Психология допроса

Психология допроса

План

1. Получение, накопление и обработка информации.

2. Запечатление, сохранение и переработка информации.

3. Воспроизведение, словесное оформление и передача информации.

4. Повторное свидетельствование

1. Получение, накопление и обработка информации.

Первым и простейшим средством получения информации о яв­лениях реального мира служат ощущения, отражающие отдельные свойства и стороны этих явлений. Наши органы чувств в основном правильно отражают действи­тельность и служат надежной основой жизнедея­тельности человека. Особую остроту придает органам чувств человеческая мысль. “Орлиный глаз,—писал Энгельс,—видит значительно дальше человеческого глаза, но человеческий глаз замечает в вещах значительно больше, чем глаз орла. Собака обладает значительно. более тонким обонянием, чем человек, но она не различает и сотой доли тех запахов, которые для человека являются известными при­знаками, различных вещей”'.

Мышление предостерегает нас от многих ошибок, которые, ка­залось бы, неизбежны в силу явлений обмана зрения, слуха и дру­гих органов чувств.

Конечно, чувственные возможности людей ограничены порога­ми, которые детально исследованы в психологии. Ограничена и разрешающая способность, то есть количество объектов, различае­мых при помощи того или иного органа чувств, и минимальное вре­мя, потребное для раздельного восприятия определенных объектов.

Способность ощущать индивидуальна. Она может быть пони­женной и повышенной, а также носить патологический характер. Остротам отдельных органов чувств значительно возрастает под влиянием тренировки.

Величина порога ощущений зависит от привыкания к определен­ным условиям — адаптации, которая может иметь и положитель­ное, и отрицательное значение для точности показаний. Восприимчивость к отдельным раздражителям у одних и тех же людей бывает переменной в зависимости от их физического и пси­хического состояния, что необходимо учитывать при проверке по­казаний свидетеля, когда возникает сомнение в его способности видеть, слышать или иначе ощущать описываемое явление. .

Экспериментально установлено, что чувствительность может быть обусловлена и чередованием, и взаимодействием ощущений. Интенсивный раздражитель, воздействующий на один из органов чувств, снижает чувствительность к слабым сигналам, действую­щим на другие органы чувств; отдельные же ощущения, напротив, повышают их восприимчивость.

Поскольку разные стороны и свойства предмета (явления) воз­действуя на органы чувств, вызывают систему различных ощуще­ний, в человеческом сознании отражается более или менее це­лостный образ предмета. Такое отражение, Называемое восприятием, служит наиболее богатым источником информации.

Известно, что на полноту и точность восприятии влияют прош­лый опыт, знания, потребности, интересы и, что особенно важно, цеди и задачи, которые ставит перед собой воспринимающий. С этим связана избирательность восприятии — преимущественное выделение определенных объектов и признаков. Порождая разли­чия в восприятиях и последующих показаниях, она вызывается при­чинами объективными, к которым относятся особенности восприни­маемых объектов и/условия восприятия, и субъективными, то есть индивидуальными особенностями свидетеля и его отношением к вос­принимаемым объектам.

Полнота и точность чувственной информации зависит от объема и характера внимания, эмоциональной окраски восприятии, содер­жания деятельности воспринимающего, его установок. Короче го­воря, нет ни одной психической закономерности, которая не оказы­вала бы какого-то влияния на материал будущих показаний, и на­личие таких влияний должно выясняться и оцениваться следовате­лем и судьей.

Чрезвычайно большое и важное место в материале показаний принадлежит информации, извлекаемой свидетелем в результате общения с людьми при помощи речи. Правильность восприятия речи во многом зависит от знания свидетелем языка, его способ­ности правильно понимать сказанное или написанное. Устная речь по сравнению с письменной может содержать дополнительную ин­формацию. Тон, интонационные изменения и акценты, а также ми­мика и пантомимика говорящего позволяют точнее понять сказан­ное. Однако и устная речь зачастую допускает различное толкова­ние. Этим объясняется возможность искажения в показаниях “со слов”.

Характеризуя течение каждого процесса восприятия, следует различать начальный период, когда происходит непосредственное соприкосновение свидетеля с каким-то явлением, возникают ощу­щения, которые поглощаются мыслительным процессом и сопровож­даются самым приблизительным, первичным пониманием ситуации.

Затем наступает следующий, (аналитический) период. Здесь лица, сразу понявшие ситуацию, идут дедуктивным путем, отыски­вая детали, подтверждающие правильность вывода. Не поняв­шие же идут к раскрытию содержания как бы индуктивно, произ­водя поиски деталей, опираясь на которые можно понять общее.

