. Говоря о "философии духа", Гегель отмечает, что высота развития индивидуальной "души" опреде­ляется двояко - как "внешними условиями" приобщения к формам сложившейся культуры, присвоения индивидом всего ее богатства, так и "внутренними" ограничениями, нала­гаемыми особенностями "природной души", т.е. своеобразием прирожденной организации человека. Эти два условия состав­ляют объективную и субъективную основу формирования его

жизненного мира, ядром которого выступает мировоззрение человека. Понять мировоззрение человека - значит понять главное, существенное, то, что определяет стержень его внут­реннего мира, так как оно, мировоззрение, выступает руково­дящим началом в решениях и поступках человека.

1. Человек и его мировоззрение

Социальная работа, гуманистическая по своим целям и методам, не может эффективно решать свои задачи без при­стального внимания к пониманию мировоззренческой сущ­ности индивида. В противном случае она, занимаясь повсе­дневными житейскими проблемами и добиваясь в разрешении их определенных результатов (что разумеется, необходимо и важно), вряд ли будет способствовать устранению негативных социальных и психологических причин в обществе. Стратегия социальной работы заключается в изучении человека, в его це­лостности, его мира, его индивидуальности и универсальности. Именно по этой причине социальная работа должна проявлять постоянный познавательный интерес к проблемам мировоззре­ния как существенному духовному компоненту мира человека.

Итак, что же такое мировоззрение, каковы его важней­шие свойства и как они проявляются в жизнедеятельности че­ловека? Мировоззрение - это совокупность взглядов, оценок, норм и установок, определяющих отношение человека к лю­дям, обществу, миру и выступающих в качестве ориентиров и регуляторов его поведения. Это сложное образование обще­ственного и индивидуального сознания. Оно складывается из совокупности знаний, убеждений, верований, настроений, стремлений, надежд, ценностей, норм и идеалов человека. Ми­ровоззрение - это основной критерий, мерило мыслей и по­ступков человека.

Нацеленность социальной работы на конкретного чело­века обусловливает необходимость акцентирования внимания на индивидуальные, субъективные черты мировоззрения. Хотя и знания, и убеждения человека базируются на некоторых об­щепринятых принципах, однако они воспринимаются субъек-

том не механически, не буквально, а в преобразованном виде. Вот почему мировоззрение каждого человека индивидуально. Каждый человек имеет свои представления, свое понимание, свои оценки тех или иных событий общественно-политической жизни или явлений природы. У одних людей они складываются преимущественно стихийно, больше на собственном опыте, под влиянием национальных или семейных обычаев и традиций. При решении жизненных вопросов такое мировоззрение, как правило, опирается на здравый смысл и эмпирические знания, что иногда называют житейской философией. Несмотря на свою ограниченность пределами обыденного сознания, оно, несомненно, помогает человеку ориентироваться в повседнев­ной практике.

Однако такое мировоззрение, достаточное, может быть, для постижения несложных житейских задач, не всегда "выручает", когда человек сталкивается с серьезными и проти­воречивыми проблемами, требующими от него не только при­родного ума и способностей, но и определенного уровня науч­ной, философской подготовки. Такое мировоззрение в отличие от обыденного, практического, носит преимущественно теоре­тический характер и потому характеризуется более системными, глубокими и обширными знаниями о природе вещей.

Сущность и особенности мировоззрения, как уже было сказано, обусловливаются не только внешними, но и внутрен­ними факторами физической и духовной жизни человека. По­знание внешнего мира не достигает своей полноты, если этот процесс не сочетается, не переплетается с мыслями о собствен­ных переживаниях, с попытками познания самого себя (самопознанием). Более того, по мнению Н.Л. Бердяева, само­познание человека предшествует всякому философскому по­знанию мира вещей. Дорога к внешнему миру лежит через внутренний, ибо смысл в самом человеке.¹ Человек, эволюцио-

нируя в личность, возвышается над всеми вещами и он не мо­жет познавать себя так же, как он познает мир вещей. "Кто философски познает мир, - писал НА. Бердяев, - тот должен превышать все вещи мира, тот не может быть одной из вещей мира в ряду других, тот сам должен быть миром".¹

Человек, по воззрениям НА. Бердяева и некоторых дру­гих русских религиозных философов, не замкнутое земное ин­дивидуальное духовное существо. Он по своей природе косми-чен, является частью вселенной (они понимают человека как малую вселенную, как микрокосм). Вселенная как бы входит в человека, содержится в нем. Микрокосм (человек) и микрокосм (вселенная) соотносятся между собой как маленький человек с большим. Они разные по величине и тождественны по сущ­ности. Значит, человек больше и сложнее биологического и психологического феномена, так как он не только создание земной природы, но и Вселенной. Природное и божественное в нем совмещаются. Отсюда его таинственная двойственность. Он велик и ничтожен, царственно свободен и рабски зависим.

Какое значение имеет учение отечественных религиоз­ных философов о человеке как микрокосме для понимания мира нашего современника? Сегодня наше общество пережи­вает эпоху возрождения религиозного сознания, своего рода религиозный Ренессанс. Идет интенсивный процесс распро­странения христианского вероучения. И он охватил в той или иной степени все слои общества. Сфера влияния православной церкви на взгляды и поведение людей заметно расширяется. Понятно, что такая религиозная направленность сознания на­лагает определенный отпечаток на мировосприятие, миропони­мание людей. Происходит переоценка ценностей, ломка при­вычных понятий. Традиционные представления об окружаю­щей среде, о других людях и об отношениях с ними приобре­тают несколько иное значение, другую мировоззренческую окраску. Нет сомнения, все это существенно влияет на форми-

рование внутреннего мира человека. Говоря иначе, сегодня в условиях духовного и нравственного преобразований нельзя без ущерба для общества игнорировать проблемы места и роли ре­лигии и церкви в общественной жизни, их растущего влияния на сознание и жизненные ориентиры людей. Вот почему эта проблема и становится одним из аспектов социальной работы.

Существенное место в миропонимании человека зани­мают его воззрения, представления о смысле и цели жизни. Вопросы о том, для чего жить, во имя чего жить и как жить во многом определяют личное и социальное поведение человека. Смысл жизни заключен в самой жизни, в самом человеке. • Смысл в реальном человеческом бытии. Поиски его в чем-то другом беспочвенны. Ценность жизни зависит от совпадения, единства личного и общественного, от согласованности жиз­ненных установок личности и общества, которые в зависимости от характера общественного строя и индивидуальных черт чело­века могут быть и в противоречии. Положение Маркса, что "индивид есть общественное существо... всякое проявление его жизни... является проявлением и утверждением общественной жизни'¹,¹ вовсе не противопоставляет личность и общество, а лишь подчеркивает значение общественных начал. Нельзя про­тивопоставлять индивидуальное коллективному, считать одно из них целью, а другое - только средством. Вл. Соловьев писал, что ошибочно видеть в жизни человечества только общие мас­сы, а личность признавать за ничтожный и преходящий эле­мент общества, не имеющий никаких собственных прав и с которым можно не считаться во имя так называемого общего интереса. Личность и общество не разрывны, они предполагают друг друга. Общество есть дополненная или расширенная лич­ность, а личность - сжатое, или сосредоточенное общество.²

Смысл и цель жизни духовно обедняются, скудеют, если они ограничиваются лишь биологическими потребностями или материальными интересами. Человек усилиями собственного

разума должен поднимать себя выше низких потребностей и научиться жить по высоким нормам социальной этики. "Человек может рассматривать себя, - писал Л.Н. Толстой, -как животное среди животных, живущих сегодняшним днем. Он может рассматривать себя и как члена семьи и как члена общества, народа, живущего веками, может и непременно дол­жен (потому что к этому неудержимо влечет его разум) рас­сматривать себя как часть бесконечного мира, живущего беско­нечное время. И потому разумный человек должен был сделать и всегда делал по отношению бесконечно малых жизненных явлений, могущих влиять на его поступки, то, что в математике называется интегрированием, т.е. установлять, кроме отноше­ния к ближайшим явлениям жизни, свое отношение ко всему бесконечному по времени и пространству миру, понимая его как одно целое".¹

Итак, по Л.Н. Толстому, человек волен ограничить смысл своей жизни чисто биологическими, даже животными потребностями, но в то же время от него зависит быть или не быть соучастником дел своего народа, т.е. не видеть смысл только в личном благе и жить так, чтобы только тебе одному было хорошо, а жить, заботясь и о других. Толстой также счи­тает, что человеку духовному, разумному доступно нечто более возвышенное, а именно осознание своей причастности к цело­му, т.е. мирозданию вообще.

Мир человека не ограничивается его мировоззрением. Более глубокое и полное понимание этого мира предполагает рассмотрение таких качеств личности, как духовность и безду­ховность. Более того, именно эти качества являются ключевы­ми в характеристике личности человека. Трудно рассчитывать на успех в отношениях с людьми в социальной работе без осмысления содержания этих философско-нравственных поня­тий и умения их распознавать в людях.

' -Г • • '• . '; t ' 1 . .

2. Духовный мир человека '"•'•'•' '^v '^;

Итак, что же такое духовность, из чего она складывается и как формируется, воспитывается? Понятие духовности употребляется при характеристике внутреннего, субъективного мира человека. Прежде всего духовность включает в себя разум, культуру мышления, уровень и¹ качество знаний, эмоциональ­ное и нравственное развитие. На этом духовность не исчерпы­вается, так как данное определение подчеркивает в духовном приоритет рационального, просветительского, то, что можно достичь образованием. Конечно, без всего этого неправомерно говорить о духовности, но и сводить ее только к этим качествам также нельзя. Сфера духовности шире по объему и богаче по содержанию, чем сфера рациональности, рационального освое­ния мира. Главное в духовности не обретение знаний, не коли­чество и не разнообразие их, а их смысл. Многознание не по­казатель духовности. Знания становятся духовными, когда они становятся осознанным средством постижения смысла внешне­го и внутреннего мира человека, средством освоения высших ценностей, таких как истина, добро, красота. Духовность - это способность прочувствования, переживания смысла этих цен­ностей, внутренняя, непринужденная извне готовность и воз­можность поступать, действовать в духе их требований. Духов­ность предполагает свободу личности. Формируя свою духов­ность, человек восходит, поднимается именно к этим идеалам и реализует их в своем жизненном пути. При этом он выходит за рамки узкоэмпирического бытия, преодолевает свой эгоизм, своекорыстие. Человек обретает совесть, т.е. наиболее высокую меру нравственности, которая определяет его духовный мир, духовную культуру. Люди больше различаются по духу, чем биологически и социально. Духовный мир человека более авто­номен и сокрытен, он имеет свои закономерности, которые трудно познаваемы.

Однако в толковании проблемы духовности, особенно ее истоков, нет единого мнения. Более того, существуют доста­точно полярные точки зрения. Наиболее распространенной и

авторитетной является утверждение о религиозном основании духовности и ее существенного компонента - нравственности. Не подлежит сомнению, что религиозная этика, основой кото­рой являются десять Моисеевых заповедей, стала кодексом по­ведения для миллионов людей. Многие положительные начала общественной жизни укоренены в глубинах религиозного со­знания. Религиозная вера всегда помогала человеку обрести силу для сопротивления невзгодам жизни. И сегодня, в услови­ях обострения мировоззренческих и моральных проблем, пра­вославная церковь проводит большую работу по духовному воз­рождению России. Все это дает основание утверждать не только о законности, но и общественной необходимости религиозной духовности.

В то же время было бы неверно отождествлять духов­ность только с религиозностью. История человеческой культу­ры свидетельствует о том, что духовность существует не только в сфере религии. Духовными являются не только верующие. Нерелигиозность не значит бездуховность. Так. например, основные идеи гуманизма о ценности человека и его жизни, об отношении к другому как к цели, а не средству, о чести и до­стоинстве, безусловно, обладают качествами духовности.

Таким образом, правомерно говорить о двух разновидно­стях духовности: религиозной и светской. Их противопоставле­ние, ставшее традиционным, серьезно нарушает единство и целостность духовного бытия человека, мешает преодолению аморальных явлений в современной жизни, тем более, что у христианской и светской мысли общий интерес и общая задача - помочь человеку быть и стать человеком, осознать свое кров­ное единство с другими людьми и разделить ответственность за их судьбу.

Поле деятельности социального работника чрезвычайно обширно. Его клиентом практически может быть каждый чело­век. Он его не выбирает. И среди его клиентов оказываются самые различные люди. Одни из них могут быть, к примеру, образованными и воспитанными людьми, а другие - отчаян-

шимися в жизни пессимистами. В любом обществе духовное сосуществует радом с бездуховностью, как добро со злом.

Что такое бездуховность, каковы ее характерные черты, в чем и как она проявляется в житейском мире современного человека? Бездуховность понимается как противоположное ду­ховности, как отсутствие высших целей и ценностей, как гос­подство низменных, плотских интересов и влечений. Наиболее характерными проявлениями бездуховности являются отсут­ствие целей, идеалов и смысла личного бытия; низкая ценность человеческой личности, даже самой человеческой жизни; безве­рие не только в Бога, но вообще ни во что, ни в людей, ни в государство, ни в самого себя; утрата совести, чести и досто­инства. Во взаимоотношениях с другими людьми такой человек преследует лишь личные выгоды, мелочные эгоистические рас­четы. Как ни желательно, но происходящие реформы, во вся­ком случае на данном этапе, объективно способствуют росту бездуховности. Ныне в определенной части общества культиви­руется прагматическая, потребительская мораль. Материально-вещное богатство, деньги и власть сильного стали для некото­рых социальных групп ведущими ценностями, а средствами их достижения - насилие и обман. Понятно, что все это никак не способствует пробуждению "добрых чувств" у людей, а, наобо­рот, приводит к ожесточению, озлобленности, нетерпимости. Общественные организации, а также система образования, при­званные заниматься проблемами нравственного воспитания, заняты заботами самовыживания и им, как говорится, сейчас не до вопросов духовности. Государство слишком рано сняло с себя функции защиты культурного пространства молодежи и детства, не принимает, к сожалению, никаких мер для сохране­ния положительных элементов прежней системы воспитания, т.е. допустило традиционную для политической истории России ошибку - нигилистическое отрицание своего прошлого. Однако жизнь постоянно убеждает нас в другом - без опоры на матери­альное и духовное наследие прошлого, без творческого включе­нии его в структуру инноваций, без позитивных традиций по-

строить подлинно новое общество невозможно. С одной сторо­ны, сейчас идет процесс индивидуализации общественной жиз­ни, который приводит к раскрепощению личности, создает простор для свободного развития способностей и проявления личной инициативы. С другой стороны, индивидуализация, не ограниченная рамками закона и нравственными нормами, при­знавая только собственную свободу и только свои, чисто эгоис­тические интересы, ведет к попранию свободы других. Следова­тельно, общество становится ареной борьбы за существование между отдельными индивидами, а успеха в этой борьбе доби­ваются, как правило, не честные и нравственные, а наиболее ловкие и приспособленные. Как ни парадоксально, но эти реа­лии нашей жизни кое-что напоминают из учения небезызвестного английского экономиста Т. Мальтуса о биоло-гизаторстве.

На формирование взглядов человека, его нравствен­ности, социального поведения непосредственное воздействие оказывает окружающая социальная среда. Многое в человеке складывается в процессе труда и трудовых отношений в коллек­тиве. Большую роль в становлении человека как личности иг­рают социально-политические факторы.

3. Факторы формирования мира человека

Первой, естественной средой, в которую человек вступа­ет рождаясь на свет, является семья. Семья стоит в самом нача­ле жизненного пути человека. Каким он будет в дальнейшем, разовьются или погибнут его врожденные способности и задат­ки, определяется в раннем детстве. И.А. Ильин пишет, что се­мья является первичным лоном человеческой культуры. Здесь слагаются основы характера человека; здесь открываются в ду­ше ребенка главные источники его будущего счастья и не­счастья; здесь ребенок становится маленьким человеком, из которого впоследствии развивается великая личность или, быть

может, низкий проходимец.¹ Как никакая другая • социальная группа, семья обладает огромным потенциалом воспитательного воздействия. Именно в семье, усилиями родителей, их еже­дневным трудом и талантом, закладываются нравственные, психологические, эмоциональные основы личности. В семье человек приобретает понятия о добре и, зле, чести, долге и до­стоинстве. Полученные в семье духовные силы и умения (или, увы, слабости и неумения) человек переносит затем на обще­ственную и государственную жизнь. Словом, значение семьи в формировании внутреннего мира человека - практически неза­менимо.

Развитие по "человеческой программе", я имею в виду первичную социализацию, ребенок проходит в семейной обста­новке, через родительское воспитание дитя постепенно входит в общество. Разумеется, социализацию, положительную или отрицательную с точки зрения критериев данного общества, человек проходит и вне семьи, например, к несчастью, в дет­ских домах. Дети, выросшие за пределами семьи, в боль­шинстве своем оказываются ущербными. В общении с людьми, в коллективе они часто конфликтны. Наверное, поэтому среди них много случаев судимости.

В годы семейной жизни человек проходит естествен­ное время полового созревания. Обычно, оно связано с рез­кими и неожиданными изменениями в физическом и духов­ном состоянии девочки и мальчика. Это первый роковой период жизни каждого молодого человека. В эти годы его надо беречь, не терзать никакими страхами и наказаниями, не будить преждевременно элементарные инстинкты, но и не подавлять их грубо и оскорбительно. Хорошо известны вредные последствия для здоровья, а затем и для жизни слишком ранних эротических пробуждений, не говоря уж о половой жизни в детском возрасте. "Вредность преждевре­менного эротического пробуждения состоит в том, - пишет

И.А. Ильин, - что на юную душу возлагается непосильная задача, которую она не может ни разрешить, ни изжить, ни достойно понести или устранить. Тогда ребенок оказывается без вины виноватым и безысходно обреченным".¹ Привитие ребенку потребности чистой любви и способности к спокой­ной и достойной самодисциплине, одним словом, полноцен­ное воспитание половой культуры прежде всего зависит от эротически чистой атмосферы семьи.

Происходящие в настоящее время социально-экономические перемены, безусловно, приводят к трансфор­мации семьи, что в свою очередь оказывает заметное влия­ние на характер, содержание и цели семейного воспитания. Сегодня довольно значительная часть семей, особенно мно­годетных, инвалидов и престарелых, не могут себя матери­ально обеспечить, их уровень жизни резко упал и продолжа­ет снижаться. По оценкам Всероссийского центра уровня жизни (ВЦУЖ) в настоящее время "малообеспеченные" со­ставляют примерно 73%.²

Процесс формирования мира человека, начатый в семье, продолжается в детских учреждениях, школе и вузе. Этот переход далеко не всегда является прямым продолже­нием семейных правил и традиций. Выход из семьи, особен­но в старшем возрасте, - это переломный момент и он не­редко сопровождается не только критикой, но подчас и от­рицанием семейных истин. К тому же требования коллекти­ва, общества и семьи не всегда и не во всем совпадают. Эти противоречия весьма серьезно влияют на сознание и поведе­ние молодого человека. Для социального работника данный этап общественного взросления человека требует особого, пристального внимания, так как в этот период у молодого человека идет подготовка к выполнению гражданского долга,

усвоению социально значимых характеристик в сознании и
поведении. ,<

Говоря о целях образования, можно выделить три наиболее устойчивые модели, которые имеют первостепен­ное значение в формировании личности. Первая - экстен­сивная модель: передача накопленного опыта, достижений культуры, помощь учащимся в самоопределении, раскрытии внутреннего потенциала; вторая - продуктивная', подготовка учащихся к тем видам деятельности, которыми им предстоит заниматься; третья - интенсивная: формирование готовности учащихся не только к освоению определенных занятий, но и к их постоянному совершенствованию, развитию собствен­ных творческих возможностей. Вот в сочетании этих трех моделей, видимо, и возможна реализация общей функции образования - усвоение культурного наследия (без чего нель­зя поддерживать общественный прогресс, удовлетворять со­циальные потребности).

Социальные работники, разумеется, просто обязаны принимать активное участие в социальном обеспечении об­разования. Их участие может проявляться не только в виде теоретических рекомендаций, но и в виде конкретных прак­тических дел. Среди них: регулярное посещение школ, встречи с учителями, оказание им помощи, когда возникают проблемы с поведением, посещаемостью, успеваемостью де­тей, беседы с родителями и учениками и т.д. В особом вни­мании социальных работников нуждаются дети, лишенные родительской любви, элементарной материальной обеспе­ченности, а также те, чье физическое, умственное или эмо­циональное развитие отстает.

После окончания учебных заведений эстафету форми­рования мира человека принимает трудовой коллектив. Зна­чение этого этапа в том, что человек начинает самостоятель­ную трудовую жизнь, в процессе которой у него вырабаты­ваются основные понятия и ценности о труде. Отношение к труду определяется объективными и субъективными факто-

рами. Объективные - это социально-экономическая структу­ра, характер труда и занимаемое в обществе место. Субъек­тивные факторы - это система ориентации и мотивов трудо­вой деятельности. Мотивация включает три уровня:

- отношение к труду (как к ценности);

- отношение к профессии (как к определенному или частному виду труда);

- отношение к работе (как к еще более специфи­ческому виду трудовой деятельности в конкретных услови­ях).

Влияние труда на формирование взглядов, жизненных установок, нравственного мира человека во многом зависит от его творческого содержания, его одухотворенности. Чело­век должен отдавать своему делу не просто время и не толь­ко труд, о чем постоянно пишут экономисты, а творчески заботиться о своем деле, изобретать, вдохновляться, радо­ваться и огорчаться, болеть сердцем. Все страсти человече­ские вовлекаются в этот трудовой процесс: благородные и дурные, честолюбивые и бескорыстные, возвышенные и низкие, т.е. человек в труде преследует не только материаль­ные интересы, но и творческие, духовные. Сам по себе тру­довой процесс в подлинном человеческом смысле - это твор­ческий процесс, когда механическое совершенствование ма­терии сопровождается духовно-нравственным ростом челове­ка. Однако труд, без осознания человеком его смысла и наз­начения, не является средством его духовного обогащения. Как показывает опыт, в случае приоритета производства че­ловек поневоле превращается в его элемент, "обслуживающий персонал". Подчиняясь авторитету и мо­гуществу производства и техники, он попадает в полную за­висимость от их законов. Человек подстраивается под техно­логический процесс, образ и ритм его существования посте­пенно приспосабливаются к слепым и жестким требованиям машин и приборов. В условиях технократии человек как бы лишается своего времени и пространства. Теперь его время -

это длительность, измеряемая функционированием машин, а пространство - место обслуживания их. Производство до определенного стандарта увеличивает, расширяет знания человека, но не обогащает его ум, не утончает его чувства; оно не одухотворяет.

Сильным средством воздействия на человека высту­пают средства массовой информации - печать, телевидение, радио. Именно они осуществляют интенсивную обработку . общественного мнения, его формирование. При этом в оди- -,. наковой степени возможна реализация как созидательных, так и разрушительных задач. Воздействие средств массовой информации сейчас носит тотальный характер, оно охваты­вает все слои населения. Влияние средств массовой инфор­мации чаще всего наталкивается на достаточно устойчивые убеждения личности, ее собственное видение проблемы. От­сюда возможность критического восприятия материала у старшего поколения. Этого не скажешь о духовном развитии молодежи, юношества, детей. Здесь эффект внешних воздей­ствий, в том числе сознательных, воспитательных суще­ственно повышается. При внешней критичности, самостоя­тельности молодой человек, не обладая жизненным опытом, доверчив, впечатлителен. Так, если удается преодолеть пер­вый холодок недоверия, отчужденность, молодые люди не­редко становятся относительно легко управляемой массой. .-;

Мир человека складывается не только под воздействи­ем существующих отношений. Он включает в себя также передачу социального опыта предшествующих поколений, сохранение и усвоение культурного наследия, положитель­ных традиций. При их посредстве новые поколения приоб­щаются к решению экономических, социальных, политиче­ских и духовных проблем современного общества. Социаль­ная функция традиций в том, что они, сохраняя прежний опыт, знания и навыки людей, являются для каждого всту­пающего в жизнь человека нормой, образцом, служат пер­вым руководством и опорой. Благодаря традициям человек

приобщается к социальным и культурным ценностям прош­лого, и, наоборот, отвергая традиции, он разрывает законо­мерную преемственную связь с опытом и знаниями своих предков. Без творческого овладения достижениями предше­ствующей культуры, знаниями и опытом старших поколений человек не может стать полноценной личностью

Во взаимоотношениях современных поколений сохра­нились не только традиционные трудности, связанные с воз­растом и житейскими познаниями, но возникли новые про­тиворечия, порожденные условиями пореформенного об­щества. Между поколениями остро встали мировоззренче­ские проблемы - проблемы исторической правды и нрав­ственной переоценки ценностей прошлого. Здесь материаль­ное и духовное наследие выступает связующим звеном поко­лений. Без творческого усвоения этого наследия трудно со­хранить связь времен, нить истории, надежду на оптимизм.

Отчуждение от исторического наследия приводит об­щество к всеобщему упадку культуры, к невосполнимой утрате знаний, опыта и навыков предшествующих поколе­ний. Рост новых поколений вне сферы национальных тради­ций и нравственных норм ведет к моральному и интеллекту­альному оскудению нации. Попытка строительства новой культуры путем разрушения исторического и духовного на­следия прошлого ведет к антикультуре.

Наше время предъявляет новые требования к духов­ному облику, убеждениям и действиям человека. Это обус­ловлено, во-первых, тем, что сложные, нетрадиционные за­дачи социально-экономического, политического и духовного возрождения могут быть доступны людям высокообразован­ным и нравственно воспитанным, сознательно и активно участвующим в общественной жизни. Во-вторых, решения общественных проблем и проблем личности тесно перепле­таются. Не только личность зависит от общественных про­цессов, но последние во многом обусловливаются измене­ниями в сознании и поведении людей. Такая взаимозависи-

мость особенно усиливается и приобретает большую соци­альную значимость в переходных ситуациях. Человек посте­пенно перестает быть преимущественно объектом воздей­ствия со стороны государства, он все более становится субъ­ектом в своих взаимоотношениях с властями, обретает опре­деленную свободу, возможность выбора и реализации себя как личности. В-третьих, сегодня происходят не только со­циально-экономические преобразования. Они сопровожда­ются одновременно изменениями личности, ее взглядов, жизненных установок, и главное здесь - сохранение и умно­жение духовного компонента мира человека. В-четвертых, формирование современного пореформенного поколения происходит в условиях взаимодействия мировой и нацио­нальной культур. То есть факторы социализации человека поистине стали интернациональными. Это естественный, закономерный процесс, характерный для всех народов. Ис­торический опыт отдельных социально-политических струк­тур, наций и народов образует в своем единстве мировой опыт. Он органически вбирает в себя мудрость человечества, уроки его долгой и трудной истории, его технические и ум­ственные достижения. Это целое является частицей каждого народа. Овладеть им можно и нужно только взаимно. Проти­вопоставление же "своего" и "чужого", свойственное замк­нутым идеологическим системам, никак не способствует прогрессивному развитию национальной культуры. Сочета­ние национального с общечеловеческими ценностями при­обретает сейчас особую актуальность, так как эти два фено­мена в своем единстве объективно содействуют движению вперед. Однако при этом приоритет, разумеется, сохраняется за национальным, именно он оказывает решающее влияние на общественное сознание и определяет в конечном счете характер и направление общественных и политических дви­жений.

Какие же можно сделать выводы из вышеизложенно­го?

Социальное познание человека несомненно предпола­гает знание основ его внутреннего мира, т.е. мировоззрения. Мировоззрение является ядром индивидуального сознания, это система его взглядов на объективный мир и на свое мес­то в нем. Мировоззрение выражает отношение человека к окружающей действительности, к другим людям и самому себе. Оно обусловливает жизненные принципы человека, его убеждения, идеалы, ценностные ориентации. Мировоззрение имеет в жизни человека практический, жизненный смысл, влияет на нормы поведения, отношение к труду, на быт, вкусы и интересы человека.

Эффективность социальной работы зависит от осмысле­ния сущности жизнедеятельности человека, ее изменений под воздействием экономических, социально-психологических фак­торов. Это невозможно без постижения внутреннего субъек­тивного мира человека, его индивидуальности, своеобразия проявления духовных качеств индивида в его поступках и де­лах. Духовность - это специфическое человеческое качество, главный критерий человека, то, чем он отличается от других живых существ. Человек создается посредством духовной работы. Назовем наиболее существенные черты духовности: способность к восприятию высших ценностей - истины, добра, красоты; первенство нравственных начал над матери­альными и плотскими влечениями и интересами; неприятие насилия, индивидуализма и эгоизма; обретение смысла жиз­ни, гармонии, согласия с собой и миром.

Формирование мира человека - сложный процесс по­знания, закрепления, творческого освоения мировоззренче­ских, идеологических, нравственных установок общества, процесс усвоения социальных качеств, знаний и умений, созданных обществом, на основе чего вырабатывается свое видение и оценка вещей. В формировании мира человека участвует множество объективных и субъективных факторов. Наиболее влиятельные из них: семья, школа, культура, сред­ства массовой информации, трудовой коллектив, а также

исторический опыт, социальное наследие, национальные
традиции. , f.j.

Современные поколения (молодые и старые) оказа­
лись не только на рубеже двух веков, но и на переходе от
одной социально-политической системы к другой. Но дан­
ный переход - не простая смена календарного времени. Он
связан с изменениями привычного уклада жизни, пере­
смотром традиционных взглядов, переоценкой ценностей.
Это не только внешняя, поверхностная перестройка матери­
ального мира, но и внутренняя, глубокая трансформация
человека. Таковы лишь некоторые объективные условия и
таков человеческий материал, определяющие характер и на­
правления социальной работы в настоящее время. ^:S~"-^T

Глава IV. СОЦИАЛИЗАЦИЯ ЛИЧНОСТИ И ПРОБЛЕМЫ ТРУДНЫХ СОСТОЯНИЙ

Процесс социализации есть процесс становления лич­ности, который начинается с первых минут жизни человека. В ходе процесса социализации формируются наиболее общие распространенные, устойчивые черты личности, проявляю­щиеся в социально-организованной деятельности, регулируе­мой ролевой структурой общества. По мнению американского социолога Т. Парсонса, индивид как бы вбирает в себя общие ценности в процессе общения со значимыми другими, в ре­зультате чего следование общезначимым нормативным стандар­там становится частью его мотивационной структуры, его по­требностью.