Правильное понимание предмета невозможно без. определенного минимума знаний о нем. Большую роль при этом играют непонят­ные детали, которые в зависимости от ситуации привлекают внима­ние или опускаются.

Процесс восприятия завершается синтетическим периодом. В ходе синтетического образования фантазия восполняет отсутст­вующие детали. Но из помощника она может превратиться и в серьезную помеху, если имеющиеся данные ненадежны и недоста­точны, а воображение чрезмерно. Синтетическое образование завершается более или менее полным оформлением образов и поня­тий в мыслительной речи.

Итак, воспринимая то или иное явление, будущий свидетель (подчас и сам того не замечая) истолковывает, осмысливает и постигает его, используя различные мыслительные операции и логи­ческие приемы. Полученная информация оказывает обратное влия­ние на наблюдение и восприятие.

При восприятии какого-либо отдельного эпизода, события или происшествия, получение информации завершается одной сравни­тельно кратковременной сценой, которая произошла в присутствии свидетеля. Но чаще всего материал будущих показаний является фрагментарным, многоэпизодным, относящимся к разновременным событиям. В таких случаях информация постепенно накапливается а переработка ее в сознании бывает еще более длительной и сложной.

Эту краткую характеристику первого этапа формирования сви­детельских показаний необходимо дополнить указаниями на те явления, которые чаще всего порождают искажения информации.

К ошибкам, возможным на этой стадии формирования Показа­ний помимо оптических, слуховых и других искажений; относятся также неверные оценки размеров, расстояний, количества, непра­вильные суждения о соотношении, последовательности и других свя­зях между предметами и явлениями.

Весьма пагубно на точность восприятия действует испуг осо­бенно, когда сам объект восприятия носит угрожающий характер.

. Обычно, люди склонны преувеличивать пережитые опасности. Кроме того, острые переживания суживают сознание и снижают полноту и точность отражения. Общеизвестно влияние аффектов на возникновение ошибочных представлений потерпевшего.

Неправильное понимание может быть обусловлено и отношением свидетеля к происходящему. Так, очевидец нередко воспринимает какой-либо жест или движение как действие, связанное с нападе­нием или защитой, в зависимости от принадлежности свидетеля к одной из сторон. Иногда восприятие может быть искажено вслед­ствие симпатии или предубеждения. Доказано также, что мысль противная убеждениям свидетеля, усваивается труднее, чем соответствующая этим убеждениям.

Нередко ошибки возникают при восполнении пробелов в вос­принятом материале из-за “подмены действительного обычным”. Стремясь к образованию логически цельной картины происшедше­го, свидетель, если часть ее не была им воспринята, заполняет имеющиеся пробелы данными, почерпнутыми из своего опыта, и расценивает их как естественные, обязательные и для данного случая. Ошибочная интерпретация обусловливается тем, что в процессе осознания воспринятого свидетель, располагая данными, которые допускают различные истолкования, останавливается на одном из возможных вариантов, дорисовывая недостающие детали в своем воображении и проникаясь уверенностью в том, что эти воображаемые детали также наблюдались.

Из всего сказанного вытекает важный вывод: при получении и проверке свидетельских показаний необходимо исследовать не только соответствие действительности конечных оценок и суждений свидетеля, но и реальность их чувственной основы, проверяя в не­обходимых случаях, воспринимал ли свидетель те признаки, на ко­торых основаны эти оценки и суждения.

2. Запечатление, сохранение и переработка информации.

Среди явлений, характерных для следующего этапа прохожде­ния информации, главная роль принадлежит памяти свидетеля, его способности удерживать в сознании воспринятый материал. Уже при переходе воспринятого образа в представление он подвергается определенной переработке. Эта переработка выражается в отбо­ре материала, в выделении и обобщении главного, при внесении фантазией элементов из прошлого опыта, утрате части воспринятого. На формирование представле­ния влияют интерес свидетеля к тем или иным сторонам происхо­дящего, понимание им ситуации, объем и направленность внимания. Запоминание может быть преднамеренным и непроизвольным. Преднамеренное запоминание встречается в следствен­ной и судебной практике, когда свидетель, понимая значение проис­ходящего, предвидит возможность будущего допроса и сознательно стремится сохранить в памяти определенное событие. Показания таких свидетелей зачастую отличаются точностью и полнотой.