Следовательно, индивид - это носитель общечеловече­ских качеств, сущности человека как родового субъекта, а соци­альное бытие, социальная деятельность являются выражением сущности индивида. И потому человек - не абстрактное су­щество, ведь и государство, и общество выступают особыми формами социальной деятельности индивидов, их персонифи­кацией. Довольно образно выразил эту мысль А.И. Герцен: "Каждый человек опирается на страшное генеалогическое дере­во, корни которого чуть ли не идут до Адамовского рая, за на­ми, как за прибрежной волной, чувствуется напор целого океана - всемирной истории; мысль всех веков на сию минуту в нашем мозгу".¹

Однако социализация предполагает не только усвоение индивидом социального опыта путем вхождения в социальную среду, систему социальных связей, но и процесс активного вос­производства системы социальных связей индивида за счет его активной деятельности. Человек не просто усваивает социаль­ный опыт, но и преобразует его в собственные ценности, уста­новки, ориентации. Это предполагает также известную

"отдачу", т.е. продвижение социального опыта на новую более высокую ступень.

Западная и восточная парадигмы в истории философии, отражая ценности, характерные для образа жизни своего об­щества, каждая по-своему решали проблему "первородства" в социализации личности. Так, для западной традиции опреде­ляющей чертой является стремление к индивидуальному. Чело­век рассматривается как своего рода машина для обработки информации, поступающей извне, способная реагировать на раздражители и обучаться. Древние греки использовали в ка­честве аналога деятельности человеческого мозга работу водя­ного устройства с движущимися фигурками. В наши дни стало модным сравнивать мозг с компьютером. Пропуская информа­цию через себя и тем самым обучаясь, человек дает оценку окружающему миру. Говоря словами Протагора, "Человек есть мера всем вещам". И поэтому социальный прогресс в данном случае - изменения социальной среды и мира.

Для восточной традиции характерен приоритет общест­ва, государства над личностью. Особое место в процессе социа­лизации личности принадлежит здесь семье, ведь и само обще­ство рассматривается как семья. Вот почему главная установка в социализации в восточной философии делается не на изме­нение мира, а на изменение себя, на самосовершенствование. Так, буддисты, считая, что человек детерминирован своей кар­мой, верят, что он создал ее сам и лишь пожинает то, что посе­ял. Человек ответствен за свою судьбу, сколь много он сумел обрести в нравственных поисках, в самосовершенствовании.

Какому же способу социализации личности отдать пред­почтение, что необходимо менять в первую очередь - личность или социальную среду? Для нормального развития личности следует, конечно, изменять и себя, и социальную среду. Только синтезом всего лучшего, что имеется как в западной, так и во­сточной культуре, на основе своей собственной культуры, тра­диций и менталитета общество способно решить проблему дей­ственной социализации личности.

Будучи социальным существом, человек не может не объединяться с себе подобными в общности разного уровня, в рамках которых организуется совместная деятельность людей. вырабатываются направляющие ее мотивы, цели и знания. Вместе с тем реальный живой человек обладает гораздо более богатой гаммой потребностей, внутренних потенций, интере­сов, гораздо большим динамизмом мотивов и знаний, чем об­общенно-абстрактный феномен, представленный в понятиях сознания и культуры тех или иных общностей. Каждому инди­виду присущ, как продукт социализации в онтогенезе, духов­ный мир своего "Я": чувства, эмоции, настроения, мысли, оценки, идеалы, в которых отражается и переживается окру­жающая действительность, мир в целом и место индивида в нем.

Поэтому детерминация социального бытия человека связана с теми общественными функциями, видами деятель­ности, которые он выполняет, включенный в систему обще­ственных отношений. В обществе индивидуальность личности неотделима от ее социальной деятельности, в которой она про­является и формируется. Именно участие личности в обще­ственно необходимой деятельности, включение ее в функцио­нально-ролевую структуру общества, вводит личность в ту сеть отношений, которые определяют ее социальное развитие, ста­новление ее индивидуальных качеств. Особое значение приоб­ретает проблема единства деятельности и общественных отно­шений, на основе которой только и можно обозначить соци­альные качества личности посредством выявления функцио­нально-деятельных способностей общественного человека, на­правления деятельности, ее форм и стимулов. Это определяет многогранность индивидуального и социального бытия лич­ности. Многогранность индивидуальных качеств своей основой имеет многогранность компонентов как индивидуального, так и социального бытия связей общения, потребностей, всех при­родных и социальных образований. Исходя из теории потреб­ностей, А. Маслоу к высшим потребностям человека относил

уважение со стороны "значимых других", признание и высокую оценку, самовыражение и самореализацию.

Здесь выражена характерная особенность человека - же­лание понять самого себя и дать отчетливое объяснение своему опыту, что приводило его к осмыслению сложных социальных проблем своего существования (пожалуй, одной из самых сложных проблем была проблема одиночества).

Как процесс самопознания, самооценка - важный мо­мент социализации. По нашему мнению, самооценка человека очень тесно переплетается с понятием достоинства. Потреб­ность в самоуважении является фундаментальной потребностью человека. Устойчивость высокой самооценки равнозначно со­циальному самосохранению личности. Ее понижение воспри­нимается индивидом как драма, часто ведет к психическим стрессам и даже к суициду. Поэтому потребность в самоуваже­нии, самоутверждении является мощным стимулом деятель­ности людей. Но как завышенная самооценка, когда в центре внимания стоит только собственный интерес, так и занижен­ная, когда индивид несамостоятелен и зависит от общественно­го мнения, могут привести к глубокому одиночеству.

Американский психолог М. Розенберг пишет, что в наших представлениях о себе всегда содержится "истинное Я (то, которое соответствует мне в данный момент); динамич­ное Я (представление о личности, которой Я стремлюсь стать); идеальное Я (представление о личности, которой Я мог бы стать, при условии принятия определенных мораль­ных норм); будущее или возможное Я (представление о лич­ности, которой Я могу стать реально, это не обязательно по­ложительный образ - человек может стремиться к идеалу, а в то же время чувствовать, что превращается в заурядного лов­кача); идеализированное Я (каким мне приятно себя видеть, этот образ является комбинацией истинного идеального и будущего Я); наконец, множество "показных Я" - личин, выставленных на всеобщее обозрение и имеющих цель

скрыть отрицательные, болезненные либо глубоко интимные черты и склонности истинного Я".¹

Словом, Розенберг считает, что существование такого большого количества "Я" затрудняет выработку правильной самооценки. Даже у зрелых людей отсутствует гармония между многими своими "Я", а это значит, что неверная самооценка, равно как и неверное представление о мире, может стать при­чиной непонимания себя и своего окружения. Этот процесс предусматривает, что в условиях повседневной профессиональ­ной деятельности человек ощущает состояния функционально­го комфорта, когда средства и условия труда конкретного чело­века полностью соответствуют его функциональным возможно­стям, а сама деятельность сопровождается положительным эмо­циональным к ней отношением. Такому состоянию свой­ственна достаточно высокая активность, сопровождающаяся оптимальной по силе мобилизацией нервных и психических функций человека.

Однако идеальных условий для любой деятельности практически не бывает. Чаще всего имеют место большие или мелкие, внешние или внутренние помехи, которые нормальное активное состояние могут изменить, превратив его в трудное, ибо жизнь человека полна обстоятельств, ущемляющих его чув­ство собственного достоинства. Ведь не секрет, что зачастую существуют также условия труда и быта, которые принижают человека. Видимо, эта недостаточность условий для удовлетво­рения потребности в самоуважении и является причиной мно­гих негативных поступков человека. Разрушается нравственная память о прошлом, которая является основой нравственного самоутверждения личности. Подобное общество утрачивает гуманистические нравственные ценности; оно поражено син­дромом "Иванов, не помнящих родства".

Без уважения к собственным корням и традициям не­возможно подлинное уважение к чужой культуре, к другому

народу. Люди, утратившие национальные корни, забывшие традиции и обычаи предков, уже не могут осуществлять нор­мальную культурную передачу от поколения к поколению. От­сюда неизбежны моральные мутации, извращенные социальные нормы, шокирующее поведение. "Забвение вечных нравствен­ных норм, истин обусловило обнищание духа, озлобленность, чувство одиночества. Свобода от памяти прошлого обернулась беспочвенностью, неукорененностью, породила эгоизм сиюми­нутности",¹ привела к разрушению человеческих связей.

Все большее количество людей осознает себя одиноки­ми, они ощущают бессмысленность той жизни, которую им приходиться вести (нередко без возможности какого-либо ре­ального выбора и невозможности найти в ней позитивный смысл из-за разрушения старых ценностей и традиций, дискре­дитации "новых"), и встает вопрос о социальной амнезии лич­ности. Ведь с утратой человеком смысла жизни он теряет стре­мление иметь четкие представления о своем месте и значении в мире, своей причастности к миру.

Австрийский психиатр и психолог В. Франкл писал: "Логос, или смысл, есть не просто пределы собственного суще­ствования, но скорее нечто противостоящее существованию. Я считаю, что мы не выбираем смысл нашего существования, а скорее обнаруживаем его".² Но ведь смысл и не может нахо­диться нигде, кроме как в существовании, и выделить его из существования и есть то, что Франкл называет обнаружением смысла.

Отсюда, естественно, возникает проблема значимости жизни человека. В проблематике смысла жизни вопрос о цен­ности жизни занимает центральное место, так как жизнь - это единственное условие и критерий для существования любой другой ценности. Но существует и другой аспект рассмотрения

данного вопроса: отношение общества к человеку, человека к человеку зависят от взгляда на ценность жизни.

Представление о ценности жизни, таким образом, вы­ступает как единство двух аспектов - социального и обществен­ного. Но именно момент развития индивидуальности в различ­ных требованиях, исходящих от общества, и становится крите­рием ценности жизни. Будет ли провозглашение ценности жизни лишь декларацией или действительным положением дел. зависит от реальных возможностей, представляемых обществом для развития и реализации индивидуальности. Следовательно, "ценность человека и его жизнь может быть рассматриваема как индивидуальный синтез всех иных ценностей, функционирую­щих в данном обществе".¹ Но понятие "смысл жизни" несводи­мо к понятию "ценности жизни". Можно сказать, что смысл жизни - это определение ценности жизни в ее предельном са­мовыражении. Как отмечает Э.С. Трембач, смысл жизни - это "своеобразная рефлексия сознания по поводу ценности жизни, это прояснение жизни с точки зрения существования в ней ценного, общезначимого и вневременного".

Развитие человеческого бытия, процесс социализации в XX веке приходит во все более острое противоречие со сло­жившейся на протяжении предшествующей истории моделью социально-индивидуального человека. В обобщенном виде эта модель отражает человеческую субъективность, для которой характерно стремление к безграничному расширению своего материального богатства путем завоевания все большей власти над природой. Бесконечная забота о практических ценностях привела к смене парадигмы в этических ценностях, психологи­ческом складе, к внутренней раздвоенности человеческой субъ­ективности. Эта внутренняя раздвоенность сформирована, на наш взгляд, такими стадиями состояния индивида, как доверие и недоверие, самостоятельность и нерешительность, предпри­имчивость и чувство вины, умелость и неполноценность, бли-

зость и одиночество, общечеловечность и самопоглощенность, цельность и безнадежность, идентификация личности и пута­ница ролей. Безусловно, это не иерархические свойства инди­видуальности, а скорее, частные нравственно-психологические состояния индивида, или так называемые трудные состояния.

По словам Э. Фромма, человеческая натура - это не сумма врожденных, биологически закрепленных побуждений, но и не слепок с матрицы социальных условий; это продукт исторической эволюции в синтезе с определенными врожден­ными механизмами и законами, т.е. продукт социализации. Но процесс развития человеческой свободы у Фромма имеет диа­лектический характер, ибо "с одной стороны, это процесс раз­вития человека, овладения природой, возрастания роли разума, укрепление человеческой солидарности. Но с другой - усиление индивидуализации означает и усиление изоляции, неуверен­ности..."¹

Тем самым Фромм стремится доказать тезис о том, что человек избирательно, во многих ситуациях критически отно­сится к социализации, сопротивляясь нередко влиянию объек­тивных условий бытия. В этом проявляется бесконечно вос­производимое диалектическое противоречие между индивидуа­лизацией каждой конкретной личности и создание условий для зарождения механизмов общественных отношений, институтов власти и социального регулирования. Общественные отноше­ния - это отношения в обществе и в этом смысле они социаль­ны и личностны, индивидуализированы. В человеке как су­ществе социальном, исторически развивавшемся в больших группах, филогенетически закреплялась потребность к обще­нию с себе подобными. Поэтому человек особенно трудно пе­реносит разрыв социальных связей, который может произойти как вследствие дефицита чисто физических внешних воздей­ствий и как результат неполноценности человеческого обще­ния, бедности, неадекватности его содержания запросам лич-

ности. В любом случае потеря контактов с другими людьми, длительное одиночество представляют для человека серьезный фрустирующий фактор.

Учитывая вышесказанное, мы проанализируем только одно из трудных состояний, но, на наш взгляд, самое серьезное - одиночество. Проблема одиночества возникла, конечно, не сегодня. Достаточно сказать, что мыслители, исследовавшие возникновение и развитие буржуазных отношений, рыночных связей, конкуренции, экономического либерализма и индиви­дуализма, уже достаточно четко описывают и фиксируют такие явления, как отчуждение, аномия и т.д.

Но особенно остро проблема одиночества встала в на­шем веке, когда все указанные факторы проявились с особой силой. XX век - это время социальных потрясений, экономиче­ских и духовных кризисов, время мировых войн. Это век кри­зиса человеческих отношений, век отчуждения человека от че­ловека и общества, век, "когда люди перестают слышать друг друга". Именно в пору "потрясений" общественного сознания становится необходимым особое внимание к человеку, к его душе, к разрешению вопросов, задаваемых им себе и миру: как жить? зачем жить? что есть жизнь? в чем смысл жизни? какова роль духовности в личностном бытии? А.И. Титаренко совер­шенно прав, когда пишет, что в XX веке "проблема одино­чества получила небывалый по значению философско-этический статус, в ней увидели один из вечных, роковых ис­точников не только трагической безнадежности существования человека, но и хода всей истории".¹

Сегодня следует особо подчеркнуть, что в условиях гос­подства рыночных отношений материальная и духовная жизнь не только общества, но и личности строится по законам ры­ночным отношений. В этих условиях человек нередко утрачи­вает высшие, смыслообразующие ценности, что приводит к образованию "экзистенциального вакуума", т.е. осознанию пус-

тоты жизни, а вместе с тем и к. таким явлениям, как алкого­лизм, наркомания, преступность, суицид и т.д. Одиночество с наибольшей силой проявляется в тягостном разладе личности с обществом, кризисе собственного "Я". Одиночество стало трудным состоянием человека. Оно свидетельствует о наруше­нии адаптационных процессов жизнедеятельности как отдель­ного человека, так и всего общества.

Подобно другим мировоззренческим понятиям, понятие одиночества постоянно развивалось, отражая в своем содержа­нии (конкретном на каждом историческом этапе) интегральные знания людей о мире и о себе. Чем выше общечеловеческий уровень освоения и объяснения объективных и субъективных реальностей, тем содержательней становилось и само понятие одиночества. Практически все основные философские школы и направления в той или иной мере и в соответствии со своими мировоззренческими принципами касались и своих исследова­ниях одиночества как одной из важных проблем человека и общества.

По мере исторического развития процесса перехода от общности к обществу человек все более и более обособляется от своих собратьев. Способ существования такого человека с его стремлениями к личному спасению все больше приобретает индивидуалистические черты. Индивиды напоминают самодо­статочные, не связанные между собой атомы. Человек посте­пенно оказывается морально и социально изолированной еди­ницей, преследующей личные интересы. Но потеря своей общ­ности с другими породила новый страх, страх покинутости, обездоленности.

Человек - исходная точка и конечная цель философских размышлений Блеза Паскаля. Сам он понимал и любил "прелесть уединения", когда можно задуматься о смысле жиз ни, о назначении человека, о сущем вообще. Все его философ­ское учение пронизано мыслью об одиночестве человека на фоне бездны пространства. "Пусть человек снова подумает о

себе и сравнит свое существование со всем сущим, пусть по­чувствует, как он затерян в этом глухом углу Вселенной".'

Паскаль понимает одиночество как социальное про­странство, окружающее человека, но при этом считает, что не только внешние обстоятельства делают человека одиноким. Для него такой же "бездной" пространства является и сам человек. Одиночество отражает внутренний разлад человека с собой, воспринимаемый им как неполноценность своих отношений с миром, как "кризис ожидания", потеря всякой надежды и раз­очарование в любой возможной перспективе. В одиночестве высвечивается опустошенность внутреннего мира человека.

Особенно ярко одиночество проявилось в свое время в буржуазном обществе, когда человеческие отношения склады­вались в условиях развития конкуренции и индивидуализма, которые порождали невиданное явление - некоммуникабель­ность как крайнюю форму взаимного отчуждения индивидов, распада многих социальных связей. Значительным достижени­ем в исследовании данной проблемы стала созданная Марксом концепция социально-экономическж основ одиночества. Для Маркса сущность одиночества заключается в превращенной форме отношений между человеком и продуктом его деятель­ности. Последний, в частности, приобретает самостоятельное существование и подчиняет себе своего творца. Вследствие это­го человек перестает видеть смысл в своей деятельности и чувствует себя потерянным, одиноким. Капиталистические ме­тоды увеличения производства продукции "уродуют рабочего, делая из него неполного человека, превращая его труд в муки, лишают этот труд содержательности, отчуждают от рабочего духовные силы процесса труда".² В результате усиливается ан­тагонизм в человеческих отношениях, взаимное разобщение, одиночество людей. Раскрытый Марксом процесс овеществле­ния человека, превращение его в персонифицированного, од-

номерного, частичного индивида помогает понять подлинную природу одиночества. Согласно Марксу, только устранение со­циально-экономических причин сможет уничтожить антаго­низм в межчеловеческих отношениях, признать социальную ценность человека, что, естественно, уменьшает страх покину­тости, одиночества.

Нравственно-психологическая сторона данной проблемы стала одной из центральных в современной философской мыс­ли на Западе. В частности, представители экзистенциализма (Ж.-П. Сартр, А. Камю, НА. Бердяев, М. Хайдеггер) признава­ли бытийный характер одиночества, видели его проявление в заброшенности индивида в чужой мир, в ощущении бессмыс­ленности его кратковременного и никому не нужного суще­ствования. Одиночество личности сделалось в экзистенциализ­ме принципом замкнутого антропологического универсума. Но если представители атеистического экзистенциализма рассмат­ривали одиночество как проклятие, то представители религиоз­ного направления считали его необходимым элементом экзи­стенции человека, способствующим раскрытию его внутреннего мира, становлению личности. В целом, экзистенциализм отра­зил духовный кризис современной эпохи, обнажил ее противо­речия и болезни, но предложить выход из ситуации не смог, так как недооценил социальную обусловленность человеческих отношений.

Проблема одиночества приобретает особое звучание у персоналистов, которые придают ей личностный, персонали-стический оттенок. "Личность есть независимость от общества и государства".¹ Персоналисты справедливо связывают одино­чество человека и осуществление межличностных отношений с капиталистической цивилизацией, считая одиночество "фактором социальной и психологической реальности". Однако одиночество в персонализме рассматривается не как объектив­ный феномен. Так, по мнению Мунье, капитализм не навязы-

вает человеку неизбежно отчужденный тип деятельности, сам человек выбирает наиболее легкий путь существования, "пассивную жизнь среди вещей, подчинение продуктам соб­ственной деятельности".

Проблему одиночества исследовали также Ф. Ницше, Э. Фромм, К. Хорни, В. Франкл, Д. Рисмен. Их теоретические поиски представляют особый интерес, поскольку они в значи­тельной мере обусловливают современный интеллектуальный потенциал социального теоретизирования, хотя и лежат в до­вольно широком диапазоне различных концептуальных интер­претаций, порой на абсолютно противоположных полюсах. Они заявили об усилении одиночества при падении нравственных норм и формировании морального одиночества как определен­ного вида диалектического противоречия в общественном раз­витии, специфического типа отношений личности и общества, когда либо человек не является самоценностью для мира, либо мир не является самоценностью для человека. Они видели при­чины в негативном влиянии рыночных отношений на челове­ка, в утрате ценностей и смысла жизни. "Отдельному человеку приходится бороться с другими представителями той же груп­пы, приходится брать верх над ними и нередко отталкивать для другого. Превосходство одного нередко означает неудачу для другого, возникает враждебная напряженность между людьми. Соперничеством и потенциальной враждебностью проникнуты все человеческие отношения".

В середине нашего века в США становится весьма по­пулярной книга социолога Д. Рисмена под характерным назва­нием "Одинокая толпа". В его концепции "социального харак­тера" выделяется три основных типа характера, которые соот­ветствуют трем типам общественного устройства: 1) "традиционно-ориентированный" (соответствующий средневе­ковью); 2) "изнутри-ориентированный" (соответствующий эпо­хе свободного предпринимательства и связанный и инициати­вой, и активностью личности); 3) "извне-ориентированный". Последний относится к монополистической стадии развития

капитализма, когда человек превращается в индивидуалиста, в объект манипулирования со стороны государства. Такая лич­ность оказывается подверженной различным видам отчуждения и самоотчуждения, обусловленных самой системой организации всей социальной жизни. Рисмен считает, что автоматизация в условиях капитализма видоизменяет и даже развращает такие формы общения, как семейная жизнь, любовь, дружба и в кон­це концов приводит человека к одиночеству. Все типы характе­ра в определенной степени сосуществуют и в современном об­ществе. Удельный вес каждого из них зависит от экономиче­ских и демографических факторов степени урбанизации и ав­томатизации.

Известный американский футуролог О. Тоффлер в своих работах делает вывод о том, что ускорение социальных и техно­логических изменений создает все больше трудностей для адап­тации человека и оказывает шоковое воздействие на общество в целом. Он констатирует, что межличностные отношения разви­ваются от централизации к децентрализации, от объединения к отчуждению. Особое внимание он уделил проблеме отношения человека к информации. Обилие быстро растущего объема ин­формации приводит человека к отчуждению от ее сбора и даже ее первичной обработки. В итоге, информация превращается в "объект политической манипуляции", так как независимая проверка данных невозможна из-за ее обилия. Поэтому инди­вид подходит к такого рода информации недоверчиво, предпо­читая, при возможности, исключить эту информацию из своей жизни. Следовательно, он отчуждается таким образом от жизни общества.¹

Выводы Тоффлера о многообразных явлениях и процес­сах, обусловленных НТР в современном обществе, в том числе и о проблеме одиночества очень важны, так как дают более полную картину современного мира и места в нем человека. Говоря об экономическом и социальном кризисах, которые

сотрясают современное общество, нельзя обойти вниманием и нравственный кризис. Он является ничем иным, как ощущени­ем огромного числа людей бессмысленности жизни, которую им приходится вести в результате утраты в новых "рыночных" условиях прежних ценностей, идеалов. Проблемам утраты людьми смысла жизни посвятил свои исследования В. Франкл. Его теория логотерапии представляет собой сложную систему философских, психологических и медицинских воззрений на природу и сущность человека, механизм развития личности в норме и патологии, на пути и способы коррекции аномалий в развитии личности.

Парадокс исторического процесса состоит в том, что люди, достигая все больших глубин в познании мира и самих себя, расширяя предметное поле культуры и жизнедеятель­ности, способное служить основой их всестороннего и целост­ного развития и бытия, становятся рабами продуктов собствен­ной деятельности, уродующих их физически и нравственно, то есть с развитием и усложнением сущностных сил человека мера одиночества увеличивается. Это свидетельствует об определен­ной тенденции возрастания степени одиночества, которое вы­ступает неотъемлемым атрибутом человеческой жизнедеятель­ности, характеристикой человеческого со-бытия, атрибутом и нормой социальности.

Сегодня одиночество проявляется практически во всех сферах жизнедеятельности людей. Оно приобретает все более масштабный характер и в конечном итоге обретает статус гло­бальной проблемы. Одиночество может быть как внутренне наблюдаемым, когда сознание субъекта на определенный мо­мент времени фиксирует ощущение неблагополучия, диском­форта, так и внешне наблюдаемым, когда степень неблагополу­чия, дискомфорта определяется по внешне читаемым призна­кам и при этом нарушаются адаптационные процессы субъекта к окружающей ситуации и среде.

Для понимания сущности и природы одиночества необ­ходимо учитывать специфику его как процесса и результата,

состояния и отношения, учитывать их своеобразную диалектику
и динамику развития. ^Ч1

Процесс одиночества есть разрушение способности лич­ности воспроизводить и реализовывать имеющиеся в обществе нормы, принципы, ценности в конкретных жизненных ситуа­циях. Они вытесняются из внутреннего мира индивида и пре­вращаются во внешние, формальные условия его жизнедея­тельности.

Результат одиночества - утрата личностью статуса субъ­екта социальной жизни. В силу ускорения темпов жизни, изме­нений в сфере нравственных ценностей человек теряет всякую подлинность выбора как на уровне мировоззренческого само­определения, так и в ситуации конкретного случая. Основная задача индивида сводится к воспроизводству заранее заданных общественных отношений. Функции человека упрощаются до уровня полезности и функциональной пригодности. В силу этого качественное общение - многоплановое, многоуровневое редуцируется до количественного общения в виде простейших, элементарных поверхностных связей, которые вытесняют под­линную сопричастность людей друг к другу. "Мы вступаем в контакт не с человеком, как таковым, а лишь с одним из моду­лей его личности".¹

Состояние одиночества - психологическое переживание потери внутренней целостности и внешней гармонии с миром, тождественности с другими людьми, когда нарушается гармо­ния между желаемым и достигнутым качеством социального общения. Именно отсюда идут истоки социально-психологического одиночества, которое может привести даже к психологическим расстройствам.

Одиночество как отношение - это невозможность приня­тия мира как самоцели и самоценности. Анализируя свои от­ношения с другими людьми, в деятельности и т.д., индивид не ассоциирует себя с окружающим социальным пространством.

Все вышесказанное позволяет сделать вывод о многооб­разии форм и причин одиночества, которое охватывает все сфе­ры жизнедеятельности индивида. Подтверждением данного взгляда может служить и точка зрения В.М. Лейбина, что оди­ночество "отличается двойственным характером, свидетель­ствующим о сложных, диалектически переплетающихся связях и отношениях, в своей целостности составляющих то, что мы называем человеческой жизнью".¹

Анализ объективных и субъективных детерминант оди­ночества показывает, что одиночество есть определенный вид диалектического противоречия в общественном и индивидуаль­ном развитии, когда человек или не является самоценностью для общества, или общество не является самоценностью для человека. Различные детерминанты, объективные, равно как и субъективные, приводят в действие самые разные типы и фор­мы одиночества. В силу их множества они не всегда адекватно трактуются. Чтобы избежать этого, автор, делает попытку произ­вести типологию одиночества на уровне субъект-объектных и субъект-субъектных отношений.

Субъект-объектное одиночество отражает ситуацию, ког­да нормы, ценности, принципы и институты социализации об­щества обретают самостоятельное от индивида существование и превращаются в преграду для него, так как выступают как не­что чуждое или безразличное для субъекта. Все нормы, правила, ценности общества, отчуждаясь от субъекта, становятся просто правилами игры в "общественное послушание", сам же индивид занимает позицию поведенческого и интеллектуального кон­формизма, словом, происходит разрыв между демонстрируемым "на людях" и "практическим" поведением (политическое одино­чество). Этот разрыв между внутренним и внешним поведени­ем субъекта приводит к глубокому чувству одиночества, которое может принять патологический характер. Ведь в таком одино­честве, когда субъект существует вне институтов социализации,

происходит не только деформация системы внутренней регуля­ции индивида, но и искажение ценностно-нормативных пред­ставлений, появление антиобщественных социальных постано­вок и ориентации.

Но надо учитывать, что подобное поведение субъекта, его направленность на одиночество в социальном плане не формируется сиюминутно и зависит не только от объективных условий, отношений, складывающихся в обществе, семье, кол­лективе, но зависит также в значительной мере от уровня куль­туры и образования и характера нравственно-психологических свойств самой личности.

Ощущение чувства тотального одиночества в обще­ственной жизни, и общении с другими людьми детерминируют различные социально-психологические реакции личности на существование самого одиночества:

- равнодушное, индифферентное со-бытие. Человек не осознает своего одиночества в мире. Одинокое социальное суще­ствование он воспринимает как данность;

- борьба с отчуждением, стремление его преодолеть пли хотя бы ослабить, "придумывая" для себя новые условия жизне­деятельности;

- разумное, осознанное сосуществование, формирование культуры одиночества в рамках подлинного творчества.

Итак, субъект-объектное одиночество - это, в первую
очередь, социальное, вынужденное одиночество, когда ру­
шатся связи между обществом, институтами социализации и
субъектом. •,..,

Субъект-субъектное одиночество - специфическое про­тиворечие в общественном развитии, когда субъекты теряют свою самоценность, начинают рассматриваться как вещи, под­лежащие функциональному использованию; количество отно шений заменяет их качество, утрачивается чувство близости (родства с другими людьми), окружающий мир воспринимается как чужой. В этом случае развиваются процессы, с одной сто­роны, объективной, углубляющейся атомизации общества, с

другой - субъективного переживания одиночества, социальной ущербности, снижения социальной уверенности.

Можно определить два источника субъект-субъектного одиночества - это внешний и внутренний. Внешний - это отно­шения других людей или групп к данному субъекту.

Внутренний источник отражает отношение личности к другим людям или группам. Он связан с неспособностью лич­ности к эмоциональному контакту, непониманию другого как самоценности.

Ярким проявлением такого рода одиночества являют­ся эмоциональная деградация семейно-брачных отношений, ослабление родственных уз между родителями и детьми (феномен "брошенных стариков" и "брошенных детей"), об­острение социально-психологических противоречий между полами.

Отчужденный от других, человек отчужден и от самого себя, от своей сущности. Для такого человека средства суще­ствования, поддерживающие биологическую жизнь и являю­щиеся условием социальной жизни, становятся самой жизнью, превращаются в конечную цель и смысл бытия. Так возникает искаженная система ценностей, когда ценности низшего по­рядка, определяющие витальные потребности человека, вдруг оказываются главными, определяющими, а ценности духовные, отвечающие социальной сущности, не осознаются как цен­ности. Следовательно, субъект-субъектное одиночество - это также форма социального одиночества, но оно может быть как вынужденным, так и добровольным, ибо только сам человек должен выбирать способ своей жизнедеятельности.

Однако будет совсем неверным природу одиночества считать только негативной, ведь одиночество отличается двой­ственным характером, сложными диалектически перепле­тающимися связями и отношениями, как мы уже выяснили ранее. Сопровождая человечество на всем пути его развития, оно свидетельствует о потенциальных способностях человека к обособлению, уединению в целях творческого самовыражения,

самопознания личности. Еще римский стоик Эпиктет, как уже упоминалось, различал одиночество и уединение.

С этой точки зрения мы выделяем негативную и пози­тивную направленность одиночества.

Позитивная направленность - формы одиночества, уча­ствующие в социально-нравственном развитии личности, т.е. такие противоречия, разрешение которых способствует сохра­нению внутренней духовно-нравственной целостности лич­ности. Это так называемое "нормальное" одиночество - уедине­ние. Сама личность создает свое индивидуальное пространство в своих субъективных целях. Причем одиночество как уедине­ние имеет позитивную направленность в двух случаях:

• объективная форма уединения, где оно есть необхо­димый процесс формирования неповторимости и уникальности личности, обособление в целях творческого самовыражения.

К примеру, Л.П. Гримак считает, что "одиночество мо­жет быть и полезно и необходимо человеку как средство лече­ния души, восстановления себя, своей самости, средство само­совершенствования. Человеку нужно периодически оставаться наедине с собой, со своими мыслями и чувствами, со своими сомнениями и тревогами, находить лишь в самом себе и слуша­теля, и собеседника, советчика и утешителя".¹ Таким образом, "общение наедине с собой" - также является формой добро­вольного относительного одиночества. Особенно необходимо добровольное уединение в отдельные периоды творческой дея­тельности, когда потребность в интеллектуальной самореализа­ции отвергает всякое общение, кроме духовного. Это -"творческое одиночество". В этом понятии выражается один из важных аспектов сложного взаимоотношения творческой лич­ности и общества - окружающего мира вообще. Как утверждает В.П. Шаповалов, "в творчестве наиболее полно выражается самость личности, т.е. созидание нового принципиально проис-

ходит во внутреннем плане. Творчество нового в этом смысле есть принципиальное одиночество в духе".¹

Негативная направленность одиночества приводит к разрыву социальных связей субъекта с обществом и другими людьми вследствие нарушения гармонии между желаемым и достигнутым уровнем социального общения, потери близкого человека, переезда на новое место жительства, последствий НТР и т.д. Оно способствует разрушению личности, если из временного состояния перерастает в постоянное. о Здесь также выделяются две формы:

- объективная - реальное одинокое существование лич­ности в обществе, отчуждение от институтов социализации, человека от другого человека (одиночество в "толпе", одиноче­ство в связи с болезнью);

- субъективная - это неосознанное стремление личности "уйти" от тягостных процессов жизни, неумение найти компро­мисс своему одиночеству ("уход" проявляется в наркомании, алкоголизме, суициде и других формах девиантного поведения).

Так, различные исследования показали, что одной из причин злоупотребления алкоголем является состояние одино­чества человека, т.е. разрушение и освобождение от социальных связей приносит алкоголику больше "удовольствия", чем посто­янная неудовлетворенность своими социальными отношения­ми. В данном случае психологически состояние одиночества осознается алкоголиком как невозможность реализации своих сущностных возможностей в обществе.

Проявляясь на всех уровнях жизни человеческого об­щества при различных детерминантах, одиночество может вы­ражаться в чрезвычайно разнообразных формах. Конечно, сле­дует оговориться, что проведенная типизация различных форм одиночества достаточно относительна в силу многообразия это­го явления.

Например, Л.П. Гримак рассматривает абсолютное и от­носительное одиночество.¹ Первое встречается сравнительно редко и, если исключить специальные эксперименты, то чаще всего оно бывает следствием болезни. Для относительного оди­ночества жизненных предпосылок оказывается значительно больше. Это и нарушение социального общения, так назы­ваемое социальное одиночество вследствие разрыва социальных связей, болезни, пребывания в иноязычной среде, в крити­ческой ситуации (например, заключении). Социальное одино­чество также бывает обусловлено и профессиональной деятель­ностью. "Многие профессии, связанные с современной техни­кой, предполагают, что человек ежедневно проводит много времени в одиночестве, тем самым возникает новый вид отно­сительного одиночества - одиночества на рабочем месте".²

Говоря об относительном одиночестве, известный аме­риканский психотерапевт Э. Берн указывает на его эмоцио­нальность: "Если скука, тоска длятся достаточно долгое время, то они становятся синонимом эмоционального голода (одиночества)".³ Относительное одиночество может быть вы­нужденным или добровольным. Это отмечает в своих исследо­ваниях В.И. Лебедев. Вынужденное одиночество формируется вследствие отторжения от родительской семьи, сложностей адаптации к новым условиям жизни, разрыва любовных отно­шений, а иногда в случае распада семьи или реальной утраты близкого человека. Вот почему у человека формируется ощуще­ние собственной ненужности, пессимистическая оценка буду­щего. Часто у него добровольно вырабатывается стремление к уходу в себя, углубление в переживания, происходит сужение круга контактов, может нарастать чувство отчужденности, враждебности. Затянувшееся вынужденное одиночество может

стать причиной возникновения не только трудного состояния, но и настоящего невроза.

Проблема одиночества нашла свое отражение не только в светской, но и в религиозной жизни. Рассматривая отноше­ние "религия - одиночество", мы можем выделить две формы.

Первая связана с тем, что диалог с Богом требует испо­ведального и покаянного отношения. Быть равным Богу нель­зя, ибо Он есть Абсолют, где человек существо "ничтожное и грешное", к нему можно только приблизиться, ощутить на себе его божественный свет. Такое отношение к Богу затрагивает интимнейшие стороны человеческого бытия.

Во втором случае человек страшится одиночества и за­частую ищет защиты в религии. Это так называемый уход в религию - бегство от одиночества. Нет сомнения в том, что вера в Бога по-своему снимает чувство отчуждения, социальной бесприютности, намечает простор для обретения собственного "Я". Уход в религию является своеобразной альтернативой оди­нокому образу жизни. Поэтому не случайно большинство оди­ноких людей верят в Бога. В религии они находят своеобразное спасение от одиночества и связь с другими людьми, общение в пределах религиозной общности.

Таким образом, религия компенсирует недостающее об­щение, ограниченность социальных связей личности. Здесь своеобразно воссоздается гармония отношений человека и мира и это способно вывести человека из состояния одиночества. Безусловно, что религия и церковь являются своеобразным институтом социальной и психологической поддержки, тем более если она отсутствует в обществе.

Но остается один из важных вопросов, нуждающийся в более детальной проработке - вопрос о степени, мере одино­чества. Оказывается, измерить степень одиночества чрезвычай­но сложно, ведь оно может проявляться одновременно в раз­личных формах, но тем не менее и быть конкретным в каждом конкретном случае. По-видимому, необходим социологический мониторинг степени одиночества, и в этом плане дальнейшая

перспектива изучения данной проблемы видится на путях меж­дисциплинарных исследований. Косвенным показателем про­грессивности одиночества, показывающим глубину его соци­альных последствий, могут быть данные об уровне безработи­цы, психических заболеваний, преступности, росте суищща и многое другое.

Интенсивность одиночества может быть раапичной и колебаться от несущественных отклонений (тоска, подавлен­ность, раздраженность и т.д.) до явной патологии (психическое заболевание), когда индивид как бы выпадает из системы лич-ностно-значимых связей или когда он не имеет их изначально. Надо сказать, что негативная направленность одиночества при­обретает доминирующее значение, а позитивная утрачивается, когда экономические структуры и социальные институты не компенсируют одиночество в процессе жизнедеятельности рав­нозначными заменами. Действительное ослабление одиночества возможно только в русле общего оздоровления всего общества, восстановления утраченных гуманистических традиций проти­востояния одиночеству. Непременной предпосылкой восста­новления этих традиций служит реальное изменение положе­ния человека в обществе, его становления как самоценности для мира.

Нынешнее состояние российского общества, сложные многогранные процессы, протекающие в нем, диктуют необхо­димость в первую очередь заняться рассмотрением вопросов социальной защиты населения. Одна из ее главных задач се­годня должна, видимо, заключаться в том, чтобы помочь людям обрести социальную стабильность, психическое равновесие и жизненный смысл и, следовательно, излечить психику и душу тех, кто в этом нуждается.

Социальное положение личности в современном рос­сийском обществе характеризуется целым рядом факторов. К ним, прежде всего, следует отнести:

- углубление экономического кризиса и обнищание на­селения в ходе решения задач перехода к рынку;

- тенденцию отстраненности государства от ответствен­ности за формирование нормального уровня и достойных усло­вий жизни личности;

- минимизацию государственных расходов на социаль­ную защиту населения в условиях резкого снижения уровня жизни и ликвидации прежней системы социальных гарантий.

Все это приводит к потере личностью своих высших це­лей, они становятся как бы рыночными ценностями. Кризис духовно-нравственных ценностей, распространение конкурент­ности в "борьбе за место под солнцем" в решающей степени обусловлен уходом многих людей в мир собственных интере­сов, в мир социальной амнезии и ведет к образованию "экзистенциального вакуума", т.е. к сознанию пустоты жизни и деструктивным проявлениям. Надо учитывать и тот факт, что в период развития рыночных отношений людей, испытывающих социальный вакуум вследствие как объективных (например, безработица), так и субъективных причин (потеря смысла жиз­ни), будет все больше. Поэтому проблема социальной защиты населения, а вместе с ней и создание служб социопсихологи-ческой и логотерапевтической помощи очень актуальна для России.

Если говорить о социальной защите, то ее можно опре­делить как "оказание помощи отдельным людям, социальным группам или слоям населения с целью удовлетворения их по­требностей, необходимых для нормальной жизнедеятельности в условиях конкретного общества и конкретной ситуации, а так­же создание благоприятных условий их жизнедеятельности".¹

Эти потребности условно можно разделить на три груп­пы:

а) витальные (необходимые для физического воспроиз­водства жизни); б) социальные (потребности в общении, соци­альной оценке); в) духовные (потребности в смысле жизни, идеалах, ценностях). Но социальная защита это не некая благо-

творительность, а объективная необходимость: она есть, мощ­ный фактор в развитии общества. К примеру, благодаря "новому курсу" Рузвельта, где существенным моментом стали мероприятия по социальной защите населения, США смогли преодолеть глубочайший экономический и социальный кризис в 30-е годы нашего века.

Важнейшим компонентом социальной защиты является социальная работа. Она связана с рядом общественных про­блем, которые конкретизируются в различных социальных си­туациях, и служит как бы посредником, в процессе которого индивид и общество оказывают влияние друг на друга. Эта "модель посредника" основана на такой посылке: интересы ин­дивида и общества по существу одинаковы, но в комплексном и меняющемся обществе индивидуальные стремления каждого быть полноценным и продуктивным членом и способности общества интегрировать и обогащать своих членов нередко блокируются.

Вот почему социальная работа - это деятельность, кото­рую должны осуществлять профессионально подготовленные специалисты (их дефицит в России сейчас остро ощущается). Основы мирового опыта социальной работы предусматривают прежде всего то, что социальный работник - это функционер, который призван помочь конкретному человеку в его сложной ситуации, т.е. ему должны быть присущи интуиция, чувство сопереживания, заботливое отношение к людям, а также сумма общегуманных и профессиональных знаний, умение применять различные формы, технологии оказания помощи в самых раз­личных социальных конфликтах и проблемах (например, соци­альное одиночество).

Профессия "социальная работа" фактически в России существовала всегда в форме институтов помощи человеку, формально - ее статус утвержден в 1991 году. Основой подго­товки специалистов для социальной сферы стали вновь создан­ные факультеты социальной педагогики и социальной работы на базе педагогических университетов, политехнических вузов,

гуманитарных университетов, медицинских институтов. Подго­товка специалистов социальной сферы идет и в МГСУ. Сейчас уже можно с уверенностью сказать, что в этом вузе развернулся процесс формирования социального работника нового типа, поиск его места в системе общественных отношений.

А как известно, до двадцати категорий семей и детей ныне являются потенциальными клиентами социальной служ­бы. Это многодетные, неполные (разведенные) семьи, инвали­ды разных возрастных групп, члены их семей, дети-си роты, мигранты, асоциальные семьи, подростки с девиантным пове­дением, несовершеннолетние матери.

Происходящие в нашем обществе быстрые изменения в идеологической, политической, экономической, социальной и других сферах жизни предъявляют новые требования к способ­ности людей эффективно к социально адекватно действовать в нестабильных, вызывающих повышенное психическое напря­жение условиях. К сожалению, значительная часть населения не обладает указанной способностью в достаточной Мере. Выявляются категории населения, особенно подверженные поведенческим и нервно-психологическим срывам: подрост­ки и молодежь, малообеспеченные семьи, одинокие, преста­релые и т.д.

Одним из эффективных способов поддержки населения в этих сложных условиях является, как показывает практика, развитие системы социально-психологической помощи. Она уже складывается в России; можно обозначить три направления ее формирования.

Первое - экстремальная социально-психологическая по­мощь по телефону (телефону доверия). В настоящее время око­ло 100 телефонов доверия работают примерно в 70 городах Рос­сии. Они оказывают экстренную, бесплатную, общедоступную, анонимную, социально-психологическую помощь, что особен­но актуально вследствие социально-психологических особенно­стей значительной части населения, нуждающегося в помощи. Особенно телефон доверия популярен среди молодежи, где

психологический дискомфорт, агрессивность - характерная чер­та. Кроме того, сотрудники "телефона доверия", соблюдая принцип анонимности, ведут статистический учет по катего­риям клиентов, что позволяет иметь важную социально-психологическую информацию о наиболее уязвимых слоях населения и реальных трудностях, с которыми сталкиваются люди.

Второе направление формирования системы социально-психологической помощи - создание и развертывание деятель­ности центров психологической помощи населению. Их нали­чие позволяет оказывать более глубокую и систематическую помощь, чем по телефону доверия. Это могут быть центры со­циального обслуживания, включающие в себя отделения днев­ного пребывания престарелых и инвалидов, социальной помо­щи на дому, службы срочной социальной помощи, центры со­циальной помощи семье и детям, имеющие отделы социальной реабилитации, консультативной помощи, службы знакомств, отделения дневного пребывания детей и матерей с детьми. К ним также можно отнести:

• Центры психолого-педагогической помощи семье и детям (они призваны оказывать содействие в преодолении конфликтов в семье, повышать психологическую культуру на­селения в сфере семейного, супружеского, родительского об­щения, помогать семьям, испытывающим трудности в воспита­нии детей).

• Социально-реабилитационные центры для несо­вершеннолетних (осуществляют социальную, медико-психологическую помощь и поддержку тем, кто оказался в кризисной жизненной ситуации).

• Социальные приюты для детей и подростков (организуются в целях спасения беспризорных детей и подрост ков, предоставления им временного прибежища, медико-психологической помощи и решения задач их дальнейшего жизнеустройства).

• Социальные центры помощи детям, оставшимся без попечения родителей (осуществляют содержание и устройство на дальнейшее воспитание в семью или детдом детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей).

• Реабилитационные центры для детей и подростков с ограниченными возможностями (созданы для социальной адап­тации ребенка, имеющего отклонения в физическом и ум­ственном развитии).

• Социальные приюты для инвалидов, престарелых одиноких.

В двух последних случаях велика роль трудотерапии как метода лечения с целью оказания помощи людям, страдающим физическими, душевными и социальными недугами. Трудоте-рапевты обычно начинают с установления причин, препят­ствующих выполнению пациентами обыденных действий. Да­лее с помощью обучения своих подопечных новым методам выполнения ежедневных задач, обеспечения их специальным оборудованием они ищут способы преодоления возникших в связи с этим проблем. Вначале трудотерапевты в основном ра­ботали в психиатрических больницах, теперь они активно при­влекаются для работы с инвалидами и пожилыми людьми (как бы заново обучая их выполнению повседневной домашней ра­боты). Трудотерапевты активно поддерживают максимально возможное благополучное существование своих пациентов, способствуют социальному регулированию и интеграции, кон­тролируют стабильность выздоровления. Свои функции они осуществляют в тесной связи с медиками, психологами, соци­альным работниками.¹

Ранее мы уже говорили о негативных последствиях со­циальных, экономических изменений в период рыночных от­ношений для личности и установили, что, пожалуй, самым ха-

рактерным проявлением этих последствий становится одиноче­ство человека, которое охватывает все большую часть населе­ния. Конечно, одиночество, в известной мере, естественное чувство. Но когда оно затягивается, начинается переход от этой меры к чему-то болезненному, всегда встает вопрос о необхо­димости лечения такого одиночества. Приходится, к сожале­нию, заметить, что наша отечественная социальная наука, пси­хология только выделили одиночество как проблему, но изуча­ют ее, а тем более лечат, только в контексте других проблем (например, В.И. Лебедев, Л.П. Гримак, Ю.А. Алферов, И.П. Волков, К.А. Абульханова-Славская, И.С. Кон, и др., в западной науке К.С. Рук, Л.Н. Пепло, Д. Перлман, Дж. Янг и др.).¹ В настоящее время разработано несколько подходов к одиночеству, которые, учитывая множество факторов, дают многообразие стратегий медицинского вмешательства. Все они объединяются следующими слагаемыми:

1) поиск альтернативы медицинскому вмешательству для оказания помощи одиноким людям в дружеских связях, соци­альном окружении и индивидуальной деятельности;

2) классификация практических методов по их эффек­тивности;

3) оказание помощи в изменении ситуации, а не лич­ности.

Давайте рассмотрим когнитивную терапию А. Бека как наиболее общий подход к проблеме одиночества. Терапевт ра­ботает над тем, чтобы выделить у клиента какие-либо проблемы (психологические, ситуативные, межличностные), которые под­даются решению. А. Бек утверждает, что каким образом инди­вид структурирует свой опыт, существенно связано с тем, что он чувствует и как действует. Эти личностные значения -взгляд на форму, на самого себя и на среду - образуют базис

"внутренней реальности" человека.¹ Словом, терапевт вместе с клиентом разрабатывают структуру, позволяющую исправить эти "ошибки мышления".

Сначала необходимо обучить клиента контролировать свои собственные эмоции и поведение в повседневной жизни и особенно в тех ситуациях, где он испытывает самое сильное расстройство. Далее нужно изменить неадаптивное поведение и эмоции. Здесь большое значение имеют ролевые игры, помо­гающие клиенту освоить новое поведение и избавиться от ав­томатического мышления (я - скучный человек, я не могу сде­лать это и т.д.).

Благодаря данному процессу клиент должен понять, что его восприятие отличается от реальности, что он игнорировал важную альтернативную информацию, логические противоре­чия в собственном образе мыслей, что он стыдил себя за ошиб­ки, за которые в действительности ответственность несут дру­гие. Так, в результате доверительных бесед клиента и терапевта открывается несообразность его автоматических мыслей и он перестает обращать на них внимание.

Но, по нашему мнению, когнитивная терапия Бека, как и другие тренинга социальных навыков, помогают избавиться от неестественного болезненного чувства одиночества, если оно связано с субъективными ощущениями индивида. Однако из­менить ситуацию, улучшить его социальное и экономическое положение когнитивная терапия Бека не может, а ведь это тоже причины появления одиночества, самоизоляции. В этих случа­ях она не эффективна.

Мировая практика показывает, что очень большие воз­можности скрыты в организации и содействии взаимной по­мощи людей, в том числе психологической и духовно-культурной поддержки. Такую работу, по нашему мнению, очень важно проводить в контакте с различными культурными сообществами и религиозными конфессиями.

Теперь вернемся к созданной австрийским психологом В. Франклом уже упоминавшейся теории логотерапии и экзи­стенциального анализа. Она представляет собой сложную си­стему философских и медицинских воззрений на природу и сущность человека, механизм развития личности в норме и патологии, на пути и способы коррекции аномалий в развитии личности. Логотерапия и экзистенциальный анализ пытаются главным образом совладать с теми душевными расстройствами, которые не относятся к разряду болезней в клиническом смыс­ле, поскольку основное предназначение нашей психотерапии в духовном смысле - справляться с теми страданиями, которые вызваны философскими проблемами, поставленными перед человеком жизнью.

Но Франкл не рассуждал о смысле жизни вообще, он ставил вопрос о конкретном смысле жизни данной личности и в данный момент. Каждая ситуация, по его мнению, несет в себе свой смысл, разный для разных людей, но для каждого он является конкретным и единственно истинным. Причем не только от личности к личности, но и от ситуации к ситуации этот смысл меняется.

Ключевым вопросом логотерапии является вопрос о по­иске смысла жизни. Франкл не устает подчеркивать, что смысл не дан нам, мы можем лишь выбрать призвание, в котором обретем его. Восприятие смысла есть "осознание того, что мож­но сделать по отношению к данной ситуации". Понимая свои ограниченные возможности в создании того единственного смысла, логотерапия тем не менее ставит целью расширение возможностей клиентов видеть весь спектр потенциальных смыслов, которые может содержать в себе любая ситуация, что­бы выбрать из них лишь единственный. Но найдя смысл, его необходимо воодушевить. Осуществляя смысл своей жизни, человек осуществляет тем самым себя. Здесь Франкл ставит вопрос о свободе и ответственности. Он считает, что человек свободен, но самое главное он имеет право взять на себя ответ-

ственность за свою судьбу. Задача логотерапии помочь ему в этом.

Существует специфическая и песпецифическая сферы применения логотерапии. Неспецифическая сфера - это психо­терапия разного рода заболеваний с помощью методов, постро­енных на соответствующем подходе к человеку.

Специфической сферой являются ноогенные неврозы, порожденные утратой смысла жизни. В этих случаях использу­ется методика сократического диалога, позволяющая подтолк-нуть клиента к открытию им для себя адекватного смысла. Большую роль при этом играет личность логотерапевта, хотя навязывание им своих смыслов недопустимо. "Логотерапевт не моралист и не интеллектуал. Его работа основывается на эмпи­рическом, т.е. феноменологическом анализе, а феноменологи­ческий анализ процессов переживания ценностей простым че­ловеком показывает, что человек может найти смысл жизни в создании творческого продукта, или совершении дела, или в переживании добра, истины и красоты, в переживании приро­ды и культуры; или - во встрече с уникальным человеком. Од­нако наиболее благороден и возвышен смысл жизни для тех людей, кто будучи лишен возможности найти смысл в деле, творении, любви, посредством самого отношения к своему тя­желому положению, которые они выбирают, поднимаются над ним и перерастают в собственные пределы. Значима позиция, которую они выбирают - позиция, которая позволяет превра­тить тяжелое положение в достижение, триумф и героизм".¹

Однако, по нашему мнению, для логотерапии действи­тельно широкое применение будет возможно только тогда, ког­да материальные и физические потребности человека будут удовлетворены. Сейчас логотерапия, излечивая душу, не может изменить ситуацию, из-за которой эта душа больна. И един­ственно, что она предлагает - лечение, основанное на способ­ности человека к самоотстранению.

Человечеству понадобились века, чтобы осознать, что в истории наряду с желаемым появляется нечто, что не предпола­галось, что вопреки своей сущности человек бывает одинок.

А наша цивилизация еще такова, что ее основа опреде­ляется материальным богатством, и поэтому в обществе пред­усмотрены законодательные санкции за хищения всякого рода предметов собственности. И практически нет никаких законо­дательных актов, карающих за расхищение человеческих сил, способностей, времени и всего того, что связано с богатой ин­дивидуальностью, с человеческими формами богатства.

Если общество будет ценить человеческие формы бо­гатства как новые основания новой цивилизации, то потребует­ся, видимо, разработка системы прав и морали, которая во гла­ву угла ставит человеческую личность. И тогда, по всей види­мости, такие трудные состояния личности, как одиночество, станут не преградой на пути ее социализации, а способом само­совершенствования и самопознания личности.

Опыт истории показывает, что нельзя изменить челове­ка, развить его индивидуально-творческие силы, не изменив соответственно всю систему объективных отношений между индивидом и миром, в котором он живет. Человек только тогда поверит, что он не средство, а самоцель истории, когда будет преобразовано его социальное и индивидуальное бытие, осу­ществится качественный скачок в личностном развитии, про­изойдет смена этичесюгх оснований общественного бытия.

Глава V. ДУХОВНО-НРАВСТВЕННЫЕ ДЕТЕРМИНАНТЫ И ЦЕННОСТНЫЕ ОРИЕНТИРЫ СОЦИАЛЬНОЙ РАБОТЫ

1. Духовное и нравственное как высшие измерения социального бытия

Различные понимания духовного и духовности, имею­щиеся как в религиозной, так и светской литературе, объединя­ет один общий момент. Духовное всегда связывается с выходом за пределы эгоистических интересов, личной пользы, своеко­рыстия. Духовное предполагает, что цели и экзистенциальные ориентиры личности укоренены в системе надиндивидуальных ценностей.

В традиционно философском понимании духовность включает три начала - познавательное, нравственное и эстети­ческое. Трем данным способностям человеческой природы со­ответствуют три сферы духовной деятельности - созидающие научное знание и философию, нравственность, искусство. Им, в свою очередь, соответствуют духовные ценности, относимые к разряду высших - истина, добро, красота. В истории челове­чества выработались и три "чистых" типа духовных творцов -познающий (мыслитель, мудрец, ученый), праведник (святой), художник (поэт, композитор, музыкант, живописец и т.д.). Все эти стороны образуют то, что называется духовной жизнью, духовным поиском. По своей сути добро, истина и красота -экзистенциальные константы в духовных исканиях людей, раз­личные способы обретения одного и того же - высшего смысла жизни, согласия с собой и миром, гармонии. И хотя взаимоот­ношения их между собой складывались весьма непросто в ис­тории духовной жизни людей, можно определенно сказать, что нравственность является ядром, нервом духовности. Ибо красо­та без добра - холодна и бездуховна, а одно лишь бесстрастное знание способно привести ко злу.

Между тем в последние несколько столетий в западной культуре доминирующим началом являлся рационализм, ин­теллектуализм. На этом пути достигнуты, бесспорно, впечат­ляющие результаты. Однако и разрушительные начала не менее

"убедительны" - рациональность не воспрепятствовала, скорее даже способствовала инквизиции, уничтожению самобытных цивилизаций, использованию рабского труда, аморальным от­ношениям с колониями, приходу в Европу нигилизма, религи­озным и двум мировым войнам и т.п. Следствием утилитарного отношения к природе, опиравшегося на понимание науки и техники как средств силового овладения природным и соци­альным миром, стал экологический кризис. Утилитаризация человеческих отношений привела к отчуждению между людьми и между поколениями, утрате смысложизненных ориентиров, потере самоидентификации, "одномерности" (выражение Г. Маркузе) существования. Как заметил М. Вебер, процесс рационализации сопровождается "расколдовыванием мира", не нуждающегося более в духовных измерениях, а посему добро, истина и красота превратились в разных богов, тянущих чело­века в разные стороны. Словом, дезинтеграция внутренних ду­ховных сил человека достигла высочайшей степени.

Вот почему перспективы технологической цивилизации, что подошла к пределам своего развития исключительно на пути рационализма, связаны с возвратом к духовности. Суть такого процесса состоит во включении достижений технологи­ческого развития в преобразованном виде в состав качественно новой целостности, в переходе к новой системе отношений человека, общества и природы. Возврат к духовным измерени­ям современной цивилизации предполагает признание суве­ренности и ценности Иного - природной реальности, другого человека, иной культуры и системы ценностей, прошлого. В этом контексте по отношению к ним становятся невозмож­ными прежние средства - стремление подчинить, грубая сила, чисто рациональные и утилитарные подходы. С Иным возмож­ны диалог, коммуникация (в ходе которых меняется каждый участник), но только не нажим и не давление.

Взгляд Бентама на то, что "сообщество - это фикция", слишком надолго пережил его время.

''"* Одиночество, покинутость, неприкаянность могут быть преодолены и таких социальных формах бытия и действия, в которых личность признается и принимается как таковая дру­гими людьми. Это могут быть любовь, дружба, творчество, ре­лигиозное единение. Но в любом случае атомизированное бы­тие людей в обществе устраняется на основе духовного возвы­шения человека, отречения от себя только как потребляющего, ожидающего участливого отношения лишь со стороны других людей.

Иначе говоря, партикулярность преодолевается на осно­ве нравственности в соединении с другими - не просто в на­слаждении, пользовании, но безусловно - в заботе, милосердии, альтруизме. Сама мораль начинается с различенное™ Я и Ты, с внутренней раздвоенности Я, с интенции к преодолению об­особленности людей в обществе. Это обстоятельство выражено в классических формулах золотого правила (Мф. 7:12) и запове­ди любви (Лк. 10:27), составляющих существенное содержание морали. И хотя повседневный нравственный опыт не способ­ствует восприятию этих формул как отражения фундаменталь­ных оснований бытия человека, заключенное в них ценностно-императивное содержание, во-первых, является транскультур­ным, во-вторых, во всех культурах воспринимается как базовое, в-третьих, конструктивно коррелирует с теоретическими выво­дами моральной философии. Это позволяет определить мораль как систему ценностей, ориентирующих человека на идеал еди­нения, он выражается в примиренности, солидарности, мило­сердной любви.¹ Более того, согласно предложенной А. Швейцером и получившей признание этике "благоговения перед жизнью", высшей ценностью является сама жизнь. Основной принцип нравственного состоит в том, чтобы испы­тывать побуждение выказывать равное благоговение перед жизнью как по отношению к своей воле к жизни, так и по от­ношению к любой другой. Добром в этой системе координат

является только то, что служит сохранению и развитию жизни; всякое уничтожение жизни или нанесение ей вреда независимо от того, при каких условиях это произошло, есть зло.

Понимаемая подобным образом мораль задает спонтан­но-экзистенциальным поискам человека ориентиры, которые бы соответствовали потребностям и ожиданиям, сформирован­ным в рамках первичного опыта, в частности материнства и детства, и тем самым предлагает императивы таких человече­ских отношений, которые никак не вытекают из характера и парадигм общественных связей, то есть формирующихся в рам­ках функционирования людей как членов социальных систем, носителей извне воспринятых ролей, участников политических движений и т.п. Иными словами, мораль не выводима рацио­нально исключительно из логики социальной жизни. Именно поэтому она и может быть и абсолютной, и категоричной, и трансцендентной - в той мере, в какой она утверждает идеал совершенства и предоставляет человеку возможность выйти за пределы внешних обстоятельств и обрести себя как внутренне свободную личность. Обоснование морали возможно из нее самой, из ее априорных императивов,¹ предназначение которых достаточно очевидно - стоит лишь содержательно включить их в контекст социальной жизни.

Нравственное расположение духа - условие экзистенци­ально осмысленных бытия, социальной деятельности и, в част­ности, социальной работы. Духовность, окрашенная высокой нравственностью, проявляется в восстановлении и развитии системы высших, надличностных гуманистических ценностей, определяющих цели, идеалы и смыслы общественного и инди­видуального бытия, в осознании ценности человеческой лич­ности, ее совести, чести и достоинства, самой человеческой жизни. Духовность означает возрождение "сакральных" зон, не допускающих цинизма, нигилизма и глумления над тем, что связано или с антропологическими пределами человеческой

жизни - священностью рождения, материнства, отцовства,
детства, болезни, смерти, или с сущностными признаками че­
ловеческого духовного образа, с утратой которого индивид мо­
жет называться "особью", но не человеком в смысле нрав­
ственного, культурного, свободного человека. . ;_Г

2. Гуманизм как форма жизненной практики и основание социальной работы

Фундаментальным основанием и духовно-нравственным измерением социальной работы является гуманизм.