Но большей частью следователю приходится иметь дело со сви­детелями, непроизвольно запомнившими факты. Непроизволь­ное запоминание отнюдь не обязательно должно быть неполно и неточно. Многочисленные исследования показали, что оно способно давать обильный и достоверный материал для свидетельских по­казаний, а при активной, содержательной и осмысленной деятель­ности свидетеля может быть даже надежнее произвольного.

Наилучшие условия для непроизвольного запоминания созда­ются при непосредственном участии, свидетеля в исследуемом собы­тии, выполнении им определенных действий с. теми или иными ли­цами, предметами или документами.

Сознательность, осмысленность деятельности, свидетеля повы­шает качество запоминания, а стереотипность, автоматизм, импуль­сивность снижают его. Трудно, например, ожидать, чтобы в памяти курильщика сохранились ничем не примечательные обстоятельства того, как им была погашена папироса, хотя это и может иметь серьезное значение для дела. Отклонения же от принятого порядка, необычность положения, возникновение каких-либо препятствий, вынуждающих свидетеля действовать непривычным образом, все­гда лучше удерживаются в памяти.

Прочность запечатления значительно возрастает при словесном оформлении воспринятого и мыслей о нем, особенно, если свиде­тель делился ими с окружающими.

Своеобразно действует на запоминание повторяемость восприя­тии. Утверждение о том, что повторение способствует сохранению в памяти воспринятого, правильное в отношении усвоения учебного материала, оказывается неточным, когда речь идет о материале по­казаний свидетелей.

Исследованиями психологов установлено, что не меха­ническая повторяемость явлений, а значимость их Для восприни­мающего служит основой точного запоминания. Обыденность про­исходящего глушит интерес свидетеля, мешает подметить и запом­нить даже то, что было в данном случае необычным. Поэтому пер­вое соприкосновение с предметом или явлением, пробуждающее у свидетеля определенный интерес, как правило, бывает наиболее продуктивным. Повторение же восприятии может иметь положи­тельное значение лишь, если свидетель усматривает каждый раз что-то новое или в результате специального усилия мысли узнает ранее воспринимавшееся, постигает его связь с иными явлениями, наблюдавшимися в прошлом.

Таким образом, сам процесс накопления информации способ­ствует запечатлению отдельных ее элементов в памяти.

Надо иметь в виду, что на процессы памяти, особенно на непро­извольное запоминание, влияют эмоции свидетеля.

То, что затрагивает не только ум, но и чувства, заставляет мысль постоянно возвращаться к пережитому, способствует закреплению воспоминаний. Однако бурно переживаемые события могут оказать отрицательное влияние на восприятия и препятствовать сохранению их в памяти. Так, иногда потерпевший в состоянии сильного испуга утрачивает способность запомнить, что с ним произошло.

На сохранении воспринятого в памяти сказываются и многие другие обстоятельства.. Воспоминания бледнеют, стираются и вовсе утрачиваются под влиянием напряженной умственной работы, боль­шого количества интересных событий и обилия новых восприятии. Когда их материал сходен или связан с расследуемым событием, возникает опасность смешения восприятии, подмены части инфор­мации, полученной из одного источника, сведениями,, почерпнутыми иным путем (беседы с другими свидетелями, слухи, сообщения прессы и т. п.)

С течением времени опасность утраты или искажения имеющей­ся информации, естественно, возрастает, поэтому вопрос о сравни­тельной ценности немедленного и отсроченного воспроизведения постоянно привлекал к себе внимание исследователей. Попытки определить оптимальные условия для исчисления сроков наиболее эффективного допроса оказались несостоятельными'. По общему правилу промедление с допросом свидетелей нежелательно: чем меньше время, отделяющее показания от фактов, которые в них освещаются, тем менее вероятны ошибки.

Однако допрос, производящийся непосредственно вслед за про­исшествием (особенно допрос потерпевшего и очевидцев), может быть и недостаточно результативным; более полными иногда ока­зываются несколько отсроченные показания, когда переживания сгладились и память свидетеля обрела временно потерянную остроту.

Следует иметь в виду, что временное снижение памяти может быть обусловлено психическим и даже физическим состоянием сви­детеля. Длительность сохранения информации зависит от индиви­дуальных различий и возрастных особенностей, от преобладания у свидетеля того или иного вида памяти (образной, двигательной, эмоциональной, словеснологической), от склонности его к механи­ческому или осмысленному запоминанию, от преимущественного запечатления зрительного, звукового, цифрового или какого-либо иного материала, что в значительной степени обусловлено интере­сами и профессиональными навыками.