"Явление" гуманизма в жизненный мир - многоплано­вый, развернутый в истории процесс, который предстает в виде серии мироощущенческих ценностных революций, вызвавших глубокие преобразования "второй" человеческой природы. Жизнь дарована человеку непосредственно и как таковая ближе всякого иного бытия. Но этой жизненной данности имманент­на гуманность, составляющая одну из онтологических форм человеческого бытия и полагания мира (наряду с двойствен­ностью полов, трудом, языком, волей, интеллектом, игрой, смертью). Гуманность, рассматриваемая как человечность, че­ловеколюбие, уважение к достоинству -человека, относится к бытийному строю человеческого конечного существования и является фундаментальным моментом, основанием возмож­ности человека, с одной стороны, и его конечности как таковой - с другой. Так, понятая гуманность есть то, в чем существо человека содержит источник своего определения. Как онтоло­гическая форма она охватывает человеческую жизнь до самого основания и существенным образом определяет бытийный склад человека и его способ понимания бытия. Понятие "полагания" (мира) фиксирует в данном случае исходную ин­тенцию гуманности.

М. Хайдеггер в известном "Письме о гуманизме"(1947) утверждал, что ""гуманизм" означает теперь, если только мы решимся сохранить это слово, только одно: существо человека

существенно для истины бытия".¹ В этом гуманизме, мысля­щем "человечность человека из близости к бытию", во главу угла поставлено "историческое существо человека с его истоком в истине бытия".² Хайдеггер видит направленность экзистен-циала "забота" (ключевая категория его труда "Бытие и вре­мя", 1927), являющейся коренной чертой человеческого "бытия -в - мире", в возвращении человека его собственному сущест­ву. И в этом нет никакого иного смысла, кроме возвращения человеку человечности, т.е. гуманности (humanities). Человеч­ность же человека, согласно Хайдеггеру, покоится в его сущ­ности.

?Так, трактуемая гуманность лежит в основе различных определений гуманизма как "системы воззрений" или совокуп­ности взглядов.³ Собственно, обеспокоенность человеческой мысли относительно человечности (humanities) человека и есть гуманизм. Другими словами, гуманность есть то, по поводу чего обеспокоен гуманизм. И сколько бы версий гуманизма ни су­ществовало, к нему в его "историографическом понимании" всегда относится, по мнению Хайдеггера, "культивирование человечности", то есть гуманностТГЦ

С точки зрения фундаментальной онтологии гуманность (и соответственно гуманизм) не является чем-то безусловно первичным, изначальным. Она скорее - обнаружение человече- • ского бытия, его внутренней формы. Как экзистенциально-онтологическое основание гуманность исторична. И осмысли­вать данный процесс нужно в бытийно-историческом плане, это позволяет обнаружить, что у гуманности есть свое "прошедшее бытие", равно как "настоящее" и "будущее бы­тие". Именно в этом смысле она носит феноменальный харак-

тер. Онтологическую сущность "человеческой человечности" следует в таком случае искать в том "движении самого бытия", "движении становления и перехода" (Гегель), которое порожда­ет возможность полагания и приближения человека к своему существованию в истине бытия.

Рассматривая гуманность как человечность, мы не мо­жем ограничиваться фиксацией лишь одной ее стороны -структуры самодетерминации, целевой причинности. Ее также нельзя свести лишь к желанию, стремлению, хотению, не­осознанному инстинкту, хотя она и может бытийствовать в них. Природа гуманности, на наш взгляд, дифференцированнее. Во-первых, она предполагает, что есть нечто, являющееся объек­том человечности, человеколюбия, во-вторых, представляет собой такой феномен, который находится в отношении вза-имополагания с другими формами духовно-практического са­моопределения человека и человечества - свободой, искусством, наукой, техникой, культурой, властью, цивилизацией, прогрес­сом и т.д. Последние в зависимости от степени, силы "положенное™" могут быть более или менее гуманными (а нередко и антигуманными).

_ь Гуманность, или "человечность человека" как экзистен­циально-онтологическая форма самополагания индивида в ми­ре, куда он "заброшен" без его собственного согласия, оказы­вается вместе с тем формой соотнесенности, единения с этим миром. Э. Фромм, усматривая ключ к гуманистическому психо­анализу в особенностях человеческого существования, увидел возможность такой соотнесенности с жизненным миром в од­ном из фундаментальных гуманистических экзистенциален -любви. "Любовь - это объединение с другим человеком или предметом вне самого себя при условии сохранения обособлен­ности и целостности самого себя".¹ Любовь является одним из моментов того, что Фромм обозначил как продуктивную ориен­тацию: деятельное и творческое отношение человека к другому

человеку, а также к самому себе и природе. Любовь - это опыт деления и общности, позволяющий развить собственную внут­реннюю активность. Опыт любви делает излишними иллюзии -человеку больше не нужно преувеличивать образ другого или представление о самом себе, поскольку реальность любви по­зволяет индивиду трансцендировать, то есть преодолевать соб­ственное изолированное существование и одновременно пере­живать себя в качестве субъекта тех сил, которые составляют гуманистический акт любви. Это касается особого качества процесса любви, а не ее объекта. Любовь, согласно Фромму, проявляется в солидарности с окружающими нас людьми, в эротической любви между мужчиной и женщиной, в любви матери к ребенку и в любви к самому себе как человеческому существу. Деятельная любовь включает такие ориентации, как забота, ответственность, уважение и понимание.^]

И в западной, и в отечественной философской традиции любви - любви к человеку, человеколюбию, то есть любви как форме гуманистической соотнесенности человека с другими людьми и миром в целом - отведена значительная роль. Уже в древнегреческой мысли любовь присутствует как строящая, движущая и соразмеряющая энергия мироздания (орфики, Эм-педокл, Аристотель, Посидоний). Другая линия античной фи­лософии любви идет от Платона. По мысли А.Ф. Лосева, глу­бинный смысл платоновского эроса - "рождение в красоте". Своим гуманистическим эросом Платон хотел победить прегра­ды между отдельными душами.² Христианство усматривает в любви сущность Бога и одновременно главную заповедь чело­веку. То направление западной философии, истоки которого коренятся в Возрождении, предпринимает ряд попыток восста­новить понимание любви как пути к глубинной истине и самой этой истины (Фейербах, Шелер, Марсель, Бубер).

В отличие от западных философов с их преимуществен­но интеллектуалистски-гуманистической онтологией любви русские мыслители оригинально разрабатывают аксиологиче-ски-гуманистическую традицию в понимании любви. Эротиче­ская энергия человека связывается не только с продолжением рода, но и с духовной культурой - творчеством, религией, и прежде всего с поиском нравственных ценностей. Одно на­правление (В. Соловьев, Н. Бердяев, Л. Карсавин) ориентиро­вано на обоснование идеи неоплатонического эроса, попытки просветления и возвышения чувственности, отрицание аске­тизма и усмотрение связи любви и творчества, другое - бого­словское направление (С. Булгаков, П. Флоренский, С. Франк) понимает любовь как сострадание, милосердие, жалость.¹

Гуманизм как "культивирование человечности" (и в этом смысле одна из структур человеческой жизни) полагает сущее, то есть порождает бытие в определенном - аксиологи-ческом - его аспекте. Это утверждение, разумеется, не обязы­вает признавать гуманность сущностью бытия в целом. Речь идет о человеческой жизни как особом уровне и форме бытия. Как форма жизненной практики гуманизм порождает конкрет­ные совокупности отношений гуманности и негуманности, добра и зла, свободы и насилия между социальными, этниче­скими, политическими и иными субъектами. В этом качестве гуманизм проявляется в таких ориентациях и установках, как "человечность", "забота", "любовь", "уважение", "понимание", "ответственность", "обеспокоенность", "добрая воля", "моральный закон", "долг", а также в интенции устранения отчуждения в его бесчеловечных формах. Антропологическая парадигма, одна из философских основ гуманизма как системы мышления, держит в центре внимания человека в качестве определяющей ценности. Человек в жизненном мире, в исто­рической, социальной, психологической, экзистенциальной

ситуации - таков исходный пункт гуманистического философ­
ствования. .;

Поместив человека как определяющую ценность в центр социального бытия, гуманизм мыслит все проектируемое на сегодня и на будущее от и для человека. Ничто не может быть выше человека, и ни один человек не может быть ниже другого человека. Любая попытка поставить выше человека иные цен­ности и начала расценивается как угнетение и насилие.

Гуманистическая природа человеческого мышления от­четливо обнаруживается и в структурах демократической орга­низации общества, в принципах "активного ненасилия", "недискриминации", "свободы выбора", "кооперативизма". Гуманизм как мышление выражает готовность к преодолению не только условий, стесняющих в действиях меня, но и усло­вий, вызывающих боль и страдание у других. Угнетение любого человека - это также угнетение меня. Его страдание - это мое страдание, и мои действия направлены против страдания и то­го, что его вызывает.

И как форма жизненной практики, и как система мыш­ления гуманизм неоднозначен, внутренне противоречив, испы­тывал и испытывает взлеты и падения. Он не всегда способен предложить адекватные этические, социальные, политические критерии и ориентиры. Развитие цивилизации ввергло гума­низм в глубокий кризис, проявлениями которого стали "одномерность" бытия, духовный нигилизм, снятие внутренних и внешних ограничений для людей, преобладание технократи­ческих подходов к человеку и культуре, одиночество людей, утрата ясного и спокойного отношения к смерти, конфликт поколений.

Трудности, с которыми столкнулся и которые не смог разрешить гуманизм, выступают одновременно онтологически­ми основаниями негуманности, насилия, зла, угнетения, зримо проявившихся в разных сферах общества в форме волюнтариз­ма, авторитаризма в худших его выражениях, но прежде всего тоталитаризма и отчуждения. В результате многие люди отбро-

шены на периферию бытия, а значит, периферийными станов­ятся их потребности и интересы.

Отсюда следует, что гуманизм должен обрести новое ка­чество. То обстоятельство, что гуманизм бытийно укоренен в жизненном мире, что именно на основе гуманизма возможен экзистенциальный плюрализм, что гуманизм приобретает ин­ституциональные формы - возникают гуманистические партии, союзы, ассоциации, клубы - позволяет надеяться, что он предо­ставляет человечеству возможность восстановления целостности собственного бытия и обретения людьми его сущностных сил.

3. Ценности и нравственные ориентиры социальной работы

Духовную силу люди обретают лишь тогда, когда в каж­дом отдельном случае добиваются гуманности. Однако они слишком мало для этого прилагают усилий, чувствуя себя во масти расчетливой и безличной морали благоприятных обстоя­тельств, обычно не требующей значительных затрат ума и воли. Эта мораль способна ради осуществления ничтожных интересов оправдать любое зло. Поэтому часто одна безличная мораль благоприятных обстоятельств противостоит столь же безличной морали благоприятных обстоятельств. Все проблемы решаются бесцельной борьбой этих сил, ибо не существует нравственных убеждений, которые могут сделать эти проблемы разрешимыми. Только в усилиях по достижению гуманности рождаются силы, способные действовать в направлении истинно разумного и целесообразного и одновременно оказывать благотворное воз­действие на существующие нравственные убеждения.

Возведение жизни до уровня высшей ценности побужда­ет людей почувствовать безграничную ответственность в их отношениях с другими людьми. Нравствен человек только тог­да, когда он повинуется внутреннему побуждению помогать любой жизни, которой он способен помочь, и воздерживается от того, чтобы причинить вред. Он не спрашивает, насколько та или иная жизнь заслуживает его усилий, как и то, может ли она и в какой степени ощутить его доброту. Для него священна жизнь как таковая. Если субъективная воля одного индивида

действует на благо жизни другого, то эта воля переживает еди­нение с бесконечным, в котором всякая жизнь едина и являет собой высшее ценностное измерение и инстанцию. Это способ­ствует нейтрализации экзистенциального вакуума и обретению полноты бытия в мире, представляющем собой драму раздвое­ния воли к жизни в результате самоутверждения одной воли к жизни за счет другой.

^.Состояние современного общества в любой точке плане­ты таково, что оно нуждается, хотя и в разной степени, в разви­тии социальной сферы и особой разновидности социальной деятельности - социальной работы. Как культура, философия, наука, образование, отношение к прошлому и будущему, так и уровень и качество социальной работы отражают самоиденти­фикацию и самосознание нации, степень цивилизованности и гуманности государства. Социальная работа призвана оказывать помощь тем, чьи физические, психологические и моральные ресурсы недостаточны, возможности невелики, а способности самостоятельно разрешить свои трудности неудовлетворитель­ны. Поэтому, основываясь на гуманизме и нравственном рас­положении духа, социальная работа ориентируется на ключевые элементы комплекса ценностей, сохраняющиеся с незначи­тельными изменениями в ходе всей ее истории - благополучие людей, социальная справедливость, достоинство индивида. По­вседневные же этические проблемы социальных работников под воздействием времени больше подвержены трансформаци­ям. Так, возникшая в 70-е годы биоэтика явилась ответом на "проблемные ситуации" в клинической практике - эвтаназию, искусственное оплодотворение, пересадку жизненно важных органов и т.п. Принципиальная новизна "проблемных ситуа­ций" заключается в следующем. Во-первых, они связаны с те­ми направлениями медицины и биологии, где врачи и ученые манипулируют процессами рождения и умирания. Во-вторых, в рамках "проблемных ситуаций" некоторые классические этиче­ские стандарты врачевания обнаружили очевидную недостаточ­ность. Поиск выходов из этих ситуаций - это нечто большее,

чем моральный выбор конкретного врача, это - нравственный выбор человечества в целом, открытость самого идеала гуман­ности. В-третьих, широкое обсуждение "проблемных ситуаций" в обществе стало манифестацией идеологии защиты прав чело­века в медицине, что оказалось созвучным моральным дилем­мам, возникающим при оказании психиатрической помощи. В этом контексте смысл биоэтики как разновидности интеллекту­альной деятельности и социальной практики заключается в попытке обнаружить возможности диалога и солидарности лю­дей в защите добра и противостоянии злу в ситуациях, порож­денных современной медициной.

Таким же образом в результате масштабной компьютери­зации социальные работники столкнулись с этическими про­блемами относительно сохранения конфиденциальности, что является новым явлением по сравнению с иными обстоя­тельствами и возможностями прошлого.

;;. Широкий круг традиционных и новых духовно-нравственных детерминант и ценностных ориентиров социаль­ной работы касается трех различных и вместе с тем взаимосвя­занных уровней и аспектов. Речь вдет, во-первых, о зависимос­ти ее ценностной базы от миссии, целей и задач, во-вторых, о внедрении этических стандартов профессии, в-третьих, об эти­ческих дилеммах, с которыми сталкиваются социальные работ­ники при выполнении своих обязанностей.

Гуманистической целью и ключевой ценностью соци­альной работы является, как отмечалось, благополучие людей, имеющих проблемы, связанные с бедностью, здоровьем, психо­логическим состоянием, занятостью, обеспеченностью жильем, детством, старостью, голодом и т.п. Это означает, что подход к жизни каждого индивида как высшему ценностному измере­нию дополняется пониманием того обстоятельства, что сама эта жизнь должна быть достойной человека. Каждый человек ценен своей уникальностью, которую следует учитывать и уважать. Обладая основными потребностями - в пище, одежде, жилище, здоровье - люди имеют право на уважение и достойное суше-

ствование и должны иметь равные возможности удовлетворять эти потребности. В данном случае речь идет о принципе соци­альной справедливости, одном из основных элементов ком­плекса ценностей социальной работы. Правом на помощь со стороны субъектов социальной работы обладает каждый, кто обращается к ним, без дискриминации по половым, возраст­ным, расовым, национальным, религиозным, политическим признакам и мотивам. (Собственно, признание и уважение этих прав в практике социальной работы связано с принятой миро­вым сообществом Декларацией прав человека ООН и другими международными конвенциями).

Гуманистические ориентиры побуждают субъектов соци­альной работы к тесному взаимодействию с субъектами ожида­ний и притязаний на благо последних, причем не в ущерб дру­гим. Поощряя их к сотрудничеству, социальные работники ис­ходят из того, чтобы клиенты вместе с ними предпринимали усилия по изменению своего положения, хотя это и не всегда возможно, особенно тогда, когда последние беспомощны в силу возраста, болезни или иных причин. Наконец, социальная ра­бота несовместима с прямой или косвенной поддержкой инди­видов, групп, властных структур, использующих террор, пытки, неоправданное насилие или другие действия, направленные на угнетение людей.

,, Ввиду динамизма развития общества, трудностей ориен­тации в рассмотренных ценностях, едва ли уместны универ­сальные этические рецепты в социальной работе. Существует лишь одна возможность оказаться на высоте по отношению к нынешним и грядущим моральным вызовам - там, где это можно, поощрять нравственное сознание. Наиболее актуаль­ным является развитие профессиональной этики и соответ­ствующее образование.

Рост интереса к профессиональным ценностям и этике обусловлен несколькими причинами. К примеру, технический прогресс поставил профессионалов перед нравственным выбо­ром, который был неизвестен предыдущим поколениям соци-

альных работников. Развитие здравоохранения, компьютерные технологии, политические и иные факторы сопровождались чрезвычайным усложнением требований, относящихся к цен­ностям и этике. Кроме того, социальные работники столкну­лись с необходимостью опираться на все более ограниченные ресурсы, невысокий социальный статус профессии, что внесло свои изменения в ценностные ориентации и этику профессио­нальной жизни. Внимание к последним отражает также стано­вление и развитие самой профессии, ибо на них основывается ее репутация.

4. Ответственность как конституирующий принцип социальной работы

Принципы и стандарты этического поведения сведены, как правило, в национальные и международные уставы, кодек­сы, декларации. В них формулируются программные цели и долговременные ценности социальной работы, предписы­вающие и запрещающие принципы, ключевые положения, определяющие ответственность и обязательства социальных работников. Если рассматривать их как всего лишь моральные сентенции, то они выглядят азбучными. Если же их поместить в контекст реальных трудностей и невзгод конкретных людей, то они сравнимы с "архимедовым рычагом", с помощью кото­рого, как известно, производятся радикальные изменения, в данном случае я имею в виду социальную работу, особенно в последние десятилетия.

Поведение и образ действий, предписываемые профес­сиональной этикой, основываются на балансе личных интере­сов социального работника и его обязанностей. Последние предусматривают конкретные действия по улучшению положе­ния людей, профессиональное обучение и компетенцию, уча­стие в исследовательской деятельности, честность, и категори­чески исключают мошенничество, оскорбление, обман, дис­криминацию. Этическая ответственность перед клиентами предполагает приоритет их интересов, запрет на использование для получения частной выгоды и на раскрытие информации

третьим лицам. Ответственность перед коллегами касается про­блем, возникающих при контактах с другими профессиональ­ными работниками, - сотрудничество, корректность, разреше­ние конфликтов, использование коллег для получения личной выгоды, временное предоставление услуг клиентам коллег и т.п. Этическая ответственность перед работодателями базирует­ся на необходимости твердо выполнять свои обязанности перед соответствующим агентом (органом) социальной работы (защиты) - действовать в соответствии с принятыми процеду­рами в интересах совершенствования его политики и повыше­ния результативности; не препятствовать профессиональной деятельности социального работника; не преследовать его в связи с такой деятельностью; не допускать дискриминационной политики в вопросах приема на работу; рационально использо­вать ресурсы какого-либо социального учреждения. Этическая ответственность социальных работников перед профессией свя­зана с сохранением ее ценностей и предназначения, с исполь­зованием и развитием специальных знаний. В частности, от них требуется:

• защищать и утверждать достоинство и честь своей про­фессии;

• давать ответ на неэтичное поведение коллег, включая незаконную или неквалифицированную практику;

• избегать дезориентирующей рекламы;

• основывать практические действия на точных знаниях;

• исследовать новые ситуации;

• вносить вклад в базу профессиональных знаний, мето­дов и'подходов.

Сказанное требует дополнения в виде общефилософской концепции ответственности, в которой были бы учтены требо­вания времени. Идея моральности тесно связана с идеей чело­веческого достоинства. Человеку, обладающему развитым чув­ством достоинства, присуще брать на себя обязательства, по­скольку он является действующим и относительно свободным существом. Свобода действия и ответственность обусловливают

друг друга. К идее человеческого достоинства относятся уваже­ние к ближнему и к собственной личности, а также идея суще­ствования и достойное человека продолжение существования. Будучи разумным, то есть способным частично познавать, рас­шифровывать взаимосвязи бытия и управлять ими, человек может и должен брать на себя ответственность за познанную сферу бытия. Только в качестве способного нести ответствен­ность существа человек становится зрелой моральной лич­ностью.

Однако в эпоху глобального переплетения различных взаимосвязей и взаимодействий этика любви к ближнему хотя и необходима, но уже недостаточна. Условия применения эти­ки изменились и довольно ощутимо. "Фаустовский договор" с социальным прогрессом нельзя односторонне расторгнуть, не примирившись с ухудшением обеспеченности, снижением жизненного уровня, эффективности экономики и т.п. Такого договора можно придерживаться только в рамках гуманной от­ветственности за счет более зрелого, более гуманного обраще­ния с возможностями социальной (особенно технической) экс­пансии. Предметом обсуждения может быть не упразднение или остановка социального (научного, технического и иного) развития. Именно на основании моральной ответственности за исторически возникшее и существующее человечество, дина­мика популяции и обеспечения которого все в большей мере становились зависимыми от развития общества, можно утверж­дать, что предметом обсуждения может быть только глобально-этически ориентированная гуманизация социальной экспансии и возможностей. Это означает, что новая ситуация возникла и для этической ориентации, которая требует новых правил пове­дения и норм, относящихся уже не только к индивидам, но и группам и сообществам людей. В связи с этим концепция от­ветственности должна быть расширена: необходимо осущест­вить переход от концепции ответственности ex post ("после того") к своевременной и предупреждающей ответственности, от ориентированной на прошлое за результат действия к ориен-

тированной на будущее ответственности, которая определяется способностью контролировать и возможностью располагать властью.

Действительно, перед лицом сложных кумулятивных
воздействий уже не может быть достаточной концепция ответ­
ственности, ориентированной на отдельное лицо и изолиро­
ванную активность. Ответственность индивида затруднена при
комбинированных и коллективных действиях. И поскольку
недопустимо, чтобы эти "неприписываемые" индивиду и в то
же время имеющие последствия воздействия были предостав­
лены сами себе, должны быть определены коллективные виды
ответственности, ставящие цель предотвратить эти опасные или
нежелательные последствия.¹ Это не означает "отмены" тради­
ционной индивидуально ориентированной этики частных мо­
ральных обязательств, она лишь должна быть расширена до
этики, выходящей за временные рамки настоящего, ориентиро­
ванной и на будущее, и распространена на действующие сооб­
щества, коллективы, группы, а также на власти, особенно там,
где последние бездействуют. Образование новых зависимостей
создает и новую моральную ответственность как личного, так и
надличного (но не внеличного) характера. :

Коллективная ответственность, ответственность сооб­ществ не означает ответственности "всех за все" и, следова­тельно, безответственность. Она должна быть делимой. За мас­штабные проекты, действия, решения отдельный человек мо­жет нести ответственность чаще всего формально, что не яв­ляется достаточным.

5. Этические дилеммы и ценностные противоречия ^; "• в социальной работе

Рассмотренные нравственные парадигмы и ценностные ориентиры - жизнь, достоинство человека, гуманность, добро, любовь, благополучие людей, социальная справедливость, от-

ветственность - являются теми основаниями, на которых стро­ится конкретная социальная работа. На практике социальным работникам приходится сталкиваться с разнообразными этиче­скими проблемами и дилеммами вследствие их обязательств по отношению к клиентам, коллегам, собственной профессии, обществу в целом. Эти проблемы чаще всего расплывчаты, не­определенны и порождают неуверенность, стремление не заме­чать и уклоняться от них. Легко на словах абстрактно придер­живаться величественных ценностей, изложенных в моногра­фиях и учебниках, и таким образом проявлять свою ответ­ственность. Но применять для руководства в повседневной ра­боте такие, например, абстрактные ценности, как самоопреде­ление или суверенность личности клиента не только трудно, но подчас и опасно, если они вызывают у социального работника ложное чувство самоуспокоенности, в то время как клиент не в состоянии адекватно их реализовать.

Большинство затруднений для социального работника обусловлено необходимостью выбора между двумя или более противоречивыми обязательствами. Так, многие национальные этические кодексы и уставы требуют от социальных работников не участвовать в действиях, нарушающих или уменьшающих гражданские или юридические права клиентов. В то же время социальные работники должны соблюдать свои обязательства перед организацией-работодателем. Совершенно реальна ситуа­ция, когда эти два принципа вступают в "противоречие друг с другом, если политика учреждения, которому переданы права, приводит к нарушению гражданских прав клиентов, например, в силу финансовых интересов или корысти в случае "распределения" гуманитарной помощи.

Проблемные области и этические дилеммы не являются общими для разных стран из-за различий в культуре и государ­ственном управлении. Каждая национальная ассоциация соци­альных работников должна поощрять дискуссии с целью выяс­нения важнейших вопросов и проблем, характерных для дан­ной страны. Тем не менее можно выделить целую группу эти-

ческих дилемм, которые рано или поздно возникают в практи­ческой социальной работе в любом обществе и к преодолению которых в силу предупреждающей ответственности следует быть подготовленными.

Независимость и манипулирование. Для социального ра­ботника, который рассматривает независимость человека как одну из базовых ценностей, всякое управление его поведением выглядит как манипулирование и, следовательно, как разруше­ние самой сущности гуманизма. Там, где можно решить про­блемы без манипулирования волей человека, вопрос о ценно­стях не стоит. Но если такое решение невозможно без хотя бы незначительного воздействия или навязывания ценностей, а цель заманчива и реальна, социальный работник сталкивается с этической дилеммой. Например, настаивая на том, что человек должен не мириться с обстоятельствами, а стремиться их изме­нять, что надо рационально использовать достоверные знания и планировать свое будущее, социальный работник не может быть уверен, будто бытие станет совершеннее благодаря лишь его усилиям. Не может он быть уверен и в том, что данная си­туация не ухудшится от его вмешательства.

Имея дело с пессимистически настроенными людьми, социальные работники нередко используют такие выражения, как "безразличие и сопротивляемость клиента", "помощь в осознании клиентом его ситуации и необходимости ее преодо­ления", "помощь человеку в развитии его сопротивляемости трудностям" и другие. Однако в известном смысле они - лишь эвфемизмы стремления внедрить в сознание людей ценностей самого социального работника и его веры в успех перемен, что, вероятно, должно рассматриваться как форма манипуляции.

В этих и других подобных ситуациях спорным является вопрос о пределах независимости человека от воли социального работника, о праве клиента на принятие решения и обязан­ности социального работника определять, в каких рамках он может предоставить это право клиенту. Поэтому в социальной работе необходимо ограничивать возможности манипулирова-

ния сознанием и поведением с тем, чтобы ориентировать кли­ента на идентификацию собственных ценностей и соотнесение с ними своих поступков. Когда в центре внимания клиента находятся его собственные ценности, потенциал манипулиро­вания снижается. Для этого надо развивать способности клиен­та делать осознанный и целенаправленный выбор ценностей и нести ответственность за этот выбор.

Патернализм и самоопределение. Одна из ключевых цен­ностей социальной работы - благополучие клиентов - тесно связана с проблемой патернализма. Патерналистская парадигма предполагает опекунскую модель отношений социального ра­ботника и клиента, "ведение" последнего, допускает вмеша­тельство в его желания или свободу для его же собственного блага. В интересах клиента, защиты его от самого себя патерна­лизм считает возможным ограничивать саморазрушительные действия клиента, обязывать его принимать услуги против же­лания или принудительно, утаивать информацию или предо­ставлять дезинформацию и т.п.

Подобная практика воспринимается неоднозначно и вы­зывает споры о пределах допустимости патернализма. С одной стороны, считается возможным предоставить клиенту право на определенные формы саморазрушительного и рискованного поведения, с другой - социальные работники ответственны за защиту клиентов от них самих в случае их неадекватного вос­приятия мира и действий. Эта этическая дилемма связана с самоопределением клиентов и их способностью осознать свое положение и принять оптимальное решение.

В современном мире Патерналистская модель социаль­ной работы постепенно - на Западе быстрее, в России значи­тельно медленнее - утрачивает свои позиции. Укрепляется принцип информированного согласия, превращающий клиента из пассивного получателя благ и объекта для манипуляций в парт­нера. Это означает совместное принятие социальным работни­ком и клиентом решения о помощи и признание того факта, что обе стороны вносят нечто существенное во взаимоприем-

лемый и эффективный характер сотрудничества. В самом деле, только клиент знает свои ценности, которые приобретают ре­шающее значение при оценке ожидаемых результатов помощи. Большинство людей заинтересовано в том, чтобы самостоя­тельно принимать решения, влияющие на их жизнь. Самоопре­деление человека есть одна из высших ценностей, и социальная работа не должна являться исключением.

Необходимость говорить правду. Эта дилемма неотделима от предыдущей. С одной стороны, не подвергается сомнению законное право клиентов на получение достоверной информа­ции о делах, связанных с их состоянием и благополучием, и считается, что нельзя отказывать им в правдивой информации или предоставлять дезинформацию. С другой стороны, в от­дельных случаях представляется этически оправданным и даже необходимым скрыть правду от клиентов или "снабдить" их дезинформацией ("спасительной ложью") для их же пользы.

В западной практике социальной работы преобладает первая позиция, в российской - пока вторая. В сочетании с низкой правовой культурой акцент на каком-либо обмане, хотя бы и "спасительном", представляет собой размывание нрав­ственных ценностей и профессиональной этики, а также реаль­ную почву не только для нарушений закона, но и криминали-зации отношений - "социальный работник - клиент".

Конфиденциальность и частный характер сообщении. Во всех национальных этических кодексах и уставах содержится положение о том, что социальный работник, уважая личность и достоинство клиента, должен сохранять полученную от него информацию строго конфиденциально. Информация, исполь­зуемая однажды, не должна быть применена для других целей без соответствующих санкций. Хотя это и справедливо почти всегда, в отдельных случаях социальные работники вынуждены рассматривать возможность раскрытия конфиденциальной ин­формации, например, перед лицом угрозы со стороны клиента • третьему лицу. Отсюда возникает необходимость информиро­вать клиента о границах конфиденциальности, в той или иной

конкретной ситуации, о целях получения информации и ее использования, и одновременно получить согласие клиента на печатание, запись разговора, участие третьего лица.