Потеря информации под воздействием времени, то есть забыва­ние, носит избирательный характер. Иногда этот процесс бывает обратим. Известно, что при благоприятном стечении обстоятельств, то, что казалось бы навсегда утрачено памятью, оживает, приобре­тает новые связи и закрепляется. В результате этого явления (ре­минисценция) в повторных показаниях появляются данные, кото­рые свидетель не мог вспомнить на первом допросе, и это не долж­но порождать огульного недоверия.

Хотя. известная потеря и искажение информации неизбежны, однако психологической наукой и повседневной практикой установ­лено, что человеческая память при обычном ходе событий обладает точностью, достаточной для достижения многих целей, в том числе и целей, преследуемых при допросе свидетелей.

3. Воспроизведение, словесное оформление и передача информации.

Даче показаний всегда предшествует воспоминание свидетелем или потерпевшим фактических обстоятельств, имеющих значение для дела. Воспоминания о воспринятом и пережи­том появляются и на более ранних этапах форми­рования показаний по мере накопления информа­ции, восприятия новых фактов, распознавания их связи с предыдущим. Уже в этом заложены эле­менты воссоздания в мыслях событий прошлого, которое может носить и непроизвольный и предна­меренный характер. В последнем случае, испытывая, определенные трудности в воспроизведении тех или иных фактов, люди прила­гают специальные усилия, чтобы восстановить забытое. Процесс припоминания имеет место уже при получении свидетелем вызова на допрос. Однако это не механическое возобновление ранее вос­принятого материала.

Думая о предстоящем допросе; свидетель мысленно возвращает­ся к прошлому, стремясь наиболее точно вспомнить, как было дело, рассказывает об этом своим близким. Замечая пробелы в своих воспоминаниях, он часть, из них оставляет невосполненными или вспоминает забытое позднее. Известная часть пробелов памяти не­осознанно восполняется иными представлениями, на основе опыта и знаний свидетеля, подобно тому, как происходит заполнение про­белов в восприятиях. Иногда отдельные детали совмещаются . во времени и пространстве, их действительная последовательность или взаиморасположение нарушается, происходит замена одной части воспоминаний другой, объединение того, что произошло раздельно, и разъединение того, что фактически было связано между собой.

Такая работа мысли приводит свидетеля к построению сужде­ний и умозаключений, которые сам он расценивает как информацию якобы воспринятую им непосредственно. На самом же деле она зачастую является производной .

Многие исследователи видели в указанном влия­нии мыслительных процессов лишь отрицательную сторону и тре­бовали, чтобы свидетель воспроизводил только непосредственно воспринятые им факты, а не свои мнения, суждения и выводы. Но ведь, если следовать этой точке зрения, нужно признать за сви­детелем право воспроизводить только элементарные ощущения, что является абсурдным,

Попытка исключить элементы рационального сделала бы не­возможными свидетельские показания, ибо всякое воспроизведение, • речевое оформление и передача информации происходит в форме суждений и умозаключений. Среди процессуалистов общепризнана неосуществимость этого требования, но считается. что “доказательственную силу имеют только сообщения свидетеля о фактах, а не его мнения и умозаключения”². Ряд авторов при­знают доказательственное значение за теми выводами, которые но­сят характер непосредственной оценки наблюдаемых фактов (то есть оценочными суждениями) .

Мы считаем, что не следует полностью отрицать доказательст­венного значения умозаключений свидетеля. Ведь нередки случаи, когда свидетель в силу автоматизма восприятии, неуловимости мы­слительных процессов или в результате забывания не может “предъявить” исходных данных, послуживших основой сообщае­мого вывода. Он, например, мог судить о длительности какого-либо события, основываясь на своем опыте и умении определять те или иные отрезки времени, или мог заключить об этом, учитывая проде­ланную им работу .

Однако доказательственное значение следует признавать не за всеми оценками и умозаключениями, а лишь за теми из них, кото­рые прямо вытекают из восприятии, имеют непосредственную чув­ственную основу. При более отдаленных связях, при наличии по­средствующих звеньев выводы утрачивают самостоятельную роль и представляют ценность лишь постольку, поскольку они покоятся на фактических данных, которые и рассматриваются как доказательства. Сами по себе такие выводы свидетелей полезны для со­бирания и оценки доказательств. Посылка и вывод корректируют друг друга, служат средством взаимного контроля и указателем для отыскания новых фактов.