Масштабная компьютеризация всех сфер социума, воз­можность доступа к информации через электронные средства также ставят проблему конфиденциальности. Хотя профессио­нальная этика и предусматривает условия раскрытия конфи­денциальных сведений, среди социальных работников не су­ществует четких разграничений, при каких именно обстоя­тельствах допустимо это раскрытие. На наш взгляд, отсутствие ясности в этом вопросе влечет необходимость более глубокого обсуждения моральных оснований проблемы. Кроме того, при определенных обстоятельствах рассматриваемую дилемму мож­но квалифицировать не только как этическую, но и как этико-юридическую.

Доносительство. Зачастую социальные работники вы­нужденно или сознательно преступают закон или нарушают правила учреждений, в которых работают. В этом случае они ставят перед моральным выбором своих коллег, которые узнали об этих нарушениях. На одной чаше весов находятся нормы профессиональной этики, на другой - профессиональная ло­яльность и солидарность, чувство дружбы, репутация, угроза собственному положению. Бремя и сложность подобного выбо­ра подчас побуждают социальных работников не выявлять и не делать предметом гласности правонарушения в своей профес­сии. Поэтому те из них, кто получил информацию и доказа­тельства этически или юридически неправомерных действий своих коллег, вынуждены тщательно взвешивать свои действия ввиду своих обязательств по отношению к профессии, клиен­там, коллегам, организации, своему будущему.

Законы и благополучие клиента. Законодательство не мо­жет предусмотреть все многообразие социальной жизни, поэто­му иногда благополучие клиента вступает с ним в противоре­чие. В ряде случаев следование букве закона способно причи­нить вред клиенту, что ставит социальных работников перед

сложным выбором. Некоторые из них считают допустимыми любые действия с целью защиты интересов клиента даже и в том случае, если они нарушают закон или другие этические нормы; большинство же социальных работников выбирает за­кон. В России нередко приоритет отдается нравственным ре­шениям.

Личные и профессиональные ценности. В основе еще од­ной группы этических дилемм лежит конфликт между личными и профессиональными ценностями социального работника. Он ' может быть не согласен с клиентом по политическим, религи- ' озным, нравственным и иным мотивам, но обязан исполнить профессиональный долг. Мнения социальных работников о том, каким ценностям отдать приоритет, далеко не всегда сов­падают. В каждом отдельном случае социальный работник дол­жен соотнести обязательства перед клиентом, профессией, ор­ганизацией, коллегами, третьими лицами, самим собой. Здесь необходимо также понимать природу воздействия субъективных ценностей на осознание проблем другого - клиента, специфики социальной работы, применение специальных знаний.¹

Эти и другие этические проблемы социальной работы требуют выработки способов их преодоления. В теоретическом плане в истории философии, этики и религии за многие сотни лет было предложено немало теорий и идей, касающихся мо­ральных противоречий. Многие из них могут стать основой решений этических проблем и в социальной работе, которые тем не менее имеют свои особенности в силу специфики не только профессии и времени, но и каждой страны, к которой это относится.

В известной мере ситуация облегчается тем, что анало­гичные проблемы разрабатываются и в других областях челове­ческой активности - науке, технике, медицине, педагогике, психологии и других. На стыке биомедицины и этики даже возникла биоэтика как исследовательское направление междис-

цигошнарного характера. Выработанные здесь решения могут быть полезными для социальной работы.

Этические кодексы, в которых социальные работники стремятся найти ответы, не всегда способны удовлетворить их запросы, поскольку, во-первых, составлены в общих терминах и с довольно высокой степенью абстракции, а во-вторых, со­держат принципы, которые в ряде случаев противоречивы и сами представляют этическую дилемму.

В любом случае рассмотренная проблематика подтверж­дает, что в динамичном мире перманентной переоценки ценно­стей и "борьбы богов", продолжения традиций и рождения но­вой картины мира ни одна человеческая "система" мышления и ценностей, включая религиозную и основывающуюся на светских гуманистических принципах, не может претендовать на воплощение полной истины, подлинной "святости" и со­вершенства. Это относится и к социальной работе во всех ее содержательных и национальных формах, ее духовно-нравственным парадигмам и ориентирам. Ясно одно, что глав­ная миссия социальной работы - помочь человеку быть челове­ком, обрести чувство солидарности с другими людьми и разде­лить ответственность за их судьбу. Это и есть этика солидарно­сти, преодолевающая отчуждение и разъединение людей в этом мире.

Литература

1. Апресян Р. Первичные детерминанты нравственного опы­та. - Вопросы философии, 1993, № 3.

2. Духовность, художественное творчество, нравственность (материалы "круглого стола"). - Вопросы философии, 1996, №2.

3. Ленк X. Ответственность в технике, за технику, с помощью техники. - В кн.: Философия техники в ФРГ. М., 1989.

4. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991.

5. Митрошенков О.А. Онтология гуманизма и тоталитаризма. М., 1993.

6. Пинкус А., Минахан А. Практика социальной работы: формы и методы. М, 1993.

7. Ример Ф.Г. Ценности и этика. - Энциклопедия социальной работы. В 3-х томах. М., 1993-1994. Т.З. С.385-392.

8. Фромм Э. Ситуация человека - ключ к гуманистическому психоанализу. - В кн.: Проблема человека в западной фи­лософии. М., 1988.

9. Хайдегтер М. Письмо о гуманизме. - В кн.: Проблема че­ловека в западной философии. М., 1988.

10. Швейцер А. Упадок и возрождение культуры. М., 1993.

Глава VI. СУЩНОСТНО-ФУНКЦИОНАЛЬНАЯ

ХАРАКТЕРИСТИКА СОЦИАЛЬНОЙ РАБОТЫ

(опыт структурно-антропологического анализа)

V. •- . '*..

В начале 90-х годов одновременно со сменой социально-экономических и идейно-политических парадигм общественно­го устройства, в целом ориентированных на создание рыночно­го хозяйства и либеральные ценности, в социальную практику России вошло понятие "социальная работа". Впервые оно по­явилось в конце XIX века в наиболее развитых странах, и прежде всего в США. Однако в качестве социального института и профессии особого рода социальная работа оформилась лишь в 20-30-е годы XX века. К этому времени она стала предметом в системе высшего и среднего специального образования как учебная дисциплина. Социальная работа изначально носит междисциплинарный характер и находится "на стыке" фунда­ментальных, прикладных наук и общественных наук.

С точки зрения теории лингвистики понятие "социальная работа" имеет разнообразное толкование. Например, в ряде стран предлагался термин "социономия", который однако при­вился лишь в Швеции (и некоторых других северных странах).

И хотя в мировой социальной практике и общественном сознании на обыденном и научном уровнях понятие "социальная работа" существует уже более века, до сих пор не сложилось единого мнения относительно ее сущности, а также ее функциональных характеристик. Это объясняется тем, что социальная работа инструментально участвует в решении самых сложных социальных вопросов, затрагивающих сферы бытия и сознания. Речь идет о сложных взаимоотношениях между об­ществом и человеком. С одной стороны, социальная работа связана с понятиями гармонии бытия и сознания отдельного, конкретного человека, с определением смысла его жизни, воз­можностями для его самореализации, а с другой - с понятиями ответственности общества за саморазвитие и самодостаточность человека в рамках его социальных системных образований. И главная задача социальной работы состоит в защите коллек-

тивных интересов всего общества в целом, при этом не ущем­ляя, а наоборот, способствуя удовлетворению интересов от­дельного индивида. Противоречивый, диалектический характер социальной работы, а также постоянно меняющиеся парамет­ры, в рамках которых она осуществляется, препятствует фор­мированию единообразного и стабильного определения ее сущ­ности и функциональных характеристик.

Правда, одно, ставшее классическим, определение соци­альной работы, оно используется в западных источниках, когда социальную работу связывают с существованием "формально организованных и поддерживаемых обществом институтов, агентств и программ, направленных на поддержание семьи и личности, функции которых заключаются в сохранении или улучшении экономического положения, здоровья и межлич­ностного общения как всего населения, так и его отдельных групп".¹

Как явление социальная работа заключает в себе еще од­но глубинное противоречие, не нашедшее практически отраже­ния в научных работах: будучи рационалистической по своим функциям и объективной по своей сущности, социальная прак­тика оказания помощи на уровне человек - человек неизбежно включает в себя иррациональный и субъективный компонент, поскольку иррациональность и субъективизм являются неотъ­емлемым свойством человеческого существа (я имею в виду его чувства, эмоции, выходящие за границы разума и проявляю­щиеся на подсознательном уровне).

Тем не менее можно попытаться раскрыть сущность со­циальной работы как понятия и явления и определить ее функции по отношению к человеку и к обществу. Для этого обозначим уровни ее функционирования и покажем разновари-антность подходов, сложившихся в теории и практике по от­ношению к конкретным структурам социума и культуры, в ко­торых выступает феномен социальной работы, определим при-

чины, мотивы и механизмы приобретения социальной работой статуса научной дисциплины и социального института.

Поскольку социальная работа представляет собой много­ликий феномен, крайне важно обозначить рамки анализа ее сущности и функций. Это необходимо сделать еще и потому, что в общественной практике социальная работа существует в виде профессиональной и непрофессиональной деятельности, а на обыденном уровне сознания чаще всего воспринимается в своем непрофессиональном варианте (помощь бедным, не­счастным и угнетенным, то есть людям, нуждающимся в под­держке).

В данной статье подход к анализу сущности ограничен лишь институализированной формой социальной работы и не претендует на охват всего разнообразия этого вида социальной деятельности, затрагивая лишь отчасти ее непрофессиональный или парапрофессиональный варианты (на наш взгляд, он наи­лучшим образом соответствует тематике монографии, посвя­щенной исследованию философии социальной работы).

Во-первых, исходя из того, что социальная работа вписы­вается в контекст системы человек - общество и общество - че­ловек и решает в рамках этих отношений свои специфические задачи, попытаемся проанализировать ее сущность с точки зре­ния социально-философских, социально-антропологических и социологических подходов, рассматривая их развитие и изме­нение как ответ на смену парадигм общественно-научного зна­ния и их последующей эволюции в осмыслении сущности че­ловека и общества, места и роли человека в общественном раз­витии и, в конечном счете, моделей социума.

Во-вторых, если предположить, что основой социальной
работы явилась социальная помощь, представляющая собой
характерное явление человеческого общежития, то социальную
работу можно рассматривать как эволюцию социальной помо­
щи в рамках социальной истории, вписанной в контекст обще-
цивилизационных процессов. .-„_.,—..—, ..-,-..

В-третьих, сущностно-функциональная характеристика социальной работы может быть представлена в контексте куль­турологических и религиозных традиций как особого рода куль­тура бытия, оформившегося в процессе духовного и нравствен­ного развития человека. Здесь она выступает как конкретная психосоциальная практика, как способ изменения психологиче­ского состояния индивида, его личности, развития и самораз­вития его "Я", как процесс примирения индивида с превратно­стями судьбы, личностно-бытовых проблем на микро-, мезо- и макроуровнях.

Прежде чем начать анализ сущности и функций социаль­ной работы необходимо дать четкую характеристику самого понятия социальной работы, рассматривая ее как вид опреде­ленной социальной деятельности. Несмотря на обилие литера­туры, трудно найти более или менее ясную и полную формули­ровку, которая бы сочетала все многообразие подходов теорети­ков и практиков по этому вопросу. Сегодня социальные работ­ники решают разноплановые задачи в разных сферах жизнедея­тельности современного общества и на разных социальных уровнях. Одни интенсивно работают с индивидами и семьями, другие с малыми группами, третьи с организациями или целы­ми общинами. Некоторые имеют дело преимущественно с детьми, другие с пожилыми. Одни работают консультантами и психотерапевтами в медицинских учреждениях, другие трудятся в сфере социального планирования, третьи занимаются адми­нистративной работой, а четвертые заняты поиском финансо­вых ресурсов для осуществления социальных программ и про­ектов. Многообразие направлений в социальной работе, с од­ной стороны, позволяет увидеть весь спектр социальных про­блем современного общества и разновариантность их решения, а с другой - является препятствием для определения ее сущ-ностных и функциональных характеристик. Не случайно по­этому проблема научного определения профессиональной со­циальной работы с самого начала ее институализации постоян­но находилась в центре внимания обществоведов, политиков, а

также самих профессионалов, занятых оказанием социальных услуг. Тем не менее, обобщая взгляды специалистов, можно сформулировать понятие социальной работы как профессио­нальной деятельности, направленной на гармонизацию лич­ностных и общественных отношений через оказание помощи отдельным индивидам, группам людей и общностям, испыты­вающим затруднения в социальном функционировании.

Именно к этому понятию более всего тяготеет феномен социальной работы, получивший наиболее бурный рост в 40-50-е годы, когда многие западные страны приняли на вооруже­ние концепцию "государства благосостояния",¹ которая во многом по-новому поставила вопрос о соотношении личности и общества, а также об ответственности общества за благополу­чие его членов и за создание условий для их самореализации.

В повседневной социальной практике понятие "социальная работа" используют для обозначения конкретных практических действий по оказанию экономической, психоло­гической, информационно-консультативной или иной помощи больным, немощным, социально незащищенным или социаль­но дезадаптированным людям, нуждающимся в поддержке и защите извне, а также коррекционной или реабилитационной работы с лицами асоциального или девиантного поведения. При этом используются принципы, методы и подходы обще­ственных наук к решению социальных и гуманитарных про­блем.

1. Социальная работа и общественные науки

Исключительно важным для понимания современной концепции социальной работы является разное отношение раз­личных обществ к самому понятию человека и его социального состояния. В одних культурах бедность и другие социальные

проблемы человека связывались с его нерадивостью и ле­ностью, что нашло свое отражение, например, в консерва­тивной идейно-политической концепции. В других обществах нужда человека рассматривалась как временное явление, как личностная и одновременно общественная драма, субъектом которой может стать любой. Эта позиция нашла свое отражение отчасти в либеральной идеологии, а также в некоторых ради­кальных социальных теориях и моделях современной социаль­ной практики. Обратимся к некоторым из них.

Социальная политика и социальная работа зависит от сущности доминирующей в обществе социальной теории. Сре­ди основных социальных теорий, существующих в мире и стремящихся определить сущность человека и его место в соци­альном прогрессе, можно выделить следующие. Это, прежде всего, социальная теория, основанная на идеях Адама Смита, согласно которой общество успешно функционирует в случае общественного невмешательства в социальные процессы, раз­вивающиеся в условиях рыночной экономики. Рынок, согласно данной теории, представляет собой возможность определить стоимость не только каждой вещи, но и каждого человека. Если люди недополучают за свой труд, то такова цена их труда на рынке. Любое вмешательство в этот процесс замедляет продви­жение общества к своей цели - к достижению социального процветания. Ответвлением такой социальной теории является социальный дарвинизм. В соответствии с этим учением делает­ся вывод, что в условиях рыночной экономики выживают наи­более сильные и закаленные, которым принадлежит будущее, и нет никакой необходимости помогать слабым, так как это лишь ослабит все общество в целом, потому что любые социальноо-риентированные меры в конечном счете расшатывают устои рыночной экономики. Некоторые представители социального дарвинизма признают благотворительность лишь как форму развития души филантропа. В соответствии с этой теорией, которая имеет распространение в ряде государств, выработана технология оказания социальной помощи или технология со-

циальной работы, которая может быть сведена к следующим положениям:

- социальная помощь должна оказываться просящему са­мым неприятным для него образом, с тем чтобы она ассоции­ровалась с чем-то оскорбительным;

- принимающий помощь обязан отработать ее любым способом;

- уровень материальной помощи должен быть настолько низким, чтобы у получающего не возникало желания постоян­но жить на пособие, не работая;

- для получения необходимо, чтобы нуждающийся про­жил в данном месте какое-то время и не имел возможности получить работу в течение определенного срока и т.д.;

- следует предпринять меры, направленные на то, чтобы стимулировать человека на труд и не оказывать помощь тем. кто добровольно бросает работу.

Иными словами, сущность социальной работы для пред­ставителей этого учения заключается в стимулировании работо­способности и в оказании помощи в первую очередь сильным.

Другие социальные теории исходят в своей оценке чело­века и его места в сложной социальной структуре из того, что первично в нем - добро или зло. Здесь мнения расходятся, как и понимание самой социальной работы. Одни согласны с утверждениями Томаса Гоббса, что условия, в которых разви­вался человек, превратили его в существо, полностью лишен­ное добродетели, которому нельзя ни в чем доверять, поскольку дьявольские пороки в нем преобладают над добротой и гуман­ностью.¹ Такую точку зрения разделяют ряд современных за­падных ученых, в частности, социальный антрополог Конрад Лоренц, согласно которому одной из основных черт характера современного человека является агрессивность как инстинк­тивная форма самозащиты.² Люди, как считают представители

этого направления социальной теории, по своей природе агрес­сивны, злы, опасны, им нельзя доверять.

То есть, если в качестве исходной антропологической
концепции человек воспринимается как воплощение зла, то
социальная работа будет определяться как система мер, направ­
ленных на борьбу со злом и его проявлениями, включая и де-
виантное поведение. Отсюда и такие социальные проблемы,
как бедность, психические отклонения, внебрачная беремен­
ность, насилие в семье и в социуме воспринимаются как след­
ствие зла, характеризующего имманентное качество человека, а
не как следствие несовершенства социума и социальных ус­
ловий, в которых находится человек. Поэтому согласно данной
антропологической традиции сущность социальной работы
должна сводиться к коррекции человека, к наказанию за поро­
ки, к отказу от чистой благотворительности и всепомогающих
техник и технологий. ..-',<.-.

Представители данного направления в мотивации пове­
дения человека считают, что каждый стремится к самореализа­
ции. Путь человека к самореализации, согласно одному из наи­
более известных социальных психологов Абрахаму Маслоу,
лежит через осуществление или удовлетворение потребностей,
выстроенных в определенной иерархической последователь­
ности, часть из которых является общей для всех, а часть -
строго индивидуальна.¹ .,.,,

Для сторонников такой концепции социальной работы характерны такие черты:

- во-первых, они устанавливают строго иерархическую шкалу потребностей, которые, по их мнению, являются об­щими и обязательными для самореализации каждого человека;

- во-вторых, эти потребности идентифицируются с ценно­
стями; « .-V .

- в-третьих, они как бы оставляют индивида наедине со своими потребностями, не обращая особого внимания на то.

что удовлетворение этих потребностей происходит не в вакууме - системе индивида, а в какой-либо социальной среде. И то, создаются ли в этой среде условия для удовлетворение потреб­ностей или нет, зависит не от конкретного индивида, а от ха­рактера общественных отношений, существующих в данном обществе в данный исторический период;

- в-четвертых, сторонники этого направления не диффе­ренцируют потребности человека и их иерархическое располо­жение на шкале ценностей в зависимости от физического, ин­теллектуального, психического и других параметров, опреде­ляющих состояние человека.

Словом, социетальная среда фактически исключена из окружения человека. Это свойственно практически всем психо­логически ориентированным моделям социальной работы. Од­нако известно, что самореализация человека не может носить абстрактный характер и реализоваться вне социетальных рамок. Без сомнения, каждый индивид вольно или невольно стремит­ся к самореализации, но не всегда для самоудовлетворения. Это объясняется тем, что он является социальным существом, и оценка его деятельности происходит в рамках общества или, по крайней мере, в рамках того социетального слоя, к которому он принадлежит.

Существуют яркие примеры, когда человек не получает оценки общества, и чтобы привлечь к себе внимание, он может пойти на совершение асоциальных поступков и даже преступ­лений. И, наоборот, стимулирование индивида положительной оценкой с раннего возраста ведет к формированию его как цельной и целеустремленной личности, неспособной к асоци­альным действиям.

В рамках данной научной парадигмы ведется борьба во­круг учения о потребностях, которое хотя и распространено среди школ социальной работы, однако далеко не всеми приня­то как истинное. Концепция Эриха Фромма, поддержанная рядом ученых-обществоведов, исходит из того, что мотивация представляет собой лишь основу привычек, которые человек

приобретает в отношениях с людьми. Формирование этих при­вычек лежит в основе организации различных социальных ин­ститутов, в том числе и политических, и является не имма­нентным, а производным качеством человека.¹

Дороти Ли вступает в полемику с Маслоу. Она считает, что потребности являются производными от ценностей, а по­этому в основе поведения человека лежит не сумма потребно­стей, а ценностные установки.² В чем же, с ее точки зрения, различие между этими двумя понятиями, столь часто встре­чающимися в работах социальных философов, антропологов и теоретиков социальной работы? Основная межа различия про­ходит в понимании добра и добродетели. Если принять точку зрения Маслоу и его сторонников, согласно которой человек самореализуется в процессе удовлетворения своих потреб­ностей, то можно утверждать, что счастливый человек - это человек, хорошо приспособившийся к жизни. В этом случае сущность социальной работы будет заключаться в коррекции потребностей человека, а не в изменении условий формирова­ния и удовлетворения его потребностей.

Данное направление в социальной работе особенно разви­то в тех обществах, где господствует убеждение, что люди рож­даются в грехе, имманентно греховны и должны по доброй воле стремиться к преодолению присущих им дурных черт или по­рочных потребностей.

Проблема мотивации поведения человека является пред­метом дискуссий во многих социальных теориях. Существует точка зрения, согласно которой потребности человека произ-водны от культуры в ее широком понимании. Например, для западноевропейской культуры свойственна потребность в инди­видуализме, а для восточноевропейской - в коллективизме, со-

борности как элементе духовности. Поэтому и основное на­правление в социальной практике Запада - это индивидуальная работа с клиентом, основанная на принципах индивидуальной психологии, а на Востоке - коллективная или групповая.

Западные обществоведы и теоретики социальной работы придают исключительную роль мотивации в поведении челове­ка, считая, что социальные потребности или ценности являют­ся преобладающими в шкале ценностей. Они объясняют это тем, что сама экономическая жизнь человека погружена в его социальные отношения. Достижение материальных ценностей индивид рассматривает как средство защиты своего социально­го положения и одновременно своих социальных требований.¹

Определяя значение теорий мотивации поведения челове­ка для развития социальной работы, можно утверждать, что необходимо рассматривать людей как самореализующихся лич­ностей, действующих в нашей среде, которая формирует и саму личность, и шкалу личных и общественных потребностей или ценностей. Если принять за основу эту концепцию, то главным направлением теории и практики социальной работы должен быть поиск оптимальных вариантов создания условий для са­мореализации и оценки человека, а также поиск возможностей и предоставление социальных услуг, которые могут помочь ин­дивидам получить высшее образование, а затем продолжить научно-исследовательскую деятельность. Для этих целей нужно создать специальные фонды социального развития.

Жан-Жак Руссо - основоположник противоположного направления в определении сущности человека. Согласно его антропологическим воззрениям, человек по своей приро­де добр, а зло проявляется лишь во внешних условиях, с которыми он сталкивается во время своей жизни. Сторонни­ки концепции, заложенной во взглядах Руссо, исходят из того, что жизненные трудности, в которых может оказаться

тот или иной человек, являются отражением конкретных социетальных условий.

Сторонники другой точки зрения занимают дуалисти­ческую позицию в отношении того, что лежит в основе че­ловека - добро или зло. Они делят общества на богатые и бедные. Процветающие общества могут позволить себе более широкие свободы, в том числе и свободу выбора. Преобла­дание богатых людей, по мнению американского социолога Джона Романишина, само по себе нивелирует зло.¹ Отсюда социальная политика и социальная работа должны быть ори­ентированы на наказание или порицание людей, имеющих социальные проблемы.

Сущность такого подхода заключается в том, что только рыночное мышление определяет организацию общества и мо­тивацию людей. Поэтому бедность, нищета и многие другие социальные проблемы представляют собой раздражение, на которое индивид должен отвечать производительным трудом. Это раздражение служит стимулом для того, чтобы трудиться, оно крайне необходимо, чтобы преодолеть присущую человеку леность, пассивность, инертность.

Разные теории общественного устройства, на которых строятся подчас различные социальные практики, в своих исто­ках отличаются в понимании природной сущности человека. В западной социальной практике, несмотря на борьбу идеологий, продолжает господствовать рационалистическое направление общественной мысли, в соответствии с которым именно гре­ховность является имманентной чертой индивида, а мотивация его поступков связана с рыночными отношениями, основан­ными на принципе спроса и предложения, а также на необхо­димости рыночной конкуренции как формы естественного от­бора. В этих условиях выживает сильнейший, приносящий наибольшую пользу обществу, и одновременно, реализующий свои потребности.

Не вдаваясь в детали, можно утверждать, что теория и практика социальной работы опирается на многие, ставшие классическими для большинства общественных наук, социаль­но-философские системы. К их числу необходимо отнести марксизм, социал-дарвинизм, теорию социального действия и таких мыслителей, как Карл Маркс, Макс Вебер, Эмиль Дюрк-гейм, Георг Зиммель, Джордж Герберт Мид. В свете измене­ний, которые претерпели различные общества, марксизм, на­пример, в его анализе макроструктур и макропроблем дополнен исследованием повседневного бытия человека, малых групп. В этом направлении были сконцентрированы усилия ученых-обществоведов из так называемой Франкфуртской школы. Наиболее значительное влияние на социальные науки, в том числе на теоретическую и практическую социальную работу, оказали такие обществоведы, как немецкий философ и социо­лог Юрген Хабермас, французы - историк и философ Мишель Фуко, а также социолог Пьер Бурдье, которых также считают классиками современного этапа социальной работы.

Им предшествовали американцы Толкотт Парсонс и Ро­берт Кинг Мертон, немецкий ученый Ральф Дарендорф, кото­рые изучали общество развитого капитализма, в основном про­должая традиции "классиков" XIX века, и оказали значительное влияние на развитие теории и практики социальной работы в первой половине XX века. Для этого периода также характерно, что на формирование взглядов ученых и практиков социальной работы влияла не одна, а сразу несколько общественно-научных традиций. Это, во-первых, структурализм со смежной ему объяснительной моделью - функционализмом; во-вторых, феноменология со смежными ответвлениями - экзистенциа­лизмом и герменевтикой; в-третьих, теория действия со смеж­ной ей проблемой рациональности; и, наконец, в-четвертых, марксизм, который получил, как тогда считалось, свое реальное воплощение в социальной практике "победившего социализма". Однако и этого недостаточно сказать.

На формирование теории и практики социальной работы XX века оказали также свое значительное и непосредственное влияние такие традиции, как позитивизм и особенно психоана­лиз Фрейда. Причем позитивизм сыграл свою особую роль прежде всего как методологическая традиция, как способ дей­ствия при изучении общественных отношений, как исследова­тельская традиция в социальной работе. А психоанализ, поми­мо методологии практики, сыграл большую роль для многих в попытках связать теорию общества с теорией человека, оказав прежде всего непосредственное влияние как на социальную антропологию в качестве научной базы, так и на практическую социальную работу, в значительной степени психологизировав ее. Характерно, что "социальное" в XX веке стало объектом психологического знания. Психология сыграла немаловажную роль в развитии самого явления "социального". Она конституи­ровала индивидуальную субъектность и интерсубъектность как потенциальные объекты анализа социальной реальности, кото­рые проявляются в личности, ее отношениях, групповой дина­мике, личностной экологии, адаптированностп, дезадаптации и т.д. Психология помогает человеку сделать жизнь осмысленной, реализовать индивидуальную субъектность, оптимизировать жизненное пространство, развивать жизненные силы, оказы­вать помощь нуждающимся не только формально-организационно, но и личностно-осознанно.

Социальная работа как ее теоретический вариант, так и реальная практика вписывается в контекст общецивилизацион-ного развития идей в области общественных наук и социальной практики последних двух столетий. Ее сущностно-функциональная характеристика может быть представлена в свете основных идей общественно-научной мысли современно­го этапа общественного развития. Как и для всех общественных наук, так и для всех видов социальной практики современности социальной работе присуща полипарадигмальность и вариатив­ность моделей. Например, когда речь идет о традиционной со­циальной работе на индивидуально-личностном уровне, это

прежде всего психолого-ориентированные модели. Среди них психодинамические модели, основу которых составляет модер­низированный фрейдизм, эгопсихологнческая модель и транс-акциональнып анализ. Еще одна группа моделей практической работы использует бихевиористские теории. Кризис-интервентная и задача-ориентированная модели представляют собой нечто среднее, тяготеющие как к психодинамике и эго-психологии,так и к бихевиоризму.

Специалисты социальной работы принимают деятельное участие в функционировании сложной системы "общество -человек" "человек - общество". При этом их функции чрезвы­чайно многоплановы. Пользуясь теорией ролен, достаточно популярной в социальной науке, можно определить несколько функций социальной работы в процессе социального действия. Характеризуя роли социального работника ряд авторов¹ исходит из того, что профессионал - социальный работник выполняет несколько ролей в отношениях системы "человек - общество". Наиболее адекватными современному состоянию социальной практики, на их взгляд, являются роли координатора, посред­ника, защитника, организатора и инноватора. Так, в роли коор­динатора, социальный работник соединяет клиента с необходи­мыми ресурсами. Когда проблема заключается в нарушенных социальных трансакциях, специалист-профессионал выступает в роли посредника, помогая клиенту и организации, а также социальной "сети" (системе связей) соединиться наиболее эф­фективным способом. Если его посреднические усилия не сра­батывают, социальный работник может взять на себя роль за­щитника, чтобы создать более эффективные взаимоотношения в системе "человек - среда". В роли организатора социальный работник мобилизует неформальную систему помощи, самоза­щиту или самопомощь или помощь группы, чтобы противосто­ять социальной и эмоциональной изоляции. В качестве инно-

ватора социальный работник может действовать так, чтобы за­полнить брешь или внести новое в социальное обслуживание, в выполнение социальных программ или в создание новых или пополнение существующих социальных ресурсов.

Особенностью характеристики профессиональной соци­альной работы является то, что помощь как таковая не само­ценна, она всегда функциональна. Это, скорее, средство для достижения высшей цели социальной работы как вида соци­альной деятельности. Основные усилия целенаправленных дей­ствий специалиста-профессионала ориентированы на создание условий, при которых объект (клиент) будет социально функ­ционировать на принципах самодостаточности, то есть в целе-полагание изначально закладывается двуединый принцип: ин­тересы индивида как самостоятельной целостной системы и интересы общества, также как самодостаточной целостной си­стемы. При этом необходимо подчеркнуть приоритет личности, которая рассматривается как уникальный и неповторимый субъект. Вот почему особенно важным для социальной работы становится нравственно-этический компонент. Система ценно­стей в социальной работе включает в качестве основопола­гающей уважение чести и достоинства человека.

Итак, несмотря на многообразие научных концепций, па­радигм, теоретических построений для практической социаль­ной работы ее сущностно-функциональная характеристика, однако, может быть выражена в деятельности, направленной на изменение, которое в конечном счете ориентировано на содей­ствие в гармонизации отношений между отдельными индиви­дами, индивидом и группой, индивидом и социумом, обще­ственных отношений в целом, обеспечение социального благо­состояния его граждан, формирование чувства личной ответ­ственности за коллективное благосостояние со стратегической перспективой на устойчивость развития конкретной социаль­ной системы.

2. Социальная работа и социальная история

Границы социальной работы как сферы социального дей­ствия могут быть определены лишь в конкретных простран­ственно-временных координатах. Это связано с тем, что парал­лельно с развитием как самого общества, так и индивида воз­никает ценностная система, социальные и гуманитарные про­блемы, а также теоретические и практические подходы к их разрешению. Сфера деятельности социальной работы расширя­ется одновременно в соответствии с неизбежным расширением и усложнением сферы социальных связей в обществе. Поэтому социальная работа не могла не быть вписана в общецивилиза-ционный исторический процесс и явилась отражением эволю­ции социальной практики в отношениях человека и общества, атрибутом, как часто говорят в литературе, современного об­щества.

Основу социальной работы составляет общественная по­мощь личности. Поэтому для того, чтобы определить с истори­ческой точки зрения основные сущностно-функциональные характеристики социальной работы на современном этапе об­щественного развития необходимо выяснить генезис социаль­ной помощи в ретроспективе эволюции общественной помощи в социальную работу.

В результате археологических раскопок и антропологиче­ских исследований ученые пришли к выводу о том, что в древ­них обществах, именуемых "примитивными", применение примитивных орудий труда и быта заставляло людей жить и действовать как единое целое, деля равным образом заботу о ближнем, наряду со средствами существования. Именно со­вместные эгалитарные действия позволили человеку совершить качественный скачок в обеспечении своей жизнедеятельности, установить свое господство над природой, казавшейся тогда враждебной ему, и совершенствовать саму суть человека.¹

>'г В так называемых примитивных обществах, члены кото­рых постоянно испытывали голод, пища никогда не была при­чиной социальных трений и конкуренции. Наоборот, она слу­жила элементом укрепления социальности вследствие того, что сам акт разделить пищу с кем-то являлся формой проявления воспитанности и добродетели. Доброта преобладала над жад­ностью уже даже потому, что сохранение или укрепление соци­альных связей имело тогда чрезвычайно важное значение. По свидетельствам очевидцев, наблюдавших нравы и обычаи, на­пример, аборигенов, населявших современную Америку, эти общества обладали развитыми социальными системами, осно­ванными на принципах взаимопомощи.¹

Анализ многочисленных свидетельств о жизни прими­тивных обществ позволяет сделать предварительное заключение о том, что для создания социальной системы с преобладающей характеристикой взаимопомощи не обязательно иметь высоко­развитую экономику. Для этого необходимо, чтобы в данном обществе существовало ценностное понятие заботы о ближнем, которое является частью или элементом социального прогресса.

Рассматривая общецивилизационный процесс развития
человеческого общества, мы обнаружим, что забота о членах
общества проявлялась в Древнем Египте (2700 - 2200 в. до н.э.).
Это была, прежде всего, забота о сохранении трудовых ресур­
сов, которая являлась прерогативой государства, заинтересо­
ванного в поддержании жизненного уровня людей, занятых на
общественных работах - строительстве каналов, пирамид, гроб­
ниц и храмов и предотвращении голодных бунтов, угрожающих
стабильности государства.² .">v-; -" '--''г,'

Для реализации своих социальных задач государство Древнего Египта применяло методы централизованного плани-

рования производства и распределения продуктов питания по различным регионам, а также определенную миграционную политику. Подобная ситуация прослеживается и в Древнем Китае, где правительство еще в 1 веке до н.э. разработало осно­вы своей социальной политики, включавшей в себя три обяза­тельных элемента в условиях чрезвычайных ситуаций: бесплат­ное (или же за минимальную плату) распределение зерна; ис­пользование всех пустующих полей для засева бесплатным зер­ном; переселение голодающих в благополучные регионы стра­ны.¹ Такая политика свидетельствовала об ответственности правительств за своих людей, хотя и простиралась лишь на пе­риод чрезвычайных ситуаций.

История древнего государства Вавилон свидетельствует о том, что деятельностью, направленной на оказание социальных услуг населению, занимались не только государственные струк­туры, но и такие экономически устойчивые единицы, как куль­товые храмы. Они служат прообразом "агентств по оказанию социальной помощи". В отличие от государства их деятельность носила постоянный характер. Под опеку храмов попадали раз­личные категории людей: военнопленные, полученные в пода­рок или купленные рабы, незаконнорожденные, а также дети из бедных семей, отданные в храм во время голода.² Благодаря оказываемой социальной помощи различным категориям людей храмы превращались в мощную социальную и политическую силу, опирающуюся на поддержку широких слоев общества.

Особое место в развитии социальной практики занимают иудейские общества. Возникнув в специфических географиче­ских условиях (в пустыне), общество стремилось к нивелирова­нию противоречий между эгоистическими интересами лич­ности и коллективными интересами общества в целом в самом процессе борьбы за выживание. Возможно, это и явилось одной

из основных предпосылок для формирования религиозного альтруизма, свойственного иудейскому обществу, которое соз­дало целую систему социальной помощи, основанной на любви к ближнему. Эта система действовала через законодательно установленные налоги, которые не позволяли сосредоточить сверхбогатство в руках немногих и вели к перераспределению доходов среди нуждающихся. Иудейские общества заложили в своей основе и принципы благотворительности.

С точки зрения современной социальной работы в иудей­ской культуре социальная помощь проявлялась в двух элемен­тах: в определении поведения самого человека, в обязанности которого вменялась трудовая деятельность, и в определении заботы общества об обеспечении нуждающихся пищей¹. Одна­ко даже те скудные сведения из истории Древнего Мира отно­сительно развития общественной помощи позволяют сделать вывод, что в основном эта помощь носила прагматический ха­рактер. Она явилась отражением потребности общества в обес­печении его трудовыми ресурсами, смягчении последствий со­циальных волнений, приносящих обществу разрушения и чело­веческие жертвы и препятствующих стабильному развитию экономики, а также потребности в объединении общества во­круг государства и правительства для его укрепления и для за­щиты национальных интересов.

Среди способов реализации социальной политики наибо­лее распространенными были: централизованное планирование распределения продуктов питания, общественных ресурсов и средств существования людей; налоговая система, позволяющая накапливать средства, необходимые для оказания помощи нуж­дающимся. Характерно и то, что среди общественных ценно­стей во многих культурах Древнего Мира заложены основы концепции благотворительности как проявления заботы о ближнем, то есть присутствовало понятие добродетели, готов-

ности оказать помощь ближнему еще до того, как за ней обра­тятся. Примечательно и то, что для формирования понятия и практики социальной помощи не обязателен высокий уровень экономического развития. Достаточно понимания того, что равное распределение общественных благ является элементом выживания общества и его солидарного развития.

Общественная помощь в основном инициировалась в древних обществах власть имущими и осуществлялась через государственные или религиозные институты, которые в своей практике исходили из понимания ответственности - одни за своих граждан, другие - за свою паству. Финансовой основой оказания помощи нуждающимся через государство и церковь были различные формы налогов или церковных податей.

В средние века концепция социальной политики стала за­висеть от уровня экономического развития, а также религиоз­ных и социальных факторов. В этот период возникает новая организационная форма помощи нуждающимся и бедным -гильдии. Гильдии представляли собой систему социальной вза­имопомощи, а также оказывали благотворительную поддержку своим членам. Они строили и содержали больницы, кормили нуждающихся во времена голода, распределяли между ними зерно, предоставляли приют обездоленным.¹ Другой формой формирующейся социальной системы помощи стали частные фонды, созданные на пожертвования филантропов. На их сред­ства создавались приюты, больницы, выдавались пособия на погребение.

Историю развития социальной работы современного общества обычно связывают с развитием и расцветом про­мышленного капитала, что повлекло за собой основопола­гающие изменения западной общественной структуры (возникновение в обществе качественно иного типа связей между человеком и обществом). Не без оснований поэтому западное общество определялось часто взаимозаменяю-

щимися понятиями, такими как "буржуазное", "капиталистическое" или "рационалистическое общество".

Конкретные пространственно-временные рамки социаль­ной работы не исчерпываются периодом формирования про­фессиональной социальной работы. Свой новый виток разви­тия социальная работа получила вместе с новым витком в раз­витии социальной науки и практики в обществе семидесятых, или даже скорее восьмидесятых и девяностых годов. Для этого периода характерно основополагающее изменение в произ­водстве промышленной продукции со все более высокой сте­пенью автоматизации и компьютеризации (и, следовательно, уменьшение числа промышленных рабочих), появление само­стоятельного и развитого "сектора обслуживания", а позже и "социального сектора", в котором самую значимую роль играют социальные работники (по тендерному составу преимуществен­но женщины).

Эти социальные перемены отразились и на социальной сфере и на характере помогающих услуг на уровне "человек -человек". Кроме того, западные государства благосостояния в восьмидесятые годы оказались перед лицом множества новых проблем, частично связанных с тем, что дальнейшее развитие в условиях столь же быстрого экономического роста стало невоз­можно, как прежде, а поэтому и невозможно стало расширять в количественном отношении сферу формализованных социаль­ных услуг, сферу социальной работы. Частично это обусловлено тем, что появились новые общественно-политические движе­ния, выдвигающие новые социальные требования в отношении качественных параметров жизни человека. В социальной работе они выразились в радикальных направлениях, основанных на возврате интереса к наследию марксизма, а также в попытках создать новую парадигму общественной мысли, например, на основе феминистских воззрений.

Вместе взятые, эти основополагающие перемены, по мне­нию большинства обществоведов, столь же значительны и по-воротны, как замена капиталистическим индустриальным об-

ществом феодального земледельческого общества; они объяс­няют всю сложность и многоплановость социальной работы как феномена XX века, ставшего неотъемлемой частью современно­го общества и его политической надстройки.

3. Социальная работа и социально-политическая антропология

Сущностно-функциональная характеристика социальной работы не будет достаточно полной, если не рассмотреть ее че­рез призму науки о власти.

Социальная работа осуществляется при помощи социаль­ного института, цель которого заключается в том, чтобы прово­дить в жизнь социальную политику государства, содействовать нормальному функционированию социальной среды и поддер­живать социальную стабильность в обществе посредством оп­тимизации жизнедеятельности человека. Она входит в систему социальных институтов, которые рассматриваются как сово­купность различных форм организации и регулирования обще­ственных отношений, системы специальных учреждений, норм, социальных ролей, обеспечивающих реализацию функций, не­обходимых для существования и развития социальных общно-стей или общества в целом (например, семья, государство, пра­во, мораль, армия, суд и др.). Как социальный институт соци­альная работа выполняет особую дополнительную функцию, представляя собой устойчивую систему социальных связей, от­ношений, идей, обеспечивающих поддержку жизненных сил "слабых" общественных групп и отдельных индивидов.

В понятие данного социального института входят государ­ственные учреждения, общественные и частные организации, составляющие целостную систему социальной защиты, соци­ального обеспечения и социального обслуживания населения; высшие и средние специальные учебные заведения, готовящие специалистов для отрасли, а также религиозный институт, ока­зывающий влияние вместе с другими идеологическими инсти­тутами на формирование системы общественных ценностей. Для определения функций института социальной работы мож­но использовать методологию структурно-функционального

анализа, основы которой заложены Огюстом Контом, Гербер­том Спенсером, Эмилем Дюркгеймом и развиты Тол котом Парсонсом.

В связи с тем что социальная работа заключает в себе внутреннее глубинное противоречие, с одной стороны, она призвана экзистенциально помочь личности стать субъектом общественного бытия, способствовать ее индивидуализации, задействовав личностные и общественные ресурсы, а с другой стороны, как социальный институт, должна выполнить соци­альный заказ государства, свои социальные функции по под­держанию социального порядка в обществе. Именно поэтому-то среди ученых-обществоведов нет единодушия по поводу по­литической функциональности социальной работы. Сущност-но-функциональная характеристика социальной работы тесно связана с понятием социального благосостояния человека и общества. Это понятие в самой общей форме можно сформули­ровать лишь как интенцию, стремление к созданию общества, каждый член которого имел бы возможности для реализации своих потребностей, развивался бы согласно присущим данно­му обществу ценностям и был бы защищен обществом от ка­ких-либо социальных и природных катаклизмов.

Все зависит от того, чьи политические интересы защи­щает институт социальной работы. Для представителей как ли­беральных, так и консервативных идейно-политических взгля­дов, любая социальная система вместе со своими социальными институтами действует в целях сохранения социального поряд­ка, существующего status quo. Если же в основу отношений "человек - общество" заложить концепцию конфликта (такие социально-философские концепции достаточно популярны в общественной мысли), тогда социальная работа вольно или невольно будет направлена против интересов эксплуатируемых классов, социальных групп и, в конечном счете, против интере­сов конкретных индивидов, входящих в эти общности и прибе­гающих к помощи данного социального института.

Безусловно, никакое современное государство не может позволить, чтобы природные или социальные катаклизмы мог­ли бы оказать решающее воздействие на условия жизни его граждан. Поэтому любое современное индустриально развитое государство имеет социальные программы, которые реализуют­ся в большинстве своем через институт социальной работы. Цель этих программ заключается в защите взрослых и детей от социальных рисков, от деградации.

Социальная работа, являясь частью концепции социаль­ного благосостояния, в этой связи может быть определена как не приносящая прибыль функция общества. Она носит обще­ственный, частный или добровольческий характер и направлена на смягчение стрессовых состояний или бедности, возни­кающих при ухудшении условий развития общества.¹

Конечно же, это довольно узкое понимание концепции социального благосостояния. В более широком смысле соци­альная работа как часть социального благосостояния может определяться как организованные действия добровольных или правительственных агентств, направленные на предотвращение социальных проблем, уменьшение их последствий или оказание помощи в решении существующих социальных проблем или действия, направленные на улучшение благосостояния отдель­ных лиц, групп и общин.

В девяностые годы взгляды на государство благосостояния значительно изменились. Практически все политики Запада говорят о кризисе концепции "государства благосостояния" (или социального государства). Это отражается и на состоянии социальной работы. В странах Запада повсеместно урезываются отчисления на проведение социальных программ. В настоящее время специалисты социальной работы столкнулись с пробле­мой безработицы, хотя еще в восьмидесятые годы практически везде ощущалась нехватка работников социальной сферы. Госу­дарство благосостояния ищет пути преодоления кризиса пред-

ложенной социально-идеологической модели, в частности, че­рез переход на смешанные формы предоставления социальных услуг.

В области социальной политики начинают доминировать взгляды неоконсерватизма: изменяются подходы к личной от­ветственности за социальные проблемы, наблюдается распад общественного сектора в условиях безраздельного господства рыночной идеологии. Что же касается представителей власти, разделяющих взгляды либеральной и консервативной идеоло­гии, то в области социальной политики преследуемые ими ин­тересы тесно переплетаются между собой и, как правило, не выступают в чистом виде.

Понятие социальной работы как социального института выработалось в результате сложного исторического процесса, одним из инструментальных констант которого являются обще­ственная помощь на социетальном уровне и взаимопомощь на индивидуально-личностном уровне. На его формирование ока­зало влияние отношение того или иного общества к самому человеку в сложной социально-политической и экономической структуре, культурно-исторические и духовные традиции, свой­ственные той или иной общности, деятельность превалирую­щего в обществе института власти.

4. Социальная работа и культурно-религиозная антропология

Очевидно, что одна из функций социальной работы со­стоит в том, чтобы адаптировать психику человека к реаль­ной действительности, внести элемент психологического равновесия, ослабить дух воинствующего индивидуализма, укоренить в сознании элемент коллективизма, сопричаст­ности, солидарности, соучастия, то есть способствовать соз­данию обстановки социальной безопасности и нивелировать социальные риски. Основная идеологическая цель социаль­ной работы заключается в униформном изменении обще­ственного сознания: от культуры индивидуалистической к культуре солидарного участия. На этом изначально создава-

лась и создается сейчас прагматическая основа социальной работы в культурах западных стран.

В России же господствующая культура требует вариа­тивности, альтернативности, а также примата общего инте­реса над личным, который проявляется через феномен об-щинности и соборности, о чем писали многие русские мыс­лители: среди них Николай Бердяев, Сергей Соловьев, Васи­лий Розанов, Константин Леонтьев и др.¹ Сознание русских воспринимает индивидуализм, чистый прагматизм, сверхэго­изм, свойственный другим культурам, как отступление от заповедей Бога или законов Природы с ее философией со­вести и милосердия.

Признавая равенство и самобытность различных куль­тур, мы все же берем на себя смелость утверждать, что су­ществует два параметра, выверенные временем. Они харак­теризуют ту или иную культуру, непременной частью кото­рой является социальная работа:

- количество и качество простора для духа, сопря­женного с традициями, куда должно отнести и все, что свя­зано с национальным фактором, а также идеалом;

- уровень социальной организации человеческой общи­ны на ее нижних, самых важных уровнях.

Эти два параметра связаны с тем, что различные виды объединений, контактных общностей людей по-разному воз­действуют на формирование индивидуально-личностных ка­честв человека, осуществляют социальный контроль, дают простор для свободного развития, волеизъявления, различ­ных видов деятельности, социальной самозащиты, защиты с использованием социальных учреждений. Но ничто так сильно не воздействует на развитие личности, ее защиту или разрушение, как микросреда.

Следует подчеркнуть, что для каждого типа социаль­ности и вида совместной жизнедеятельности людей харак­терны не только определенные условия для свободного раз­вития как своеобразной индивидуальности личности, реали­зующей себя в большей или меньшей степени, но и меха­низмы лишения человека его "индивидуальности", подчине­ния индивидуального общему и особенному. Так, в рамках отношений личной зависимости мощным фактором форми­рования индивида, его индивидуально-личностных качеств и одновременно его подчинения той или иной общности была традиция. Традиционные механизмы регламентации созна­ния и поведения людей содержат весьма жесткие требова­ния, которые не может игнорировать практика социальной работы. Ни биологические предпосылки, ни социальные условия сами по себе или в сочетании друг с другом еще не могут вполне сформировать индивидуальность человека, ес­ли эти источники индивидуализации не соединяются с тре­тьим компонентом - собственной деятельностью, внутренней активностью самого индивида.

Российская культура значительно уступала западной по уровню социальной организации первичных ячеек быта, ко­торая должна учитывать определенные материальные изме­рения, а также все, что входит в понятие социальной работы. Речь идет о констатации факта, что по количественным и качественным показателям уровня бытовых услуг, да и са­мого быта, Россия значительно уступала Западу.

На Западе общинные традиции плавно переросли в до­вольно эффективные муниципальные связи, тогда как в Рос­сии были разрушены естественные исторически сложив­шиеся социальные связи, а интернационалистическая идео­логия не получила закрепления в формах социального быта. Причем государство даже не осознавало этого. Одновремен­но, вопреки бытующему мнению, следует признать, что в России всегда, включая и советский период, существовал определенный и достаточно широкий диапазон вольномыс-

лия, высокой культуры, духовности, которая постоянно при­тягивала и продолжает притягивать Запад. И хотя это выгля­дит подчас парадоксально, но за нравственными уроками, за "духовной подпиткой" люди с благополучного Запада, в том числе и связанные с социальной работой, и сегодня едут в Россию. В определенной степени это связано е глубокими традициями христианства и деятельностью Русской Право­славной Церкви.

В современном обществе ныне уделяется большое вни­мание влиянию религиозных воззрений христианства на формирование концепции и сушностно-функциональной роли социальной работы. Христианство как религиозное учение предложило миру важное понимание социального благосостояния и социальной работы, выдвинув почти два тысячелетия тому назад две основополагающих идеи, свя­занные с общественной помощью: благотворение и жертвен­ность во имя нуждающихся. Вся западная социальная прак­тика вплоть до появления протестантизма основывалась на этих двух постулатах.

Христиане, действуя согласно учению Христа, что слу­жение человеку есть служение Господу, считали своей глав­ной обязанностью в жизни заботиться о нуждающихся, вдо­вах и сиротах. Согласно библейскому учению. Иисус Хрис­тос продемонстрировал миру, что аутсайдеры общества, от­вергаемые общественным мнением как недостойные, такие. например, как проститутки, прокаженные, представители другой веры и другие маргиналы нуждаются в особой любви и заботе. Для имущего и знатного непременным условием приближения к божественному должна стать раздача его бо­гатства нуждающимся. В Древнем Иерусалиме каждый день вдовы и другие малоимущие люди бесплатно получали пи­щу.¹ Гостеприимство, забота о чужестранце была не только философией христианства, но и его конкретной практикой.

Благотворительность, самоотдача рассматривались и как
форма очищения от грехов. Уже к середине II века н.э. бла­
готворительность принимает организованные формы в виде
пожертвований.^{1 :}
л Одновременно с этим существовала вера в необходи­
мость трудиться, чтобы не быть никому обузой, чтобы иметь
необходимые средства для оказания помощи нуждающимся,
чтобы быть примером трудолюбия для окружающих. Эти
христианские ценностные установки противоположны поли­
теистическим установкам древних греков, которые считали,
что трудиться должны только рабы, а также древних римлян,
которые утверждали, что заниматься трудом ниже досто­
инства благородного горожанина.²

Возникновение протестантизма привело не только к расслоению общества по религиозному признаку, но и изме­нило отношение к труду и бедности. Основная идея этого учения сводилась к тому, что работа являлась божественным призванием и что работать - означало служить Богу (в то время как в раннехристианском учении под служением Богу понималась любовь и забота о ближнем). В протестантском учении одним из главных смертных грехов считалась пустая трата времени - бесполезные разговоры, безделье, жизнь в роскоши и излишний сон (более восьми часов в день). Это была новая ценностная установка, опиравшаяся на слова апостола Павла, что труд является главной целью жизни че­ловека. Основной социальной установкой жизни общества становится лозунг: кто не работает - тот не ест³ (позднее, он нашел свое отражение в теории и практике социализма).

На социально-экономическое развитие западных об­ществ большое влияние оказал кальвинизм. В соответствии с

этим духовно-религиозным направлением усиливалась ответ­ственность человека за свое благополучие, соблюдение им личной дисциплины в повседневной жизни, подчеркивался индивидуализм в общественных делах. В своих отношениях с обществом, человек сам должен отвечать за свои поступки, стремиться выжить в одиночку и перенести все жизненные тяготы. Лень и безделье объявлялись социальным злом. Про­явлениями веры и любви к Господу были целеустремлен­ность, собранность и трудолюбие.¹ Отсюда отношение к бед­ным, бродягам и попрошайкам носило сугубо отрицательный характер. Считалось, что их состояние является порождени­ем их собственной лености, бездуховности. Леность - основ­ной социальный порок, ведущий в конечном счете к право­нарушениям и росту преступности. Преуспевание в делах, напротив, рассматривалось как богоизбранность.²

Идеи кальвинизма положены в основу создания работ­ных домов как исправительных учреждений, в которых лю­ди, чтобы получить кров и питание, должны были работать, невзирая на свое физическое состояние, вызванное состоя­ние здоровья или возрастом. (Лютеранство также, в спою очередь, подчеркнуло тот факт, что богатство является приз­наком богоизбранности, а бедность - проклятием Бога).

Подобные религиозные учения вели к еще большему духовному разобщению людей и делению их на избранных и проклятых Богом, то есть бедных, призывая последних сми­риться со своим бедственным положением.

Различные мировоззренческие подходы к определению сущностно-функциональной характеристики социальной работы наряду с духовно-нравственными принципами по­строения различных обществ оказывает свое влияние на

принципы социальной политики, то есть на вопросы функ­ционирования социальных институтов в обществе.

Историко-теоретический экскурс, позволяющий про­следить генезис социальной работы, свидетельствует, что, во-первых, для осуществления социальной работы не обязатель­но достижение высокого уровня материального благополу­чия. Для устойчивого социального развития достаточно в первую очередь иметь определенную ценностную систему, предполагающую распределение в обществе материальных ресурсов на принципах солидарности и соучастия.

Во-вторых, для обществ с низким уровнем материаль­но-технического развития и ценностными установками на эгалитаризм и сопричастность взаимоотношения между об­ществом и человеком носят равноправный характер.

В-третьих, общество или государство доминирует в тех общественных структурах, в которых социальная работа рас­сматривается как форма поддержания трудоспособности на­селения для материального процветания высших слоев об­щества за счет развития каждой отдельной личности.

В-четвертых, в обществах высоких технологий и ры­ночного хозяйства сущность социальной работы дуалистич-на. Она меняется в зависимости от объекта применения -нуждающиеся или преуспевающие. При этом социальная политика как форма осуществления социальной работы в теории и на практике преследует цель поддержать и развить способности для самореализации меньшей, наиболее конку­рентоспособной и активной части трудоспособного населе­ния, оставляя в тупиковом состоянии большинство. Не имея возможностей для реализации своего жизненного потенциала в "обществе двух третей", влачащая жалкое существование часть населения, которая никогда или очень редко в состоя­нии получить работу, создает "армию" правонарушителей. Это, в свою очередь, заставляет развивать такие функции социальной работы, как превентивные, направленные на предотвращение кризисных, криминальных ситуаций и дей-

ствий, а также контрольные, то есть сосредоточенные на ра­боте по надзору в местах заключения и другие, которые не являются аутентичными и "производительными" для соци­альной работы.

Наконец, различные модели социальной работы сегод­ня, как к модели, основанные на идеологизированной кон­цепции "государства благосостояния", претерпевают кризис, потому что вступают в противоречие с самой природой чело­века. Действуя во имя гармонизации отношений между че­ловеком и обществом, данные модели сводят одновременно этот процесс к созданию резерваций для нуждающихся, для упавших, вместо того, чтобы способствовать формированию гармонично развитой личности во всех ее проявлениях, включая духовную сферу.

Глава VII. СОЦИАЛЬНАЯ РАБОТА КАК

СПЕЦИФИЧЕСКИЙ ВИД s
СОЦИАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Социальная работа как реальность и понятие находятся в ряду таких явлений и категорий: взаимодействие - активность -деятельность. Известно, что взаимодействие является всеобщим свойством живого и неживого мира, без него не может суще­ствовать наш мир, невозможно познание и предвидение разви­тия природы, общества, отдельного человека. В разных видах объективной и субъективной реальности это взаимодействие выступает в различных формах (их знание имеет также теорети­ческое и практическое значение).

Например, в условиях растительного и животного мира оно приобретает форму активности, для которой как формы взаимодействия характерна прежде всего избирательность, на­правленная на обеспечение адаптации растения или животного к окружающей среде. Основу такого взаимодействия составля­ют инстинкты, бессознательные влечения, обусловленные главным образом потребностями выживания.

В общественной среде, основным способом существова­ния которой выступает совместно-разделенный труд людей, эта активность модифицируется в деятельность. Для этой формы взаимодействия характерна уже не просто избирательность, а сознательно выдвигаемая и организуемая целенаправленность. Ее движитель - человеческий интеллект, потребности обще­ственного человека. Целью является уже не просто адаптация, не только выживание, а совершенствование развития общества, в рамках которого потребности биологического существования преобразуются в социальные интересы, в социокультурные вле­чения. Эта форма активности носит процессный характер, на который влияют уже не только природно-биологические, но и общественные факторы - экономические, политические, духов­ные, собственно социальные и экзистенциальные условия и цели.

В процессе развития общества сложилась довольно-таки развитая дифференциация видов и форм деятельности общест­ва. В зависимости от масштабов субъекта различается обще­ственная, коллективная и индивидуальная деятельность, по способу выполнения выделяется физическая и умственная, тео­ретическая и практическая, а с учетом сферы проявления -экономическая, политическая, духовная, экзистенциальная и социальная деятельность.

Словосочетание "социальная деятельность" по семанти­ческому содержанию достаточно многозначно. В одном кон­тексте оно обозначает природу деятельности в обществе в це­лом, указывает на то, что ее источники, факторы и результаты обусловлены интересами общества, т.е. носят общественный характер. В другом контексте словосочетание "социальная дея­тельность" идентифицируется часто с деятельностью людей в социальной сфере, в рамках которой происходит становление и развитие социальной структуры, социальных институтов, соци­ального положения человека в частности. Наконец, все чаще "социальная деятельность" корреспондируется с понятиями "социальная политика", "социальное партнерство", "социальное обеспечение", "социальная защита", "социальное благополучие" и "социальная работа".

¹ Как общественное явление и понятие социальная работа является одним из видов и способов социальной деятельности, имеющим свою специфику. Последняя выражается уже в самом названии. Базовое слово в нем - "работа", но определяющее -"социальная". Таким образом подчеркивается, что данный вид социальной деятельности носит активный характер, его объек­том и субъектом являются люди и, что его главным средством и целью является не манипулирование, а взаимодействие, резуль­татом которого становится обеспечение социального функцио­нирования и совершенствования человека, и, следовательно, всего общества.

Социальная работа - особый вид социального взаимо­действия людей с целью оказания им помощи в социализации

и ресоциализации. В этом смысле она выступает как условие социального воспроизводства общества, средство его социаль­ного конструирования, обеспечения преемственности в разви­тии. В этом заключается непреходящее ее значение для общест­ва в целом, отдельных социальных групп и индивидов в част­ности. Понятно, что при таком толковании социальная работа нуждается не только в частнонаучном, но и софийно-рефлектирующем мышлении, основанном на философии, со­циологии, политологии, психологии, педагогике и многих дру­гих формах познания общества, человека.

Вполне правомерно различать социальную работу в ши­роком и узком смыслах слова. В первом случае понятие "социальная работа" обозначает социальную деятельность об­щества по обеспечению социализации человека вообще. Во втором случае предметом социальной работы является ресоциа-лизация человека, оказание помощи и создание условий людям с ограниченными возможностями из-за своего физического, психического, умственного и т.п. состояния, в приобретении или восстановлении социального функционирования.

В любом своем качестве социальная работа была и оста­ется общественно необходимым видом социальной деятель­ности. Ее возникновение и постоянное развитие связано в ко­нечном счете не с добрыми пожеланиями власть имущих, а с родовыми потребностями общества на каждом этапе развития в сохранении преемственности своего существования, в постоян­ном совершенствовании, которое возможно только при условии непрерывного улучшения социального функционирования чле­нов общества. В зависимости от конкретного уровня экономи­ческого и политического развития, власть имущие могут в ту или иную сторону сокращать или увеличивать масштаб, формы и содержание социальной работы, но не могут уже от нее отка­заться, ибо рискуют своим положением. К тому же в наши дни масштаб и степень развития социальной работы все более ста­новится епременным показателем цивилизованности общест-

ва, проявлением принципов демократии, социальной справед­ливости и гуманизма.