В связи с тем, что при восприятии внимание концентрируется на смысле происходящего, а чувственная основа, как правило, от­ходит на задний план, свидетель при воспроизведении зачастую вспоминает лишь значение события, а исходные данные остаются в глубине его памяти. И из того, что свидетель помнит, он далеко не все воспроизводит на допросе, полагая, что для освещения постав­ленного вопроса достаточно сообщить свой вывод, рассказать, о смысле воспринятого. Значительную часть информации он не пере­дает, считая ее несущественной.

Поэтому всегда следует побуждать свидетеля к исчерпывающе­му воспроизведению всего, что может относиться к расследуемому событию или иметь значение для проверки и оценки показаний. С целью контроля, выявления имеющейся информации и облегче­ния припоминания забытых фактов бывает необходимо прослежи­вать весь процесс образования понятий, суждений и умозаключе­ний свидетеля до их истоков, добиваться, чтобы свидетель восста­новил в своей памяти и описал первичные образы людей, вещей, событий и по возможности текстуально воспроизвел содержание и конкретные формы устной речи и письменных документов.

Нередко эмоции, испытываемые свидетелем в связи с допросом, отрицательно влияют на его память и мешают вспомнить факты, которые в другой обстановке воспроизводятся без особого труда. “Поэтому, во-первых, вся обстановка, в которой идет следствие, должна быть так организована, чтобы по возможности свидетель. не' испытывал волнения. Во-вторых, если есть основания думать, что волнение помешало свидетелю вспомнить что-либо существен­ное, желательно через некоторое время провести повторный опрос” .

Обстановка, в которой протекает допрос, влияет и на качество словесного оформления свидетельских показаний.

Сохранившиеся в памяти образы и представления служат как бы сырым материалом для воспроизведения. В ходе формулирования определенной мысли она развивается, осознается и облекается в словесную форму.

Точность передачи информации зависит от того, насколько хо­рошо владеет свидетель устной и письменной речью, от богатства его языка, способности правильно выражать свои мысли. Но даже при высокой культуре речи нередко наблюдается значительная разница между тем, .что думал свидетель, и тем, что он сказал.

. Искажения могут быть результатом ускоренного темпа расска­за (ошибки, оговорки) или затруднений в подборе слов, особенно в случаях трудности припоминания или слабого понимания свидете­лем предмета допроса, а также при даче показаний на неродном языке. Поэтому темпы ведения допроса не должны мешать свиде­телю обстоятельно излагать свои мысли.

Словесное оформление помимо содержания информации вклю­чает в себя оценку допрашиваемым точности и достоверности своих показаний. Уверенность или неуверенность в правильности сооб­щенного свидетель выражает словами “по-видимому”, “смутно при­поминаю”, “кажется”, “ясно помню”. Эти речевые оттенки могут свидетельствовать о возможности ошибок, о большей или меньшей степени точности показаний, что должно учитываться при опреде­лении пределов их проверки.

Нужно, однако, иметь в виду, что субъективное отношение сви­детеля к сообщаемой информации далеко не всегда отвечает дей­ствительному положению вещей и очень часто определяется свой­ствами его личности (самоуверенность, застенчивость и пр.).

Запасы знаний и жизненных наблюдений не представляют со­бой хаотического нагромождения. При восприятии они увязывают-.ся нитями ассоциаций, и эти связи вольно или невольно использу­ются при воспроизведении.

Теорией и практикой разработаны специальные приемы оказа­ния помощи допрашиваемому в припоминании забытых фактов. Они заключаются в постановке вопросов и словесных описаниях, акти­визирующих у свидетеля ассоциативные связи, применении на до­просе планов, схем, рисунков, фотоснимков, моделей и макетов, а также предъявлении свидетелю различных объектов в расчете на пробуждение ассоциаций и оживление памяти. В тех же целях с участием свидетеля могут проводиться и специальные следственные действия (осмотр вещественных доказательств или места проис­шествия, выход''на место, предъявление для опознания и др.)..

Однако помощь свидетелю в припоминании забытых фактов не должна содержать никаких элементов внушения. В педагогической практике для оживления памяти учащегося используются подсказ­ки, наводящие вопросы и. так далее. В следственной и судебной практике эти методы неприемлемы, ибо в отличие от педагога, ко­торый заранее знает, какой ответ является правильным, допраши­вающий зачастую не располагает такими точными данными и все­гда рискует внушить свидетелю неверный ответ.

Следует отметить, что искажение • информации под влиянием внушения может произойти и на ранних стадиях формирования показаний, при уяснении смысла воспринятого и в результате воз­действия дополнительной информации (например, слухов или га­зетных сообщений, влияния заинтересованных лиц, общения с дру­гими свидетелями и пр.). Но особенно велика опасность внушения на допросе.