Социальная работа всегда связана с весьма разнообраз­ными субъектами и объектами - людьми, имеющими различ­ные интересы и нужды, разные уровни сознания, социальной активности и социального положения, физического и психиче­ского состояния. Иными словами, она имеет дело с миром де­виации и не должна игнорировать многообразные формы ее проявления. Причина девиации человеческого существования заключается в особенностях его взаимосвязи и взаимодействия человека с окружающим миром, социальной средой и самим собой. Конкретные виды и формы ее проявления являются результатом конкретного стечения необходимых и случайных обстоятельств, при которых рождается и развивается человек. Возникновение на этой основе разнообразия людей является условием расцвета общества, его совершенствования.

ГСпециалист социальной работы должен не игнорировать и тем более не стремиться к уничтожению любой формы мно­гообразия или, напротив, культивированию многообразия во­обще, доводя его до степени противоположности между людьми, а изучать и осуществлять дифференцированный под­ход. В частности, целесообразно различать девиантное поведе­ние, которое носит социально-творческий характер, является порождением или отражением социальной инновации, от деви-антного поведения, которое порождено социальной патологией и носит социально негативный характер. Важно также учиты­вать диалектику того, что иная форма девиантного поведения, возникнув как отражение прогрессивности тенденций обще­ственного развития, может превратиться в свою противополож­ность, и, наоборот, форма девиантного поведения, разви­вающаяся как социально позитивное явление, может стать основой для возникновения передовых форм общественных

отношений. Эта диалектика характерна для поведения как от­дельных людей, так и групп, коллективов и масс населения.),

Родовой чертой социальной работы является общение между людьми, которое независимо от субъективных намере­ний его участников носит всегда социальный характер. По со­держанию и методам оно обусловлено конкретными социаль­ными условиями и обстоятельствами, порождает разные соци­альные последствия и результаты как для индивида, так и для общества. Оно может быть отражением или фактором создания или преодоления отчуждения человека от общества, от себе подобных, от результатов своей деятельности, либо стать ис­точником, средством развития человека, осуществления им це­лей самоопределения, самоутверждения, самореализации.

В соответствии со смыслом слова "работа" инициатором и организатором, проводником становится специалист соци­альной работы. От него в первую очередь должны идти соответ­ствующая инициатива и импульсы, он является ведущим на всех этапах процесса социальной работы. Но и клиент не дол­жен играть лишь пассивную роль, выступать в качестве подат­ливого материала, способного только принимать любую форму "обработки" по желанию организатора. Он должен в меру сво­их возможностей сотрудничать со специалистом, чтобы предла­гаемые методы и средства соответствовали его способностям и возможностям, проектной мощности, если так можно сказать, его тела и души, его социальным потребностям. Иначе говоря, социальная работа строится по формуле: субъект - субъектные отношения.

Социальная работа как особый вид социального об­щения носит всегда диалогический характер. Это - процесс "встречи" различных мировоззрений, менталитета, воспита­ния, поведения, итог которой - не победа какой-либо сторо­ны, а совместно достигнутый уровень социализации или ре-социализации. Каждый участник общения имеет право на

свободу выбора применяемых к нему средств и методов. По-видимому, излишне говорить о том, что в результате соци­альной работы происходит развитие не только клиента, но и специалиста социальной работы, что не может не отражаться на его профессиональном мастерстве, развитии социального мышления и социальной активности, направленной на гу­манизацию общества.

Социальная работа носит процессный характер, каж­дая ее цель, метод требуют времени, в течение которого должна произойти интернализация ее участниками знаний, умений, навыков, ценностей. Поэтому она включает в себя этапы, стадии, уровни, фазы, скорость и ритм, которые про­низаны определенными принципами, чтобы добиться эф­фективных результатов.

Социальная работа является особым видом не только и не столько целесообразной, а целенаправленной деятель­ности. Ее содержание и развитие носит многосубъектный, многофакторный характер, а потому в ней велика роль не­предвиденных обстоятельств и побочных следствий, значи­тельную роль играют случайности,- которые могут суще­ственно деформировать предлагаемые средства и поставлен­ные цели. Отсюда, при организации социальной работы большое место отводится ее подготовке и планированию. Последнее особо надо подчеркнуть в связи с тем, что ныне на планирование смотрят весьма скептически, так как в об­ществе развиваются тенденции к дивергенции и культивиру­ется негативное отношение даже к регулированию вообще. Без тщательного обдумывания и предварительного планиро­вания процесса социальной работы нельзя добиться успехов в социализации или ресоциализации человека.

На основе анализа социальной реальности, конкретно­го положения клиента специалист социальной работы разра­батывает цели своих действий, подбирает соответствующие конкретной ситуации методы и средства, продумывает воз­можные результаты и их варианты, нежелательные послед-

ствия, составляет порядок и график этапов работы, очеред­ность применяемых технологий - и все это выражается в со­ставляемой им программе (проекте).

Разумеется, такая программа должна носить выполни­мый характер и должна опираться на способности и возмож­ности как специалиста, так и клиента с учетом конкретных обстоятельств, связанных с наличием, например, материаль­но-технического обеспечения, социально-бытовых, социо-культурных условий. В этой связи приобретает большое зна­чение работа специалиста по организации и координации действий различных участников, всех сил и факторов, уча­ствующих в процессе социальной работы.

Социальная работа является видом социального про­ектирования и конструирования. Ее результатом должно быть создание нового (по сравнению с исходным этапом со­циальной реальности) бытия индивида, группы или коллек­тива. Важно заметить, что социальная работа не может быть средством деперсонализации человека, социального угнете­ния, она должна служить гуманным целям развития челове­чества. Необходимое условие - наличие положительного об­щечеловеческого идеала как цели социальной работы, а так­же умение теоретиков и практиков социальной работы на основе анализа реального положения создавать положитель­ный проект, сценарий будущего, в основе которых лежали бы не только критерии пользы для человека и общества, но и требования социальной справедливости, демократии и гу­манизма.

Социальная работа - интегративный процесс взаимо­действия разных факторов, сил, условий и потому требует многомерно-диалектического подхода на любых этапах свое­го осуществления. В нем в явной или неявной форме уча­ствуют общество, государство, этнонациональные. экономи-хческие, политические, идеологические силы, группы, слои. В связи с этим социальная работа вольно или невольно может выступать и выступает нередко на деле средством и формой

социального контроля в интересах общества или государства. во имя благородных или враждебных человеку целей. С дру­гой стороны, жизнедеятельность человека представляет со­бой органическое единство различных процессов, сторон и явлений, которые в разное время при разных обстоя­тельствах могут выходить на первый план или уступать при­оритет другим процессам. Все это требует умения сочетать общие и частные технологии работы.

Уже сейчас активно разрабатываются и применяются на практике такие виды технологии: психосоциальная, соци­ально-медицинская, социально-педагогическая, организаци­онно-управленческая (в зависимости от методов социальной работы), социальная работа с семьей вообще, с семьей труп- • пы риска в особенности, социальная реабилитация детей-инвалидов, социальная работа с пожилыми, с лицами деви-антного поведения - в зависимости от особенностей объекта и т.д. Однако было бы серьезной ошибкой все содержание социальной работы сводить к одной какой-либо парадигме, технологии или форме. Многомерно-диалектический подход предупреждает возможность абсолютизации какого-либо од­ного способа, метода и средства социальной работы. Чтобы стать продуктивной, социальная работа должна обеспечивать оптимальное сочетание общественных и индивидуальных интересов, не допускать растворения человека в социуме или сведения богатства социума к потребностям отдельного че­ловека.

Ныне за рубежом и в России преобладает точка зре­ния, согласно которой психосоциальная технология является чуть ли не самой оптимальной в системе социальной работы. Разумеется, психосоциальная технология может и должна применяться всегда и везде в качестве непременного компо­нента любой формы и любого вида социальной работы, ибо без ее методов и средств нельзя обойтись. Не вызывает ни малейшего сомнения и необходимость ее использования в качестве относительно самостоятельного метода там, где

психосоциальные проблемы являются ведущими. Но и в та­ких случаях применение только психосоциальной технологии недостаточно для достижения положительных итогов. Необ­ходимо комплексно-интегративное использование различных технологий с учетом особенностей объекта работы. Пред­ставляется оправданным в работе с человеком на различных этапах применять одновременно разные методы и средства, между которыми каждый раз устанавливается иерархия, по­рядок, место и вид применения в зависимости от потребно­стей и возможностей участников процесса социальной рабо­ты.

На всех этапах социальной работы должен соблюдать­ся личностный подход, ибо основу и цель социальной рабо­ты составляют прежде всего интересы человека. В соот­ветствии в этим принципом специалист должен относиться к клиенту на всех этапах своей работы как к личности и спо­собствовать ее развитию, то есть относиться к ней как рав­ноправному члену общества, ответственному за свои поступ­ки, имеющему свободу выбора, включая предлагаемые спе­циалистом методы и средства работы с ним.

В этом контексте большую актуальность приобретает вопрос о соотношении личностей специалиста социальной работы и клиента. Понятно, что масштаб личностного разви­тия специалиста должен быть таков, чтобы он, по крайней мере, превосходил личность клиента в профессиональном отношении, ибо, как известно, среди важнейших профес­сионально значимых свойств личности социального работ­ника ценятся милосердие, эмпатия и т.п., которые в кон­кретных условиях могут во многом восполнить другие недо­статки. Требование личностного подхода, конечно, не ис­ключает важность индивидуального отношения специалиста социальной работы к клиенту. Он не может не учитывать индивидуальность последнего, особенности физического, психического и социального состояния, способности к обу­чению и воспитанию.

Органической чертой социальной работы должен стать деятельностный подход, так как это не механический про­цесс "переливания" знаний, умений и навыков. Клиенту нужно создать необходимые материальные, социальные, культурные условия социализации или ресоциализации в процессе выполнения соответствующего его возможностям и потребностям занятия. При этом решающую роль играет его собственная активная деятельность, систематические трени­ровки, упражнения.

Как вид не просто социальной, а социально-гуманитарной деятельности социальная работа требует при­менения необычных форм и способов познания, не уклады­вающихся в рамках пока господствующего понимания науки по образцу естественно-научной модели с ее нормативно-рационалистическим стилем мышления. Сложность ее объ­екта и субъекта не всегда позволяет получить адекватный ей результат познания, если пользоваться этим стилем. Прямо­линейность логического мышления также не всегда помогает при разработке средств и путей преодоления трудностей, до­стижения нужного эффекта в социальной работе.

Специалист социальной работы должен быть наделен (или приобрести) способностью вчувствования во внутрен­ний мир человека и его отношений с окружающей средой, интуитивного познания каких-либо процессов на основе со­переживания. В то же время больших успехов он может до­биться тогда, когда его технологии опираются прежде всего на эмоционально-ориентированные способности клиента, например, интуицию или фантазию (использование в психо­терапевтических целях религиозных ритуалов, морально-психологического потенциала сказок, притчей, басен, во­сточных историй, соответствующего типа театральных поста­новок, музыкальных, литературных произведений). Правда, было бы серьезной ошибкой на этой основе менять норма­тивно-рационалистические приемы и методы познания и действия на иррациональные подходы. Вольное или неволь-

ное сужение методов познания и практики противоречит содержанию социальной работы, несет в себе опасность ис­кажения результатов и чревато возможностью нанесения ущерба человеку, а подчас и всему обществу. Речь идет не об отказе от традиционных методов познания, а о многообразии форм анализа и проведения социальной работы.

Теоретику и практику социальной работы необходимо овладевать герменевтическим методом познания и организа­ции социальной работы, ибо результаты его непохожи на научные истины, добытые традиционными способами науч­ного постижения. В то же время сложное социально-гуманитарное содержание социальной работы возможно вы­разить лишь на основе синтеза социально-научных, а не просто научных понятий, экзистенциалов, социальных норм и аксиологических определений. В этой связи необходимо овладеть культурой понимания,¹ в разработку которой в ее современном толковании внесли вклад В. Шлейермахер, В. Дильтей, М. Хайдеггер, Г. Гадамер, М.М. Бахтин. Ныне понимание рассматривается не просто как метод познания, а как основное определение человеческого существования, без знания которого нельзя понять жизнь общества и человека.

В социальной работе большое место отводится вопро­сам смысла и значения экзистенциальных потребностей че­ловека, проблемам этической и моральной оценки, интуи­тивного подхода и учета невербальных форм выражения же­ланий, потребностей и интересов, умения сопереживать, вчувствоваться, усваивать суть происходящего, рефлексиро-вать и саморефлексировать. Специалист социальной работы просто обязан знать и уметь использовать в своей практике различные модели механизма процедур понимания - ре­флексную, ценностно-эмпатическую и игру. Взять хотя бы игровую модель.

Обычно игра связана с обучением и воспитанием де­тей. Но, как было убедительно показано И. Хейзингом, игра является всеобщим принципом становления человеческой культуры, а потому применима и в системе социальной рабо­ты. Игра позволяет создать для участников условно реальную ситуацию, в рамках которой они могут пережить в свернутом виде те обстоятельства, которые необходимо преодолеть, по­нять на основе опыта собственного делания свое состояние и состояние партнера, а затем найти адекватные своим потреб­ностям средства и методы, приобрести опыт их применения.¹

Подчеркивание важности герменевтического метода для социальной работы не означает отказа от других спосо­бов, форм и методов познания. Любое их сужение несет в себе опасность извращения всей сложности содержания со­циальной работы, что в свою очередь чревато отрицательны­ми последствиями для человека.

Кроме того, сложность, многосубъектность, многофак­торность и многоэтажность социальной работы затрудняет ее теоретическую идентификацию. Идут поиски адекватной ее содержанию базовой "Теории, поскольку, с одной стороны, понятие "социальная работа как теория" не является доста­точно корректным, а с другой - содержание социальной;)ра-боты невозможно П<5д,вести под какую-либо известную науку.

Чтобы более или менее полно выразить ее содержа­ние, нужны и общефилософские, и социально-философские, и общенаучные, и социологические, и этические, и психоло­гические, и медицинские, и иные знания. Невозможно по­нять социальную теорию без таких специальных теорий, как теория деятельности, теория личности, теория событий, тео­рия общения, теория организации и управления, эвриоло-гия, праксеология.

Среди специалистов циркулируют либо монопарадиг-мальное, либо полипарадигм ал ьное понимание теории соци-

альной работы. Согласно первому пониманию, социальная работа носит либо психосоциальный, либо социально-педагогический характер, а потому в качестве главных теоре­тических основ выдаются социальная психология, социаль­ная педагогика. Сторонники парадигмального понимания подчеркивают междисциплинарный характер теории и прак­тики социальной работы, справедливо выступая против абсо­лютизации какого-либо направления, метода познания и действия. Но и в этом подходе не все еще прояснено.

Объектом теоретического осмысления социальная ра­бота в современной трактовке стала сравнительно недавно. Необходимо время для накопления эмпирического и теоре­тического материала, чтобы дать определенные ответы, соот­ветствующие интегративному содержанию социальной рабо­ты.¹

Глава VIII. РЕЛИГИОЗНО-ФИЛОСОФСКИЕ АСПЕКТЫ СОЦИАЛЬНОЙ РАБОТЫ

Проблема религиозно-философских аспектов социальной работы актуальна, ибо как показывают многочисленные социо­логические исследования среди социальных работников и их клиентов есть люди верующие. Для современных условий РФ характерно также и то, что проблема религиозно-философских аспектов социальной работы слабо разработана как в теорети­ческом, так и в практическом аспектах.

Первая - касается роста нуждающихся в социальной за­щите: пенсионеров, инвалидов, детей-сирот (при живых роди­телях), детей рожденных вне брака, беженцев, безработных, наркоманов, алкоголиков, осужденных и отбывших наказание в исправительно-трудовых учреждениях. Одним словом тех, кто находится на грани нищенского существования.

Вторая тенденция во многом связана с первой. Практика показывает, что почти каждый обычный человек рано или поздно, разумеется, своим путем приходит к Богу. И не столь важно, как человек придет к Богу - в онкологической больни­це, тюрьме, собственном доме, пережив несчастье, или в ка­ком-то другом месте. В данном случае религия для него стано­вится, если так можно сказать, тихой гаванью, где он всегда может бросить якорь во время любого жизненного шторма, отвлечься от суеты и обрести душевное спокойствие, сконцен­трировать свои мысли на добрых, созидательных делах.

Поэтому, видимо, нельзя не согласиться с Адольфом Книгге, он считал, что "...человек честный и благоразумный никогда не станет шутить над основательным учением Религии даже и тогда, когда бы он имел несчастье действительно сомне­ваться в истине оного. Ненадобно также издеваться и над цер­ковными обрядами, строго соблюдаемыми некоторыми секта­ми, вероисповеданиями и над обрядами, которые многими по­читаются за сущность самой Религии. Должно уважать все, что в глазах других кажется достопочтенным. Надобно допускать всякому ту свободу в мыслях, которой мы требуем для себя

сами. Не должно забывать, что, может быть, то самое, что мы называем просвещением, кажется другим невежеством. Надоб­но щадить предрассудки, служащие к успокоению других лю­дей. Ничего не должно отнимать у других, не заменив отни­маемого чем-либо лучшим".¹

Понимание религиозно верующих людей, терпимость и доброжелательность по отношению к ним все более становятся характерными и для современного периода развития России. В то же время необходимо всестороннее понимание и того, что в течение семидесяти лет нас всех воспитывали атеистами. И многие стали атеистами. Поэтому возвращение к религии, ре­лигиозности - это не простой и не безболезненный процесс. Сменится еще не одно и не два поколения пока к религии и * религиозно верующему человеку в нашей стране будет адекват­ное отношение. Адекватное в том смысле, когда большинство населения осознает, что религия является тем духовным вспо-мосуществованием, которое сплачивает нацию, страну, мораль­но дисциплинирует общество, что религиозно верующий чело­век - это, как правило, добропорядочный и во многом предска­зуемый человек.

Надо сказать, что за годы перехода к рыночной эконо­мике у нас не только увеличилось количество религиозно ве­рующих людей, но и изменился его социальный статус. Хотя в правовом отношении за это время принципиальных изменений почти не произошло. Религия, религиозные объединения все также отделены от государства и равны перед законом, каждый гражданин РФ имеет право исповедовать любую религию или не исповедовать никакой. Если раньше многие люди, говоря о религиозно верующем человеке, имели в виду человека в чем-то даже примитивного, у которого что-то не получилось в жиз­ни, то сейчас все больше людей начинает понимать, что рели­гиозно верующий человек - это, как обычно, высоконравствен­ный, мыслящий и добродетельный человек. Ведь одной из са-

мых основных целей всех мировых религий - христианства и его основных разновидностей: православия, католицизма и протестантизма, ислама, буддизма, а также национальных рели­гий - конфуцианства, даосизма и др. является воспитание вы­соконравственных, мыслящих и добродетельных людей. Во многих развитых странах социальный статус религиозно ве­рующего человека очень высок. Ему, к примеру, без сомнения дадут взаймы денег, откроют кредит, ибо все знают, что он сдержит свое слово и вернет деньги в срок. Если религиозно верующий человек избирается в какие-либо органы власти, то люди отдают именно ему предпочтение, так как это человек, который любит и воспринимает других людей такими, какие они есть, со всеми своими достоинствами и недостатками и всегда будет им помогать. Да и законы в развитых странах еще на стадии их разработки строятся таким образом, чтобы они не противоречили религиозным нормам. Надежно работают и со­циологи; в их данных при проведении социологических иссле­дований учитывается религиозность людей.

Действия религиозно верующего человека зачастую можно предсказать, просчитать: есть вещи, которые он никогда не сделает, а есть такие, которые обязательно сделает. Вот по­чему переходя к рыночной экономике хорошо бы познакомить­ся и всесторонне осмыслить многие ценности, которые часто связаны с религией и религиозностью людей на Западе. И только осмыслив эти ценности, мы сможем понять их универ­сальность и степень их применимости в теории и практике со­циальной работы. Для теории и практики социальной работы не менее существенно правильно понимать и ценности наших предков, которые также во многом связаны с религией и рели­гиозностью людей. Ведь чем меньше мы понимаем как жили наши отцы и прадеды, тем меньше мы понимаем сами себя.¹

Особую группу религиозно верующих людей у нас со­ставляют люди, которые не являются религиозно верующими в

традиционном смысле. Они религиозны на свой лад. С точки зрения гуманистических и демократических ориентиров со­циальной работы они также заслуживают понимания и ува­жения. К ним необходим особый подход в процессе соци­альной работы.

Значительное число людей, которые обращаются за по­мощью к социальным работникам, - пожилые люди. Совре­менной наукой установлено, что человеческое сознание, осо­бенно во второй половине жизни человека, спонтанно создает различные образы религиозного содержания, даже если человек атеист и никогда не исповедовал никакой религии. Понять та­ких людей, помочь им разобраться и справиться с миром и судьбой могут социальные работники, умеющие творчески ис­пользовать знания религиоведения.

Пожилые клиенты, с которыми работает социальный ра­ботник, имеют ряд специфических особенностей. Ведь почти каждый человек в течение своей жизни несколько раз меняет место жительства, вокруг него меняются люди, окружающая обстановка. Но подсознательно каждый человек всегда остается там и в том доме, в котором он вырос. Этот дом, образы детства он часто видит во сне. Становясь пожилым человеком, он все чаще и не только во сне, но и в мыслях возвращается туда и в тот дом, в котором вырос. Он сверяет свою прожитую жизнь с тем, чему его учили в детстве, дает оценку своей прожитой жизни, сохраняет, обновляет или меняет свои установки на будущее. Этот процесс имеет во многом сугубо личностный характер. Хотя и великие проблемы человечества всегда реша­лись посредством обновления или изменения установки от­дельного человека. Все это, как правило, сопровождается или вызывает различные религиозные переживания, раздумья о сокровенном, смысл которого одинаков во всех религиях. Раз­личными могут быть лишь формы его выражения и пути его постижения каждым конкретным человеком. Если человек ре­лигиозно верующий, то он сам может справиться с религиоз­ными переживаниями, прийти к правильным выводам и к пра-

вильным действиям в результате раздумий о сокровенном. Если же человек получил атеистическое воспитание, то ему может быть будет нужна помощь социального работника, владеющего предметом религиоведение, чтобы разобраться в своих религи­озных сомнениях, понять что-то сокровенное в себе и в жизни, обладание которым продолжительно, постоянно, необходимо для духовного здоровья личности.

Анализируя современную социально-экономическую и духовную ситуацию в РФ, можно предположить, что тенденция роста количества религиозно верующих людей в ближайшее время, видимо, сохранится. Большинство населения РФ будет религиозно верующими людьми. Не следует этого пугаться. Это нормальное явление. Основная часть населения стран мира, в том числе многих экономически развитых стран, являются ре­лигиозно верующими людьми. Многие отношения граждан в этих странах регулируются прежде всего религиозными норма­ми, влияние которых в обществе очень сильно. Экономисты и политики стран, в которых большинство населения является религиозно верующими людьми, разрабатывая свои программы стремятся к тому, чтобы не только отразить в них интересы различных классов, социальных групп, но и то, что объединяет эти различные классы, социальные группы, что духовно цемен­тирует страну, нацию - ее религиозные нормы, принципы, идеалы. Они знают, что лишь тогда, когда их программы будут понятны религиозно верующим людям страны и привлекатель­ны для них они могут рассчитывать на успех. •• В настоящее время и в будущем социальная работа с на­селением РФ и подготовка специалистов социальной работы должны строиться с всесторонним учетом того аспекта, что это будет социальная работа не только с атеистами, но и с религи­озно верующими людьми.

Другой существенный аспект, который необходимо иметь в виду, осуществляя в нашей стране социальную работу и подготовку специалистов социальной работы, состоит в том, что социальная работа по своей сути во многом основывается

на гуманистических, религиозных идеалах. У нас этот вопрос пока мало исследуется и недостаточно учитывается в практике социальной работы. Но это признано во всем мире и нашло отражение в международном кодексе этики профессионального социального работника, принятого общим собранием Между­народной Федерации социальных работников в г. Сан-Хуан (Пуэрто-Рико) 10 июля 1976 г.

Согласно тому, что социальная работа по своей сути во многом строится с учетом гуманистических религиозных идеа­лов, для социальных работников изначально необходимо по­знание их, дабы всесторонне осмыслить их, уметь творчески ориентироваться на них в процессе социальной работы. Рели­гиозные идеалы - это прежде всего идеалы построенные на осо­знании уникальной ценности и значимости каждой личности. Каждый человек ценен независимо от того, является ли он бо­гатым или бедным, молодым или старым, здоровым или боль­ным, счастливым или несчастным, сильным или слабым. Рели­гиозные идеалы - это также идеалы, построенные на принципах добра, созидания, мира, бескорыстной помощи. Эти гумани­стические ориентиры и принципы, заложенные в религиозных идеалах, имеют первостепенное значение и в социальной рабо­те. Поэтому особое значение в процессе социальной работы имеет овладение специалистами социальной работы предметом религиоведения. Пока в практике социальной работы недоста­точно учитывается религиозность людей, особенности религи­озно верующих людей, исповедующих ту или иную религию, что снижает эффективность социальной работы.

Как известно, социальная работа осуществляется во имя человека и для блага человека. Каждый человек, на наш взгляд, если он является современным, культурным человеком должен быть знаком с таким предметом как религиоведение. А специа­листу социальной работы религиоведение необходимо не толь­ко для становления его как личности, для формирования его духовной культуры, но и для его успешной профессиональной деятельности. Тем более (это мы уже отмечали) многочислен-

ные социологические исследования также показывают, что сей­час количество религиозно верующих людей в РФ возрастает. Многие люди, которые обращаются за помощью в различные социальные службы, являются религиозно верующими людьми. Основную массу религиозно верующих людей Российской Фе­дерации составляют люди, исповедующие православие. Значи­тельная часть населения нашей страны исповедуют ислам. Пра­вославие и ислам являются наиболее распространенными рели­гиями в России. Вероучение православия изложено в Библии, а вероучение ислама в Коране, Сунне. Анализируя содержание Библии и Корана мы можем найти в них много общего: в Би­блии неоднократно можно встретить высказывания, в которых люди призываются к добру и добрым делам, в Коране так же сказано - старайтесь опередить друг друга в добрых делах; в Библии отмечается, что грех не только совершать злое дей­ствие, но и помышлять о злом действии, в Коране сказано, что грех замышлять что-то дурное.¹ Несмотря на то что вероучение православия и вероучение ислама имеют ряд общих положе­ний, - это все-таки довольно различные религии. Религиозно верующий человек, исповедующий православие, и религиозно верующий человек, исповедующий ислам, - это два совершен­но различных религиозно верующих человека. К каждому из них необходим особый подход в процессе социальной работы.

Социальный работник, если он хочет быть современ­ным, работать нестандартно и результативно, должен знать, что такое православие и христианская этика, ислам и мусульман­ская этика, религиозно верующий человек, исповедующий пра­вославие, и религиозно верующий человек, исповедующий ис­лам. Подойти к клиенту, исповедующему определенную рели­гию, это значит наладить с ним искренние и доверительные отношения. Именно в процессе искреннего доверительного общения клиенту может быть оказана социальным работником максимальная социально-психологическая и другая помощь,

восстановлена его способность к самопомощи. То есть в про­цессе социальной работы социальный работник обязан не толь­ко выслушать своего клиента, который обратился к нему за помощью, но и понять его, понять как религиозно верующего человека, исповедующего какую-либо религию. Различные ре­лигии по-своему определяют отношение человека к жизни, труду, обществу, к самому себе и окружающим. Каждая совре­менная религия имеет свои священные книги, указания, свою философию и этику, которые предписывают человеку, испове­дующему эту религию, определенный образ мыслей, опреде­ленное поведение, в конечном счете определенный стиль жиз­ни, который часто растворен в светском стиле жизни конкрет­ного человека, составляя его принципиальную основу и по сути определяя его. Только поняв своего клиента как религиозно верующего человека, поняв его сокровенные тайны, нужды и желания, социальный работник может наиболее быстро и оп­тимально ему помочь. Поэтому эффективная социальная рабо­та, качественная подготовка специалистов социальной работы должна включать в себя не только овладение предметом рели-гиоведение, который изучает закономерности возникновения и развития, а также функционирования как религии в целом, но и отдельных ее видов, взаимосвязь и взаимодействие религии с другими областями духовной культуры. Изучение религиоведе-ния способствует также выработке у социальных работников таких важных качеств, как терпимость и уважение по отноше­нию к другим людям, умение сотрудничать с неизбежным -болезнью, смертью, несчастьем людей.

Все они нуждаются в утешении. Проблема утешения, несмотря на огромную потребность в этом виде человеческого общения, научной психотерапией разработана недостаточно. Изменение отношения к тяжелым психическим травмам, соз­дание эквивалентных (замещающих) ценностей не всегда воз­можно. Довольно часто психическая травма остается неизжитой и болезненной в течение долгого времени или даже всей жиз­ни. В психотерапии этот пробел заполняет религиозная кон-

цепция смирения, которая дает новый и плодотворный взгляд на страдание, т.е. дает возможность рассматривать его не как разрушительный патологический процесс, а как состояние, способствующее обогащению личности, углублению и разви­тию сострадания, которое лежит в основе подлинной гумани­стической психотерапии.

Опыт социальной работы показывает, что многие психи­ческие травмы пациентов, которые не поддаются лечению пси­хотерапевтическими методами, могут успешно лечиться путем использования религиозных концепций, религиозных устано­вок и ориентиров. Никакие пути лечения психических травм человека не должны недооцениваться или игнорироваться. Ре­лигиозные чувства людей играют значительную роль в излече­нии психических травм. Обретя психическое здоровье, человек способен наиболее эффективно справиться и с физическими травмами. Так, социальная работа с военнослужащими, кото­рые участвовали в военных действиях и стали инвалидами, мо­жет быть наиболее успешной, если всё виды травм - и физиче­ские и психические - учитываются социальным работником в комплексе. Более того, практика социальной работы показы­вает, что очень часто военнослужащие, ставшие инвалидами, становятся религиозно верующими людьми. И социальный работник должен работать с ними прежде всего как с религиоз­но верующими, мировоззрение которых претерпело существен­ные изменения. Участие в войне заставило их задуматься и по-новому осмыслить проблемы справедливости, долга, совести, жизни и смерти. Именно на войне они поняли как скоротечна жизнь человека, как хрупко человеческое бытие и как коротко расстояние между жизнью и смертью.

Жизнь такова, что она всегда идет рядом со смертью. На войне это становится особенно "очевидным. Поэтому для людей вопросы жизни и смерти всегда актуальны. Православное веро­учение дает им свою трактовку. Согласно православному веро­учению жизнь человека священна. Никто не имеет право по­кушаться на нее, желать человеку смерти даже в мыслях. Свою

жизнь он должен потратить на добрые дела, созидание, прояв­ляя любовь ко всем людям. Практика социальной работы с во­еннослужащими показывает, что многим из них близка и по­нятна подобная трактовка вопросов жизни и смерти, содержа­щихся в православном вероучении.