Опасность внушения тем больше, чем более фрагментарным и неполным было восприятие, чем многочисленнее пробелы в памяти допрашиваемого, чем слабее его воспоминания и чем доступней свидетель для посторонних влияний, в силу индивидуальных осо­бенностей личности или неблагоприятной обстановки допроса.

Наиболее интенсивно действуют прямые утверждения допраши­вающего-, сопровождаемые требованием или увещеванием подтвер­дить или опровергнуть тот или иной факт. Не случайно закон спе­циально указывает на то, что допрос начинается свободным рас­сказом свидетеля обо всем известном ему по делу.

Внушение может быть результатом вольных или невольных под­сказок и поправок по ходу изложения, которые, по мнению лица, производящего допрос, помогают свидетелю приблизить его к наи­более точному описанию событий. Доверяя авторитету следователя, допрашиваемый нередко старается оценить свои показания его гла­зами, корректирует и приноравливает свои ответы к тому, что уже установлено по делу.

Правильно или ложно истолкованные реплики, замечания, жесты, интонации и выражение лица следователя (одобрение или неудовольствие, разочарование или недоверие) действуют на добро­совестного свидетеля и нередко побуждают к определенному отве­ту, который представляется ему наиболее желательным для допра­шивающего. А при допросе заинтересованного свидетеля это может вызвать и обратную реакцию.

Польский криминалист П. Хорошевский справедливо отмечает, что нередко сам факт допроса вызывает у свидетеля “тенденцию дать конкретную информацию даже тогда, когда ближе всего к истине было бы заявить “не знаю”.

Иногда и настойчивость, с которой в ходе следствия возвра­щаются к выяснению какого-либо обстоятельства, внушает свиде­телю мысль о том, что его показания не удовлетворяют допраши­вающего и от него требуется какое-то иное освещение события. Во избежание такого превратного толкования, причина постановки по­вторных вопросов, как правило, должна объясняться свидетелю.

Наконец, внушающее воздействие могут оказывать вопросы, на­водящие свидетеля на определенный ответ. Закон прямо указывает на их недопустимость.

Некоторые процессуалисты противопоставляют наво­дящим вопросам вопросы, дополняющие, уточняющие, детализи­рующие, напоминающие, контрольные, постановка которых право­мерна и необходима. Нужно, однако, иметь в виду, что каждый из этих вопросов, в определенной ситуации также может стать наводя­щим. Так, невинный на первый взгляд вопрос “В какое время вы встретили обвиняемого” примет характер явной подсказки, если свидетель ничего о такой встрече не говорил. Следовательно, при постановке вопросов необходимо учитывать не только их содержа­ние и формулировки, но и соотношение их с той информацией, кото­рая до этого воспроизведена свидетелем.

Не безразлична с точки зрения внушаемости и “словесная обо­лочка” вопроса. Зарубежные исследования в этой области пока­зывают, что так называемая объективная форма вопроса (“Был ли в данном месте N”, при условии, что его там не было) порождает большее количество ошибок, чем субъективная (“Видели ли вы там N”), а негативная конструкция вопроса (“Не было ли там N”) действует более внушающе, чем позитивная (“Был ли там N”) '.

В любых случаях вопрос должен быть сформулирован и постав­лен так, чтобы свидетель не мог извлечь из него никакой информа­ции для своего ответа и вынужден был обращаться только к своей памяти. Лишь после того, как свидетель исчерпал этот источник, ему могут быть сообщены дополнительные данные (например, предъявлены какие-либо предметы или документы, перечислены какие-либо понятия, оглашены показания и т. п.), если это необхо­димо для устранения противоречий или освежения памяти.

Однако и здесь во избежание подсказки по возможности предъ­является не один, а' несколько объектов, перечисляется несколько понятий, способных напомнить забытое, оглашается часть докумен­та с тем, чтобы последующее показание было свободным от опре­деленного внушения. Иными словами, любой вопрос должен побуж­дать свидетеля к “свободному рассказу”, но, в отличие от первона­чального изложения всего, что ему известно по делу, он должен освещать только одно или несколько обстоятельств.

В пользу этого положения говорят результаты многочисленных экспериментов, проведенных с целью сравнительного исследования достоинств и недостатков основных форм получения показаний:

свободного рассказа, прямого и перекрестного допроса.

Казалось бы, детальное исследование проблемы внушения долж­но было привести к выводу о категорической недопустимости таких приемов допроса, которые хотя бы в малейшей степени оказывали внушающее воздействие на свидетеля. Однако некоторые психо­логи, декларируя на словах необходимость всячески избегать вну­шения, тут же высказывают рекомендации, которые по существу сводят на нет ранее сделанные правильные выводы.

В зарубежной литературе широко распространены взгляды о том, что совершенно обойтись без наводящих вопросов невозмож­но. Так, по мнению Бертта, наводящий вопрос допустим после от­вета на нейтральную форму вопроса для проверки твердости пока­заний. Другие авторы считают, что наводящие вопросы допустимы на повторных допросах².

Несостоятельность таких рекомендаций очевидна. Какова бы ни была цель наводящих вопросов, все они таят серьезную угрозу искажения истины, опасность того, что свидетель даст показания о деталях и подробностях, которых он в действительности не наблю­дал. На свидетелей, настроенных неприязненно по отношению к следователю, наводящие вопросы могут производить и противопо­ложное воздействие, возбуждать психическое явление негативизма, выражающееся в стремлении отрицательно реагировать на постав­ленный вопрос, утверждать противоположное.

Особую осторожность надо соблюдать при допросе несовершен­нолетних, которые чрезвычайно легко подвергаются внушению.

4. Повторное свидетельствование

Известно, что показания обычно даются по крайней мере два раза: на предварительном следствии ив суде. Кроме того, свиде­тель участвует в таких следственных действиях, как очная ставка, предъявление для опознания и проверка показаний на месте, психологическая природа которых близка к свидетельствованию. Между первым и последующими допросами дей­ствие описанных выше факторов, влияющих на формирование сви­детельских показаний, не прекращается, в связи с чем продолжает­ся и переработка материала последних. Однако первый допрос ока­зывает положительное влияние на последующие показания, кото­рое состоит в том, что воспроизведенный материал лучше закреп­ляется в памяти свидетеля и забывание происходит намного медлен­ней. Это необходимо учитывать при ссылке допрашиваемого на то, что он забыл ранее описанные им факты.

Привлекая внимание свидетеля к определенным обстоятель­ствам и мобилизуя его память, первый допрос служит стимулом для последующего воспоминания забытых фактов и восполнения про­белов при повторном свидетельствовании.

Дополнения в повторных показаниях могут быть вызваны и тем, что часть информации, сообщенной на первом допросе, не бы­ла воспринята и зафиксирована допрашивающим.

Но дополнения и изменения показаний требуют осторожного к себе отношения, поскольку в процессе расследования свидетель обычно начинает проявлять больший интерес к делу и получает много посторонней информации, которая накладывается на его по­казания. Может сказаться на содержании показаний и сознатель­ное внушение со стороны заинтересованных лиц.

Ошибки, допущенные на первом допросе (искажения, порож­денные внушением, неверная интерпретация показаний и их фикса­ция допрашивающим), легко переносятся в последующие показания и с трудом могут быть устранены. Исходя из этого и учитывая пре­имущества немедленного воспроизведения, иногда полагают, что при прочих равных условиях первый допрос является более ценным, а первые показания свидетеля всегда более правильны, чем после­дующие.

Некоторые юристы даже утверждают, что картина, установ­ленная на предварительном следствии, точнее и лучше той, что удается воспроизвести в суде.

Однако это утверждение явно тенденциозно. Возможности все­стороннего исследования и правильной оценки обстоятельств дела у суда больше, чем у следователя, и этому не препятствует большая давность исследуемого события.

Принципиально недопустимо начинать повторный допрос с во­проса, подтверждает ли свидетель ранее данные показания или с предложения повторить их. Такой порядок толкает допрашиваемо­го на то, чтобы ограничиться точным воспроизведением ранее ска­занного, избегая дополнений и коррективов, даже когда они совер­шенно необходимы. Недопустим подобный образ действий и при проведении очной ставки и проверки показаний на месте.

Во избежание механического повторения прежних показаний, закон допускает их оглашение лишь после дачи новых показаний и их фиксации.

В повторных показаниях нередко наблюдается явление, именуе­мое. “репродукцией воспроизведения”. Речь идет о том, что свиде­тель иногда воспроизводит не первичную информацию, не то, что он в свое время воспринял, а свои суждения, высказанные на пер­вом допросе, свои первоначальные показания. Зная о необходи­мости в дальнейшем повторить показания, допрашиваемый старается не забыть сказанного. При этом действительное событие отодвигается на задний план. Чтобы отделить повторное воспоми­нание факта от того, как он вспоминался и описывался в первых показаниях, прибегают к допросу “в разбивку” или в последова­тельности, обратной первоначальному описанию, и другим подоб­ным приемам.