В общем, овладение православным вероучением и дру­гими религиозными вероучениями составляет важную часть религиоведческой подготовки специалистов социальной работы. Курс религиоведения раскрывает опыт помощи людям, благо­творительной деятельности и милосердия различных религиоз­ных организаций, дает возможность подготовить высоконрав­ственных, мыслящих и добропорядочных специалистов. Ин­тересен в связи с этим зарубежный опыт. Знакомство с ним. его творческое осмысление и использование существенно для профессионального становления специалиста социаль­ной работы.

В Библии сказано: не оскудеет рука дающего. Право­славное вероучение считает, что тот, кто служит Богу и бедным людям, никогда не бывает бедным. В современный период у нас возросло количество людей, просящих милостыню. Это самые разные люди - инвалиды, пожилые люди, дети, безра­ботные и др., то есть они - самые настоящие клиенты социаль­ных работников (или потенциальные клиенты). С точки зрения православного вероучения нужно подать милостыню тому, кто ее просит, конечно, если у человека есть финансовые возмож­ности. Если же человек не может или не хочет подать мило­стыню, то просящий не должен осуждать таких людей ни сло­вом, ни взглядом, ни в мыслях. В Коране мусульманам так же предписывается быть щедрыми и помогать бедным.

Социальному работнику важно знать, что такое мило­стыня с точки зрения православного вероучения, с точки зре­ния ислама, как надо относиться к людям, которые просят ми­лостыню. Это необходимо знать не только потому, что основ­ная масса населения возможно и будет религиозно верующими людьми, но и потому, что в понимании этих вопросов различ-

ными религиозными вероучениями отразился многовековой опыт сострадания, сочувствия и бескорыстной помощи челове­ку. Овладение данным опытом, его творческое осмысление, несомненно, необходимо для оптимального решения современ­ных проблем социальной работы.

В Библии, Коране, Сунне отмечается, что добрые дела надо делать без шума. Анализируя современный опыт благотво­рительной деятельности в нашей стране мы видим, что многие компании, фирмы, которые оказывают какую-нибудь помощь детским домам, домам ветеранов подчас несоразмерно и уси­ленно рекламируют свою благотворительную деятельность. При этом они забывают, что тем самым они могут и унизить чело­веческое достоинство, кому оказывается помощь. Разумеется, современному социальному работнику очень важно творчески осмыслить гуманистические идеи благотворительной деятель­ности, содержащиеся в Библии, Коране, Сунне и других свя­щенных книгах различных религий, уметь их творчески ис­пользовать в своей работе. Именно социальные работники должны объяснить п показать всем, как надо строить благотво­рительную деятельность, опираясь на религиозные идеи и не унижая, а возвышая человеческое достоинство тех, кому оказы­вается помощь. Таким образом, задачей социальных работников является не только сохранение и развитие ценностей профес­сии социальная работа, но и внесение вклада в их разъяснение.

Нужно особо отметить, что социальная работа основана на отказе от любой дискриминации личности. Идеи, изла­гаемые в курсе религиоведения, убеждают в необходимости соблюдения прав человека, в том числе права человека на сво­боду вероисповедания, призывают к сотрудничеству всех, кто занимается теоретическими и практическими проблемами со­циальной работы, к взаимопониманию различных религий, религиозных конфессий в сфере социальной работы с государ­ственными, светскими организациями, будут способствовать нравственному возрождению, социальному оздоровлению Рос-

сийской Федерации, установлению мира. А мир в стране часто начинается с мира в душе каждого конкретного человека.¹

Для того чтобы человек состоялся как человек, в нем не­обходимо воспитать хотя бы два качества: чувство совести и стыда. Если человек обладает ими, то все другие положитель­ные человеческие качества неизбежно придут к нему. Сейчас очень много пишут о том, что около 90% детей, которые живут в домах ребенка, детских домах имеют живы> родителей. Одна­ко значительно меньше пишут о том. что в домах ветеранов также нередко встречаются пожилые люди, которые имеют жи­вых детей. Безусловно, человек в правовом смысле неподсуден, он может избежать и суда, я имею в виду общественное мне­ние, но невозможно уйти от себя. Рано или поздно родители, отказавшиеся от воспитания детей, дети, отказавшиеся от ухода за родителями, будут судить за это самих себя. Первые - за бес­совестное, безответственное отношение к своим детям, вторые - за бессовестное и безответственное отношение к своим роди­телям. И это будет самый жестокий и строгий суд, потому что "этический трибунал" находится внутри человека. Что же дает социальному работнику знание религиоведения? Прежде всего оно учит (не поучает) специалистов социальной работы тому, как сблизиться с человеком, который нуждается в его помощи. Этот предмет ставит барьер перед такими человеческими черта­ми, как бессовестность, безответственность, вседозволенность, призывает к снисходительности и гуманности по отношению к тем, кто не может защитить себя сам.

Социальная работа разнообразна и универсальна. Она близка к человеку, начиная с момента его рождения (и до его смерти). Главный субъект социальной работы - люди. И каж­дый социальный работник рано или поздно должен осознать такой важнейший аспект социальной работы, как ее святость. Святость не только в религиозном, но и в светском понимании. Наверно, мысль о святости социальной работы, однажды, как

короткое замыкание, появится в нас и навсегда останется с на­ми, ибо то, что мы осознали, мы осознали навсегда. Святость социальной работы означает прежде всего служение людям, в том числе тем, кто не может защитить себя сам, кто не может решить свои жизненные проблемы без посторонней помощи.

Замечу, что в православном вероучении и во многих дру­
гих есть такие понятия, как тайна исповеди, ее соблюдение.
Конечно же, в процессе работы социальному работнику много­
кратно приходится слышать от своих клиентов их тайны. Со­
блюдение этих тайн - святое. Именно святое и должно стать
для социального работника источником и основанием мораль­
ного предписания и морального действия. Говоря о святости
социальной работы, хотелось бы верить, что социальные работ­
ники - это посланники мира в мире. ^j

В настоящее время в России наряду с существующей го­сударственной системой социальной защиты населения создает­ся много различных общественных ассоциаций, движений, фондов, деятельность которых направлена на социальную по­мощь населению, на социальную защиту личности ребенка, подростка, молодежи, пенсионеров, инвалидов, семьи. Цель их деятельности - создание эффективной системы социальной за­щиты населения в условиях перехода к рыночным отношени­ям, реализация социальных и экономических прав и свобод населения, организация социальной работы с различными кате­гориями населения.

Ассоциации, движения, фонды, деятельность которых направлена на социальную помощь населению, осуществляют всевозможную социальную помощь - социально-экономическую, юридическую, профориентационную, соци­ально-психологическую, медико-социальную, социально-реабилитационную, социально-педагогическую, консультаци­онную, занимаются переобучением и трудоустройством, созда­нием новых рабочих мест. Бесспорно, что общественные ассо­циации, движения, фонды, деятельность которых направлена на социальную помощь населению, выполняют гуманную мис-

сию в нашем обществе. Они расширяют, дополняют те воз­можности социальной работы, которые предоставляет государ­ственная система социальной защиты населения.

Итак, в целях повышения эффективности социальной работы, видимо, большее внимание следует уделять религио-ведческому аспекту в подготовке специалистов социальной ра­боты. Пока же религиоведение преподается не во всех вузах. Там, где религиоведение преподается, на его изучение отводит­ся не более 36 часов, то есть незначительное количество време­ни. За такой короткий отрезок времени студенту очень трудно освоить данный предмет. И, наконец, в перспективе каждый человек, имеющий какое-либо отношение к социальной работе, обязательно придет к разумному пониманию смысла религио-ведения.

Глава IX. МЕТОДОЛОГИЯ И ТЕХНОЛОГИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ СОЦИАЛЬНОЙ РЕАЛЬНОСТИ

Профессиональная деятельность современного социаль­ного работника органично включает в себя осуществление на­учно-познавательной, исследовательско-аналитической функ­ции, успешная реализация которой требует определенных на­выков и методологической культуры.

Методологию можно определить как систему принци­пов, правил, норм и технологий познавательного процесса.

Основы методологии познания начали складываться на ранних стадиях развития науки, философии, культуры. Совре­менная методология познания имеет достаточно сложную структуру и классифицируется по многим признакам. Наиболее типичный из них - предметная специализация наук и отраслей знаний. По этому критерию выделяются социологические, пси­хологические, исторические и иные модели и методы познания. Иногда методологию познания подразделяют на содержатель­ную и формально-технологическую. К особому классу боль­шинство исследователей относят универсально-целостную фи­лософскую методологию познания.

В научно-философской сфере сформировался довольно широкий набор альтернатив по поводу познания и познава­тельных возможностей. Воспроизведем некоторые типичные позиции.

"Пусть будет сделан какой угодно громадный успех в группировании фактов и установлении все более и более широ­ких обобщений... основная истина окажется по-прежнему недо­стижимою".¹

"...Знание относится только к явлениям, а вещь в себе остается непознанной нами, хотя сама по себе и действи­тельна".²

"...Бесконечное столь же познаваемо, сколь и непозна­ваемо...¹'¹

"Мысль человека бесконечно углубляется от явления к сущности, от сущности первого, так сказать порядка, к сущ­ности второго порядка и т.д. без конца".²

Для того чтобы определить свое отношение к подобным суждениям, необходимо уточнить содержание познания как философской категории. Познание есть способ отражения и выражения реальной действительности. Область действитель­ности, на которую направлена познавательная деятельность, принято называть объектом познания. Для социального работ­ника объектом познания выступают социальные явления, про­цессы, отношения, социальные противоречия. Конкретные фрагменты или сферы, выделенные из общего объекта позна­ния, получили название предмета познания. Предмет познания определяется в главном и в основном функционально-должностной специализацией социального работника. В одних случаях в качестве предмета познания будут выступать семей-но-бытовые отношения, в других - проблемы девиантного по­ведения детей и подростков, в третьих - вопросы пенсионного обеспечения и работы с инвалидами.

Субъектом познания является мыслящий человек. По­знание детерминировано потребностями, интересами, ценност­ными ориентациями людей. Многие исследователи считают, что эффективность, продуктивность познавательного процесса обусловлена в определяющей степени соотношением внутрен­ней и внешней мотивации. Внутренняя мотивация побуждает к познанию, формируя познавательный интерес, внешняя при­нуждает познавать мир и себя. Если у социального работника не сформировалась внутренняя установка на научно-познавательную, исследовательско-аналитическую деятель­ность, то принудить его посредством внешнего воздействия бывает очень трудно.

Исходной единицей познания, его первичным результа­том является факт. Факт - это воспринятые субъектом позна­ния и зафиксированные в определенной форме явления, про­цессы, фрагменты действительности. Факт как результат позна­ния может быть зафиксирован в памяти, может быть выражен письменно в форме предложения, в виде социологического показателя и т.д.

Процесс познания начинается с чувственного отраже­ния, с созерцания объекта или предмета познания посредством ощущений формы, цвета, твердости, запаха, вкуса.

"От живого созерцания, - писал В.И. Ленин. - к аб­страктному мышлению и от него к практике - таков диалекти­ческий путь познания истины, познания объективной реаль­ности".¹

После некоторых общих предварительных суждений вернемся вновь к проблеме познаваемости социального мира, социальных явлений и процессов.

Спенсер признает, что познание способно выявлять фак­ты, группировать их и формулировать на этой основе выводы и обобщения. Под вопросом остается возможность познания так называемой "основной истины". Кант считает, что познанию доступны лишь внешние проявления, лишь форма предметов.

Легко заметить, что и "основная истина" Спенсера и "вещь в себе" Канта по сути отображают одно и то же - внут­реннее содержание потенциального предмета познания, "навеки" скрытого от человеческого взора.

Возможно, пример с познанием "основной истины" воды посредством химических и иных исследований пока­жется мало убедительным. Усложним задачу. Предположе­ния, что "основная истина" человека скрыта в пространстве его внутреннего духовного мира, мира потребностей, интере­сов, ценностных ориентиров, чувственных проявлений. Но мы хорошо знаем, что высокопрофессиональные психологи,

социологи, социальные работники, социальные педагоги, представители других предметных областей гуманитарных наук способны с помощью соответствующих познавательных процедур познать многие внутренние детерминанты поступ­ков и поведения человека.

Познать истину в своей предметной области на основе своих методов способна и философия.

Познание внутреннего мира явлений, процессов, предметов возможно, но это не одномоментный акт. а слож­ный и весьма противоречивый процесс. Когда В.И. Ленин писал, что в процессе познания "мысль человека бесконечно углубляется от явления и сущности, от сущности первого, так сказать порядка, к сущности второго порядка и т.д. без конца", он значительно упростил технологию познания. В процессе познания, особенно сложноструктурных объектов, возможно движение не к истине, а к заблуждению, к ложной сущности. На этом пути довольно часто приходится возвра­щаться к исходной познавательной позиции.

Исходным условием познавательного процесса являет­ся предрасположенность субъекта, в данном случае социаль­ного работника, к познанию как сложному виду интеллекту­ально-творческой, чувственно-волевой деятельности. Можно выделить следующие наиболее характерные черты предрас­положенности к познанию:

1. Мера интеллекта, мировоззренческой культуры.

2. Мера профессионального опыта.

3. Мера профессионального образования и специаль­ной курсовой подготовки.

,4. Мера любознательности.

5. Мера воображения.

6. Мера интуиции.

7. Мера профессиональной гражданской ответствен­ности.

О содержании, особенностях философского познания много написано и немало сказано. К числу наиболее глубо-

ких и содержательных положений на этот счет относятся суждения известного русского философа И.А. Ильина. "Понятно, что объективность сверхчувственного предмета усматривается не всеми и познается немногими, - подчерки­вал ученый, - исследование его требует особого подхода, особого восприятия, особой культуры воли и внимания; оно возможно только при спецификации душевно-духовного опыта и удается только тому, кто выработал в себе умение внимать сверхчувственному предмету. Исследуя свой пред­мет, философия начинает с подлинного и реального опыта; она останавливается первоначально на единичном восприя­тии и добивается в его пределах адекватности, стремясь вос­принять предмет так, как он есть на самом деле, т.е. так, как он есть для всех и каждого, т.е. так, как он есть сам по себе ' и как, следовательно, он должен быть правильно и адекватно воспринят всеми; этим она как бы переселяет содержание предмета в среду испытующей души, чтобы вслед за тем со­средоточить все внимание на усмотрении сущности этого адекватно испытанного содержания, на уловлении ее мыслью и на выражении ее словами.

Все это удается, конечно, не сразу, не всегда и не при всяких условиях: это требует большого напряжения всех сил души...

Но и этого мало. Философ больше, чем всякий другой ученый, должен овладеть силами своего бессознательного, очистить их, придать им гибкость и покорность, сделать их совершенным орудием предметования".¹

Большое внимание процессу познания, познаватель­ной активности субъектов познания уделял Ортега-и-Гассет. "Познание, - отмечал он, - есть приобретение истин, в кото­рых нам явлен трансцендентный (транссубъективный) уни­версум реальности. Истины вечны, единственны и неизмен­ны. Но как они проникают внутрь субъекта? Ответ у рацио-

нализма вполне определенный: познание возможно лишь в том случае, если реальность способна входить в него без ма­лейшей деформации. Поэтому субъект должен быть как бы прозрачной средой, лишенной своеобразия, собственной окраски...

Ответ релятивизма не менее ограничен. Познание не­возможно, нет трансцендентной реальности, ибо каждый субъект является неким особым образом сформированным пространством. Входя в него, реальность неизбежно дефор­мируется, и эту индивидуальную деформацию он всякий раз и принимает за искомую реальность...

Субъект не является ни прозрачной средой, ни само­тождественным и неизменным "чистым Я", ни деформи­рующим реальность при ее восприятии. Факты предлагают третью позицию, примерный синтез двух других. Опустим сеть в поток: она пропустит одни предметы и задержит дру­гие. Можно сказать, что она проводит отбор, но не дефор­мирует предметы. Такова и функция субъекта, живого су­щества перед лицом окружающей его космической реаль­ности. Субъект не настолько проницаем, чтобы пропустить сквозь себя реальность, как это происходило бы с вообра­жаемым разумным существом, созданным дефинициями ра­ционалистов. Но он и не измышляет иллюзорной реаль­ности. Его функция - селекция. Из бесконечности элемен­тов, составляющих реальность, индивид, этот аппарат вос­приятия, пропускает определенное их число - чья форма и содержание совпадают с клетками его чувствительной сети. Все остальное - феномены, факты, истины - остаются вовне, игнорируются, не воспринимаются..."¹

Разделяя во многом позицию Ортеги-и-Гассета, следу­ет весьма критически отнестись к его тезису о том, что познающий субъект лишь проводит с помощью инструмен­тария познания отбор свойств предмета, не деформируя сам

предмет. Отбор единиц познания - это реальная деформация предмета познания, его не полное, частичное осмысление.

Важную роль в философском осмыслении реалий со­циальной сферы играет феномен понимания. Философское мышление ориентирует социального работника на понима­ние индивидуальных и социальных феноменов, феноменов сути, смысла.

"Понимание как реальное движение в смыслах, прак­тическое владение этими смыслами, - отмечает B.C. Швырев, - сопровождает всякую конструктивную по­знавательную деятельность, направленную в конечном счете на выработку адекватного знания об объективной действи­тельности. Но до поры до времени понимание подобно воз­духу, которого мы не замечаем, когда он есть".¹ По мнению В.А. Лекторского понимание есть "результат расшифровки смыслового содержания того или иного результата челове­ческой деятельности".²

Понимание жизненного мира своих клиентов выступает важнейшим критерием творческого мастерства социального работника. Оно есть синтез жизненного, профессионального опыта, специальных знаний, духовно-эмоционального потен­циала личности.

"...Знание фактов само по себе еще не дает понима­ния, - отмечает А.А. Зиновьев, - в... обилии фактов надо еще суметь ориентироваться. Их надо как-то упорядочить и обра­ботать. На их основе еще надо изобрести систему понятий и суждений, которые затем можнр было бы использовать как средство ориентации и предвидения в постоянно меняю-

щемся и необычно запутанном потоке жизни. А это невоз­можно без особой техники (методологии) мышления".¹

Проблема познавательной ориентации, формирова­ния особой методологии мышления субъекта познания весьма актуальна и ее успешное разрешение определяется многими факторами, среди которых можно выделить тип духовности, интеллектуальности, эмоциональности лич­ности познающего, его ценностные ориентации, потенци­ал воли и характера.

"Сегодня мы снова должны признать, - отмечал М. Полани, - что вера является источником знания. Неявное согласие, интеллектуальная страстность, владение языком, наследование культуры, взаимное притяжение братьев по разуму - вот те импульсы, которые определяют наше видение природы вещей и на которые мы опираемся, осваивая эти вещи. Никакой интеллект - ни критический, ни оригиналь-ный - не может действовать вне этой системы взаимного общественного доверия. Принимая такое представление в качестве непременного условия достижения всякого знания, мы не должны требовать самоочевидности этой основы".²

Разумеется, можно вести дискуссию с автором по по-воду утверждения о том, что вера является источником зна-ния. Чуть ниже мы вернемся к этой проблеме. Но М. Полани, безусловно, прав, когда выявляет диалекти­ческую взаимосвязь рационального интеллекта с эмоцио-нально окрашенным миром повседневности. И еще одно важное обстоятельство, на которое обратил внимание М. Полани - подобная связь не самоочевидна. Познание этой связи, понимание ее смысла требует от социального работника максимальной интеллектуальной, волевой, чув-ственной концентрации. Равнодушный человек не способен

к адекватному восприятию жизненного мира, жизненных ситуаций чувственной личности.

Многие плодотворные идеи М. Полани, изложенные в его известной, и получившей мировое признание, работе -"Личностное знание. На пути к посткритической филосо­фии" - могут быть включены в философско-методологический арсенал практической деятельности соци­альных работников. М. Полани вводит в научный оборот понятие "максимы", называя их правилами или нормами познания и практической деятельности. "Максимы" Полани в определенной степени адекватны общим принципам по­знания, а также принципам практической деятельности. Од­нако, по мнению Полани, применение этих общих "максим" (правил) конкретными людьми дает весьма не одинаковые и познавательные, и практические результаты. Автор делает вывод о том, что и в процессе познания и в практической деятельности крайне значим личностный фактор. Один со­циальный работник знает "максимы" снятия стрессовых со­стояний и успокаивает клиента, пришедшего к нему на при­ем. Другой тоже хорошо знает эти максимы-правила, но не умеет ими пользоваться, не способен понять, почувствовать внутренний мир другого человека - отсюда иной результат. "Писанные правила умелого действования могут быть по­лезными. - делает вывод М. Полани, - но в целом они не определяют успешность деятельности; это максимы, которые могут служить путеводной нитью только в том случае, если они вписываются в практическое умение или владение ис­кусством. Они не способны заменить личностное знание".¹

Применительно к познавательной деятельности соци­ального работника примечательны слова Л.Н. Толстого о том, что настоящее познание дается сердцем.

В процессе философского осмысления социальной действительности постепенно вырабатываются некоторые

общие принципы исследования. Следует, однако, предосте­речь социального работника от их формального, книжного восприятия. Методологические принципы, их содержание, степень важности, полезности в научно-исследовательской деятельности должны быть продуманы довольно основатель­но.

В философском познании очень важен принцип си­стемности, иногда его называют принципом комплексности. Принцип системности дает возможность обобщать, синтези­ровать, выявлять качественное единство предмета, объекта познания, его многоуровневую, многоаспектную структуру. Для исследования, философского осмысления явлений и процессов социальной реальности весьма актуален принцип движения, развития объекта, познания, принцип текучести бытия. Следование этому принципу позволяет исследователю понять генезис, становление, содержание и логику развития предмета познания.

Большое значение в исследовательском процессе фи­лософского уровня имеет принцип диалектической противо­речивости. Объект познания всегда не только системен, те­куч, но и "соткан из противоречий", противоречивы семей-но-бытовые отношения, противоречив жизненный мир под­ростка, ветерана, инвалида. Знание законов и категорий диа­лектики, теории противоречий, их применение в процессе познания позволит социальному работнику глубже осознать механизмы поведения и деятельности объектов познания.

Остановимся более подробно на технологии познава­тельного процесса, его основных этапах.

I этап. Непосредственно процесс познания тех или иных социальных феноменов начинается с определения предмета познания, причем не только его внешних границ, но и исходных ориентиров познавательного процесса. Это осуществляется с помощью социальных констант и катего­рий. Если в качестве предмета познания выступает социаль­ная сфера района (города), то такими социальными констан-

тами и категориями-ориентирами познавательного процесса должны стать: социальная сфера, ее структура, социальные отношения, социальные потребности и интересы, социаль­но-экономические ресурсы, социальные ценности и цели, механизм управления социальной сферой, социальные про­тиворечия.

II этап. Постановка исходных проблем - вопросов, с помощью которых исследователь (исследовательский коллек­тив) определяет наиболее актуальные точки познавательного процесса. Это могут быть проблемы оплаты труда и заня­тости, миграции и межнациональных отношений, депопуля­ции населения, кадрового обеспечения социальной сферы, ее материально-технической, информационной базы и т.д. !

III этап. Выстраивание причинно-факторных рядов. После того как выявлены и зафиксированы ключевые, наи­более актуальные, острые проблемы и противоречия, проис­ходит процесс выявления и структурирования по степени важности (значимости) причин - факторов, повлиявших на возникновение проблем и противоречий. Важно сосредото­чить особое внимание на внутренних, субъективных факто­рах. Подобный акцент ориентирует исследователя и тех, кто заинтересован в его проведении на выявление и использова­ние внутренних резервов и потенциальных возможностей.

IV этап. Формулирование рабочих гипотез исследова­ния. Некоторые ученые считают, что определение рабочих гипотез исследования целесообразнее осуществить на на­чальной стадии реализации исследовательского проекта. Од­нако такой подход не всегда оправдан, ибо для выработки гипотез исследования, как предположений о причинах, обус­ловливающих возникновение каких-либо проблем, явлений, процессов, направленности, динамики их развития, взаимо­связи и взаимозависимости с другими явлениями, возмож­ных путях и средствах их разрешения, на начальном этапе, как правило, недостает исходной аналитической информа­ции.

V этап. Проведение основных исследовательских ме­роприятий и использование соответствующих методов. Для исследования социальной сферы района (города) весьма про­дуктивны методы наблюдения, социологического опроса, психологического тестирования, статистического анализа, педагогических, управленческих экспериментов. Это методы получения основной исследовательской информации для последующего осмысления.

VI этап. Анализ основной исследовательской инфор­мации, уточнение гипотез исследования. Социологические опросы, тестирования, эксперименты могут выявить новые проблемы и противоречия и одновременно опровергнуть ра­нее сформулированные предположения. Все это может по­требовать уточнения и расширения системы гипотетических умозаключений, использование дополнительных методов исследования и исследовательских процедур.

VII этап. Завершение основных и дополнительных ис­следовательских мероприятий. Описание и объяснение предмета познания, формулирование выводов, выработка научно-практических рекомендаций, направленных на улуч­шение ситуации и разрешение выявленных в ходе исследо­вания проблем.

Это наиболее ответственный этап исследовательской, научно-аналитической деятельности, на котором в полном объеме применяются общефилософские приемы и методы познания. Так же как метод индукции, предполагающий движение мысли от частного к общему, метод дедукции означает выведение частного суждения, умозаключения из общего, анализа, синтеза. Нередко в исследованиях фило­софского уровня используются методы экстраполяции, мыс­ленного эксперимента, творческого воображения.

Результаты исследования фиксируются в виде уточ­ненных понятий, суждений, умозаключений, обобщений, предсказаний научных прогнозов. Высшим итогом исследо­вания является открытие или теория.

Уточненное понятие представляет собой форму мыш­ления, в которой отражаются и выражаются новые, ранее неизвестные свойства, связи и отношения явлений, предме­тов, процессов. К примеру, до исследования у его авторов было одно представление о сущности и содержании понятия "социальный интерес", исследование же могло выявить но­вые характерные черты этого феномена, которые и должны быть зафиксированы в обновленном понятии.

А на основе уточненного понятийного аппарата иссле­дователи формулируют набор суждений, в которых под­тверждаются или отрицаются выдвинутые гипотезы. Сужде­ния и умозаключения позволяют исследователю делать науч­ные обобщения, прогнозировать развитие тех или иных тен­денций.

ФИЛОСОФИЯ И ЖИЗНЬ Вместо заключения

Было бы странно видеть прямую связь философии как особой мудрости человеческого духа с _ппрофессионально-технологической деятельностью социального работника. Эта связь относится к типу "неявных отношений". Для человека, посвятившего себя служению милосердию и справедливости, особую значимость имеет гуманистическая функция филосо­фии. Как отмечал B.C. Соловьев, философия освобождает че­ловеческую личность от внешнего насилия, дает ей внутреннее содержание, делая человека вполне человеком.

В системе социальных отношений весьма актуальна со-циально-аксиологическая, ценностно-ориентирующая функция философии.

Философия способствует формированию личных и об­щественных идеалов, нравственных норм поведения, формиру­ет, наряду с искусством, другими видами интеллектуально-творческой деятельности, понимание феноменов Веры, Добра, Справедливости, Красоты.

Важен вклад философии в развитие мировоззренческой культуры социального работника, в расширение его жизненно­го кругозора, в более качественное, целостное, объемное вос­приятие современной картины мира.

Особо следует выделить научно-методологическую функцию философии, ее незаменимую роль как всеобщей ме­тодологии познания.

"Философия, - писал Н.А. Бердяев, - всегда была про­рывом из бессмысленного, эмпирического, принуждающего и насилующего нас со всех сторон мира к миру смысла..."¹

СОДЕРЖАНИЕ «

ВВЕДЕНИЕ.......................................................................................... 3

ГЛАВА I. ФИЛОСОФСКО-МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ СОЦИАЛЬНОЙ РАБОТЫ .................................................................. 8

ГЛАВА II. СМЫСЛ ЖИЗНИ И СОЦИАЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ..... 30

ГЛАВА III. ЧЕЛОВЕК, ЕГО МИР И СОЦИАЛЬНАЯ РАБОТА.. ..53

1. человеки его мировоззрение....................................................... 54

2. духовный мир человека................................................................ 59

3. факторы формирования мира человека...................................... 62

ГЛАВА IV. СОЦИАЛИЗАЦИЯ ЛИЧНОСТИ И ПРОБЛЕМЫ ТРУДНЫХ СОСТОЯНИЙ................................................................. 72

ГЛАВА V. ДУХОВНО-НРАВСТВЕННЫЕ ДЕТЕРМИНАНТЫ И ЦЕННОСТНЫЕ ОРИЕНТИРЫ СОЦИАЛЬНОЙ РАБОТЫ........ 106

1. духовное и нравственное как высшие измерения социаль­ного бытия ....................................................................................... 106

2. гуманизм как форма жизненной практики и основание социальной работы........................................................................ по

3. ценности и нравственные ориентиры социальной работы.... 116

4. ответственность как конституирующий принцип социаль­ной работы ....................................................................................... 120

5. этические дилеммы и ценностные противоречия в социаль­ной работе........................................................................................ 123

ГЛАВА VI. СУЩНОСТНО-ФУНКЦИОНАЛЬНАЯ ХАРАКТЕРИ­СТИКА СОЦИАЛЬНОЙ РАБОТЫ (ОПЫТ СТРУКТУРНО-АНТРОПОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА)....................................... 132

1. социальная работа и общественные науки.............................. 136

2. социальная работа и социальная история ............................... 148

3. социальная работа и социлльно-полигическаяантгопологш!... 154

4. социальная работай культурно-религиозная антропология.. 157

ГЛАВА VII. СОЦИАЛЬНАЯ РАБОТА КАК СПЕЦИФИЧЕСКИЙ ВИД СОЦИАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ........................................ 165

ГЛАВА VIII. РЕЛИГИОЗНО-ФИЛОСОФСКИЕ АСПЕКТЫ СОЦИ­АЛЬНОЙ РАБОТЫ........................................................................... 178

ГЛАВА IX. МЕТОДОЛОГИЯ И ТЕХНОЛОГИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ СОЦИАЛЬНОЙ РЕАЛЬНОСТИ...................................................... 192

^

ФИЛОСОФИЯ И ЖИЗНЬ. Вместо заключения.............................. 205

ФИЛОСОФИЯ СОЦИАЛЬНОЙ РАБОТЫ : НАУЧ. / ПОД РЕД. В.И.МИТРОХИНА; МОСК. ГОС. СОЦ. УН-Т .- М. : СОЮЗ, 1998. - 257 С.