Некоторые свидетели даже стремятся заучить то, что говорилось на предыдущих допросах, чему может способствовать неправильно понятое предупреждение об уголовной ответственности за дачу ложных показаний '.

На практике при получении повторных показаний отмечаются две тенденции.

Первая состоит в том, что допрашивающий сам стремится (осо­бенно, когда прошлые показания ему кажутся предпочтительными) достигнуть буквального повторения свидетелем прошлых показа­ний и чуть ли не переписывает их заново, забывая о необходимости проверки и расширения имеющейся информации. Поэтому при оцен­ке повторных показаний наличие подобной репродукции всегда-должно настораживать.

Другая тенденция заключается в том, что следователь полно­стью игнорирует прошлые'показания, не сопоставляет их с после­дующими и не устраняет имеющиеся противоречия. В результате каждый последующий допрос вносит свою долю искажений, кото­рые сводят на нет доказательственную ценность показаний.

Исходя из того, что любой допрос способен исказить картину, имеющуюся в памяти свидетеля, некоторые авторы рекомендуют по возможности сократить число допросов, допуская повторные показания лишь тогда, когда необходимо устранить дефекты пер­вого допроса, выяснить новые обстоятельства, разрешить возник­шие противоречия или сомнения в правильности ранее данных по­казаний (в том числе и путем очной ставки) ².

Вряд ли следует разрешать этот вопрос с такой категорично­стью, Конечно, следует избегать не вызываемых необходимостью повторных допросов, как и всякой другой бесполезной работы. Однако нельзя забывать о том, что иной раз бывает целесообразно убедиться в правильности показаний, данных другому лицу, и про­верить, исчерпывается ли этими показаниями осведомленность сви­детеля.

Нередко процесс вспоминания протекает медленно и постепенно. Может потребоваться несколько допросов, чтобы в сложных слу­чаях восстановить все существенные обстоятельства, выявить не­обнаруженные на первом допросе “сбережения памяти”. Повтор­ные показания могут быть использованы и как средства контроля и проверки сообщаемой свидетелем информации (но, конечно, без всякого запутывания свидетеля и давления на него).

Ограничение повторных показаний тем более, неприменимо в ходе судебного разбирательства, когда допрос производится раз­ными лицами, с разных позиций, в свете разных материалов, рас­смотренных на том или ином этапе судебного следствия. При полу­чении и оценке показаний в суде не следует игнорировать и влия­ния''обстановки судебного заседания, в которой подчас теряются даже привыкшие к большой аудитории люди.

При повторном расследовании и рассмотрении дела исследование свидетельских показаний нередко представляет большие труд­ности. Свидетель, уже участвовавший в судебном процессе, после общения с другими участниками и прослушивания части судебного следствия бывает в значительной мере осведомлен обо всех обстоя­тельствах преступления. Это накладывает отпечаток на его после­дующие показания. На них сказываются судебные прения, отноше­ние аудитории, впечатление, произведенное показаниями других лиц. Свидетель проникается уверенностью или сомнениями в пра­вильности своих слов, сочувствием или антипатией к обвиняемому или потерпевшему, и все это непроизвольно деформирует его после­дующие объяснения (не говоря уже об искажениях информации в результате сознательно принятого решения, например по науще­нию заинтересованных лиц).

Весьма критически нужно относиться к изменениям показаний потерпевших, ибо, как показывает практика, в силу своего поло­жения, они особенно подвержены внушению и самовнушению. Стре­мясь убедить других в правоте своих слов, потерпевший несозна­тельно усиливает аргументацию, подчеркивает отдельные положе­ния, переходя, например, от неуверенного узнавания к категориче­скому опознанию.

Для правильной оценки повторных показаний целесообразно бывает проследить их историю, процесс становления от допроса к допросу в обратном порядке.

Установлено, что определенный вид ошибок проявляется иногда у нескольких свидетелей, в силу чего совпадение показаний не все­гда служит бесспорным признаком их достоверности. Совпадение ошибок может быть результатом единообразия психических про­цессов и действия общих для этих свидетелей причин (сходство восприятии, аналогичная их интерпретация, наличие внушения и т. п.).

Возможность непроизвольного искажения истины в свидетель­ских показаниях не обесценивает этот источник судебных доказа­тельств, а обязывает учитывать описанные выше закономерности при получении, проверке и оценке показаний, принимая м-еры к нейтрализации и преодолению нежелательных влияний.

Использованная литература:

А.Р. Ратинов “Судебная психология”